ДВА ПОРТРЕТА НА ФОНЕ СТАРОГО ГОРОДА

I

Что строит историю города? В принципе, наверное, всё, мелочей здесь нет. Но разве возможна, к примеру, хотя бы такая мемориальная доска:

В этом месте до 1976 года
стояли маленькие домики,
в одном из которых на низком,
ушедшем под землю окне,
цвели прекрасные фиалки.

Наверное, невозможна. А ведь цвели белые, синие, розовые комнатные фиалки в одном из домишек у Московской площади Курска.

Домики древнего красного кирпича вылезли углом на тротуар, и их надо было обходить. Наверное, дорога неоднократно подсыпалась, так что домики как бы ушли под землю, и маленькие окошки оказались на уровне ног прохожих. Окошки никогда не открывались, да и зачем их было открывать? Под ноги спешащим людям, в выхлопные газы автомашин? Между двойными рамами даже летом не вынималась вата с крупно нарезанным пыльным гарусом, а за стёклами беззаботно цвели эти фиалки.

Вижу: добрые старушки несут неброские весенние цветики... Пасха. Колокольный звон, окраина, нестандартный уют из прошлого века. Уют без коммунальных удобств. Домишки, наверно, построили, когда тут ничего городского и не было. Какие тут жизни прошли?..

Всё обходил их привычно, стараясь не попасть под машину, потому, что тут очень сильное движение. И фиалочки некогда было особенно разглядывать. А зря, потому что как-то после отпуска я не застал фиалок и самих домиков. Их снесли, вплоть до стены хлебозавода был проложен асфальт.

Кто вспомнит про домик с фиалками? Разве что состарившиеся вместе с ним хозяева, которых переселили неведомо куда? Или прохожие, столько раз невидяще обходившие их? Скорей всего, никто. А ведь и они история. Уж если какой-нибудь черепок археологу расскажет о целой культуре, то это... И тем не менее, эта ниточка перерезана. Вместе с такими же бесчисленными. Наверно, их просто невозможно охватить. Уходят в забвение. И это грустно.

Тут рядом были где-то Московские ворота города – на северном выезде. Тут теперешнее Симферопольское шоссе идёт на Москву. А ведь и про них я не знаю, где стояли и какие были. Наверняка можно узнать всё точно: найти документы, описания, знающих людей, но сколько таких вещей в городе? Тут только начни. Взять те же ворота...

На фото из книги про Курск – это действительно ворота, перегораживающие улицу. Они в центре дуги низкой каменной постройки, с двойными пилястрами и аркой. Сквозь арку видно капитальное здание. Я думаю, что это скорей всего бывшая тюрьма, которая позже перестроена в медицинский институт. Так что эти ворота по фотографии в книге стояли на теперешней площади Перекальского. И были, несомненно, каменные.

А вот по другим рассказам, ворота стояли дальше по дороге к Москве, примерно на уровне Московского кладбища. Это были деревянные стойки, обшитые досками снизу. Верхней перекладины уже не было. Да существовала ли она вообще? И были ли тут ворота в полном смысле? С ключами и прочим? Мой коллега по институту строитель Михлин, нестарый ещё человек, на мой вопрос, видел ли он Московские ворота, ответил:

– Я сам их разрушал.
– Какие были?
– Деревянные.

Мне тогда не очень важно было, где стояли и из чего сделаны, когда разрушены эти ворота и почему. Может быть, было двое ворот?

Я, конечно, в конце концов, добрался бы до истины, но вскоре уехал, и уже далеко от Курска ко мне пришло чувство его истории, и я стал писать про него рассказы. Жаль, что поздно осознался интерес и думалось, что успеется...

Итак, ворота города... Их было двое. Московские на севере, Херсонские – на юг. И у каждых ворот было по тюрьме и по кладбищу. А между ними – две основные улицы, сходящиеся у главной площади под прямым углом.

Вот и ворота, как те фиалочки... Их нить оборвалась. Скоро уйдёт и названье. А кладбища ещё постоят. Но тоже, наверное, недолго – уже давно город вышел за пределы Московских ворот, туда протянули троллейбус. Напротив построили автостанцию. Кладбищенскую стену обтекает транспорт, сзади стройка новыми домами. Кладбище со всех сторон сжимают, и беспокойно тут сравнительно с тем временем, когда дальше Московских ворот ничего не было.

Тут уже история...

Я жил тогда недалеко от Московских ворот. Нет-нет, да и войдёшь за кладбищенскую ограду. История здесь лет на сто в глубину. Она ощущается в любую погоду, как и своеобразие этого места.

Тут лес из столетних каштанов и клёнов, сомкнувших кроны над кладбищенскими аллеями и кварталами частых могил. У входа – со вкусом построенный храм, отсюда иногда разносится слабый звон. Высокая и стройная белая церковь и с улицы красива вместе с глухой кирпичной оградой. Ограда на улицу, тоже низкая по тем же причинам, что домики с фиалками, сатиновыми фиалками, – в землю ушла.

Некрополь. Вороний остров. Держится усопшими. Днём вороны где-то промышляют по свалкам, а к ночи слетаются тёмными стаями, кружатся над могилами. Долго летают кругами, пока не рассядутся, и тогда, если хлопнуть в ладоши – цепная реакция взрыва на всех деревьях. Крики, паника. Как они все тут помещаются, ведь многие тысячи. Но в Курске сейчас не так уж много мест, где им хоть относительно спокойно по ночам, разве что хлопну в ладоши, но я это делаю редко. Зато веточек наломают и набросают сверху в аллеи...

К лицу никто не липнет в аллеях, усыпанных палочками с вороньей недоступной высоты. Можно расслабить лицо и погасить дурное настроение. Жаль, что маленький квадрат кладбища за Московскими воротами. Особенно, когда нетронуто тает первый снег...

И ветер карканьем изрыт...

Не знаю, для чего делаются надгробные надписи. Это и есть самое чистое искусство? Ведь тут лицемерию и лукавству вроде бы нет и места? Значит, это либо для самих усопших, либо для таких, как я. Искусство, обращённое ко мне со всех могильных камней. Стихами, каллиграфией, шрифтами надписей, рисунками и иногда – скульптурой – читаешь книгу истории...

Меня взволновало: «Виктория Бэт» и золотая розочка на чёрной плите. Больше ничего. Кто ты, Виктория Бэт? Балерина? Актёрка? Художница? Заморская чаровница? Чудится что-то необычное в судьбе Виктории Бэт, может быть, что-то трагическое. Конечно, трагическое – ведь тут финал, настоящий и последний предел неведомой жизни Виктории Бэт.

Лапидарии. Ну что сказать при виде надписи: «Спасибо, что ты был». Это и есть самое высшее искусство. Чаще – не такое. Бывает, стоит кусок бесценного лабрадорита и... плагиат на нём. Уж лучше б не писали? Но ведь и тут всё отступает. Берут взаймы. Поэзия по мере сил.

И над деревьями «небес таинственная мудрость».

Это необычный некрополь. Тут есть половина, где преобладают кресты, – старые могилы, ведь тут сейчас не хоронят уже. И есть большой участок, где на могилах одни звёзды – это братское кладбище последней войны. И деревья здесь помоложе и другие – американские клёны. За могилками и шеренгами одинаковых надгробий ухаживают. Ну что ж, хорошо, что «никто не забыт», вот только жаль, что при входе на братское кладбище место усопших братьев, павших, как равные, разделено диким указателем: солдатское кладбище – туда, офицерское – туда. Указатель не временный, а поставленная навечно каменная колонна с массивной базой и звёздочкой вверху.

Возле церковки лабрадоритовый крест на могиле Нестора, епископа курского и белгородского. Видно, что лабрадорит здесь модный камень на могилах. Действительно красив, своеобразно чёрный, но под какими-то углами к солнечным лучам на полированных поверхностях вдруг вспыхивают индиговые сияния. Сиянья – вроде той поэзии. Неунывающий символ. На трауре.

Но это, так сказать, парадная могила. Меня поразила другая, в конце кладбища «с крестами», где оно вплотную подходит к оврагу. Оградка более чем скромная, из гнутой арматуры сварен крест, правда, с тенденцией к узорам, но впечатление жалкое. «Здесь похоронена схимонахиня ВИТАЛИЯ. 1878 – 1969 г.» И надпись уже поржавела. Имя в миру? Схимонахиня. Виталия. И всё.

И всё же не сбросишь, что в курских пределах язычество так и не было полностью вырвано. Ярилова игрища дошли почти до наших дней и, может быть, ещё происходят где-нибудь под Рыльском. В рощах на праздник Купалы. На могилах нередко увидишь закусочку, и свечки горят, накрытые банками от ветра и дождя. Тлеет язычество...

Рассматривая старые надгробья, я то и дело натыкался на знакомые фамилии, хотя в Курске практически никого не знал. И вдруг понял, что это же мои студенты. Все мои группы в этом некрополе, конечно, не именно они, а их деды и прадеды, но и они здесь лягут, вероятно. Себя я сюда не укладывал. Я – приезжий, хотя и родился здесь.

И вдруг в другом конце центральной аллеи, у самого пролома в ограде на новую стройку – Семёнов. Не знал, что это – ниточка истории, что история не останется здесь, на кладбище, и что при развитии событий мне самому придётся касаться её и даже как-то участвовать.