Все началось с ее телефона.
Собственно, им все и закончилось… Но тогда, держа в руках совершенно новый, пускающий блики в лучах света, будто глянцевая обложка гламурного журнала, он был пределом мечтаний, и казалось, что вместе с ним начинается новый, совершенно новый этап ее жизни. Да вот беда, никто не подсказал ей тогда, в самом начале, куда эта дорогая механическая игрушка приведет ее…
Сперва она сфотографировала им пепельного, толстого - но энергичного, будто неуравновешенный кролик - кота-бродягу, живущего по соседству. Она поймала его на высоком заборе, над зарослями дикой малины, присевшего видавшей виды попой на тонкие доски ограды, застывшего там в своем, только ему понятном кошачьем задумье. На снимке он оказался похож на орла или грифа, лениво смотрящего на мир бесконечной пустыни с кряжистой гряды.
Кота звали Эскейпа, девочку – Олга.
Потом в телефон, в маленькую коробочку, попали по очереди: высокий, из красного кирпича, дом Олги с окнами, увитыми плюющем и диким (ну, почти диким) виноградом, мама, с глазами, похожими цветом на спелую вишню, и руками, похожими на хлеб, ее папа, немолодой и выцветший, будто его же серые глаза, мужчина в невнятной, не очень понятной профессией, дорожка из желтого песчаника к калитке, пустой почтовый ящик, пыльная улица их дачного поселка, старая, но недорогая и «очень надежная, и в обслуживании дешевая» (так говорил отец) машина с царапинами на переднем крыле и цветастым ремнем безопасности со стороны водителя, соседка тетя Марина, которой они все передали из рук в руки, будто флаг, кота Эскейпа до следующих выходных, проскочившая за окном машины опушка леса, длинная полоса асфальтной линейки, уткнувшаяся в горизонт, смешной рекламный щит на обочине, яркий и необычный майбах на подъезде к Городу, первая станция метро красной линии, задумавшийся загорелый парень в белой майке и черными, антрацитово черными глазами, худенькая замученная береза у поворота к их многоэтажному дому, дверь их парадного с стареньким цифралом, дверь их квартиры с зависшим в уголке паучком, дверь ее комнаты с плакатом, регулярно меняемым.
Потом телефон затих.
И проснулся уже только на следующее утро, чтобы поднять с кровати Олгу.
Девушка, с пепельными, почти выгоревшими на солнце волосами (после сна они всегда сбивались в модельные, совершенно немыслимой формы, пасмы), с трудом разлепив глаза посмотрела на длинный прамогульник телефона, большой сенсорный экран со скачущей на нем белкой… Понадобилось время, чтобы вспомнить, что телефон – это подарок от родителей на ее 18-летие.
Ааааа.
- Привет!
- Привет…
- Ты мне снился, ты знаешь?..
- Да? Даже не могу предпологать… надеюсь, сон был приятным?
- Да как тебе сказать… - Олга крутила в руках телефон, вглядываясь искрящимися от смеха глазами в лицо Андрею. – Терпимо! Ты ловил меня посреди двора - пытался ловить, но там везде были такие бельевые веревки, с натянутыми на них и сохнущими простынями. Десятки, сотни простыней! Солнце просвечивало сквозь них, но меня разглядеть у тебя не получалось. Вокруг вообще было ужасно много белого, все было похоже на очень раннее утро в лесу, с туманом… с таким себе белым полотняным туманом!
Андрей прикоснулся к ее запястью.
Девушка запнулась, сбилась на секунду, потом продолжила рассказывать свой сон. Хотя рассказывать в принципе было уже нечего. Все и самое главное воспоминание о сне – это именно это торжественное ощущение бегства от того, от чего бежать то и не хочется. Это чарующее скольжение вдоль трепыхающихся на ветру белоснежных простыней, пахнущих ветром и цветами, и тревожное и сладкое ожидание рук, которые вот-вот поймают ее.
У Андрея пикнул телефон. Он спокойно, лениво посмотрел на него, потом перевел взгляд на Олгу. Рука его не отпускала ее руку.
Олга с улыбкой посмотрела на него. Какой же он красивый! «Можно?» спросил ее взгляд, показывая на его телефон. «Как хочешь!» поднял плечи в легком пренебрежительной улыбке Андрей.
Телефон она таки не взяла, и что за сообщение пришло – не проверила.
Зачем?
- Можно я тебя сфотографирую?
- Зачем?
- Ну… - Олга замялась. – Я хотела бы посмотреть, как мы смотримся вместе. Может, мы похожи? – Идея начала увлекать девушку уже в процессе ее придумывания, на ходу. – Ты знаешь, что если люди похожи, то им судьба быть вместе всю жизнь, знаешь?
- Не надо, не хочется…
Андрей повернулся, в пол оборота. Она видела его лицо, его улыбающиеся глаза… Казалось, что он неприветлив, что он в себе, но она то знала правду… Она то понимала, почему это, из-за чего это. Он любил ее, любил, но не спешил говорить об этом, не торопился разрушить очарование их встреч.
Он мягко улыбался, глядя куда-то перед собой. За спиной гас день, кто-то невидимый скручивал вентиль яркого солнечного дня, будто ручку на кухонной плите, и закат становился все алее, все ослепительнее.
- Красиво.
Олга подняла свой новый телефон. Поймала в видоискатель линию черного горизонта под алым одеялом неба. Нажала кнопку. Все! Теперь у нее есть свой личный закат с Андреем.
- А знаешь, как можно?
Девушка зябко дернула плечом, зачем-то вложила телефон в теплую ладонь парня, подтянула к шее голубую шаль, закуталась в нее… догадается сфотографировать, или нет? Олга перемнулась с ноги на ногу и попыталась выгнуть шею покрасивее… ну же, ну же…
- В этих новых телефонах, тут такая штука есть – Андрей заговорил с жаром, с увлечением. Олге было приятно слышать его голос, смотреть на него. Огорчало немножко только то, что что же он все никак не увидит то, что перед ним, не поднимет на нее глаза, не спросит ее, может она хотела бы сфотографировать здесь, сейчас… - они могут метки ставить на то, что нам понравилось…
- Как это?!
- Ну, вот смотри… - Андрей повел светло-голубыми глазами вокруг, поискал – вот видишь, клен?
Дерево раскинуло ветви в некотором отдалении от них. Обычное дерево, каких много: немножко сухое, немножко корявое, узловатый ствол и дрожащие, звенящие листья на ветвях. Что-то испугало ее в этом дереве, что-то не понравилось…
- Я фотографирую его, а теперь ставлю на него тэг… тэг, это такая себе метка, какая я хочу… например я ставлю на фото этого дерева тэг… пусть будет тэг «дерево», видишь?
Быстрые движения пальцев по клавиатуре, набрал слово, сохранил. Вышел. Включил опять режим фотоаппарата.
- А теперь глянь-ка, самое главное…
Андрей навел фотоаппарат видоискателем на дерево. Дерево появилось на экране… и в тот же момент на экране, сбоку появились маленькие символы бирочек, ярлычков. Андрей по очереди ткнул на них пальцем. Появились по очереди слова: «деревишко», «клен серебристый», «сейчас он страшный, а ветви его – трещины в деревьях, но придите сюда весной!» и «дерево».
- Это другие люди, которые видели это дерево, которые фотографировали его, понимаешь? Телефон, он, когда оказывается вот так возле отмеченных в пространстве точек, он в видоискателе на объекте, который ты сфотографировала или хочешь сфотографировать, показывает тебе, если кто уже ставил свои отметки…
- А давай сфотографируем закат!..
Андрей улыбнулся, расцвел. Олга обожала его, когда он так улыбался… будто весна наступает, улыбка начинается с его глаз, разливается, набегает на все лицо… Он просто сводил ее с ума такой…
- Нет, не получиться: закат, он неповторим… дерево, оно одно и то же… человеческое лицо, и то все равно островок незыблемости, а вот закат… - он снова улыбнулся – он разный, совершенно разный каждый раз… поэтому на закат тэг поставить не получиться!
- Ну, тогда давай сфотографируем тебя!
Андрей потускнел.
- Ну, Олга, не нужно, я не хочу….
- Хорошо, хорошо, ладно… - Олга посерьезнала. - Не злись, только не злись…
Остаток дня, когда Андрей попрощался с ней (поцеловал в щечку) и ушел по своим делам (кажется, он занимается продажами, или медициной, не помнит, она не помнит), Олга провела, гуляя по городу.
На греющейся у красного противопожарного щита оказались тэги «цезарь» и «старая псина тут всегда лежала, сколько ее помню»; на дорогом, но слегка потрепанном спортивном велосипеде – «шайен», «продаю. 0681240664».
Вскоре тэги появились везде…
Спустя две недели он привел ее к себе домой.
Когда он заснул, она открыла глаза.
Ее любовь лежала на боку, уткнувшись носом в ее руку. Похожий на большого щенка, уставшего за день, забегавшегося… Она осторожно вытащила руку из-под одеяла, протянула ее к его голове.
Показалось, будто она провела пальцами по траве. Она запустила руку глубже, ощутила тепло кожи его головы. Волосы струились по коже ее ладони, мягкие, тонкие, нежные…
Как часто она хотела просто провести руками по его волосам, запустить пальцы в волосы на его затылке, шутливо поймать его за загривок, своего большого щенка…
Ночь была совершенно темной.
Ни звезд, ни луны – свет пробивался от бесшумных неоновых вывесок на соседнем торговом здании. Сквозняк из приоткрытого окна невольно трепал занавески на окнах… или, может, это занавески трепали ветер?
Олга тихонько-тихонько, на цыпочках, встала с кровати, совершенно нагой. Ее худощавое тело светилось в темноте ощущением полноты жизни, счастьем и удовлетворением. Все хорошо, все хорошо, все – наконец-то, наконец-то – хорошо…
Никуда не нужно бежать, не нужно искать….
Счастье, вот оно.
Осталось только удержать, стать и для него – самой лучшей, самой главное, единственной. Она приложит к этому много усилий, она сделает, она сможет…
Нужно только – удержать.
Она тихонько открыла свою сумочку, достала свой новый телефон. Удержать, удержать… Включила режим фотоаппарата, увидела его разгладившиеся черты лица, его тонкую линию рта, губы…
Телефон тихонько всхлипнул. Все. Она невольно, не контролируя себя, прижала его к себе. Что в ней, этой маленькой девушке, было истинно женским, мудрым, все понимающим, обо всем догадывающемся…
Даже если он не говорит об этом, а она – не думает об этом.
Открыв строку тэга, она задумалась. Что ей написать? Как выразить свои чувства, как обозначить вот этот момент, мгновение? Прислушавшись к себе, она медленно, но все увереннее и быстрее написала: «люблю!»
Прижав телефон к себе, она сидела на ковре, возле дивана, со стороны спящего Андрея, до тех пор, пока комнату не залил сереющий рассвет.
Только тогда, в сером сумраке нового дня, новой жизни с тем, кого она так долго искала, она еще раз уверенно включила на своем новом телефоне режим фотоаппарата, твердо навела видоискатель на его тонкие черты лица, на его нежные веки и тонкие брови…
В нижнем правом углу один за другим появлялись ярлычки-бирочки. Олга нажимала их один за другим: «люблю», «люблю», «люблю»…