Письма. Письма. Письма. Когда-то солдатские письма шли без оплаты. Белый конверт, адрес, пустой уголок для марки – и в путь. Москва, Воронеж, Питер, Краснодар, Хабаровск. Все города и веси нашей могучей и необъятной. Теперь бесплатных писем не бывает. Защитникам отечества выдают специальные конверты с красной полосой и надписью «Воинская корреспонденция». Восемь штук на месяц. И пишут солдаты, пишут. А обратно летят ответы. «Жду, скучаю, вернись скорее». Или «не жди, ушла». Или «братан с днем рождения». Но чаще всего «сынок», «сыночек», «внучок». И нередко в маминых или бабушкиных конвертах, нет-нет, да и проскочит бумажная денежка, завернутая в письмо. Ведь не втолкуешь им, что не стоит деньги в почтой посылать. Наивная женская романтика, помноженная на материнский инстинкт. А вдруг дойдет? Вдруг получит?

Идут деньги в части. В каждом пятом, седьмом, десятом письме… Никто же статистику не считал. И вот приходит письмо на почту. Из части приходит солдат. Открывает специальный абонентский ящик. И тащит письма и извещения в клуб, где раскладывает их по ротам и батальонам, отдает ротным почтальонам. А те уже на руки их выдают. Но по дороге с почты в часть конвертик может и потеряться. Обычные письма ведь никто не регистрирует. Или в комнате у почтальона части пролежать недельку. А что? Почтальон живой человек, забыть-потерять может. И такой же солдат-срочник. Который есть-пить-курить хочет, прослужил уже больше года, и про статистику родительско-денежных писем, кое-что слышал. Догадываетесь?

Поскольку солдат не сильно образованный, и про перлюстрацию корреспонденции, типа держания конверта над чайником с кипящей водой, в жизни не слыхал, он делает все гораздо проще. По дороге с почты, или у себя в клубе, солдатик щупает почту хитрыми, проверенными способами, рвет конверты, деньги забирает, письма выкидывает. Все гениальное просто. Вот тебе и прибавка к жалованию. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Одна незадача. Поколение «пепси» сгубит не наркотики, не водка и не трава. Его сгубит страшная вещь – лень. Вместо того чтоб улики уничтожать, он эти разодранные письма прячет по всем углам своей клубной норы.

Я попал работать киномехаником и почтальоном по совместительству в клуб аккурат под конец курса молодого бойца. Начальник клуба – майор с хитрыми свинячьими глазками наказал обживаться и принимать дела и должность у Сани – невысокого, плотного парня, скорого осеннего дембеля. Какие «дела» принимать надо, я понял примерно через неделю, когда нашел первые вскрытые конверты, включая пару писем мамы ко мне. Саня явно не стеснялся меня и существовал по принципу «хочешь жить – умей вертеться», регулярно бравируя этим. При том он явно был уважаем в части и являлся корешем всех дембелей и большинства младших офицеров. Что не мешало ему рвать все письма подряд – и старослужащих и молодых. Доход стабильный. Угрозы никакой. Не жизнь – малина! А вскрытые конверты выкидывать лень – дембель же скоро.


Только вот, жадность человеческая жить спокойно никому не дает. Кто имел дело с посылками, тот знает, что сейчас специальную коробку оклеивают гербовым почтовым скотчем по всем швам и так отправляют. Но теперь еще и бумагу с печатью наклеивают. А тогда такого не было. И если мы этот скотч аккуратненько бритвой разрежем, содержимое коробки посмотрим, а потом прозрачным скотчем заклеим, то ведь ничего страшного не произойдет, правда? Согласно Саниной жизненной позиции, это вообще в норме вещей. Мы же все равно посылки на почте получаем и в клуб приносим. Где их и выдаем. А в посылках шли и деньги посерьезнее, чем десять-пятьдесят-сто рублей, да и прочие веселые штуки, типа мобильных телефонов. Малина постепенно перерастает в бутерброд с красной икрой. В столовой уже не питаемся, потихоньку разведываем, где у нас в городке торгуют травой и «колесами». А когда деньги заканчиваются – нюхаем клей до одури и зеленых человечков, выныривающих из унитаза. И никто ничего не подозревает. Вообще!

Было бы очень хорошо, если бы в реальной жизни анекдот про таблетку от жадности, оставался анекдотом. Только не судьба. Когда я попал на хлебное почтальонское место, меня начали регулярно просить принести переводы с почты. КМБ, увольнений нет, а жить солдатам хочется. Я получал, оформлял на свой военный билет, приносил. Мне не жалко, все равно на почту мотаюсь каждый день. Наш доблестный дембель пронюхал и это. Ведь перевод может отправить и мама из большого города, которая легко позвонит и проверит, получило ли ее чадо деньги, и бабушка из глухого поселка, где до ближайшего телефона десять верст по колено в грязи. Красная икорка постепенно чернела… На письма он уже плюнул, на кой черт ему такая мелочь. Мы люди серьезные, деньгами нормальными ворочаем.

Большинство армейских баек начинается с фразы «Приезжает в часть проверка..» Так вот. Проверка действительно приехала. И не просто проверка, а проверка по нашу клубно-почтальонно-замполитскую душу. Замполит части на пару с начальником клуба сразу кинулись концы с концами сводить, и задачу нам, клубным работникам, поставили - навести марафет во всем клубе. Саня, как старший по призыву, определил мне сектор работы – собрать по всему клубу разодранную корреспонденцию и сплавить без огласки куда-нибудь. Писем набралось два больших пакета. И тут, согласно закону падающего бутерброда, в нашу каморку заходит замполит части. Увидав эти баулы, он молча забирает их и уходит.

Саня сразу понял, что дело пахнет керосином и надо спасаться. Как побитая шавка, побежал к замполиту в кабинет… Вернулся оттуда в глубокой задумчивости. Достал пачку денег, на дембель приготовленных. И отправил меня за домашним кинотеатром в магазин.

Так и свершился «мюнхенский сговор». Поменял полковник два мешка человеческого счастья и горя на домашний кинотеатр марки «Сони». Проверка приехала, в бане попарилась и уехала. Через неделю дембеля отправили домой, через месяц замполит перевелся на вышестоящую должность. И опять никто ничего не узнал.

Проводив Саню за ворота КПП, я зашел в кинооператорскую, открыл окно и закурил. Долго, молча, курил одну за другой. На столе у меня лежали письма, извещения на посылки, бланки денежных переводов…

* * *

Прошло н-ное количество лет. Я был солдатом, курсантом, потом стал офицером, замом командира батареи по воспитательной работе. И, каждый раз, забирая в библиотеке пачку писем для батареи, я ощущаю, как горят у меня руки. Только вот к чему бы это?