— Девушка, извините, это не моё, конечно дело. Но... Вы здесь уже два часа так стоите. Может, вам плохо? Я тут проходил, к другу шёл, и заметил вас. А сейчас обратно иду, а вы всё стоите. Может, врача вызвать? Голос шёл издалека, но парень стоял рядом, прямо напротив меня. Очень долго доходил смысл его слов. А когда, наконец, пробился, чётко услышала только цифру — два часа. ''Два часа?! Значит, уже почти полночь...'' И вдруг, ударило жёстко, по лицу, наотмашь. ''Значит, только 12 часов назад я позвонила ему? Только 11, как мы пели с Иркой частушки? Только шесть, как я встретилась с ним тут, рядом? И... о, Господи! Только 4 часа назад, только 4 часа назад!..'' И я громко, животно застонала. — Девушка, да что с вами?! Подождите, я побегу, вызову скорую. Это дошло сразу, и я очнулась. Язык плохо ворочался, но смог произнести достаточно внятно. — Нет-нет. Спасибо. Всё нормально. Заверение его не убедило. — Знаете, давайте я вас провожу домой. Поздно уже. Вы где живёте? И я поняла, что этот парень не отвяжется. Назвала адрес и он, взяв меня под руку, почти насильно оторвал от стены. И тут он сказал странное: — Со мной тоже такое было. Давно, много лет назад. А как сейчас помню. Давайте я вам расскажу мою историю, а вы просто слушайте меня и всё. Голос был спокойный, доброжелательный и полон терпения, как у хирурга, разговаривающего с тяжело больным. — Знаете, я вам наврал, когда сказал, что увидел вас только, когда вы уже стояли у той стены. Нет, я раньше вас заметил. Когда тот мужчина, в форме КГБ, что-то сказал вам и ушёл. А вы остались. Нет, я правда шёл к другу, ну и прямо опешил, когда вас здесь... ведь больше двух часов прошло... ну, вот. Он заинтересовал меня, и я пригляделась к нему. Высокий, худой, лет 28, одетый в тёмно-зелёную рубашку с длинным рукавом, очкарик. Но глаза -- добрые и... да, счастливые. Я глянула на его правую руку. Он заметил: — Нет, нет. Я женат. Не думайте, что я хочу за вами приударить. Сейчас расскажу вам мою историю, и вы всё поймёте. Значит так. Мне было 16 лет, и к нам в класс пришла новая девочка. Я сразу, с первого взгляда в неё влюбился. Как пацан, до потери рассудка. Она была такая светлая, воздушная, чистая, прямо искрилась вся! Ну, будто обласканная солнцем. (И я подумала, что он наверняка пишет, или писал стихи). В общем, я просто сошёл с ума. Ну, и почти сразу ей во всём признался. Она очень недоверчиво на меня посмотрела. Долго так смотрела, пристально. А потом сказала, что я тоже ей нравлюсь. И целых два года, целых два года длилось наше полное, невозможное, неописуемое счастье. Да... И он чуть было не затащил меня в то же горло, в котором исчез он. Нет! Я остановилась, как вкопанная, и попросила зайти в другой вход в метро. Он явно удивился, но ничего не спросил, а просто свернул к вокзалу. Однако... это тоже оказалось ошибкой. Я старалась, я изо всех сил старалась! Но всё равно не удержалась и посмотрела на паровозик. Его не было. Там вообще никого не было. И опять вырвался стон. Парень, увлечённый своим рассказом, ничего не услышал. —Я ушёл в армию, а она обещала ждать. Но уже через 10 месяцев перестал получать от неё письма. Нет, не сразу. Постепенно. Приходили всё реже и реже, а после и вовсе прекратились. Врагу не пожелаю это испытать. Целый месяц в полной неизвестности! Даже больше, 33 дня. До сих пор мурашки по спине бегают, когда вспоминаю. Вот. Потом пришло письмо от мамы. Оказалось, что с моей Асей всё в порядке (я не помню имя девушки, впрочем, как и имя того парня, поэтому назову её первым попавшимся), но что она встречается с каким-то мужчиной. Первой моей реакцией — и я это хорошо помню — была огромная радость, что она была жива и здорова. Вторая — застрелиться. Жизнь сразу потеряла смысл. Зачем же тогда тянуть, думал я, мучиться, страдать? Не лучше ли сразу и всё? Но потом подумал о ней. А вдруг я ей ещё понадоблюсь? Вдруг он её бросит или уже бросил? Или сама разочаруется? Или просто поймёт, что любит и любила только меня? В общем, решил дождаться конца службы и обязательно с ней встретиться. А тогда уж и решать. Вот. Дальше были ещё год и два месяца армии. Знаете, я просто стал хорошим солдатом, без чувств и мыслей. Как робот. Душой был с Асей, а тело продолжало работать, жить, дышать, и даже шутить. Мы зашли в поезд. Постепенно его история меня заинтересовала — в его судьбе было немало общего с моей. Хотелось узнать, чем же всё закончилось. —Но всё имеет конец, и я вернулся домой. Прямо с вокзала помчался к Асе. Было уже поздно, так что она наверняка была дома. На мой звонок в дверь долго никто не отвечал. Но ещё прежде, чем зайти в подъезд, я заметил, что у неё горел свет. Скорее ночник, но горел. Наконец, дверь открылась, и я увидел её. Если бы вы знали, чего мне стоило тогда не схватить её в объятия, не прижать к груди и не осыпать поцелуями! Но я сдержался. А она спокойно так, будто мы с ней только вчера расстались, поздоровалась, поздравила с возвращением и попросила зайти на следующий день. Мол, поздно уже. Я просто остолбенел. Никак не верилось, что это она, моя Ася так говорит! Как чужая, как подменили. Не мог я так уйти! Ну, попросился зайти хоть на пару минут, попить чаю, поприветствовать родителей. Но она наотрез отказалась, объясняя, что родителей нет, что они на даче, что приедут только на другой день к вечеру, и что лучше будет, если я тогда и зайду. И не смотрела мне в глаза. И вообще, была какая-то не такая, вовсе не такая, какой я её помнил, даже следа не осталось от солнца! Будто после него она, по ошибке, выкупалась в его тёмной тени. И вот тогда-то и случилось это. Он замолчал и тяжело вздохнул. Было видно, как трудно ему стало продолжать: — Сначала я услышал мужской голос, а потом появился и его владелец. Он грубо оттолкнул Асю от двери, и встал на её место. В одних плавках. Да. И сказал мне, чтобы я убирался, и чем, мол, скорее я это сделаю, тем лучше будет для всех. Вот так. До сих пор помню его слова, могу даже процитировать: ''Девочка больше не твоя. Была твоя — стала моя. Проиграл и валяй отсюда''. Да... В общем, я просто онемел, но всё-таки потребовал, чтобы он позвал Асю, и чтобы она сама мне это повторила. Мужик подумал и согласился, сказав, что он на моём месте поступил бы так же. Ну, и позвал её. Она стала с ним рядом и всё повторила, практически слово в слово. Тихо так, еле слышно. Вот. Я развернулся и ушёл. Что было говорить? Да и о чём? Всё было кончено. Знаете, вышел от неё и как представил себе, что вот сейчас пойду домой, лягу спать, утром стану завтракать, с родителями общаться, на вопросы отвечать, на работу ходить и так — каждый день, представляете? Каждый день одно и тоже! Даже застонал, такой бессмыслицей всё показалось. Такой пустотой повеяло! Ужас. Он замолчал, расслабляя натянувшиеся нервы, а я молчала. Ждала. Через минуту он продолжил: — В общем, я пошёл на мост. Ночь была, никого не было. Ну, знаете... я не думал убивать себя, или там самоубийства разные и всё прочее. Просто не хотел больше мучиться. Не мог. А ночью Нева такая чёрная, страшная, прямо пахнет смертью, завораживает... Поздняя осень была. Сыро, мерзко так, холод до костей пробирал. Вот. Ну... в общем, решился... Я только задумался, как лучше, чтобы точно сработало, чтобы не ошибиться. Даже не думал, что так много вариантов окажется. Можно было наклониться и через борт, вниз головой, или перелезть и потом прыгнуть, или залезть... словом, на минуту задержался, варианты обдумывал. И вот тогда-то я и услышал голос. Женский, добрый и спокойный-спокойный. Оглянулся. Молодая такая, стройная. Ну, а говорила она странные вещи. Мол, и с ней такое было, тоже жить не хотела, поэтому и догадалась, что я тут задумал. Так что, врать, мол, не обязательно. Вот. И улыбалась. По-хорошему, по-доброму. В общем, она по мосту ехала, на "Жигулях" своих, и заметила меня. Забеспокоилась и вернулась назад. Вот. Жизнь мне спасла. Да и не только мне. Я слушала. И всё больше удивлялась его рассказу. Даже шум поезда метро не мешал и не раздражал. Он говорил мне прямо в ухо: — Ну, сели в её машину, съехали с моста, и я всё ей рассказал. Она не перебивала, слушала внимательно, а потом сказала, что если я и правда люблю Асю, то никогда этого больше не сделаю. Сказала, что должен быть рядом с ней, на любых условиях, ну, там, другом, знакомым, просто никем, но должен всегда надеяться и верить. Если люблю её. Вот. Хоть всю жизнь ждать, но не отрекаться. Никогда. Тогда, мол, это и есть любовь. А если я с ней не согласен, то это — только больной эгоизм, и тогда она готова хоть сейчас вернуть меня на мост. И я подумала, что эта женщина имела в виду любовь третьей степени. И глухо-тяжело ударило изнутри по грудной клетке... Поезд доехал. Мы вышли из метро и некоторое время прошагали молча, медленно приближаясь к общаге. Было необычно тихо и безлюдно. Но домой не хотелось. Очень. Опять зашевелился страх. Но парень снова меня отвлёк — он не давал мне побыть наедине с собой. — Я даже имени её не знаю, не спросил. И больше никогда не видел. Даже её собственную историю не выспросил. Весь в себе был, в своём. В общем, на следующий день вечером пошёл к Асе. Были родители, попили чаю, поболтали, а потом, когда Ася вышла меня проводить, сказал ей, что всегда был, есть и буду её другом, и что она всегда и во всём сможет на меня рассчитывать. Знаете, как она расцвела? Прямо, как снова в солнце окунулась. Вот. А потом... Потом были годы кошмара. Он издевался над ней, она приходила ко мне, плакала, я успокаивал ее, как мог, и очень хотел набить ему морду. Очень хотел, но боялся потерять Асю. Она слово с меня взяла, что никогда не встряну в их отношения. Да. Однажды прибежала вся цветущая, счастливая, ну, прямо как тогда в школе, когда бежала ко мне в объятия. И я сразу понял, что потерял её навсегда. И знаете, если уж совсем честно, то опять про мост подумал. На одну секунду, но подумал. До сих пор стыдно. Вот. Ну, и не ошибся, сообщила, что замуж выходит. Он предложение сделал. Я даже поздравил её, словом не упрекнул, но сказал, что всё это мне не нравится. Очень не нравится. И что всё равно ждать её буду. Всегда. Вот. Она такая грустная стала. Жалела меня, что ли? Словом, потом даже на свадьбу сходил. Танцевал, шутил, тосты говорил, а такое чувство было, что на собственных похоронах гуляю. Он опять замолчал. Пока он рассказывал, мы уже подошли к общежитию. Тогда он предложил пройтись по той самой перерытой улочке, по которой мы гуляли с Олькой и с Кокошкиным. Минимум десять лет прошло с тех пор... — Мы по-прежнему встречались. Она приходила ко мне, когда ей было плохо. А плохо ей было часто. Очень даже часто. Она похудела и как-то посерела. Однажды призналась, что беременна, и что муж её нередко не ночует дома. И вот тогда-то я не выдержал. Сорвался. Сказал, что вообще перестал её понимать, что жизнь её — это сплошное рабство, что так нельзя, что у неё не осталось ни одной капли человеческого достоинства, и что если она о себе не думает, так хоть о ребёнке должна подумать и т.д. и т.п. Она смотрела на меня округлившимися большими глазами, не перебивала, не возражала, а когда я закончил, сказала, что ошибалась, думая, что понимаю её. И пошла к двери. Я побежал за ней, поймал, потребовал, чтобы она объяснилась. Ну, тогда она и сказала, что любит его. Так, как никогда и никого не любила. Вот. Я остолбенел, но руку её не выпустил. Потом пришёл в себя и сказал, что никакая любовь не выдержит унижения и плевков в душу. Ибо тогда она будет уже не любовь, а болезнь. И когда она захочет не только любить, но и быть любимой, пусть вспомнит обо мне. И отпустил её. Она ушла. Больше не приходила. А я ждал, всё равно ждал. Вот. А через 3 месяца мне позвонила её мама и сказала, что Ася попала в больницу — выкидыш. И всё, ни слова больше. Бежал, как сумасшедший. В общем, уже от Аси всё узнал. Она с работы вернулась раньше, чувствовала себя неважно. Она вообще всю беременность плохо переносила, часто на сохранении лежала. Ну, а дома застала своего мужа с женщиной, и прямо, так сказать, в действии. Истерика у неё была... Вот. Ребёнка не спасли, а она выздоровела. Потом развелась. Но ко мне пришла только через год. Потом уже сказала, что прежде, чем прийти, очиститься хотела. Душу отмыть. Полностью. А теперь у нас сын растёт. Такой карапуз! И нет нас счастливее во всём мире. Вот. Потрясение его рассказом меня онемило. Я никак не могла заговорить. Пережёвывала его, пережёвывала, как жвачку... Было что-то огромное, непомерно объёмное в его простых словах, и оно никак не хотело вместиться в мой мозг. Наконец, уже подойдя к общаге, я задала ему вопрос. И его ответ поразил меня больше, чем весь его рассказ. — Не понимаю. Ведь если вы любили её, то, как же вы могли ей всё прощать? Помню его взгляд. Как на фото. Взгляд человека, пережившего и перестрадавшего достаточно, чтобы познать истину. Она одарила его своим посещением, и он смотрел на меня с какой-то смесью жалости, сочувствия и высоты обладания мудростью. Словно колебался: ответить или нет. Ибо ему она досталась кровью, а мне он должен был её подарить. И ещё. Он знал, что истина, преподнесённая на чужих ладонях, никогда и никем не будет ни понята, ни принята сразу. Но знал и другое. Раз полученная, она застрянет в памяти навсегда и если возникнет в ней нужда, обязательно будет востребована и обязательно поможет. Ибо каждая истина — это кусочек мозаики жизни. И он ответил: — Мужчина, если любит, прощает всё. И улыбнулся, увидев моё вытянувшееся от изумления лицо. —Вот и всё. Я передал вам эстафету. Это были последние слова, которые мне сказала та женщина. А теперь я сказал их вам. И, уже уходя, повторил, твёрдо глядя мне прямо в глаза: —Запомните: мужчина, если любит, прощает всё. А если он… — парень чуть задержался на последнем слове, — вас не любит, то зачем он вам? И тогда вопль тонущего, уже полуутопленника, последний раз чудом вынырнувшего на поверхность, заставил его остановиться. — Даже если в него стреляют? Мягкий взгляд взрослого и сильного на юное, беззащитное в своём отчаянии: — Всё! Махнул рукой и ушёл. Я никогда больше его не видела. Лишь дома, я почувствовала усталость. Нет, не физическую. За 12 часов мой звездолёт пролетел 12 жизней и вдруг резко остановился, в невесомости, без ориентиров, среди холодных чужих звёзд. Изнасилованное сердце, порванные нервы и потрескавшееся сознание просто отключились, будто у них повыбивало пробки. Было тихо и душно. Ирка спала. Казалось, весь мир заснул беспробудным, гипнозным сном, и даже рассвет не сможет победить это всеобщее, страшное небытиё.
Отрывок 1-ый том
кто заинтересуется, напишите мне на личку
tatum1010@rambler.ru
|