Глава XXX.

Лейтенант Люфтваффе Ганс-Ульрих Рудель о начале войны с Россией узнал из сообщения немецкого радио в 4 часа утра 22 июня. Он только что перегнал с аэродрома на Пелопоннесе через Софию и Белград в Котбус «Юнкерс-87», повреждённый английской зениткой во время майского воздушного вторжения на Крит. В ожидании окончания ремонта лейтенант коротал время, занимаясь спортом, и если появлялся в лётной офицерской столовой, то лишь затем, чтобы выпить стакан молока, чем сразу же установил дистанцию между собой и завсегдатаями столовой, предпочитавшими другие напитки. Вот и в это воскресное утро он встал с первыми лучами солнца, чтобы начать день с пробежки по лётному полю. Услышав по радио о начале войны, он не слишком удивился: в последние дни разговоры в столовой вращались главным образом вокруг назревающей новой кампании на востоке. Масштабная переброска войск к восточным границам рейха не оставляла сомнений в том, что готовится что-то серьёзное, и каждый считал своим долгом высказать свои соображения по этому поводу. Большинство склонялось в пользу версии о переброске войск через Россию в Закавказье, откуда предполагалось организовать нападение на британские колонии в Азии. Рудель считал эту версию вздорной, однако в споры не вступал, пил своё молоко, иногда скупо рассказывал о том, что видел, летая над горами и древними городами Греции, знакомыми его собеседникам лишь по гимназическому курсу, после чего возвращался на лётное поле продолжать спортивные тренировки.
Прослушав сообщение, Рудель быстро оделся и направился в ангар, работа в котором началась в этот день раньше обыкновенного. К полудню один из «Юнкерсов-87» был готов к вылету. Несколькими минутами позже Рудель был в воздухе, с берегов Шпрее он летел в Восточную Пруссию, где предположительно должна была находиться его эскадрилья. Совершив посадку в Инстербурге, он получил в штабе Люфтваффе более точные сведения и уже через полчаса посадил бомбардировщик на переполненный прифронтовой аэродром в районе Августов, Сувалки. До захода солнца Рудель успел совершить в составе девятки «Юнкерсов» четыре боевых вылета. Он бомбил большую танковую колонну русских на шоссе Гродно-Волковыск, потом позиции зенитной артиллерии, склады горючего и боеприпасов. Вернувшись в этот день из последнего вылета в десять вечера, он в 3 часа ночи снова был в воздухе, спустя полчаса в предрассветных сумерках он пикировал на колонну русских танков на правом берегу Немана, затем вернулся на аэродром, снова слетал за Неман, и так раз за разом летал до десяти вечера с короткими перерывами на сон под крылом самолета, пока техники и инженеры загружали машину бомбами и заправляли горючим. Несколько раз в этот день Рудель издалека становился свидетелем короткого воздушного боя - на близкое расстояние советские истребители И-16 приблизиться к его «Юнкерсу» не успевали: их сбивали «Мессершмитты», которых в небе было гораздо больше и которые к тому же во всём превосходили советские машины. Русские пилоты называли свои И-16 «ишаками», немецкие окрестили их «крысами» и в первые дни боёв сбивали десятками и сотнями. Вскоре «крыс» почти не осталось. Рудель знал, что у русских есть и современные истребители МИГ-3, но столкнуться с ними в воздухе в первые недели войны ему ни разу не довелось. Зато очень скоро ему пришлось познакомиться с ночными бомбардировщиками. Это были маленькие лёгкие бипланы, летавшие по ночам на малой высоте над ближними тылами наступающих немецких танковых колонн. Заметив на земле костёр, русские пилоты ( уже после войны Рудель узнал, что чаще всего это были женщины) с выключенным двигателем планировали «на огонёк» и сбрасывали маленькие осколочные бомбы. Одна из таких бомб угодила в палатку на краю лётного поля, в которой спали товарищи Руделя по эскадрилье. Палатка была разбита на опушке леса, среди деревьев, и пилоты, считая, что они здесь в безопасности, не потушили костёр, на котором готовили ужин. Все они погибли. Это случилось уже в начале июля, под Лепелем, куда перебазировалась эскадрилья Руделя, в задачу которой входило обеспечение быстрого продвижения на восток немецких танковых клиньев. Через несколько дней эскадрилья уже базировалась в Улле, на берегу Западной Двины. Наступление развивалось успешно, танки двигались так стремительно, что иногда успевали блокировать взлётные полосы советских прифронтовых аэродромов прежде, чем их успевали покинуть вражеские самолёты. Однажды Рудель пролетел над одним из них: на лётном поле ровными рядами стояли бомбардировщики со звёздами на крыльях, рядом, по дороге на Витебск, катились немецкие танки и мотопехота. Впрочем, в эти дни, дни ожесточённых танковых боёв, ему гораздо чаще приходилось смотреть на советские танки. Рудель всегда пикировал на цель почти до самой земли, чтобы не просто поразить её, но и убедиться в том, что цель поражена, и ему не нужно будет заходить на неё вторично. За это товарищи по эскадрилье дали ему прозвище «сумасшедший», такое прозвище обычно давали в Люфтваффе пилотам, мастерству и храбрости которых завидовали. Первый раз Руделя едва не сбили, когда он пытался спасти товарищей, совершивших вынужденную посадку на лесной поляне на территории противника. Увидев, что в сторону самолёта со стороны дороги, которую они только что бомбили, бегут русские, Рудель повёл самолёт на снижение, сбросил скорость, выпустил шасси; он уже видел лица товарищей, залёгших под повреждённым самолётом, вокруг которого пулемётные очереди русских взметали маленькие фонтанчики, как на поверхности лужи во время ливня. В этот момент его собственный самолёт оказался прошит пулемётной очередью. Из повреждённого маслопровода на лобовое стекло кабины хлестало масло, двигатель работал с перебоями и вот-вот должен был заглохнуть. Садиться было бесполезно: взлететь с поляны «Юнкерс» Руделя уже не смог бы. Прежде чем взмыть над деревьями, Рудель успел оглянуться через плечо и увидеть, как машут ему вслед товарищи, он тоже помахал им рукой на прощанье. К сбитому самолёту со всех сторон уже подбегали русские, другие бросались ничком на землю, видя несущийся прямо на них, убирая шасси, самолёт Руделя. Уже в самом конце поляны самолёт набрал скорость и взлетел на высоту 300 метров, масла в моторе почти не осталось, прошла ещё минута, другая – и двигатель замолчал. Пока скорость не упала и самолёт не завалился в штопор, Рудель быстро спланировал на ближайшую лесную поляну. К счастью, он посадил машину уже на своей территории. Взлететь он уже не мог. Когда Рудель добрался до аэродрома на попутном грузовике, уже темнело. Полёты до утра были закончены. Прежде чем отправиться спать, Рудель успел несколько раз метнуть диск и сделать пробежку вокруг лётного поля.