Декабрь решил дать шанс воде не остыть. Она поспешила пользо-
ваться этим шансом. На большее её не нашлось. Могла бы отказа-
ться, могла бы... Кудачество чудачество ей в своём возрасте ни к
чему бы, но как остынешь, когда ни нужного мороза, ни снега, а всё
только тепловатый до десяти туда-сюда дождь.

Но вот для неё внезапно при самой плюсовой погоде посыпал мель-
чайший снег. Волшебство. Если бы не фонарь, кто бы понял, что это
и не дождь, а микро-снежинки - свежайшие, нежнейшие, непостижи -
мые с самого детства, забегающие с неба на минутку, чтобы посеять
невероятность сверху, на увидевших её, понять, что не случайно по-
явилось волшебство, что так и должно быть. Только так и никак
иначе.

Хочешь тишины, хочешь мраморности, замкнутого пространства,
никого никого, а только что-то замолчавшее, ждущее вот этой тихой
минуты с тобой.

Я не умею беречь тепло. Мне надо зайти в шугу, отдать ей его, пого-
ворить с замерзающей до весны водой, человеческим теплом поде-
литься с ней, тоскливо зовущей:

- Замерзаю...

Ответить вслед:

- Да зашла, не мёрзни. Только не мёрзни.

Заскрипела шуга, отозвалась, лёд сжался под ногой. Темнота заго-
ворила - и льдом, и водой, и даже показалось, что птичий говор,
где-то слева, в том же самом месте, где в последний раз видела
лебедей, поднимающихся с воды, вытянувших шеи, и не оглянув-
шихся уже при последнем расставании.

Ты кажешься в темноте забытым, покинутым, ненужным. Никого
нет в целом свете, а только природа, только волны, набегаюшие
на шугу, забивающуюся в холодные её иголки, больно рАнящую -
ся о них, и едва успевающую пролиться всхлипом:

- Не надо, холодно...

Но потом тепло, каждое касание согревает, обжигает, возвращает
обратно, бесконечная игра крайностей друг о друга.

Нет нужды выходить из воды. Даже холодная, сейчас она не опасна,
а совсем как сестра согревает тебя обоюдностью, как друг уверяет,
что ты желанный гость и можешь ещё пообщаться, побыть, не то -
ропясь, послушать, как она - холодная скучала долго без тебя, а ты
и не знала, и вот теперь уже у вас обеих нет желания расставаться.
Ты можешь увлечься так, что и впрямь будет что-то поздно, но всё
же ты понимаешь, что хитрый разговор с водой не бесконечен, что
ты не вода, а обычный человек, который не может жить в холоде,
потому что не так устроен.

Выйдя из воды, ступаешь по ледяному песку. Он умудряется оста-
ваться на твоих подошвах, но с каким удовольствием он забира-
ется в твои носки, потом в зимние сапоги. Там песку становится
тепло тепло и очень уютно. Песок вспоминает лето, жару, детские
голоса, мяч, ночной шёпот влюблённых, поздние их купания. Даже
ворОн, перебирающих песочные заначки, голубей, редко навеща-
ющих пляжи, любящие больше городские асфальтовые закоулки,
чем пляжные виражи с летними весёлыми голосами, а ласточки,
как можно не вспомнить летнему песку о них? Маленькие стрелки
летают над песком и такой крик устраивают по утрам, что мечтает
даже песок:

- Поскорее забудьте меня, оставьте в покое, какие голосистые
сигатели, устраиватели вечного беспорядка...

Потом тебе приходит в голову, что можешь, но не так долго как хо-
телось бы... ещё погулять по воде, льду, услышать скрип шуги,
просачивающиеся звуки воды подо льдом, жмущие его, ещё непо-
стоянного, но родившегося и застывшего на своём месте и только
ветер может порвать эту связь с берегом. Когда это может слу-
читься? Сегодня ночью, завтра утром, через неделю, весной?
Это случится непременно когда-нибудь, не однажды. А уж ты следом
мечтаешь, что под силу это человеку. Это подводит к краю, ты при-
саживаешься, присаживаешься, представляя, как лёд треснет и, ты
вместе с водой, будешь получать леденящую душу ванну, горяча-
щую тебя, зажимающую твоё тело своим холодным градусом.

А за спиной засыпающий город. Кто-то ещё пьёт чай, смотрит теле-
визор, гуляет с собакой, говорит, читает, слушает, понимает, ждёт и
любит. Ты думаешь о них, они думают о тебе. Оказывается, это
только один миг, когда ты думал, что одинок и вот уже видишь, как
к тебе навстречу идут твои друзья, открывают дверь, и вот она
семья, собака, книги, песни, родители, которые далеко, но когда
думают о тебе становятся сразу близки, а ты, вспоминая о них, сое-
диняешь мысленно ваши чувства, мысли и прекращаешь думать,
что нет возможности увидеться, понять, выслушать, напомнить,
запомнить и ещё доставать с полочки своего подсознания, трогать,
согреваться и снова оставлять на полочке, не забывая, что в тебе
есть то место, откуда ты можешь сделать это в любую минуту.
Представить можно всё близким, даже то, что тебе не было никогда
близко.

Итак, ты доносишь вместе с рассуждениями песок домой, снимая
сапоги, представляешь, как он там в носках. А он уже прилип к твоим
подошвам и ты понимаешь, что пришла с настоящего пляжа. Пляж
улыбается в образе песка из твоих прозрачных носок, ты его
стряхиваешь и намекаешь, чтобы он не притворялся летом, что
сейчас ты ни что иное, как обычный песок без сезона, как человек
без имени. Да, ты не имеешь права называться летним жарким
песочком, потому что это абсурд, потому что на улице декабрь, а
ты всего навсего мочила ноги в воде, которую не затянуло шугой,
льдом, которая ещё поёт осенние песни и эта музыка звучит в
твоих пятках, не замолкая ни на минуту.

Представь себе одну одну звезду, что сейчас думает о тебе, что
она слышит то, о чём ты пишешь в данный момент.

Да, прав Александр Сергеевич, как только ночь - летают наши
предки и ангелами-вестниками светят своим потомкам:

- Поскорее пишите, пока мы вам хоть что-нибудь диктуем.

У кого-то сегодня, исподволь, получилось показать мне царевну-
лебедь в темноте невидали у воды. Не ты ли это был?