ВИНОВАТА ЛИ Я…

- Ты просто дура, если дожила до этих лет, но так и не научилась постоять за себя! Разве ты не могла сказать той корове за прилавком, что она корова? Нет, должна была подойти взрослая тетя Лариса, которая случайно оказалась в том же магазине и поругать всех, кто обижает мою маленькую девочку Лену! Ты вечно собираешься держаться за мою юбку? Ну, скажи мне, почему я рядом с тобой ощущаю себя как минимум в два раза старше? Почему в двадцать один год ты не можешь выглядеть хотя бы на восемнадцать?! Тебе же пятнадцати никто не даст! – Лариса ходила у меня по квартире, хлопала дверьми и кричала на меня то из кухни, где я же и сидела, то из ванной, то из спальни…
-Почему? – тихо поинтересовалась я.
- Потому что современные пятнадцатилетние на тридцатник выглядят!
На мой взгляд, Лариска разошлась из-за пустяка. Я всего лишь сходила в магазин за сыром. И на мой робкий протест, когда мне отрезали сыр с края, желтый и крайне неаппетитный, продавщица начала громко возмущаться, что сыра с середины на всех не хватит, а «корку жрать никому не хочацца!»
И совершенно случайно в соседнем отделе стояла в очереди за хлебом моя одноклассница Лариска, с которой мы дружим еще со школы…
Я думала, она заставит продавщицу сожрать этот сыр. В итоге домой мы с Ларкой пошли вместе, и в моей сумке лежал кусок великолепного, свежего, вкусного сыра, на который мне почему-то даже не хотелось смотреть. Я же не виновата, что родилась в интеллигентной семье и с детства считаю, что ругаться и скандалить в общественных местах неприлично. Пару раз, правда, приходилось, но я предпочитаю об этом не вспоминать.
В данный момент Лариска сидела напротив меня, пила чай и смотрела на меня, как… На вас когда-нибудь смотрел удав? Сейчас я сразу вспомнила свой давний поход в террариум. Хоть Лариса и не змея по натуре, но… В общем, я повернулась к ней и вздрогнула.
- Не дрожи, не съем. Я и сыром наемся, отвоеванным у той грымзы.
- Спасибо тебе, - в который раз уже сказала я, вздохнув при взгляде на сыр.
- Сколько можно благодарить? Вежливость хороша, но в меру. К примеру, если ты будешь спрашивать у прохожего: «Извините, пожалуйста! Не будете ли вы так любезны подсказать мне, который сейчас час», то он от тебя шарахнется на середине фразы. Но это я так, к слову. Тебя надо перевоспитывать, подруга. Причем, немедленно.
- Боюсь, мама с папой моего перевоспитания не одобрят.
- Слушай, я еще раз тебе напоминаю! Ты даже по европейским законам совершеннолетняя! А с твоим дурацким хвостиком и джинсами в бантиках, которые, скорее всего, одобряет твоя мама, не тянешь даже на старшеклассницу!
- Они мне нравятся… И мама моя здесь ни при чем.
Я все еще пыталась как-то сопротивляться. Но в спорах с Лариской почему-то всегда проигрываю.
- Вот тебя мы и будем перевоспитывать, а не твою маму. Если ты до сих пор не научилась сама принимать решения и обходиться без мамкиной и Ларискиной юбок!
- Не кричи так, пожалуйста, а то соседи подумают, что меня грабят.
- Не подумают. Ты грабителям будешь вежливо показывать, где что лежит, лишь бы они на тебя не обиделись. И соседи твои это знают. Все, завтра же ты пойдешь в парикмахерскую и отрежешь этот свой дурацкий хвост.
Я оглянулась, пытаясь увидеть длинный мохнатый хвостище, растущий у меня из задней части джинсов c бантиками, но ничего такого не заметила, о чем честно и сказала своей подруге…

***
Честно говоря, мне совершенно не хотелось становиться самостоятельной сразу после школы. В смысле, идти работать и жить отдельно от родителей, а не в том, который подразумевала подруга. Но я ведь родилась в интеллигентной семье, а это значит – мама работает учителем в школе, папа – преподавателем в мединституте, где, кстати, училась Лариса. Понятно, что у них за зарплаты. Вот и пришлось облегчить им жизнь и уйти из родительского дома. Удачно получилось тогда с квартирой: моя тетя уехала в Европу на Пэ эМ Же и оставила мне свое однокомнатное жилище, которое находилось на соседней с нами улице. Я туда и перебралась вместе со своими мягкими игрушками, молодежными журналами и кучей романов о любви. В этих книгах все героини были, как одна – стройные, красивые, с умопомрачительной красоты глазами. Не скажу, что отождествляла себя с ними: глаза у меня самые обыкновенные, темно-карие, красотой особой тоже природа не наделила. Не уродина, конечно, но и не «Мисс Урюпинск». Вот с фигурой мне повезло: работаю я продавщицей в частной булочной, так что на мучное смотреть не могу, чем и объясняется моя «осиная» талия и прочие стройные формы.
Такие мысли вились в моей голове, пока я шла в парикмахерскую. Для меня посещение цирюльни такая редкость, что по этому поводу я надела костюм, купленный для сдачи экзаменов. Мне казалось, что в нем я выгляжу немного старше, но, когда я зашла в салон, я поняла, что мне это действительно только казалось: парикмахерша окинула меня взглядом кошки, у которой в холодильнике застряла мышь: что бы это со мной сделать? Мое нелепое бормотание по поводу трудности выбора стрижки она даже не слышала. Наверное, она считала, что каждая девушка, приходящая к ней, просто обязана знать, чего она хочет. Мое же пожелание, а вернее, Ларискино, - выглядеть хотя бы немножко старше. В итоге я махнула рукой и сказала:
- На ваш вкус, но желательно покороче.
- А жалко потом не будет?
Да уж, я восемь лет не обрезала волосы. Я только вздохнула и отдалась в руки людей, знающих свое дело. По крайней мере, хотелось на это надеяться.
Через три часа практически неподвижного сидения я наконец-то смогла встать с этого инквизиторского кресла пыток. Увиденное в зеркале мне понравилось – я начала выглядеть на восемнадцать-двадцать лет. Все равно младше, чем есть на самом деле, но не на пятнадцать же! Меня постригли не совсем коротко, волосы остались до плеч. И, оказывается, у меня они образуют такой чудесный объем! Никаких дорогих средств не надо. А еще меня сделали блондинкой. Говорят, если девушка покрасится в белый цвет, то умом не будет отличаться от «блондинки с рождения». Но я в это не верю: если девушка дура, то от цвета волос это не зависит, так что с перекраской волос я не боялась потерять свой ум.
В холле стояло большое зеркало, и, проходя мимо него, мне захотелось пойти на дискотеку, потому что, если бы я начала танцевать от радости прямо здесь, меня бы не поняли, и продолжать пришлось бы в собственной палате.
Лариса, зашедшая вечером на чай, осталась мной довольна. Почти.
- Ну что, осталось только подобрать новый гардероб и можно считать тебя человеком. Или ты и дальше собираешься в своих бантиках ходить?
Чувствуя угрозу в ее голосе, я поняла, что в магазин за новыми шмотками идти придется.

Назавтра, увешанная покупками, как елка в Новый год, я заходила в свой подъезд, переживая, что большую часть зарплаты уже как корова языком слизала, а до получки еще половина месяца. В общем, наверное, опять придется идти к родителям. Идти-то недалеко, не в этом дело. Просто не хочется у них брать деньги. В долг они никогда не дают: когда я пытаюсь вернуть то, что брала, они грозятся вообще со мной перестать разговаривать. Но я ведь работать пошла, чтобы им легче было, а в этом году уже третий раз за помощью к ним придется обращаться. Хотя, может, и дотяну… Почему тут так темно?
И тут у пакета не выдержала ручка.
Мысленно ругаясь (вслух не позволяло воспитание), сидя на корточках, одной рукой прижимая к груди пакеты, а другой – собирая рассыпавшиеся яблоки, я услышала наверху деликатное покашливание. Наверное, кто-то тоже в интеллигентной семье вырос. Я аккуратно отодвинулась, освободив место для прохода, но им почему-то никто не воспользовался. В смысле, не прошел никто. И тут надо мной раздалось:
- Девушка, я вас, наверное, огорчу, но вы собрали половину моих яблок.
- Как – ваших? Я ведь только что их рассыпала! – нет, ну и наглость у людей! Готовы чужое прямо из рук вырвать.
- Правильно, вы. Но за минуту до того, как у вашего пакета лопнула ручка, не выдержал мой. И тоже с яблоками, - спокойно и доходчиво объяснял мужчина. И я решила ему поверить: уж больно голос был хороший. Уже более вежливо я поинтересовалась:
- И как мы теперь их делить будем? У вас сколько килограммов было?
- Один. Мне много не надо, у меня дома кучи детей нет. А у вас? – Парень, видимо, решил не терять времени даром. Он присел рядом и стал помогать собирать яблоки в пакет. Знать бы еще, как он выглядит, было бы вообще прекрасно. Надеюсь, на Квазимодо не похож.
- А у нас в квартире квас. И самогонный аппарат стоит, так что чужих не пускаю. Я сейчас весы вынесу, и разберемся с яблоками. Кстати, а почему вы их не собирали до того, как у меня пакет порвался? Пока я поднималась по лестнице.
- Я собирал. Но когда входная дверь хлопнула, я встал и отодвинул яблоки к стене, чтобы вы прошли.
- А я не прошла… Ой!
Мы схватили одно яблоко, я дернула сильнее, но он не отпустил, и мы вместе положили его в пакет и рассмеялись.
- У вас такой хороший смех… Почему я вас раньше здесь не видел?
- Вы и сейчас меня не видите. Лампочка-то перегорела.
Мы поднялись на мой второй этаж, сюда хоть доходил свет с третьего. Я открыла дверь, включила свет в прихожей и оглянулась. М-да. Вы когда-нибудь встречали принца? Вот он был принцем всех моих мечтаний: высокий симпатичный кареглазый брюнет. «Ага, только коня не хватает. Сейчас свистнет, сядет и поскачет!»
Чтобы не хихикнуть, я отвернулась. Всегда мой внутренний голос, почему-то так похожий на Ларискин, влезает не вовремя. А костюмчик у принца ничего…
Я сбегала на кухню, принесла весы и увидела, что принц этот стоит и смотрит в пакет.
- Хорошо, что мы не дальтоники, правда? – проговорил он, и мы просто зашлись от хохота: яблоки в пакете были разные по цвету – мои зеленые, «польские», и его красные. Я принесла еще один пакет и отложила в него свои. Мы попрощались, и я закрыла дверь, но в нее тут же позвонили.
- Извините, - мило улыбался красавец,- А как вас зовут?
Надо же, додумался спросить.
- Лена. А вас?
- Дима. А можно номер телефончика?
- Дайте попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде…
- Что? – парень точно не читал старых русских анекдотов.
- Ничего. Вы же знаете, где я живу, зачем вам еще и телефон?
Похоже, его немного озадачило мое поведение. Я явно иду не по принятым схемам развития отношений.
- Ну… Не знаю. Вот, например, буду идти домой и позвоню вам. Если вы дома, я купил бы по дороге букет. Для вас. Или тортик к чаю. Ведь если я с тортиком приду, вы меня уже не прогоните, вам неудобно будет. Я прав?
- Предположим, если меня нет, букет можно у себя в воду поставить. А тортик занести любимой подруге. Ладно, записывайте, уговорили.
Мы опять попрощались, на этот раз уже совсем. Новый образ проявлял себя во всей красе! Простите за каламбур. Еще позавчера я бы даже не подумала так разговаривать с практически незнакомым человеком. А тут… Я позвонила Лариске и уже через полчаса она сидела у меня на кухне и вовсю меня критиковала. Впрочем, как обычно.
- Вот видишь, я же говорила: стоит только почувствовать себя взрослой, и это почувствуют и мужики! Что он сказал? Что тебя раньше здесь не видел? Правильно, потому что он раньше видел здесь зачуханную соплячку, с которой свяжись – и за растление могут посадить. А сейчас он встретил вполне самостоятельную девушку, «полумесяцем бровь»…Радуйся, подруга! Поперло! Ты наконец-то начинаешь жить. И не забудь потом на свадьбу пригласить, а то знаю я вас, благодарных…
- Он меня только при тусклой лампочке видел. При дневном свете он от меня побежит, как от чумы.
- Поверь, он тебя еще в темноте на лестнице разглядел. Твоя сияющая… лицо освещало всю площадку, я уверена.
Я вздохнула. Лариска – это Лариска, если ей что-то в голову втемяшилось, не скоро оттуда выветрится. Как было с Юрой, два года назад. Я уже давно с ним рассталась, думать про него забыла, а она еще долго не могла успокоиться и пыталась нас помирить. Слава Богу, у нее ничего не получилось: Юрка ужасный бабник, и за год нашей, так сказать, любви, он меня ужасно утомил чужими волосами (в том числе, лобковыми) в ванной и на его одежде и всякими сообщениями, присылаемыми неизвестными лицами, надеюсь, женского пола, на его мобильный – нежными, а на мой – угрожающе-страшными.
Ладно, хватит о прошлом, пора привыкать к настоящему. Даже к конкретному настоящему, по имени Дима. Кстати, когда прощался, обещал зайти завтра.
Попив с Ларисой чая с пирожными, я проводила ее, закрыла дверь и подошла к зеркалу. Видимо, я еще не успела собой налюбоваться, потому что простояла у него полчаса, восхищенно проводя рукой по волосам и поражаясь странно заблестевшим глазам. Любовь с первого взгляда? Вернее, со звука…
Я хмыкнула и пошла в ванную. Где опять проторчала у зеркала все время, пока наливалась вода. Давно у меня не было такой тяги к своему отражению. Помню, в детстве я тоже любила смотреться в зеркало подолгу, иногда мама даже не могла до меня докричаться – так я была занята рассматриванием своего лица. Потом это увлечение как-то забылось, стало меньше свободного времени, да и лицо перестало меня привлекать: я думала, что я намного некрасивее своих одноклассниц и не хотела себе лишний раз об этом напоминать. Ладно, хватит об этом. Теперь я красавица. И снова смеяться захотелось от восторга, от осознания: я всегда была красива, только не было рядом человека, который сказал бы мне об этом! Ведь людям всегда нужно подтверждение чего-либо, сами они ни в чем не уверены… Сегодня для меня таким подтверждением стало знакомство с молодым человеком. И по тому, как он на меня смотрел, я еще раз убедилась: чтобы стать уверенней в себе, нужно очень мало: всего лишь понять, что ты не хуже других. Но зачастую это и бывает самым сложным.
***
На следующий день мы сидели с Димой на моей кухне, и я угощала его только что изобретенным салатом, в состав которого входили и злополучные яблоки. Мы долго разговаривали, я узнала практически все о его детстве, он – о моих родителях. И, когда мы пили чай, он признался:
- Знаешь, мне кажется, что мы знакомы если не всю жизнь, то по крайней мере долгие-долгие годы… По крайней мере, мне ни с кем не было так хорошо и легко, как с тобой. Я имею в виду, разговаривать, - поправился он. – По-моему, я в тебя влюбился, правда, не знаю, как ты к этому отнесешься.
Я только загадочно улыбнулась и ничего не сказала. Кажется, я тоже. У меня такое чувство возникало лишь два раза, и оба раза ничем хорошим не закончились. Первый раз со мной приключилась большая любовь еще в школе, к сожалению, неразделенная. И ему я тогда сказала точь-в-точь эту же фразу. Я отвернулась от Димы и зажмурилась - в ушах зазвучали жестокие, озлобленные голоса «любящих» одноклассников, скандирующие: «Су-ка! Су-ка!», стены снова закружились перед глазами…
- Лен, с тобой все в порядке? Ты не бледней, пожалуйста! Или это я на тебя так действую? Я могу уйти…
- Да нет, не уходи. Это так, вспомнила кое-что… неприятное.
- Так может, и не надо вспоминать неприятные вещи?
- Я бы и рада забыть очень многое из прошлого. Очень хочется стереть из памяти кое-какие моменты, но это невозможно. К сожалению.
- Неужели у такой красавицы может быть что-то неприятное из воспоминаний? По-моему, там должны быть одни комплименты и цветы.
- Где – там? – стормозила я.
- В памяти твоей, чудо!
Я хмыкнула, наконец отвлекшись от своих мыслей. Видел бы он меня вчера утром, он навряд ли даже обратил бы на меня внимание. Красавица! Видел бы меня сейчас он! Но, к сожалению, он меня не увидит.
Все, настроению моему кранты. Надо срочно провожать Диму, а то он подумает, что это из-за него. Он же не виноват, что мои воспоминания не вовремя вылазят из своих закутков, как обнаглевшие толстые крысы… Но и я в этом не виновата. Я вообще ни в чем не виновата! Я твердила это себе на протяжении четырех лет, но почему я даже сама себе не верю? Я лепетала что-то про судьбу, про случайность, про совпадение, но даже сама не верила в это, чего же ждать от других?
Я провела его до двери, прошла в комнату и легла на кровать. Воспоминания снова нахлынули, взбудораженные одной-единственной фразой Димы, так неудачно попавшего мне в самое больное место, но даже не подозревающего об этом. И по его вине мне в очередной раз пришлось пережить все, что произошло четыре года назад…


***
- Семеновская, к доске!
Я встала с места, поправила юбку и прошла к учительнице. Отвечать урок у доски я никогда не боялась, хотя и чувствовала себя всегда как дура, стоящая перед классом и повторяющая наизусть полпараграфа, заданного на дом. Неужели так обязательно рассказывать это всему классу? Тем более что большая его часть меня не слушает. Вон, Петровский со Смоляковым мобильники сравнивают, у кого круче, две парты элиты нашего класса – первые красавицы в количестве четырех девушек - рассматривают каталоги с косметикой… В общем, всем совершенно параллельно, что происходило во Франции три века назад. И только мне, как самой умной, это зачем-то надо. Но мне ведь все равно дома вечером нечем заняться, гулять не хожу, вот и учу уроки. Не могу же я тупо любоваться весь вечер на его фотографию! Тем более, что ее у меня нет…
А он тоже на меня не смотрит. Разговаривает о чем-то с Юлькой, смеется… Сколько бы я отдала за то, чтобы он со мной так поговорил! Но меня он даже не замечает. По-моему, он даже не помнит, как меня зовут. Зато я его имя даже во сне повторяю. Алексей. Леша. Алешенька. Черт бы побрал эту любовь, мне от нее одни переживания!
Машинально дорассказав урок и получив привычную пятерку, я села на место.
- Ну что, сучка, выпендрилась? Смотри, когда сильно умная, обычно голова часто болит.
И этот шепот сзади тоже уже был привычным. Катя, сидящая за мной, была нелюбима большинством одноклассников и с недавних пор пыталась отыгрываться на мне. Руки, правда, не распускала, а эти шепотки в спину мне не мешали нисколечко.
- Интересно, откуда ты об этом знаешь? Ты, вроде бы, особым умом не страдала с первого класса…
- Да нет, просто я таким умным часто в голову стучу. И она потом у них болит.
В слове «голову» она поставила ударение на букву «У». Дярэвня…
- Это что, угроза? – я повернулась и удивленно посмотрела на нее: я была выше на полголовы и по весу намного ее превосходила. Нет, не я была толстая, наоборот, Катю называли «дистрофичкой». Поэтому и угроз с ее стороны я тоже не боялась: мне наши пререкания напоминали известную басню. Ту самую, про слона и Моську.
Она невнятно пробормотала «Угу» и отвернулась к соседке по парте – флегматичной Наде, у которой в жизни один принцип: «не тронь меня, и я тебя не трону».
Прозвенел звонок. Все повскакивали с мест, похватали свои вещи с парт, в беспорядке запихивая их в сумки и ломанулись к дверям, как будто боялись не успеть покурить. Хотя никто не приходил на урок раньше, чем докуривал сигарету. Я молча и быстро сложила тетради в сумку и вышла из кабинета. Следующая у нас математика. Опять я буду отвечать одна, решать уравнения, вычислять корни… Надоело. Хоть бы раз прийти на урок накрашенной, в умопомрачительной мини-юбке, и на вопрос училки, неважно, что она спросит, ответить: «А не пошла бы ты?...». А потом собраться, встать гордо и выйти из кабинета, жуя жвачку. Спрашивается – а чего приходить? Я хмыкнула. Ладно, к черту мечты. Я даже никак не решусь ему признаться, что люблю его, а на такое у меня и подавно духу не хватит.
- Семеновская, о чем это ты задумалась? Никак, влюбилась в кого-то! Признавайся, кто этот счастливчик?
Раздалось почти лошадиное ржание. Это мои одноклассники развлекаются обычным способом – доставанием кого-либо. К сожалению, в этот раз на месте кого-либо оказалась я.
- Да ты что, разве может наша умница в кого-то влюбиться? Она сначала все десять раз продумает, потом формулу выведет, составит уравнение «х+у=3» и решит не влюбляться.
Самое интересное, что они действительно так обо мне думают. Ну и бог с ними. Я молча прошла мимо и села на свое место. Благо, сижу одна, рядом некому доставать.
- Не, ну подруга, ты, наверное, нас за людей не считаешь? Не уважаешь? Или мы не достойны с тобой разговаривать? О, прекрасная Елена, снизойди к нам, удостой словечком…
- Оставь ее в покое, чего вы прицепились к Ленке?
Я оглянулась. Лариска Аверченко отвлеклась от разговора со своим парнем, который уже окончил школу, и уже некоторое время прислушивалась к словам Коли Петровского, в школе более известного, как «тот самый Колян». И решила вмешаться. Я встретилась с ней взглядом.
- Ничего, Ларис, пусть дети порезвятся. Я все равно на это внимания не обращаю.
- Ну да, конечно, ты же выше этого! – подхватила Юлька, - Это нас ты быдлом считаешь, а себя до небес превозносишь.
- О Господи… - вздохнула я и отвернулась. Что с убогих взять? На больных не обижаются.

***
После уроков нас оставила наша классная руководительница – химица Наталья Андреевна – для решения наиважнейшего, на ее взгляд, вопроса: кто будет представлять наш класс на ежегодном конкурсе «Мы – самые, самые…». Учились мы на второй смене и все задержки после уроков сильно всех напрягали. В ноябре темнеет рано, далеко не всех встречают после уроков. Меня, например, не встречают. После долгих споров и отказов на конкурс выбрали, естественно, меня – я одна из девушек не отказалась – и… О, счастье! Алексея Иванчикова! Он просто не успел отказаться, Наталья Андреевна не позволила ему и слова вставить:
- Ничего не хочу слышать! Все! Лена и Леша, жду вас завтра вечером, в моем кабинете, будем готовиться.
- Блин, ну так всегда! Нашли лоха! Я что, крайний?
- Да не переживай ты так, - вырвалось у меня,- Я же не плачу, хоть тоже не хочу там участвовать.
Леша посмотрел на меня и ничего не сказал. Но по тому, как треснул карандаш в его руке, я поняла, как он рад…
На следующий день я с нетерпением ждала конца уроков: ведь мы с ним будем вдвоем, в одном кабинете, вечером! И дождалась. Двойки по физике. Первой двойки за два года! Но даже это не смогло испортить мне прекрасного настроения. Ведь меня ждало то, на что я не могла и надеяться. Но в глубине души я все равно желала этого, и оно случилось. Наконец у меня появилась возможность открыть свои чувства не в мечтах, а вживую, глядя ему в глаза влюбленным взглядом… О Боже, это же надо быть настолько дурой! Оказывается, я ничем не отличаюсь от всех остальных особ женского пола. То есть, не могу рассуждать здраво и объективно, когда дело касается предмета обожания. Да, конечно, я подозреваю, каким будет его ответ, но так хочется надеяться…. И неужели я не имею права на мечты? По-моему, как раз я и могу позволить себе помечтать немного. Хотя сегодня я уже домечталась до двойки. Ну и что? Это того стоит. Эта двойка не влияет на остальные оценки. Боже, о чем я думаю? Какие, к черту, оценки? Я ведь сегодня буду в любви признаваться! Тьфу, звучит-то как… Короче, я попытаюсь построить начало личной жизни. Может, и получится. Я ведь никогда ничего не боялась и всегда действовала решительно. А до сих пор он не знает про мои чувства… потому что мне не представлялось удобного случая. Именно так. Не хватало еще сейчас по истории пару схватить. Было бы крайне неприятно. Ладно, от того, что я обо всем этом думаю, вечер не приблизится, пора включать рабочее настроение. Но его глаза… Боже мой, какие у него глаза!
И все-таки с этим надо заканчивать. Слава Богу, остался один урок. Всего каких-то сорок пять минут, и мы будем вдвоем. Ну, почти вдвоем, Наталья Андреевна не в счет.
Эти сорок пять минут оказались не «какие-то», а ого-го даже, какие! Они тянулись целую вечность, и, казалось, никогда не закончатся. Эту вечность нам рассказывали о правилах правописания слов в русском языке. Черт, чуть ли не в первый раз за десять с половиной лет я не могу сосредоточиться на уроках, ерунда какая-то в голову лезет. Это все от нервов. От волнения. От переживаний. Ой, ручка сломалась… Хорошо, что урок последний, я запасную не брала. Ух ты, никогда не думала, что способна так радоваться звонку! Наконец-то! Я первая выбежала из класса, чуть не сбив по дороге наших самых заядлых курильщиков, и помчалась в кабинет к нашей классной.
Когда мы все-таки разобрались с этим конкурсом, узнали условия игры и задания, чтобы подготовиться (хотя я их почти не слушала), попрощались с Натальей Андреевной и вышли из класса, Леша собрался идти домой. Но я же не могла так просто расстаться со всеми мечтами, которые одолевали меня целых два дня!
- Леш, подожди, пожалуйста!
Он не спеша оглянулся и остановился.
- Ну, чего еще?
- Дело есть. На штуку баксов, - пошутила я. - Проводи меня до остановки, пожалуйста, а то вчера на меня там чуть собака не напала.
- «Чуть» не напала или напала? – тут бы мне и остановиться. Но нет, ослепленная и оглушенная высокими чувствами, я не заметила в его голосе угрюмости и явного нежелания со мной связываться.
- Чуть не напала. Гавкать начала и рычать, а я их с детства боюсь. У меня «собакофобия», - я засмеялась, а он посмотрел на меня, как на дуру, и пробормотал:
- О боже… Ну пошли, проведу. Надеюсь, нас никто не увидит, - последнюю фразу он пробормотал себе под нос, и я смогла понять только гораздо позже, что именно прозвучало.
Когда мы подходили к остановке, я решила, что после содержательной беседы (а всю дорогу говорила только я, он только мычал что-то вроде «Угу» и «Ага», когда я что-нибудь спрашивала), пора переходить к более серьезным темам.
Вздохнув и собравшись с духом, внезапно охрипшим голосом я сказала:
- Слушай… Я не знаю, как ты к этому отнесешься… Но я в тебя влюбилась. Три года назад.
Я боялась на него посмотреть. Стояла и разглядывала, как дура, афиши и объявления на остановке. Благо, что кроме нас на ней никого не было. Если бы кто-то был, я, наверное, еще три года ходила бы молча. Я услышала странный звук и подняла на Лешу глаза. Он смеялся.
- Ой, не могу! Она в меня! ОНА! Да ты в зеркале на кого по утрам смотришь? На супермодель? Или мисс Вселенную? Ох ты, да сказать кому – не поверят! Ты ж кроме уравнений да зубрежки не видишь ничего, - он наконец перестал хохотать и посмотрел на меня, - Да не реви ты, ко мне и не такие подходили. У меня есть девушка, не в нашей школе только учится. Все, бывай, собак тут уже нет.
Он повернулся и пошел. Я даже и не заметила, что плачу, пока он не сказал. Вытерла лицо ладонями и зашла в подошедший автобус. Показала кондукторше проездной и отвернулась к окну. Нет, ну угораздило же! Дура! Какого черта я призналась?

***
Назавтра я пришла в школу, как ни в чем ни бывало, вела себя, как обычно и с Лешей даже не поздоровалась. Хотя это тоже – как обычно. Но он при взгляде на меня каждый раз ухмылялся и подмигивал. Черт. Своими красивыми глазами. Черт. К концу дня я заметила, что при взгляде на меня начали ухмыляться и другие парни из нашего класса. И даже некоторые девушки. Хотя красавицы наши не ухмылялись, они откровенно ржали. Как лошади. Черт. Только Лариса не стояла с ними в компании, и не обсуждала вчерашнюю мою глупость. Она ходила со своим парнем по коридору и ей плевать было на главную новость дня в нашем классе: «зубрилка» втюрилась в лучшего парня в классе! Черт!!!
В принципе, мне всегда было плевать на чужое мнение. Просто… Как я могла сделать такую глупость? Как я могла? Ведь большая часть того, что они про меня говорят – правда, я действительно сначала все просчитаю десять раз, только потом принимаю решение. Я не могла простить себе такого промаха. Настолько глупого, бессмысленного и до слез обидного. Но вот странность: простить ошибку я не могла себе, а злилась на Алексея. Молча злилась, не показывая ничего и не говоря. Я делала вид, что все это мне совершенно безразлично, что эти шуточки меня ни капельки не задевают, я так же, как раньше, отвечала на уроках и с таким же каменным лицом проходила по коридору. Но когда я вставала к доске, в спину неслись смешки и хихиканья, когда я выходила из кабинета, под дверью замолкали разговоры. Мне не было тяжело держать марку, голова была всегда гордо поднята. Я не видела лиц людей, которые смеялись надо мной, я не слышала их насмешек – меня это не волновало. Я думала только об уроках и о том, как я могла не понять натуру этого человека. Раньше я в людях не ошибалась, а сейчас угораздило, да еще так жестко… Дура. Как говорится, не тот дурак, кто дурак, а тот дурак, кто не дурак, да дурак.
Закончились уроки, и я пошла домой. Стиснув зубы, не глядя по сторонам и мысленно заткнув уши. Завтра предстоял еще один тяжелый день. Ничего, будем надеяться, в скором времени они забудут, как я облажалась.
Но, как я ни держалась, когда пришла домой, слезы сломали невидимую стенку и хлынули, как из прорвавшей плотины. Всхлипывая и рыдая, я села прямо в прихожей на пол; и хорошо еще, что дома никого не было: очень не хотелось кому-либо рассказывать, как я облажалась. Я прекрасно знала, что сказала бы мама, и так же прекрасно знала, какое лицо будет у папы. Сочувствующе-осуждающее. Так зачем лишний раз на это смотреть и слушать?
Я не знаю, сколько я так просидела, пока не раздался звонок в дверь, возле которой я горевала над своей дуростью. Подскочив от неожиданности, я хриплым голосом спросила?
- Кто?
- Свои, не бойся. Открывай.
Я открыла дверь и с удивлением увидела на площадке Аверченко. Она стояла и смотрела на меня понимающим взглядом взрослой тети.
- Я так и знала, сидим тут и рыдаем. Да? Было бы из-за кого.
- Да я и не из-за него вовсе…
- Рассказывай, а то я баб не знаю. Ты меня впустишь, или сама выйдешь?
- Да, заходи, конечно… Только не разувайся. Проходи на кухню. Я еще не ела ничего, сейчас вместе поедим.
- Я к тебе не есть пришла, - сказала Ларка, но на кухню все же прошла и села. Я осталась стоять, опершись на дверной косяк. - Слушай.
Видно было, что она собирается с духом, чтобы сказать что-то. Я слегка насторожилась: действительно, просто так Лариса не пришла бы. Мы не дружили, хотя и не ругались ни разу за те четыре года, что она училась у нас в классе.
- Я сейчас шла из школы и… в общем, я случайно услышала, как Иванчиков со своими друзьями договаривался…. Ну, встретить тебя завтра вечером, когда ты домой будешь идти.
- Зачем?! – у меня внутри все похолодело, я почувствовала – зачем, но боялась в это поверить. Не могла я влюбиться в такого человека.
- А ты не догадываешься?
- Догадываюсь. Но я хочу, чтобы ты сама это сказала. Чтобы не было непоняток.
- Знаешь, я не люблю пересказывать порнуху. Ты правильно подумала, умница. Не зря в школу ходишь, - сказано было с иронией, но мне в тот момент было не до шуток. Я ему поверила, призналась в любви… Я же десять с половиной лет с ним в одном классе училась, неужели я не смогла в нем рассмотреть такое чудовище?
- И что мне теперь делать? Сколько их будет, не знаешь?
- А для тебя есть разница в количестве? Пять – нормально, а шесть уже многовато? Значит, я в тебе ошибалась, подруга.
- Да нет, не в том смысле… Я имею в виду, что если их двое-трое, то… Нет, я не знаю, что мне делать. Не перестану я ведь в школу ходить, правда? Все равно в другом месте поймают. Что делать, а?
Я и в самом деле была в растерянности, страхе, обиде… Во мне бушевали такие чувства, я даже не могла потом найти им названия. Пожалуй, чуть ли не впервые в жизни я не видела выхода. Но вот точно уж первый раз за всю жизнь, сколько себя помню, я попросила другого человека о помощи:
- Ларис, помоги, пожалуйста. Я не знаю, что мне делать. Я раньше никогда так глупо не попадала, и друзей, чтоб защитили, у меня нет.
- Не скули, пожалуйста. Придумаем сейчас что-нибудь. У меня-то друзей полно. Я слышала, как он сказал, что ты на него в ментовку не заявишь, поскольку любишь. И, знаешь, мне кажется, что он прав. Ты ведь у нас девушка с гордостью, если и изнасилуют, никому не скажешь. Ладно, проехали.
И там же, на моей кухне, мы разработали план по моему спасению. Вернее, спасению моей чести. Согласно плану, хоть и тошно было, но в школу завтра идти придется.
Просидев весь день за партой, как на иголках, я дождалась последнего урока. Лариса на него не пошла, она мне подмигнула и отправилась приводить в действие то, что мы задумали. Мне повезло, что меня сегодня не вызывали. Я бы не смогла ничего ответить.
Я шла домой, поминутно оглядываясь, ожидая сзади то ли свиста, то ли топота. И дождалась. Когда я прошла мимо арочного прохода во двор соседнего дома, я услышала голоса, обернулась и увидела, как из темноты вышла группа парней. Одним из них был Леша, его я узнала. Всего их было четверо.
- Дэвушка, а дэвушка, куда это мы так таропымса? – имитируя кавказский акцент, произнес чей-то голос сзади. Остальные засмеялись. Не отвечая, действуя строго по договоренности с Ларисой, я побежала вперед. И услышала топот сзади, которого я ждала и опасалась одновременно. Но мне надо было пробежать совсем немного, только до моего дома. И из-за угла появились трое незнакомых молодых людей, у каждого на поводке была огромная собака. Насколько я успела рассмотреть – одна овчарка и два ротвейлера. Увидев бегущих за мной идиотов, парни как по команде одновременно спустили рвущихся с поводков собак. Я же добежала до своего подъезда и увидела Ларису.
- Ну, как ты?
- Нормально. А твои друзья не сильно их покусают?
- За друзей ручаюсь! Вот за собак не отвечаю.
Я расхохоталась, хотя смех вышел нервный, почти истерический.
Где-то недалеко послышались вопли, крики «Фу!», и вскоре вся троица со своими питомцами собралась возле моего подъезда. Ларка по очереди поцеловала каждого в щеку, называя всех по именам, но я все равно никого не запомнила.
- А это и есть наша спасенная? – с интересом меня разглядывая, спросил один из них.
- Да, это на нее охоту устраивали. А сами дичью оказались, - хмыкнув, ответила моя одноклассница.
- Ничего такая девушка, за нее и порвать кого-то не жаль. Как звать-то тебя?
- Лена. Вы хоть не очень их там?...
Меня сейчас больше всего занимал этот вопрос.
- Да нет, не волнуйся. Так, больше напугали да по деревьям позагоняли.
- Мой Факс только кого-то за руку цапнул. Несильно, я вовремя подбежал, - подал голос второй. А меня передернуло, как только я посмотрела на зубы «улыбающегося» Факса. Интересно, что значит «несильно»? Рука на месте осталась?
Я попрощалась с молодыми людьми и с Ларисой. На прощанье она сказала:
- Не дрейфь, подруга. Не вздумай завтра школу прогулять из-за этих идиотов, ты не должна показать, что боишься их. Они теперь знают, что за тебя есть, кому заступиться, и второй попытки не будет. Все, до завтра.
- Пока. Спасибо тебе огромное. Буду должна.
- Ерунда. Я хоть развлеклась немного.
Мы засмеялись, и я вошла в подъезд. Дома мама меня встретила вопросом:
- Ты почему так поздно? Я же волнуюсь за тебя, только что такие вопли во дворе были, я еще сидела и надеялась, что ты в тот момент либо еще далеко, либо уже в подъезде. Ты не знаешь, случайно, что там было?
- Нет, мам, не знаю. Я шла, уже никого не было во дворе. Может, молодежь баловалась…
- Может, не знаю. Кушать будешь? Там котлеты на сковородке лежат, разогрей.
- Что-то мне кушать не хочется. Я спать пойду. Спокойной ночи.
- Спокойной.
Я зашла в комнату. Как завтра идти в школу и смотреть ему в глаза?

***
Проснувшись с головной болью, я долго валялась в кровати, не в силах заставить себя подняться. Черт, сегодня меня ждет идиотский день. В школу идти не то, чтобы неохота, а вообще, наотрез не хочется! Но я должна. Как Лариса вчера сказала, если не пойду – значит, покажу, что испугалась. А не боится тот, за кем кто-то стоит. Пусть думают, что меня есть, кому защитить.
В школу я намеренно опоздала на три минуты и зашла в класс после звонка, когда все уже сидели на своих местах. Я молча прошла и села за парту, поймав одобрительный взгляд Ларки, которая сидела за моей партой. На Лешу я старалась не смотреть, хотя из-за его красной майки это было довольно трудно, но я усиленно отводила глаза. Надеюсь, он правильно понял это маневр – я просто не считала его кем-то, достойным моего внимания, а не боялась поднять на него взгляд. Так прошло полдня.
Перед уроком химии мы зашли в кабинет. Прозвенел звонок, все сели на места. И раздались сначала смешки, потом откровенный ржач всего класса. На доске во всю ширь было мелом написано:
«СЕМЕНОВСКАЯ – СУКА И ЗООФИЛКА! ВСЕ КОБЕЛИ ГОРОДА СТОЯТ ЗА НЕЕ НА СМЕРТЬ!»
Зашла Наталья Андреевна и остановилась посреди кабинета, не успев поздороваться со своим классом. А я… Я встала с места, молча подошла к ухмыляющемуся Леше и ударила его кулаком в челюсть. Он, видно, не ожидал от «зубрилки» такого решения вопроса и закрыться не успел.
- Ты сейчас встанешь, возьмешь тряпку и вытрешь всю эту… чепуху.
Я сама не узнала своего голоса, таким жестким и грубым он стал. Мне стоило большого усилия не сорваться на маты, все-таки классный руководитель сзади стоит. Леша перестал держаться за челюсть и встал с места, нависнув надо мной, хотя раньше мне казалось, что мы почти одного роста. В классе мгновенно наступила тишина, только где-то под окном просигналила машина.
- А с чего ты взяла, что это я написал?
- С того, что только тебя из здесь присутствующих как паршивого кота загнали вчера на дерево. Мне продолжать рассказывать, за что? Или ты все же пойдешь и вытрешь?
Весь класс, включая Наталью Андреевну, затаив дыхание, слушал наш диалог, боясь пропустить хоть слово. Весь кабинет, казалось, был пропитан любопытством, воздух дрожал от напряжения. Наша учительница вспомнила, что она все же педагог и что в классе сейчас происходит что-то, на урок совсем не похожее.
- Леша, Лена! Прекратите сейчас же! Сядьте на места свои! Кто написал это на доске?
Я повернулась к ней.
- А разве непонятно, что я хочу от Иванчикова? Или вы не заметили, что это про меня написано?!
Никогда я не разговаривала с учителями в таком тоне. Но я уже не отвечала за свои действия. Меня переполняло бешенство, которого я боялась в себе с детства. Я повернулась к Леше, и, видно, выражение лица моего его убеждало, что лучше пойти и вытереть, но потерять авторитет перед классом очень не хотелось. Сомнений на лице видно не было, оно оставалось таким же ухмыляющимся, только подбородок покраснел от удара, но угрозы от него уже не исходило. Наоборот, он обдумывал, как все это повернуть в свою сторону, чтобы не потерять лицо. Но, если он не вытрет эту чертову надпись, я могу рассказать классу, что он хотел сделать, и тогда уж точно большая часть класса от него отвернется. М-да, попал парень.
Он гордо прошел к доске, кое-как повозил тряпкой по надписи, наполовину стер ее, кинул тряпку на пол и гордо вышел из класса. За все это время ни один человек не издал ни одного звука. Я села на свое место, медленно успокаиваясь. Наталья Андреевна провела меня удивленным взглядом, потом все же не выдержала:
- Что здесь было? Лена, ты можешь мне объяснить, что произошло?
Я молчала. Вдруг под окнами раздался отчаянный сигнал машины, визг тормозов и мягкий удар. Все бросились к окнам. Я подошла одной из последних, но успела заметить на асфальте человека в красной майке…
Юлька повернулась ко мне, и сквозь зубы произнесла:
- Ну ты и сука, Семеновская, это из-за тебя Лешку сбили! – только она это сказала, до всех наконец дошло, что человек на земле – это Иванчиков, что он только что был здесь, а теперь лежит там, и почти весь класс рванул на улицу, к нему. Остались только я, Юлька, Лариса, флегматичная Надя и еще человек пять, которым не терпелось узнать, что было вчера.
- Да уж точно сучка. Никто от тебя такого не ожидал. По-другому и не назовешь – сука!
Мне казалось, что я сейчас стою посреди стадиона, трибуны полны зрителей, и все они скандируют только одно слово: «Су-ка!» Но кричат они его мне, хотя сукой я не была никогда в жизни! Неужели я ей стала?! Стены класса закружились перед глазами, я оперлась о парту, чтобы не упасть.
- Чего вы к ней пристали? Вы что, не видите, что ей плохо? – послышался Ларискин голос. – Лешка сам виноват во всем, его никто из кабинета не гнал!
- Если бы не она, он не ушел бы! И ему сейчас намного хуже, чем этой сучке!
- Прекрати называть ее сучкой! Ты ничего не знаешь!
- А ты знаешь? Так расскажи!
Я, наконец, смогла подать голос:
- Ничего не говори, Лариса. Все. Не было ничего вчера, он меня сегодня обозвал, я ответила, вы сами все видели. Я не знала, что он убежит, и уж тем более не знала, что попадет под машину.
Юлька заткнулась, но все равно было видно, что виноватой она считает меня. В классе наступила тишина. Вернулись те, кто бегал вниз.
- Лешу «скорая» забрала, он живой, только голова сильно разбита. Он без сознания. А от тебя, Семеновская, мы такого не ждали.
- Чего вы от нее не ждали?! – опять влезла Лариса, - Что она за себя постоять сможет перед этим козлом?
- Лариса, замолчи! – у меня опять потемнело в глазах, но я не могла допустить, чтобы она проболталась.
- Что значит «замолчи»? Они тебя ни за что линчуют сейчас, а ты мне будешь рот закрывать, чтобы я Лешеньку твоего не осквернила?
- Ничего они со мной не сделают. Мне все равно, что они думают, а Леша получил то, что заслужил.
Потом мне стало стыдно за эти слова. Не мне было решать, кто что заслужил: со мной они все-таки ничего не успели сделать, а я на них собак натравила и Лешу машина сбила. Хотя, видит Бог, в этом виноватой меня нельзя считать.
Через месяц нам сказали, что Леша остался слепым, от удара затылком об асфальт у него отслоилась сетчатка на двух глазах.
До конца года со мной никто, кроме Ларисы, не разговаривал из одноклассников, да я и не хотела этого. Учителя держались со мной сухо и сдержанно, но оценок не занижали – и то хорошо. Но я так никогда никому и не рассказала ничего про тот вечер и запретила говорить об этом Ларисе, хотя она этого так и не поняла. На выпускной бал я не пошла, просто сходила за аттестатом. На этом мои отношения с одноклассниками закончились, только с Ларкой мы продолжаем общаться. Потом я слышала, что Иванчиков живет с мамой, отец от них ушел после этой аварии. Видела пару раз, как Леша ходил с ней в магазин, но старалась быстро проходить мимо, чтобы его мама меня не заметила: мне казалось, что она, как и Юля, обвиняет в том, что случилось, меня. А потом я переехала в другой дом.

***
Я потянулась, встала с кровати и раздвинула шторы на окне. Ничего себе, всю ночь провалялась, уснуть не могла. Черт побери, как много может всего вспомниться, и только из-за одной фразы! Все, хватит! Это все прошлое, «давным-давно прошло, быльем поросло…» Жалко, конечно, что все так получилось. Ведь мог бы остаться человеком – и ничего не случилось бы. Но он предпочел быть сволочью и произошло то, что произошло. Я пошла на кухню и сделала себе кофе с бутербродом. Я повторяла это себе на протяжении четырех лет, пытаясь понять: я виновата в этом или нет? Если бы я ему не призналась, что люблю (хотя, как я потом поняла, это и не любовь вовсе была, а просто симпатия к лучшему парню в классе), может, ничего бы и не случилось? Но я ведь никак не могла предугадать эти события. Ладно, все, надо прекращать. Сколько можно об этом думать? Если судьба его такая – остаться слепым, то при чем здесь я?!
Мне вообще везет на любимых, как я посмотрю: в случае с Алексеем пришлось пожертвовать репутацией и отношениями с учителями. Ведь никто не поверил, что в предыдущий вечер ничего не было, а домыслы, как известно, гораздо хуже правды. Но тогда мне было на это наплевать, и я все равно молчала. Хотя шепотки в спину звучали еще долго. Когда я встречалась с Юрой, я проводила свое свободное время в его пустой квартире, пока он «задерживался на работе», хотя могла в те вечера побыть с родителями или поболтать с Ларисой. Ладно, закроем эту тему, как говорит моя единственная подруга.
Подведем итог сегодняшнему началу дня. Восемь часов утра, спать не хочется, и планы на день не ясны. Плюс ко всему еще и настроение поганое. Замечательно начинаются выходные. И тут, в момент начала депрессивного состояния, раздался телефонный звонок.
- Алло.
- Лена, доброе утро! Не разбудил? Это Дима!
- Нет, что ты, я давно не сплю, - и вообще не спала, подумала я, - А тебе чего не спится в такую рань, да в выходной?
- У меня предложение есть, весьма дельное. Ты верхом ездить умеешь?
- Умею. Меня дедушка в деревне научил.
- Меня друг с его женой пригласили в конный клуб, на верховую прогулку. А мне одному не хочется ехать. Может, со мной покатаешься?
- Хорошо, я не против.
- Тогда я через два часа за тобой зайду. Будь готова.
- Давай, жду.
Я положила трубку. Ну что ж, планы проясняются, настроение улучшается. Надеюсь, я не сильно отобью себе задницу о седло, не хотелось бы еще раз идти на какие-то жертвы ради любви, пусть даже это всего лишь моя задница…