Это была любовь. Которая вам - только снилась...

Сомневаюсь...

О блокаде Ленинграда написано так много, так подробно и так ужасающе-откровенно, что вряд ли я смогла бы добавить здесь что-либо новое. Думаю, каждый из нас не раз ставил себя на место людей, переживших тот кошмар. И каждый сделал свои выводы. Но самой потрясающей новостью стало официальное признание случаев каннибализма — блокадники ели мёртвых. Очень многие дрогнули от отвращения и ужаса. Но...

Ох, легко рассуждать и осуждать, когда твой ребёнок только что сытно пообедал и побежал поиграть во двор с такими же сытыми друзьями!
Не буду говорить о том, что сделала бы я, но точно знаю, что никогда бы не принесла в жертву условностям жизнь моего ребёнка! И закляла бы всех моих близких, всех родных, на случай, если бы я умерла первой, использовать мою смерть для убийства других, их смертей! Смерть всегда бессмысленна, но в данном случае она могла бы дать жизнь. И продолжить мою жизнь!
Да, трудно, очень трудно дать оценку тому, в чем ты сам не участвовал. А кто берёт на себя это право, считает себя Богом. Ибо только Он имеет право судить всех и всегда. Потому что только Он присущ в каждом, всюду, и вечно.
Я не Бог. И даже не очевидец. А потому, просто склоняю голову перед всеми, кто испытал этот ад. Не библейский, а именно земной, руками человека созданный, ибо, я уверена, именно этот ад и есть самый страшный...

Дверь открыла вовсе не старушка, а просто пожилая женщина. Приятного вида, невысокого роста, с аккуратно уложенными, тёмными, хорошо покрашенными волосами и с улыбкой на устах.
— Проходите, проходите. Сейчас чай пить будем.
Она провела меня в комнату, усадила за стол и вышла на кухню за чайником. Я огляделась. Комната оказалась средних размеров и стандартно неинтересной. Такая же, как у всех, мебель, такие же ковры, такой же балкон, слева от входа, и такой же стол, только не посередине, а прижатый к дивану, расположенному в углу комнаты, прямо напротив входа. Обыкновенная, магазинная скатерть тоже была привычно белой, а чайный сервиз — ширпотребовским.
И я сразу почувствовала себя, как дома. Но за столом, на диване, прямо в углу, сидел полностью седой мужчина, очень худой и очень старый. И очень отсутствующий. Это сбивало и вызывало чувство неловкости. Мне было известно, что он был мужем этой женщины и что он — тихопомешанный, но всё равно ощущение неловкости не проходило. Жутко было находиться с ним за одним столом, да ещё и вдвоём, хоть я и сидела с торца стола, далеко от него. А он вообще меня не замечал.
Наконец женщина вернулась:
— Вы не беспокойтесь, он у меня тихий, так и сидит целыми днями. Пейте чай. Малиновое варенье — своё, с дачи, а вишнёвое — родственники с Украины прислали. Угощайтесь. И печенье сама испекла.
— Спасибо. Только не надо меня на ''вы'' называть. Ладно?
— Договорились. Ты спрашивай, не стесняйся, задавай свои вопросы. Меня уже предупредили, знаю, что у вас там опера про Невский Пятачок готовится. Нас, вот, тоже на премьеру пригласили.
— Вы расскажите сами.
— Да что тут рассказывать-то? Таких как мы — весь город был. И померли бы, если бы не он.
Она посмотрела на своего мужа, и я изумилась её взгляду и тону, каким она произнесла это слово "он".
В них была любовь. Любовь! Не жалость, и даже не уважение, смешанное с усталостью, а именно любовь. Горькая, полная безысходной боли, вымученная отчаянием и смирившаяся с судьбой, но это была любовь. И я застыла в немом восхищении и внутреннем, до земли, поклоне перед этим чувством. И возликовала! Потому что оно означало, что она, Любовь, есть на белом свете!!!

— В армию его не взяли, хромой он у меня, одна нога на пять сантиметров короче другой. Вот. Просился добровольцем, да куда там! Даже в ополчение не взяли. Так и продолжали работать вместе на Кировском. А когда я совсем доходить стала, слегла, он мне свой паёк начал скармливать, обманывал, что добавку дали. Я не верила, не хотела брать, даже ссорились. Вот. Помирала я... А потом, вдруг, толкает он меня, открываю глаза, а он что-то говорит, быстро так, ничего не понять. Думаю, я не совсем в сознании была. А он мне бульон из ложечки в рот пихает, горячий такой, вкусный, пахучий! И спросить-то ничего не могла. Много не дал, спать опять уложил, а потом снова покормил. Ну, и отходил меня. Сказал, что книги выменял на кусок мяса. Знаешь, у нас большая библитека была, ещё от деда моего досталась. Так мы этими книгами и спасались, воду грели. Жалко было, но... Да. А потом, когда уж совсем на ноги встала, стала замечать, что он какой-то не такой стал. А когда уж поняла... Да...
Она замолчала. А по радио зазвучала новая, ставшая бессмертной, песня "День победы"... и вдруг, во взгляде мужчины появился огонёк смысла. Как очнулся! Посмотрел на меня, на жену и, обняв её, тяжело, навзрыд, всей застоявшейся болью, расплакался. И она — вместе с ним. А я сидела, и каждой нервной клеткой ощущала эту чужую муку разорванной на куски любви. Войной.
Опять общество. Опять общество, ставшее на пути Любви.

Но давай, всё-таки, разберёмся, что же оно такое, в конкретном своём значении, общество? Люди. Толпа. Масса людей, совокупность их мыслей и биополей. И результат их наложения всё больше возвышает Христа — чтобы любить такой результат, надо быть воистину Христом!

Ведь что такое Любовь? Свет. Белое, отвергающее в самой своей сути, в самом своём изначалье любой другой оттенок. И видя, как отрицает, втаптывает в грязь людская масса белый цвет, нельзя не поверить утверждению церкви, что на Земле властвует дьявол.
В самом деле, подумай, ведь если бы тогда опросили каждого немца, согласен ли он с тем, что они делали в Саласпилсе, я уверена, что результат такого опроса несказанно удивил бы всех. И всё-таки они это делали!
Как же это возможно? Кто уничтожает человеческое "я", когда оно становится частью толпы?! Почему самая нормальная душа теряет свой облик, оказываясь бок о бок с другими, такими же нормальными душами? Или основная работа у сатаны — с толпой, а на мелочи-одиночки он тратит только своё свободное время? Так сказать, особого рода отдых его и развлечение? Хобби?
Значит, величие души определяется ещё и её независимостью от толпы!

Укор невежд, укор людей
Души высокой не печалит...

То есть— руки коротки. Не дотянешься, не изгадишь, не заставишь бросить крылья и поползти ужом. Но и расплата за верность полёту — немалая.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья" ...
(оба отрывка М. Лермонтов)

(“Ты спрашиваешь, чего особенно нужно избегать? Отвечаю — толпы”. Seneca).
Я ушла от этих людей подавленная и ошеломлённая, впервые столкнувшись душа к душе с безграничной силой Любви. И даже как-то растерялась, потрясённая открывшейся истиной. Значит, ты была права? Даже война не в силах убить Любовь?
И я вспомнила ещё один реально произошедший случай.
Шли первые недели войны. Хаос отступления и месиво из земли, крови и трупов. Одна девушка, медсестра, бросив вызов смерти, осмелилась полюбить солдата. Его душа тоже не струсила, не сжалась в комок от страха, не сбежала от ужаса почти неминуемой боли потери, и всей силой жизни отдалась этому зову. И они полюбили так, как можно любить только стоя на грани каждой секунды, как на роковой черте вечной разлуки!
Очень скоро они потеряли друг друга. Его ранили и отправили в тыл, а потом в госпиталь с тяжёлым ранением попала и она. Больше они не виделись. После окончания войны она долго его разыскивала. Безрезультатно.
Прошло 20 лет. Получив от завода путёвку в санаторий, женщина отправилась отдыхать в Крым. Лёжа на пляже, наслаждаясь солнцем и морским покоем, услышала, как мужской голос попросил у неё спички прикурить. Она подняла голову и… Да, это был он.
Всю жизнь они искали друг друга, всю жизнь оставались верными своей любви, предпочтя правду одиночества, чем половинчатую ложь. И нашли друг друга.
Ты права, Ленка. Любовь побеждает всегда.
(“Всё побеждает любовь. И я тоже отдаюсь любви”.Virgilio).
Я шла к метро, почти не касаясь земли, полностью растворившись в своих мыслях. Что-то сильное и мощное подставило своё плечо моей душе, и она устало и доверчиво на него оперлась. И плечо это было — Вера. Именно тогда, наперекор жёсткой правде, отчеканенной ясностью и логикой, я поверила, всем нутром поверила, в силу и непобедимость Любви. И всплеском всего моего я, попросила Вселенную, чтобы она помогла мне не согнуться под её мощью, а значит, победить.

Первый том моей книги Исповедь. Отрывок