Мы возвращались с посевной, пробыв в механизаторах побольше месяца. Уже слоняемся с Володей по привокзальной площади в райцентре, ждём поезда. Наверно, одичали мы немного в донских просторах, и даже здесь, в посёлке, нам кажется излишне многолюдно, как будто бы в Москве. Вдруг неожиданно – знакомое лицо – наш банщик из деревни Карабут, где мы механизаторствовали. Знакомого в чужих местах приятно встретить, а этого – особенно. Ведь банщик в деревушке – не просто служащий, он центр общения, как, скажем, продавец в сельмаге, но покруче – центр душевного общения. Про каждого всё знает и с каждым может побеседовать приятно. Толково помолчит, участливо поддакнет, не перебьёт. Но деревенский люд всегда в делах и в бане не торчит подолгу, а нам, командированным на посевную, куда спешить: нам банька – праздник. Всласть паримся, болтаем с банщиком про местные дела и мировые; и он, похоже, рад поговорить со свежими людьми, нас не торопит никогда, ждёт сколько надо. Мы тоже ждём потом, пока запрёт он баню по всем правилам, и вместе с удовольствием бредём уж совершенными друзьями сквозь деревенскую, весеннюю, густую ночь.

И вот, уж с Карабутом распрощавшись, уже почти домой вернувшись, вдруг снова видим своего приятеля. Но банщик наш невесел – был в милицейском райотделе. Угнали у него любимый мотоцикл, а мы-то, задушевные друзья, не знали даже, что у него вообще был мотоцикл. В глухой деревне техника – вещь очень нужная, и мы сочувствуем, конечно. Известно, говорит, кто утащил, – тракторист из соседнего Белогорья. Он пахал неподалёку, и люди видели, как заходил он днём в деревню, присматривался всё, а ночью и случилась кража. Некому больше, но не докажешь, и мотоцикл не найден.

– Когда украли?
– Да с месяц. – Мы, значит, уже были в Карабуте.
– А что за мотоцикл?
– «Ковровец».

Тут подкатил карабутский автобус, и банщик бросился со всеми на штурм дверей. У нас, увы, не принято иначе. Друг наш всегда степенен был; он представлялся нам каким-то высшим, мудрым и философским существом. Вневременной, вневозрастный и совершенно чуждый суете языческий божок своего края. А здесь он вроде бы поменьше ростом, щуплее и гораздо старше своего привычного стандарта. И ринулся к автобусу он явно несолидно, не подобало бы ему вот так. Уж машет нам рукой из мутноватого окошка. Подавлен и пропажей, и милицейской волокитой. Конечно же, любой кумир велик в границах своей ниши. Здесь он обычный старый деревенский мужичок. Автобус скрылся, но осталась жалость.

Уже мы в поезде, лежим на верхних полках, уже колёса прощально простучали по мосту над Доном в Лисках, а мне перед глазами всё этот банщик, всё машет нам из непромытого окошка. Володя неожиданно меня толкает: «А мы ведь воров видели! Один у нас в руках был!»

… Мы пару дней всего как в этом Карабуте. Ночью слышу, к нам в общагу кто-то лезет. Мы с Володей занимаем целый дом – бывший детский садик. Начало апреля, холодно. На окнах одеяла, а посреди комнаты вовсю горит козёл – самодельный электрокамин такой. На улице ветрило завывает, и хлещет дождь со снегом. Мы днём на тракторах промёрзли, устали и спали очень сладко. Володя всхрапывал. Но не это меня разбудило, а странные звуки у наружной двери. Отогнул на окне одеяло – на крыльце никого не видать. Темень, стекают капли по стеклу. Из коридора на крыльцо дверь со щеколдой мощной, а на неё ещё накинута особая петля из проволоки – надёжно, вроде. Да и кого бояться? Многих уже знаем в деревеньке, злодеев не видали никаких. Но кто-то осторожно возится с запором – подёргает тихонько и надолго затихнет, потом царапается снова. Да, кто-то лезет к нам и лезет несомненно воровски. Даже интересно. Разбудил Володю. Тот послушал и сразу ринулся пойти спросить, я удержал – спугнём злодея и не узнаем ничего. А шорохи затихли. Володя сквозь зевоту предположил, что это ветер всё или собака какая трётся, и сразу захрапел опять. И я уже снова стал в сон уходить, но тут дверь заходила ходуном – даже Володя встрепенулся. Наверно, шепчет, это не собака, а лошадь целая. Вдруг послышались крадущиеся шаги прямо в коридоре. И тишина надолго. Красным огнём горит спираль в козле. Опять несколько осторожных кошачьих шажков в коридоре, и снова тихо. Сами собой в руках ножи оказались, а мы у двери в коридор. Раз, два, три! – и разом мы ныряем в темноту. Володя щёлкнул выключателем, и к выходной двери тяжеловесно, но с жалким подвываньем бросается немаленький детина. Не ожидал он нашего манёвра, и у двери я оказался раньше. «Стой! – заорал. – Стреляю!» И перочинный нож наставил. «Вверх руки! – Володя гаркнул. – Лицом к стене!» Парень молча дрожал, распростёршись по стенке. Мы заломили руки, заставив так согнуться, что он почти касался лицом пола, и повели к нам в комнату. Поначалу ударить хотелось, но видя эту дрожь, сдержался. Уложили на пол, Володя ремнём связал за спиной руки. Тут он заговорил: «Вы что? Я только погреться хотел». Володя едва сдержался, чтобы не пнуть. Я всё ещё сжимаю нож; на всякий случай выглянул на улицу – никого, лишь непогода свирепствует. А время – пол третьего ночи. Будь телефон у нас, в милицию бы позвонили. Да и не знаем, где она, – то ли в райцентре, то ли в Белогорье. Дикий Запад какой-то, вот только пистолетов у нас нет. Обыскали, стали допрашивать. Утверждает нагло, что дверь не заперта была, он просто так открыл и зашёл погреться. Рука опять ударить зачесалась. Потом уже мы разглядели, что рядом со щеколдой в двери просверлена едва заметная, малюсенькая дырка, через которую запорную петлю можно поддеть каким-нибудь крючком. Но надо досконально знать это устройство. А парень, видя, что с ним мы церемонимся, заметно осмелел – пить попросил, а потом и поесть даже. Развязали, дали воды. Он, совсем освоившись, уселся поудобнее на лавке и разговорился. Вдвоём с приятелем они приехали из Белогорья на мотоцикле к подружкам. Не верится, конечно, что по такой погоде, по бездорожью поедут на свидание какие-нибудь олухи, но чего только в этих делах не бывает. Затем, задержанный наш продолжает, приятель уехал покататься с девушкой, а он с другой крутился где-то рядом, да поссорились, и она убежала домой. Теперь, дескать, он друга поджидает, а мы вот тут накинулись. Никак не могу я представить, чтобы девица поехала глубокой ночью на мотоцикле кататься под снегом и дождём по совсем раскисшим чернозёмным колеям. И отрицает, что крался к нам. Нет ему веры. Рассказал зачем-то, что учился немного в Воронеже, в пединституте, но выгнали. Наверно, так хотел он подчеркнуть, что шит не лыком. Институт натурально описывал, здесь, похоже, не врёт – данных вполне достаточно, чтобы субъекта найти в случае чего.

Всё ж так и хочется его от всей души избить – ведь лез к нам, гад. И спать очень хочется. А как поспишь, когда под боком такой экземпляр, по очереди что ли? Закручиваем снова руки. Такого он уже не ждал, стал сопротивляться, и тут я не сдержался – руку заломил немного. Володя хотел и ноги завязать, но парень, вроде, присмирел, и мы не стали, даже на пол не свалили, разрешили сидеть. Но отдыхать никак он не даёт – то время спросит, то, нет ли закурить. Володя поднялся; сейчас, я думаю, расквасит всё же морду, но он бить пленника не стал, а молча покрутил под носом кулаком. Тишина, наконец, лишь ветер наваливается на окна, и изредка покрякивает раскалённый козёл. Сон одолевает. А вообще-то, на кой чёрт мы его здесь держим? Куда денем утром? Поведём по деревне в тракторную бригаду? То-то удивим и позабавим карабутцев! Может, выгнать его к чёртовой матери? Избить и выгнать! Да, вроде бы, уже и зла большого нет. Может и правда, он так по-дурацки лез греться? Тут Володя меня окликает и тоже предлагает «гостя» амнистировать. Конечно, соглашаюсь. А «гостёк»-то вовсе и не рад, просит разрешения дождаться друга. Это подтверждает его версию – мы в то, что он кого-то ждёт, особенно не верили, хотя он и прислушивался постоянно к чему-то за окном. Но как там ни крути, зараза этот спать нам совсем не даёт.

Вдруг на улице рычанье мотоцикла, по звуку – «Ковровец» старый. «Гость» встрепенулся живо, ременную завязку с рук мгновенно скинул как-то и в коридор рванул. Чего он так? Ведь мы же отпускали его сами. В момент открыл он в полной темноте щеколду хитроумную и выскочил. Мы тоже вышли на крыльцо, когда уж мотоцикл отчаливал, виляя страшно по грязи. Ни огонька на нём. «Ездят всякие тут», – ворчал Володя, завязывая крепко щеколду своим ремнём, поднятым с пола.

На работе рассказали мужикам. Узнали, что из общаги нашей нередко пропадали вещи и деньжата, но никогда концов не находили. Таких визитов больше не было и вскоре он забылся. Да что у нас возьмёшь – пустой рюкзак, электробритву старую, ну книгу из библиотеки. А с банщиком тогда ещё не подружились, и нужный разговор не вышел...

Мы возбуждённо в поезде детали вспоминаем.

– Что ж ты, Володька, раньше не допёр, ещё при банщике?
– А ты!

Тогда они, конечно, и угнали. Один орудовал у банщика, другой – наш «гость» – ждал на ничейной территории – в деревне ведь чужой заметен сразу, да и собаки быстро рассекретят. Они могли прибыть пешком, могли на мотоцикле, а на двух уехать. Наверняка они же раньше в общаге промышляли. И очень может статься, что тот подозреваемый из Белогорья, тот тракторист, – как раз один из них. Возможно, в этот раз «гостёк» действительно не собирался воровать у нас, а лишь погреться, спрятаться, но попроситься по-хорошему не мог – свидетели. И путь от банщика на выезд к Белогорью как раз через общагу. Ну, и погодку выбрали они что надо, и время глубокой ночью. Сомнений никаких, но как помочь теперь?

Я снова в Карабут попал уж много лет спустя. Мы с сыном на своей машине объезжали донские интересные места, я с ностальгией, он как новичок. Ну и сюда, конечно, прикатили. От Белогорья к Карабуту давно асфальт проложен. В деревне многих узнаю, а вот меня – никто. Хожу как неопознанный полупрозрачный призрак. Вот на пригорке остов от тракторной кабины – я узнаю свою железку по множеству примет. Как призрак призраку погладил ржавый бок. Вот общежитие с крыльцом знакомым. Висит большой замок, но у щеколды та же очень маленькая дырка. У магазина вижу мужичка, с каким работали в одной бригаде. Пытаюсь разъяснить, кто я такой. Он понял вроде бы, но, кажется, из вежливости просто. Ужасно удивился, что знаю его прозвище. Ну, и про банщика я расспросил – тот не работает уже, здоровья нет. Про «Ковровца» мой собеседник тоже знает всё: давным-давно угнали, так и не нашли, да и не нужен мотоцикл уже ему.

Не стал я понапрасну экс-банщика тревожить.