Я заблудился в пустыне. Однообразие ландшафта сыграло со мной злую шутку. Но впадать в отчаяние было рано. У меня был запас продуктов и, самое главное, несколько пластиковых бутылок с водой. Ну и конечно, как у любого путешественника, палатка и спальный мешок. Собственно, собираясь пересечь Иудейскую пустыню, я довольно тщательно готовился к этому путешествию, поэтому у меня было с собой всё необходимое для жизнеобеспечения на несколько дней, а может быть, если экономить, то и недель.
Я сидел на вершине каменистого холма и вглядывался вдаль, надеясь увидеть на линии горизонта какие-нибудь признаки человеческой деятельности. Но тщётно, со всех сторон одно и, то же – холмы и горки желтоватого цвета. Это не была пустыня классическая, состоящая из песчаных барханов, но тоже пустыня, потому что здесь не было главного – воды. А где нет воды, там нет и жизни, особенно здесь, в Израиле. Я вспомнил, как с удивлением посмотрел на меня Арик, приятель Марии, когда я объявил им о своём намерении. Но я не услышал от него никаких предостережений, хотя он недавно отслужил в Цахал и нередко в составе подразделения совершал марш-броски в подобных местах. Мы договорились, что они будут ждать меня на той стороне, у старинной крепости Масада, куда приедут на автомобиле. Представляю их состояние, когда я не появлюсь в назначенном месте в назначенное время.
Я опять пытаюсь проанализировать ситуацию и выяснить причину моего теперешнего плачевного состояния. Причина одна – увлёкся, перестал держать ориентир по солнцу, а компасом я никогда и не пользовался, всегда считая, что есть масса других возможностей определить стороны света. Вот и пожалуйста, с горки на горку, где-то обход по ущелью, а где-то карабкался по стенке, применяя навыки альпинизма, вот и докарабкался. Сижу теперь на вершинке холма и не знаю куда пойти, куда податься. А денёк то уже клонится к вечеру, пора искать место для ночлега, здесь на вершинке палатку не поставишь, негде, кругом крупные камни.
Утром решил не мудрствовать, а просто идти в одном направлении, чётко держа ориентир по солнцу, благо здесь почти не бывает пасмурных дней, особенно в это время года, в октябре.
Идти очень тяжело, всё равно приходится постоянно обходить препятствия, крутить серпантин по горным склонам. Да, ввязался я в историю, да ещё по собственному желанию, пытаясь доказать моим израильским друзьям, что я парень крутой и горы для меня не преграда. У себя на родине я часто поднимался на горные вершины, проходил ледники, карабкался по скалам. А эти горы и горами то назвать трудно, так, какие-то холмики. И вот надо же! И причина, как всегда в женщине, особенно когда она тебе безумно нравится. Да и как может не понравиться израильтянка, недавно отслужившая в армии, решительная, смелая, спортивная. Вообще-то она дружит с Арье, но, как я думаю, просто дружит, без каких-то интимных отношений. Видимо ждёт «своего» парня, который по-настоящему вскружит ей голову. Есть такие женщины, для которых на первом месте любовь, а уж потом интим.
Наткнулся на тропу. Наверняка она выведет меня к людям. Идти стало легче, не надо всё время выбирать направление, а просто смотри под ноги, да иди. Иду, смотрю, и вдруг за поворотом чуть не натыкаюсь на группу людей, сидящих на отдыхе. Арабы, их четверо, как по команде уставились на меня. Рядом с ними лежат тюки, перевязанные посередине. Так арабы обычно и носят грузы – одна часть тюка на груди, а другая на спине. Наверняка контрабандисты, а что же ещё могут делать люди в пустыне. Оружия как будто не видно, но вполне может быть спрятано под одеждой.
Мне отступать некуда, надо завязывать отношения. Сваливаю рюкзак на землю, подхожу ближе и протягиваю руку для рукопожатия, подчёркивая свои сугубо мирные намерения. Трое повернулись к четвёртому, сидящему поодаль, видимо старшему, если судить по чёрной окладистой бороде, вопросительно посмотрели ему в глаза. Он чуть заметно кивнул. После этого все разом заулыбались и уважительно, двумя руками, пожали мне руку. Пожал и бородатый, но одной рукой, видимо соблюдал субординацию. И всё это молча, без каких-либо слов. Арабский я не знаю совершенно, на иврите знаю всего несколько слов, видимо придётся объясняться на английском. А пока отошёл к своему рюкзаку, достал из карманчика баночку с леденцами, открыл и предложил арабам, произнеся лишь одно слово - плис. Но они отрицательно замотали головами, пришлось мне сосать леденцы одному. И тут я заметил, что они тоже что-то держат во рту, ну, кроме гашиша держать им там нечего. Видимо устали от долгого перехода, восстанавливают силы.
Вскоре отдых закончился. Арабы коротко переговорили на своём языке и начали ладить на себя тюки. Я, следуя их примеру, влез в лямки рюкзака, стал застёгивать потуже нижний ремень, чтобы не так давило плечи. Так и пошли мы по тропе, я чуть поодаль, не теряя их из виду. Меня это устраивало, я надеялся, что они выведут меня к дороге или к населённому пункту, хотя тропа и без них бы вывела. Но теперь деваться некуда, надо идти в группе, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Эти люди наверняка делали что-то незаконное, и раздражать их не имело смысла.
Хотя и октябрь, но жара даёт себя знать. После полудня солнце настолько раскалило землю, что воздух, нагреваясь от поверхности, плыл зыбучим маревом. Очертания местности и расстояния до объектов искажались и не соответствовали реальности. Здесь, в пустыне, да и вообще в этих местах, влажность держалась на нулевой отметке, не так, как у меня на родине, в России, где она достигала 70% и даже более. Поэтому постоянно приходилось прикладываться к бутылке с водой, особенно на переходе с тяжёлой поклажей. Иначе очень быстро наступало обезвоживание, со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до летального исхода. Пили и арабы, доставая фляжки с водой из складок своей свободно ниспадающей одежды. Но делали всё это на ходу, почти не замедляя движения. По всему было видно, что им нужно прибыть в назначенное место в определённое время, где их наверняка ждали сообщники, и, наверное, с автомобилем. А значит, в том месте уже начиналась какая-то дорога. Конечно не автострада, но всё же. Может быть, они и меня возьмут с собой и подвезут туда, где я уже сам смогу найти нужный мне транспорт. Может быть. Наверное, стоит их об этом попросить, но не сейчас, а когда мы выйдем до нужного места.
Вдруг шедшие впереди меня арабы попадали на землю, как подкошенные, и тут же я услышал звук нескольких выстрелов. От неожиданности я остановился и замер, подставляя себя, как отличную мишень. Липкий пот заструился у меня по позвоночнику, закапал с кончика носа. Только тут я понял, в какую попал историю, и мне стало по-настоящему страшно. Но в меня никто не стрелял. Мало того, как я не вглядывался вперёд, боясь повернуть голову в сторону, чтобы не спровоцировать нападавших на выстрел, я не увидел никого и ничего. Местность передо мной была по-прежнему пустынной, если не считать четырёх тел, лежавших неподвижно впереди, на тропе. Видимо нападавшие были прекрасно замаскированы и чего-то выжидали, боясь обнаружить себя. Если это напала противоборствующая группировка, то они убьют и меня, зачем им нужен свидетель. А может это израильский спецназ, получивший наводку от своей агентуры и устроивший здесь, на тропе, засаду. И теперь пытаются понять, кто я такой, и что со мной делать.
Я решил действовать первым. Поскольку от волнения я совершенно забыл нужные в этой ситуации английские слова, то, медленно поднимая вверх безоружные руки, закричал на русском языке:
- Не стреляйте, у меня нет оружия!
Я знал, что среди израильских солдат были репатрианты из России, и кто-нибудь мог знать русский язык. К счастью, так и оказалось. Но, к моему удивлению, я услышал женский голос, усиленный мегафоном:
- Снимите рюкзак, одежду, и пять шагов вперёд!
О, с какой радостью я выполнял эту команду, понимая, что самое страшное, что могло со мной приключиться, позади. Я даже хотел снять плавки, но, принимая во внимание, что приказ отдала женщина, передумал.
После того, как я голый замер в пяти шагах от своей одежды, не забыв опять поднять руки вверх, хотя в этом уже и не было особой нужды, сзади, от скалы, отделилась тень, которая приняла облик израильского солдата. Подойдя к моему имуществу, он, не опуская ствол автомата, направленного мне в спину, аккуратно и быстро обшарил одной рукой карманы моей одежды, а потом выложил содержимое рюкзака на землю. Не найдя ничего предосудительного, поднял автомат над головой и помахал им.
Мегафон зазвучал снова:
- Оденьтесь, возьмите свои вещи и следуйте за бойцом!
Что я с радостью и сделал, но только солдат всё-таки шёл сзади, знаками показывая мне направление движения. Чувствовалась выучка и постоянная настороженность.
В небольшом скальном углублении, затянутом маскировочной сетью, меня попросили снова раздеться. Попросила белокурая девушка, одетая в камуфляжную форму с сержантскими нашивками на погонах, наверное, та самая, что говорила мне по мегафону. Чуть поодаль, на камне, прислонившись к скале, сидел рослый парень со смуглым лицом, настоящий спецназовец, если судить по внешнему виду, и с любопытством меня разглядывал. Автомат он держал одной рукой, положив его на колени, но в таком положении, что в любой момент мог им воспользоваться. Тот боец, который привёл меня, так и остался на входе, поглядывая в обе стороны. Когда я снова разделся до плавок, мне показали место у стены, где я и стоял, пока мою одежду и снаряжение методично просматривали и прощупывали. Девушка долго рассматривала мой паспорт, подсвечивая фонариком, хотя под сетью было довольно светло.
Когда проверка была закончена, и я снова оделся, девушка-сержант положила мой паспорт в нагрудный карман гимнастёрки и сказала:
- Побудет пока у меня, а Вы нам расскажите, как здесь оказались, да ещё в такой компании.
Это был намёк на контрабандистов, или кто там они были. Но тон её вопроса был дружелюбный и она даже слегка улыбнулась. Интуитивно я понял, что она была довольна тем, что и меня не уложили в горячке короткого нападения, поскольку я совершенно не причастен к тем людям, с которыми случайно встретился на тропе.
Я совершенно успокоился, согретый её лёгкой улыбкой и дружелюбным тоном, и потому стал рассказывать свою историю довольно подробно, не забыв упомянуть своё былое увлечение горным туризмом. В конце сообщил, что у Масада меня будут ждать мои израильские знакомые и завтра, к вечеру, мне надо быть там.
- Ну, это как начальство решит, - сказала она, по окончании моего повествования, и добавила:
- А пока побудьте здесь и, пожалуйста, никаких глупостей.
После сказанного, она вышла вместе с рослым парнем, сидевшим на камне, который, проходя мимо меня, указал на освободившееся место, предлагая мне занять его, что я и сделал. Боец на входе так и остался стоять, видимо был оставлен для моей охраны, и чтобы я случайно не наделал глупостей. После пережитого волнения я почувствовал такой зверский голод, что тут же решил пообедать – всё равно заниматься больше было нечем. Когда я вспорол ножом банку с консервами, то предложил моему охраннику разделить со мной трапезу. Сделал я это знаком, так как не знал, на каком языке к нему обращаться. Так же знаком он отказался. Его отказ не убавил мой аппетит.
Не успел я соскучиться, как сержант появилась снова, и в этот раз одна. Она что-то коротко сказала моему охраннику на иврите, который тут же ушёл, повесив автомат на плечо, который он до этого держал наизготовку. Затем обратилась ко мне:
- А Вас, Алекс, я отвезу на встречу с Вашими друзьями, но сначала с Вами хочет познакомиться мой начальник, надо уладить некоторые формальности в отношении Вас. Попросту Вы напишете рапорт на его имя, в котором укажете, как и почему Вы оказались в этом месте. Короче напишите то, что Вы уже рассказали мне.
В наступившей ночи мы ехали вдвоём в армейском джипе по остывающей от дневного зноя пустыне по каким-то несуществующим дорогам, которые я, как не вглядывался в освещаемую фарами местность, так и не увидел. Я сидел рядом с ней на соседнем сиденье и искоса поглядывал е её сторону. Несколько раз, во время переключения передач, её рука слегка коснулась моего колена. Это было настолько приятно, что я умышленно не отодвинул ногу, что, вообще-то, надо было сделать. Поскольку я был, как бы, в роли пленника, я стеснялся начать разговор, хотя мне очень хотелось узнать её имя.
Она заговорила со мной и, притом, обратилась так, как будто мы старые знакомые:
- Алекс, тебе все девушки нравятся, которых ты встречаешь в пути?
Вопрос был настолько неожиданным, что я несколько секунд молчал, обдумывая, боясь испортить начинающиеся отношения.
- Только те, которые служат или отслужили в Израильской армии.
- Ну, а чем же хуже штатские? – Слегка насмешливо спросила она.
- А тем и хуже, что они, штатские – расплывшиеся, рыхлые коровы. Я люблю женщин спортивных, решительных и смелых, склонных, как и я, к риску, – отрезал я.
- Да Алекс, ты наверняка одинок, - прямо в точку попала она, – кстати, забыла представиться, меня зовут Катей.
- Очень приятно, какое хорошее имя – Катя. А ты давно здесь? – Спросил я.
- В первом классе училась, когда родители репатриировались в Израиль и меня сразу забрали с собой, хотя бабушка уговаривала оставить на её попечение, пока они не обустроятся на новом месте.
- А назад не тянет?
- Нет, что ты, моя родина здесь. Во время отпуска я с большим удовольствием путешествую по Европе, там есть что посмотреть. А в Россию не тянет, и что там делать? Бабушка уже давно живёт с нами. А ты не хочешь переехать в Израиль? Нам нужны такие парни, как ты.
- Вот женюсь на еврейке и останусь, - выдал я ей свою сокровенную мечту и добавил стихами:
- Если мама не еврейка,
-То для них ты просто гой,
-А мошна коль не набита –
-Делать нечего с тобой!
Катя засмеялась, а потом вполне серьёзно сказала:
- Да, есть тут у нас такое, что скрывать. А у тебя уже есть девушка на примете, здесь, в Израиле?
И я рассказал ей о Марии, о моих чувствах к ней. И о том, как мало у меня шансов в отношении её. Меня просто потянуло на откровенность, да и вся обстановка способствовала этому.
Когда я закончил, Катя помолчала немного, посмотрела в мою сторону и сказала:
- А знаешь Алекс, ты мне понравился. Если бы у меня не было жениха, то я наверно бы в тебя влюбилась. Редко встретишь человека, который так достойно ведёт себя в подобных обстоятельствах. Всё-таки ты был на волосок от смерти, мы тебя чуть не застрелили. Но хорошо то, что хорошо кончается.
И тут я решился задать ей вопрос, который давно меня мучил:
- Катя, а почему вы сразу застрелили этих людей, даже не попытавшись их задержать. Может они бы сдались?
-Ну, что ты Алекс! Это были камикадзе, нашпигованные взрывчаткой. Они бы подорвали себя и наших ребят.
Поздно вечером мы въехали в расположение части. Мне отвели место в общей казарме, где отдыхало около десятка бойцов. Предложили посетить душ, покормили. А утром, когда я прекрасно выспавшись, завтракал с израильскими парнями в небольшой столовой, вошёл полковник, поздоровался со всеми, потом подошёл к моему столику, присел напротив, попросил чашечку кофе. Ему принесли. Никакой напряжённости в столовой в присутствии начальника не ощущалось. Бойцы продолжали спокойно переговариваться, смеяться. Так же и я, доедая свой завтрак, спокойно ждал дальнейшего развития событий.
Как только я отодвинул пустую тарелку, полковник отставил пустую чашечку, поднялся и обратился ко мне:
- Прошу Вас, пройдите со мной.
В его небольшом кабинете мы отлично побеседовали, и не было никакого допроса с пристрастием. Здесь же он вернул мне мой паспорт, пожал руку и пожелал удачи.
И вот я снова в джипе, и снова с Катей, но, кроме нас двоих, сидящих на задних сиденьях, впереди ещё два парня, один из которых ведёт автомашину. А второй, тот самый, крепкий и смуглый, что сидел на камне под маскировочной сетью, когда я впервые увидел Катю. Он, обернувшись в нашу сторону, что-то быстро и весело говорил Кате на еврейском языке, которая, чуть улыбаясь, поддакивала ему.
Улучшив момент, когда он на некоторое время замолчал и отвернулся, смотря на дорогу впереди несущегося по шоссе автомобиля, я спросил у Кати, показывая в его сторону:
- Это твой жених?
У Кати порозовели щёки и она, молча, кивнула головой.
Когда мы подъехали к крепости, то я ещё издали увидел Марию с Арье, которые дожидались меня, сидя недалеко от автомобиля. После взаимных приветствий, крепких мужских рукопожатий и лёгких женских поцелуев в щёки, Катя подхватила Марусю под руку и предложила слегка посекретничать от мужчин, что вышло у ней естественно и грациозно.
О чём говорили милые женщины, я могу лишь догадываться, но после их возвращения Мария смотрела на меня совсем другим взглядом, в котором сквозило любопытство и, как мне показалось, восхищение.
Я понял, что мои шансы в отношении её значительно выросли. Дай Бог!