ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Кончится лето

Автор:

Конец июля. Мы сидим с Тони на лавочке возле дома. Я думаю о том, что Тони – мой самый лучший и самый близкий друг, которого я знаю уже черд знает сколько. Мне очень странно всегда от того, что у меня куча знакомых в этом городе, и множество друзей, но практически единственный единомышленник живет со мной в одном подъезде. Я пытаюсь понять, это судьба так благосклонна ко мне, поселив рядом со мной такого близкого человека, или мы просто друг к другу привыкли за все эти годы? Я раскачиваю скрещенные ноги. Он увлеченно рассказывает:
-Представляешь, недавно наткнулся в нете на исследования культурологов о нашем поколении. Ну, как раз о тех, кому сейчас двадцать - двадцать пять. Так вот, они, т.е. мы, в принципе окончательно въехали в культуру потребления. Мы уже понимаем в принципе задачи рекламы, мы знаем, что нам все время хотят что-то впарить, замаскировав это какой-то легендой, дешевой философией. Мы уже понимаем, что идем в магазин, что бы купить просто молоко, нам насрать что будет написано у него на упаковке, главная информация – это срок годности. Может быть скоро бренды в принципе умрут, мы перестанем покупать вещи с названием, и молоко в пакетах исчезнет, его будут как встарь продавать из молоковозов. Но при этом мы очень сильно зависим от культуры потребления, в отличии от прошлого поколения. Мы не максималисты, мы работаем и зарабатываем деньги, и мы знаем, что нам все равно придется их тратить. По этому мы как бы говорим производителям: «да, мы знаем что вы хотите нам что-то опять впарить, да мы прекрасно понимаем, что нам все равно придется это у вас покупать, так впарьте нам это хотя бы так, что бы нам было интересно, что бы мы хотя бы посмеялись».
- Слушай, но ведь предыдущее поколение, то самое поколение Х, о котором писал Коупленд, они тоже говорили о том же…
- Да нет, дядька, они на самом деле были максималистами. Вспомни наших старых панков, из них все либо спились и сторчались, либо ушли в менеджеры среднего звена и увлеченно строят карьеру в поте лица, въебывают как проклятые. Для одних игла и водка, рок-н-ролл до старости, для других престиж, бабки, традиционные семейные ценности превыше всего. Мы уже другие. Мы не бухаем, и повально бросаем курить, мы работаем, но мы хотим такую работу, что бы работать по пять дней в неделю, и приходить на работу к одиннадцати. И для нас уже желательно, что бы эта работа была творческой, что бы там было интересно. Но даже при этих условиях у нас остаются по несколько хобби, эти хобби обычно творческие, в которых можно было бы самореализоваться. Ну, там, фотография, любительское кино, музыка. Мы любим путешествовать, но в путешествиях мы предпочитаем не пляжный отдых и не шоупинг. Нам нужны прежде всего впечатления, знакомства с людьми, наблюдения. Мы все повально стали журналистами, мы научились наблюдать за миром немножко со стороны. Нас в большинстве совершенно не интересует политика, у некоторых, впрочем, есть активная жизненная позиция, но даже они сознают, что это немного несерьезно. Даже тем из нас, кто участвует в политической жизни, не важно, какие лозунги говорить, им нравится сам процесс, они просто таким образам самореализуются.
- Слушай чувак, прикинь какая хрень, я ревную - прерываю я его.
Он ржет. У меня возникает ощущение, что я накурился, упал на измену, а тут подошел друг и сказал: " чувак, очнись, ты же всего-лишь накурился." "Чувак, очнись, ты всего лишь ревнуешь, погоди пару дней, пройдет". [more]

Считаю дни. Алеська уехала на Иссык-Куль. Перед отъездом у нас был такой разговор:
- Мне нечего тебе сказать.
- Совсем нечего?
- Совсем нечего...
Лучше бы ударила. Ну как это, нечего сказать? Ну да, я виноват, я сорвался, но Осспадя, нельзя же так жестоко... А что было потом? Потом был жаркий день, пробка, в которой мне все сигналили. Слезы и злость. Злость на себя, на нее, на мудака, который мне сигналит. И слезы, ведь нет ничего слабее влюбленного мужчины. Даже странно как-то от того, что нас называют сильным полом. Мысли - белки в колесе. А из них две главные: «сбрось важность» и «Айл кип он траинг, бейба. Успокоюсь, выебу кого-нибудь и обязательно вернусь». А потом неделя без сна и аппетита. Как будто бы ее просто вычеркнули из моей жизни.

По ощущениям, Алеська уже вернулась. Ну и что, что собиралась ехать надолго, все равно кажется - уже вернулась. Я уже привык чувствовать ей на расстоянии. Я даже знаю, какое у нее настроение, я примерно знаю, в каком районе города она находится, и в городе ли она вообще. Иногда я встречаю ее и спрашиваю: «ты меня вчера искала?» «-Да, искала, там то и там то, хотела позвонить и не решилась.» «- Я чувствовал, я от тебя немножко скрывался». Это сложно объяснить, но, черт возьми, телепатия существует, говорю вам.
Звоню ей - отвечает:
- Привет, я хотел сказать о том, что было перед твоим отъездом. Так вот, я был неправ, и мне очень жаль, и вообще, мне хочется что бы мое присутствие в твоей жизни доставляло тебе лишь радость, прости меня.
- А, ничего, бывает. Ладно, увидимся.

На следующий день я сажусь на велосипед и еду ее искать. Нахожу на Арбате, она там со своей девушкой. Я тоже там не один, чуть подальше сидят Динка с Ринаткой. Внутри меня все бурлит, я задыхаюсь, но стараюсь не подать вида. Наконец Динка и Ринатка подходят к нам. Они стоят кучкой, вокруг которой я катаюсь на велосипеде. Я слышу, как они тут же завели разговор о лесбийской тусовке, обсуждают каких-то знакомых геев. Я звоню Тони, потом говорю им:
- Ладно, девочки, я поехал общаться с нормальными людьми на нормальные темы.
Они смущенно смеются. Все лесбиянки постоянно говорят о том, как их достала их лесбийская тусовка, и какие там все уроды. Но, в обществе других лесбиянок для них тусовка становится сразу же чем то самым важным в мире, и поговорить о другом они просто не в состоянии. Я ловлю взгляд Алеськи. Мне кажется, она смотрит на меня с интересом, но я машу рукой и уезжаю. Больше не в силах терпеть этот кошмар. Чувствую при этом себя полным долбаебом. Как же я сорвался, ведь я относился к ее девушке, к этому ее лесбийскому заморышу с ноткой жалости, а в общем, просто игнорировал сам факт ее существования. Но вот, сорвался, и теперь ревную. Черт, нужно снизить важность, нужно снизить важность.

Мы опять сидим с Тони на лавочке, возле дома. Я говорю:
- Равнодушие чувак, самая большая сила в нашем мире в наше время. Ты посмотри, самыми популярными странами становятся те, кто не принимает участие во всем этом балагане, те страны, у которых нет активной внешней политики. Австралия, Канада, Бразилия. Им ничего не нужно делить или доказывать, они тихо - мирно живут на отшибе своей жизнью и им плевать и на арабов, и на Россию, и на Америку. Их все любят, в них вкладывают деньги, в них уезжают. Равнодушие – вот единственная сила, дяхан, когда тебе ничего не важно, ты можешь все. Можно жить в государстве и игнорировать государство настолько, насколько это возможно. И политики начнут беспокоиться, они начнут говорить о каких-то пассивных протестах избирателей. Хотя, никакой это нахуй не протест, нам просто на них плевать, нам просто нужно, что бы они не мешали нам жить. И нам нет никакого дела до этой самой родины.
- Да, да дядька. Культурологи называют это ампутацией. Скоро политика вообще окажется в вакууме, скоро политики перестанут интересовать кого-либо кроме себя. Мы будем ходить мимо: а это кто? А, это политики опять чего та руками машут. Вот клоуны, все им неймется.
Ее звонок:
- Привет, я хотела заехать к тебе, попить чаю.
- Я буду дома немного позже. Приезжай.
- Да нет, уже поздно... В следующий раз.
- Ну ладно, в след. раз.
Чувак, очнись, ты же всего лишь влюбился.

Выхожу утром во двор, подхожу к машине. Она вскрыта. Весело смеясь вызываю ментов, пишу всяко-разно заявление: у меня вытащили магнитолу и документы. Матерю свой район, в котором живут одни мамбеты да наркоманы, но помню, что мир – это зеркало, и относится к нему нужно так, как хочешь что бы он относился к тебе. Поэтому радуюсь как идиот. Звонит Чинарка:
- Жень, вы 16-го сентября выступаете на дне рождения журнала "Тайм-Аут".
Нет худа без добра. И вообще, мир не хороший и не плохой, он такой какой есть, а твое счастье - это лишь точка зрения, с которой ты смотришь на мир.

Концерт. Танюха говорила мне, что давать концерт еще рано, что мы еще не готовы, но я настоял на своем. Состав команды совсем сменился, звук стал совсем другим, работа проделана, хоть и не до конца. Наши фэны, которых можно по пальцам пересчитать, давно нас не слышали. А бесконечно сидеть в студии - самоубийство. Настраиваемся, я опять ищу в толпе Алеськины глаза. Она не пришла. Ну ладно, что там, ах да: "Добрый вечер, мы вам очень рады, блаблабла, поехали: «Как голодные дети мечтают о хлебе, так я о твоей любви...»

Смешно так, но Тони всегда приходит на все наши концерты под конец. Он говорит: «Слушай, мне не нравится та музыка, которую вы играете, мне просто хочется посмотреть, как ты светишься». ЧЁРДД, спасибо, дружище, но больше всего на свете я хотел бы услышать это от Алеськи.
После концерта все на Арбат. Толпа людей, среди них мои друзья, мои музыканты, друзья моих музыкантов, друзья друзей моих музыкантов. Среди них - мама Анварки. Я болтаю с ней, как со своей давней подружкой. Стараюсь не забыть, о том что это мама моего друга, что бы не начать флиртовать по привычке. Потрясающая женщина, как жаль, что она старше меня лет на двадцать. Но все же - это здорово, чувствовать себя магнитом, притягивающим людей. Наверное, уже моя очередь быть знаменитым.;) Знакомлюсь с Асетом, гитаристом "Мотороллера". Мне приятно, что он был на нашем концерте. Расспрашиваю его про фестивали, на которых можно выступить, нахально напрашиваюсь к ним на разогрев. Интересно, но продюссирование своей группы очень простая вещь. Если ты светишься и горишь, весь мир идет тебе навстречу, и связи являются как раз в тот момент, когда они тебе нужны. Расслабься, и теки по течению, а уж оно тебя само вынесет туда, куда нужно. На травке в стороне сидит Алинка, Алеськина подружка. Я решил обидеться на Алинку, и практически её игнорирую. Хотя, мне просто нужна Алеська, а не Алинка, а обиды здесь не причем. На следующий день Вадег, мой верный сожитель, весь вечер напевает "Солнечного Зайчика". ЧёрД, приятно...

Гуляем с Асхатом по Арбату. Я позвонил ему, попросил помочь что-то сделать для Алеськи. Он принес мне книжку "Пять языков любви". Он увлеченно говорит о себе, я иногда вставляю свои реплики. Он спрашивает: "ты хочешь ее вернуть?" Я отвечаю да, но думаю что вернуть - неподходящее слово, она никогда и не была моей, и возвращать просто нечего. Я покупаю шарик, я ищу ее, но ее здесь нет. Еду домой, по дороге заезжаю к ней, поднимаюсь на пятый этаж, привязываю шарик к перилам, ухожу. Ночью ее звонок: - Привет, спасибо за шарик, почему не зашел?
- Да поздно было - вру я. Не зашел, потому что перед подъездом стояла машина твой девушки. Глупо ревновать к лесбиянке, но ничего не могу с собой поделать. Ревность - это лишь желание получить то внимание, которое достается другому, и какая разница, мужчине достается твое внимание или женщине? Я чувствую, что меня просто распирает от нежности к ней. Чувак, ты всего лишь ревнуешь.

Обеденный перерыв на работе. Я сижу в Камелоте, напротив сидит Тони. Он привез мне бриф на ролик. Я все же решился попробовать себя в качестве криэйтора. Тони рассказывает, что нужно сделать. Я беру его покетбук, тыкаю стилем в экран, открываю «документы», потом первый же попавшийся на глаза файл. Читаю, начинаю хохотать. Он спрашивает, что меня так развеселило, я показываю ему. «А – тянет он - так это же книга, которую я начал писать и бросил почему то. Слушай, здорово, что ты это нашел, ее нужно закончить.» Я читаю дальше. Там текст от лица криэйтора, которому архангел Гавриил заказал новую рекламную концепцию Бога. «Бог почему то считает, что мы лишь наблюдатели, а наши концепции должны составлять люди, дескать они вообще в теме. Прошлые ребята хорошо поработали, мы даже создали первую сеть на планете, чем очень гордимся. Но тогда просто не было профессиональных криэйторов, приходилось довольствоваться тем, что было. На нас работали тогда какие-то поэты, мечтатели философы. Их концепция была очень удачной, но она совершенно устарела, и не может соперничать с поклонениями Мамоне или восточным мистериям. Нам нужны свежий взгляд на происходящее в мире.» и т.д.

Вечером телефонный звонок. Звонит Ольга, моя роковая жунщина. О нет, только не ты. Хотя.... Давненько я не трахался, дай-ка отвечу:
- Привет, может быть увидимся?
- Конечно.
Ночь обещает быть сумасшедшей. Так и есть: прогулки по Аксаю, какие угодно, но только не романтические, распитие вина у меня на балконе. Слушай, ну ведь тебе сегодня от меня нужен секс, мне тоже он нужен, зачем все эти условности? Крыша едет от парадоксальности ситуаций. Она заводит меня, расстегивает ширинку, достает от туда мой член, а потом уходит. Я смеюсь в истеричном припадке, одеваюсь, выбегаю на улицу и догоняю ее.
- Слушай, ты забыла свои сигареты.
- Жень, ты же понимаешь, что тебе сегодня ничего не достанется?
- А я ни на что и не рассчитываю, просто хочу проводить тебя домой и убедиться, что с тобой все в порядке - так легко врать, если удается в это поверить.
Приходим к ней, я в полной истерике, мир кажется таким забавным, и уже ничего не важно.
- Хочешь, я сделаю тайский массаж?
- Нет, я лучше сдрочну у тебя в туалете.
- Не разговаривай так со мной,
- Да мне плевать.
- Выметайся уже.
- Сначала угости меня чаем, Впрочем, я сам заварю.
- Иди уже в душ,
- Нет, пойдем вместе.
- Ты же никогда это не любил.
- Теперь люблю, пошли.
Мы трахаемся, в перерывах она спрашивает меня о чем я думаю. Я что-то ей вру. На самом деле я прямо в процессе придумываю сценарий того ролика, что заказал мне Тони. Мне кажется, я открыл очередную истину: мужики, которые ведутся на секс, полные долбаёбы. Секс - просто банальность, а пикаперы - жалкие неудачники. Утром она нашла таки на что на меня обидеться и ушла не попрощавшись. Я смеюсь, я думаю: слава Богу!!!

Днем я на работе дописываю ролик, вечером отдаю его Тони. Он говорит, что у меня получилось, нужно только немного доработать некоторые моменты. Прямо не верится. Я прошу еще, я вошел во вкус, мне хочется писать и писать. Он рассказывает о новом заказе, о том, что он уже продал концепцию, но клиент просит еще пару вариантов. Мы расходимся, два дня я работаю, езжу к отцу, встречаюсь с друзьями, но в голове в фоновом режиме рождаются концепции. Остается только сесть и записать и два варианта готовы. Дин сидит на работе рядом и ворчит, что пора бы мне уже наконец сменить работу и заниматься рекламой, если уж мне это так нравится. И я с ним согласен, но что-то внутри твердит, что дергаться мне сейчас никуда не нужно. Я загадываю, бросаю монетку и решаю пока ничего не менять.

Выхожу после работы, сажусь в машину, а она не заводится. Весело смеюсь, вызываю Анварика, с трудом ее заводим. Немного позже еду за рулем, звонит Ева Бехер:
- Жень, вы 15-го августа выступаете на концерте, посвященном Виктору Цою.
Блядь, ох уж мне это худо без добра. Наверное, мне пришлют контракт на звукозапись, когда я разобью машину. Заебись %))))

Внеочередная репетиция перед концертом. Ребята собрались все, сразу же, никого не пришлось уговаривать. Группа стала группой, а не толпой музыкантов, которые собрались побаловаться. Яша басист, Дэнский на барабанах, Иса с гитарой, Танюха, моя сестренка, наконец, играет с нами на клавишах. Анварик все еще рядом, несмотря на то, что поет он очень мало. Нам нужно сделать кавер одной песни Цоя, у меня уже есть идея, но донести ее я не могу. Наконец я ухожу покурить, а когда возвращаюсь, аранжировка уже готова без моего участия. Мне она нравится, и всем остальным нравится. Мы доводим ее до конца, отрабатываем. Так над Цоем в Ламате еще не извращались, и я чертовски этим доволен.

- Танюшка, мы опаздываем, скоро ты там?
- Жень, ну сейчас, я покормлю Лерочку, а то она не уснет. Успеем, не нервничай.
- Бехер уже два раза звонила. Она психует. Все ребята там. Мы же первыми выступаем, без нас они начать не могут.
Мы едем. Я смотрю на время, я схожу с ума. Тем более, я не за рулем, я не контролирую ситуацию. Моя машина не заводится, поэтому на концерт нас везет Леха. Встаем на парковку, открываем багажник, хватаем инструменты, бежим к сцене.
- Вот вы где! Наконец то – Евка с облегчением вздыхает. – Железо сейчас привезут, и сразу же начнем. Идите, подключайтесь.
За сценой я вижу знакомых музыкантов из Караганды. Плаксы холодно здороваются, Настя Орлова с удивлением спрашивает, что мы тут делаем.
Мы выходим по очереди на сцену, подключаемся, настраиваемся. Звук отстроить опять конечно же не удастся, звучание будет говно. Перед сценой уже довольно много публики, люди с интересом на нас смотрят. Наконец, Алекс притаскивает железо, Дэнский его вешает, мы уже всем составом стоим на сцене и шипим: «Дэнский, скоро ты там?». К микрофону подходит ведущий, объясняет толпе, что мы начнем сразу же после того, как настроят железо, начинает травить тупые шутки, рассчитанные на быдло. Публика громко ржет, видимо мы сегодня играем для быдла. Краем глаза я замечаю ВадеГа, Мэтч, так ладно, группа поддержки уже прибыла, спасибо, друзья. Наконец, Дэнский настроил железо. Ведущий зашутился и ни как не хочет отойти от микрофона, мне приходится его оттолкнуть.
Ищу в толпе ее глаза и не нахожу. Она не пришла. Ну что ж, опять. Ладна, что там у нас, ах да: «Добрый вечер, мы группа Peace, есть тут кто живой? ЕСТЬ ТУТ КТО ЖИВОЙ? ТОГДА ПОЕХАЛИ!!! Мы что, играем в пионерском лагере?». Мы играем первыми, публика совершенно не разогретая, да и за несколько песен ее очень сложно завести. После выступления общее чувство неудовлетворенности. Хотя, меня уже спрашивают, когда и где мы будем еще играть. Еще несколько приобретенных фэнов - это очень важно. Сижу, слушаю остальных. Дуэт Аквафон - гении, Наська Орлова - молодец, а остальные... Остальные опять играют то, что уже тысячу раз было сыграно. Хотя, публике именно это и нравится. Когда Плаксы играют свой вполне обычный тяжелый рок, публика просто выпрыгивает из штанов. Хотя, Плаксы молодцы, очень сыграны, с почти профессиональным звучанием, Карлос вовсю зажигает. Зааааавииидноооо!!! А публике ты понравишься лишь только после того, как по телевизору расскажут, что тебя слушать модно, и Димка, мой друг, купит наш альбом, лишь после того, как журнал Ролинг Стоун напишет о нас статью.
Я вижу в толпе Орлову, подхожу к ней, обнимаю ее за талию:
- Как дела?
- Отлично. Слушай, я так рада, что у вас свой ансамбль. И ты, и Танюшка… Как поживает их малыш?
- Отлично, спасибо. А вы здоровски отыграли, мне очень понравилось.
- Спасибо.
- А где твой парень -клавишник, Паша?
- Ты знаешь, он начал меня бить. Я от него ушла. Я сильнее, чем я думала.
- Да ты что? Ты написала об этом песню?
- Да. Я же говорю, я оказалась сильнее, чем я думала… А как твоя девушка, та, что вешала шарики у тебя в подъезде?
- Мы после этого уже раз десять расстались навсегда-навсегда. Но я опять хочу ее вернуть. У меня уже просто спортивный интерес: сколько же это еще продлиться?
- Ты молодец… Слушай, ну мы уже поехали, в Караганду, через час автобус. Я буду часто теперь приезжать, обязательно загляну…

Я ухожу от толпы возле сцены и иду дальше по Арбату. Мне противна та публика, для которой мы только что выступали, но эта публика и является моей основной потребительской группой, которую нужно завоевывать. Именно эта публика когда-нибудь сделает нашу группу легендарной. Я чувствую себя одиноким и непонятым. С другой стороны Арбата играет Антоха. Играет как всегда тихо, на своей акустической гитаре, радом его сын играет на блок-флейте. Танюха говорила, что этот мальчик играет на блок-флейте лучше, чем она на гобое, хотя и не успел закончить никаких консерваторий. У Антохи очень мало слушателей, всех больше привлекает тот концерт.
Я здороваюсь с Антохой, сажусь его послушать. Ловлю себя на том, что ищу глазами Алеську. Мы познакомились с ней когда-то здесь, на Арбате. Я вот так же сидел и слушал, как играет Антоха, она подошла, я поднял глаза и обалдел. Я ждал ее тогда уже две недели. Вообще, это странная история, все дело в том, что я увидел ее во сне, а потом встретил. И две недели я ходил с предвкушением чего-то нового, две недели я знал, что в этом городе меня кто-то ищет. А потом она подошла, и у меня перехватило дыхание. Мелькнула мысль – «неужели это она?, Господи, какая красивая». На ней было ее любимое оранжевое платье и она выглядела как сама Леди Лето. У меня рождается надежда, что вот она сейчас опять появится. Но звонить ей нет сил, что-то надломилось внутри, когда она сказала: «мне нечего тебе сказать».

Звонит Тони, я объясняю ему где я, он обещает приехать. Ко мне подходят Танюха, Леха - ее муж. Танюхой танцует, Антоха благодарно улыбается, начинает играть еще более увлеченно. Я ухожу встретить Тони, встречаю его, прощаюсь с ребятами и мы идем обратно к Антохе. Он уже один и собирается домой, Танюха с Лехой уехали.
Я прощаюсь с Антохой, он спрашивает:
- Как дела?
- Хорошо, вот, играли на этом концерте.
- Отлично, скоро увижу тебя по телевизору. Я правда его не смотрю, но включу как раз в тот момент, когда покажут тебя. ;)
Я думаю о том, что Антоха - это как бы островок другой реальности в моем устоявшемся мире. И я встречаю его всегда в эпоху перемен. Мне хочется верить, что эта эпоха для меня наконец-то начинается.
Мы идем с Тони пешком по городу. Мы разговариваем о медиа. Я убежден, что медия лишь отображает культурные процессы, порожденные обществом. Тони спорит со мной, он говорит что и медиа, и политика давно уже ампутированы от общества. Любой общественный институт это продолжение общества изначально. Ну как колесо – это продолжение ног, а молоток – это продолжение руки. Инструмент. Так медиа была создана для обмена информацией. Но, последние время этот институт просто ампутировался от общества, он больше не наше продолжение, он живет какой-то своей жизнью. Он действует по каким-то своим законам и создает свою культуру. И с каждым днем человечество и медиа все дальше друг от друга. Но при этом уже не человек создает медиа, уже медиа создает человека. Медиа уже не отображают, а порождают культуру. Ар-Эн-Би – яркий тому пример, это культура вообще без корней, это культура которая не несет вообще никаких духовных или культурных ценностей, это мертворожденная культура, точнее созданная искусственно в лабораториях ЭМ-ТМ-ВИ. И мне, так или иначе, придется подружиться с медиа, стать ее частью, если я хочу заработать на своих песнях. Я спрашиваю о Курте Кобейне, о людях которые умудрялись плевать на своих продюсерах и быть теми, кем им хотелось, но при этом оставаться популярными, но Тони смеется. Тони говорит: «чувак, забудь о Кобейне, его эпоха уже закончилась. Больше не будет ничего нового, модернизм кончился, мы в культурном тупике и этот тупик будет продолжаться еще очень долго. На наш с тобой век точно перемены не начнутся». Мы заходим в Камелот, пьем чай и обсуждаем формат музыки, которая могла бы быть популярной. Мы сходимся на том, что рок – это слишком сложно для мира сейчас, что информация должна поступать легко, и поэтому нужно делать легкие и прозрачные композиции. Тони вздыхает и сетует, что у него нет музыкантов, с которыми можно было бы это сделать. «Уже почти есть, - успокаиваю я его. – мои все легче воспринимают то что я им говорю. Им надо просто иногда давать отрываться и делать какой-нибудь тяжеляк, потом они снова охотно работают над попсой. Так что, мы еще сделаем то, что хотим, обещаю.»
По дороге домой мы видим группу девочек, распивающих бутылку водки на остановке. Я смотрю одной из них в глаза и этот взгляд длится гораздо дольше, чем положено приличиями. Они смеются, мы идем дальше. Тони говорит, что нужно вернуться и познакомиться с ними. Я отвечаю:
- Слушай, давай не будем разрушать волшебство этого взгляда, ведь тогда я смогу придумать, что она какая-то особенная, и очень интересный человек, просто моя судьба. Ведь мы вернемся, познакомимся, и окажется, что эти девочки - самые обычные девочки на свете, давай не будем в них разочаровываться.
- Я и не очаровывался, а вот ты опять будешь дрочить в туалете. Нет уж, пойдем знакомиться, я чувствую что в этом городе нас сегодня ждет еще что-то интересное.
Мы возвращаемся и знакомимся с девочками. Тони умеет говорить, а я умею слушать. Я раньше думал, что буду интересен людям если научусь вот так просто говорить. Но я слушаю сразу всех девочек, слушаю внимательно, задаю вопросы, и понимаю - я как раз интересен им благодаря моему умению слушать. Одна из девочек, как раз та, с которой мы смотрели друг другу в глаза находится в центре внимания. К ней постоянно кто-то подходит, и кто-то зачем-то звонит. Вокруг остановки собралась уже толпа человек пятнадцать, одни уходят, другие приходят. Мы с Тони уже встали немного в стороне и с интересом наблюдаем за происходящим, иногда вставляя свои язвительные комментарии. Впрочем, публика совершенно не понимает нашей иронии, от этого появляется чувство нашей с ним какой-то причастности к какой-то элите. Один мальчик был очень похож на Диму Еблана, какой-то приторно красивенький, в расстегнутой белой рубахе и светлых штанах, с огромным золотым крестом на груди. И мы с Тони смеялись над его непроходимой глупостью. Другой мальчик, удивительно похожий на Илью Лагутенко томно поднял к небу свои голубые поросячьи глазки и сказал с тоской в голосе: "Блин, мне уже ДВАДЦАТЬ ЛЕТ!!!! А я все еще пью водку на остановке". После этой реплики Мы с Тони катались со смеху по земле, обещая ему, что и в тридцать лет он будет пить водку на остановке, просто мотивации будут другими.
Девочки зовут нас с собой, в какой-то невероятно, обалденно райский клуб "Газ". Они даже присылают нам СМС флаеры, по которым мы можем зайти внутрь бесплатно. Мы решили сходить. Невероятно офигенный клуб "Газ" оказался на месте бывшего "Петролеума". Меня не пустили внутрь, из-за того, что я был в оранжевых шортах. Пришлось вернуться домой, я переоделся так-же, как мальчик, похожий на Диму Еблана - расстегнул до пупа белую рубаху, надел светлые штаны. После этого подумал, что культуру действительно порождает медиа, что даже эти двадцатилетние мальчики и девочки так похожи на своих героев - певцов популярной эстрады. Даже я, такой неебаЦЦа умный, сейчас в их рядах и выгляжу совершенно так же, как и они. А иначе меня просто не пустят в клуб, в который пускают только тех, кто похож на героев телевидения. И я от этого никуда не денусь, мне все равно придется ходить и в клубы и на работу, и знакомиться с девочками, что бы потом с ними потрахаться. И для этого я должен выглядеть, поступать и говорить так же, как это делают люди в телевизоре, я должен интересоваться тем же, чем интересуются они и главное - быть в теме.
Мы возвращаемся в великолепный клуб "Газ" и встречаем на пороге Соло. Ну конечно он там, а где еще искать себе мясо на ночь?
- О, а вы что тут делаете? В кои-то веки решили поклубиться - удивленно спрашивает Соляй.
- Ой, чувак, расскажем - не поверишь, как-нибудь в другой раз.
Мы проходим внутрь и встречаем в вестибюле девочку, нас сюда пригласившую.
- Вот вы где - кричит она - а я вас уже потеряла...
- Нет, мы здесь, мы с тобой, веди же нас, покажи нам этот удивительный мир - несравненный клуб "Газ"".
Она ведет нас внутрь и говорит:
- Вот это и есть клуб "Газ". Правда он обалденный? Здесь вы можете делать все, что хотите, развлекайтесь, еще увидимся.
Я думаю о том, что я могу делать то, что я хочу в любом месте, и вряд ли клуб "Газ" это место, в котором я хочу делать что-либо. Я чувствую, как у меня вытягивается лицо. Несравненно обалденный клуб "Газ" оказался обычной колхозной дискотекой, я такие когда то устраивал в колхозе Талгар десять лет назад. Ну да, интерьер получше, ну да, музыка немного трансовая, а не совсем попсовая. Хотя через десять лет эта музыка уже окончательно стала попсой. Ну да, у публики шмотки подороже, но суть от этого не меняется. Я смотрю на Тони, и вижу, что у него от клуба "Газ" сложилось точно такое же мнение. Он ворчит:
- Блядь, хорошо, что я за вход в это не заплатил денег. Мне бы сейчас было бы очень обидно, если бы я их заплатил.
Мы берем на баре по стакану сока и идем за столик в углу, от туда разглядываем народ и отпускаем язвительные комментарии. Соло то трется рядом, то убегает куда-то к бару. Наших девочек почти не видно, они где то в противоположном углу помещения. Возле нашего столика одна ужасно некрасивая деваха в топике, обвешанном золотыми блестками и от этого кажущегося ужасно дешевым, лениво танцует. Рядом сидит ее мальчик и бдит за ней ревнивым оком. На танцполе так же лениво потряхивают своими окороками состоятельные прыщавые юнцы, распираемые от чувства собственной значимости. Об них трутся их подруги, на лицах которых написано: "мы занимаемся очень важным делом". Несколько юнцов бродят по залу, комично широко расставляя ноги, ища глазами проституток. За парой столиков сидят молоденькие проститутки, поглядывающие мимо этих юнцов, видимо, в поисках кого-то постарше и побогаче. За несколькими столиками довольные юнцы и смирившиеся проститутки налаживают контакт. Наконец, какая-то молоденькая проститутка, воинственно вскинув свои прелести, подошла к нашему столику, наклонилась надо мной и прокричала:
- А что вы пьете?
- Сок - отвечаю я, невдуплишись поначалу, чего же ей от меня нужно.
- А я тоже хочу.
- Вон там есть бар - отвечаю я
- А я хочу что бы ты меня угостил.
- А я не хочу тебя угощать.
Наблюдая за этой сценой Тони давится от смеха. "Блядь, Титанник наткнувшийся на айсберг" - кричит он, "с таким еще невинным лицом - вон там бар!!!". Подходит Соло, интересуется, что же случилось. Тони пересказывает ему, и он тоже посмеивается. Проститутка вернулась за свой столик, рассказывает о случившимся своей подруге и они смеются над нами. "Чувак, нас с тобой приняли за геев" - говорю я Тони. Он ласково берет меня за руку и изображая любовь на лице заглядывает в мои глаза: "Пойдем, потанцуем."
Мы идем танцевать. На танцполе я пытаюсь не думать, о том как я выгляжу и мы нарочито комично танцуем с Тони. Рядом с диджеем мы видим обещанный девочками стриптиз. Девушка в одних трусиках, со вполне приемлемой фигурой псевдоэротично двигает своим телесами, делая это так же лениво как и все. Мелькает мысль, что та некрасивая деваха, рядом с нашим столиком, пыталась ей подражать. Я смотрю на сиськи стриптизерши и они не вызывают совершенно никаких эмоций. Вообще, вся обстановка этого места, включая диджея и сиськи, смотрится дешевой и пафосной в своей дешевизне. Но я думаю, что как бы много бабок не было вбухано в подобный клуб, он все равно смотрелся бы дешево, как смотрится дешево и пафосно вся наша нынешняя культура, со всей ее АР-ЭН-Би, со всеми ее клубами, со всеми каналами по тиви, эротическими шоу, рокерами, супермаркетами. Что золотые унитазы в московских клубах смотрятся так же дешево, как этот топик в золотистых блестках, и золотое кресты на шее хипхоперов не дороже того креста на шее мальчика Еблана. Это всего лишь копии копий, очередной ведуший на ЭМ-Ти-Ви копирует виджея с чэнэл-ви, Ксюша Собчак копирует Пэрис Хилтон, та в свою очередь копирует может быть Мадонну или еще кого-то, что Снупи Дог копирует доктора Дре или Людакриса, что Дженифер Лопез копирует Кристину Агилеру, а Шакира и Бьонс выглядят так, словно их вырастили в одной пробирке, или отпечатали на одном ксероксе. И я, печатая это все здесь и сейчас, копирую книгу Сергея Минаева, который в свою очередь копирует кого-то еще. Говорят что у Рэдиохедз песня "Planet Telex" сначала называлась "Planet Xerox", но руководители корпорации Ксерокс пообещали засудить Тома Йорка если он не изменит название. Эпоха Тома Йорка давным-давно закончилась, добро пожаловать в эру сплошного пост-пост-пост-модернизма, видимо заказанная корпорацией Ксерокс, дабы повысить спрос на свои копировальные аппараты. И мы уже не включаем телевизор, потому что заранее знаем: все что мы там увидим, будет лишь очередной копией на то, что мы уже видели. Мало того, я только сейчас поговорил по телефону с Алинкой, которая очень отчетливо показалась мне копией на Алеську, и зачем же я ее тогда трахаю?

Мы уходим с танцпола и заказываем себе чайник зеленого чая. Рядом Соло о чем то увлеченно говорит с шикарной блондинкой. Тони с завистью смотрит на них:
- Вот это да, какие у Соло тёлки!!
- Да чувак, мы с тобой птицы не того полёта...
Мы выходим с Тони на улицу и едем по домам. Сидим на лавочке, обсуждая увиденное:
- Слушай, чувак, у нас же почти не было денег, с чего эта проститутка увидела нас платежеспособными.
- Наверное потому, что у нас были брезгливо-презрительные выражения лиц. Такое выражение лица обычно могут позволить себе лишь очень богатые люди.
- Нихрена себе, но ведь мы же просто играли в игру. Это как интересно получается то. Я что-то понимаю, чего-то добиваюсь, у меня появляется немного денег и других сразу же складывается впечатление, что я гораздо богаче, чем на самом деле.
- Ну да, потом благодаря этому у тебя появляется возможность заработать еще больше денег, хотя ты при этом понимаешь, что на самом деле ты не стал более хорошим специалистом, у тебя просто появилось больше наглости, больше уверенности в себе. И главное, с каждым разом ты все больше понимаешь, что ты всего лишь играешь в игру, и в этой игре у тебя то роль панка, то роль модного тусовщика, то роль хорошего специалиста, то роль состоятельного бизнесмена.
- Слушай, надо бы после зарплаты в этот клуб закатиться. Мы наверное за каких-то сто пятьдесят баксов выеебем половину этого клуба.
- Да нет же, давно пора это делать совершенно бесплатно, как это делает Соло.
- Ну, совершенно бесплатно все равно не получится, придется купить хоть бутылочку какого-нибудь вискаря.
- Слушай, а ведь как получается то: ты удачный с точки зрения эволюции самец, если у тебя есть бабло. Вот раньше доказать свою самцовость то было сложнее, надо было убить мамонта, только после этого тебе телка бы тебе дала, а сейчас - взял у папы денег, пошел в клуб, истратил их, и все - ты уже доказал, что ты самец.
- Да, нужно плакат такой нарисовать: мамонт, убитый стодолларовой купюрой.
Дома я иду подрочить в туалет с мыслью о том, что нужно было все же снять ту проститутку. Но после того, как кончил, я уже думаю о том, как хорошо, что я ее не снял. Кайфа я бы получил гораздо меньше, только сейчас бы пришлось еще как-нибудь от нее избавляться. Да и вообще, глупо платить за эякуляцию.

Я читаю «Пять языков любви». Мир становится немного понятней, а на свои отношения с Алеськой я смотрю уже немного с другого ракурса. Мне кажется, я уже понимаю, чего хочу я от нее, и чего же хочет она от меня. Я решаюсь попробовать, звоню ей и приглашаю к нам на репетицию. Мне хочется добавить Алеськин бэк вокал в песне, которую я написал для нее. Мне кажется, что это понравится и мне и ей. Но Алеська отказывается. Отказывается с обидой, спрашивая, неужели мы уже не можем встретиться по другому поводу? Я опять растерян. Я думаю, ну почему же она воспринимает в штыки любое мое предложение? Неужели я окончательно потерял ее доверие? Но потом вспоминаю, что это было всегда, и мне становится очень грустно.

Мы с Исой ищем мой автобус на автовокзале. ВадеГ подбивал меня съездить Иссык-Куль на выходные, и я неожиданно согласился. Иса после репы решил подвезти меня до автобуса. Он говорит что давно не ездил на Иссык-Куль, а я рассказываю ему, что в Чолпан -Ату съездить уже проще, чем на Капчагай. Я вижу ВадеГа, рядом с ним глуповато-восторженное лицо Тани и возмущенно шепчу:
- Чувак, нахрена ты ее с собой взял?
- Слушай, прости, я нечаянно, у меня несколько тань в телефоне, и я другой совершенно отправлял смс-ку. Ну не гнать же ее теперь?
Я смотрю на Таню, и думаю что все равно не смогу ее трахать, даже если после бутылки водки и коробки травы. Я просто не бываю таким пьяным и злым на себя, что бы ее трахнуть. Потом думаю, что она не помешает.
Подходят Анварик со Светкой. Я на репетиции сказал, что еду на Иссык-Куль и Анварик неожиданно собрался с нами. В очереди перед автобусом я с удивлением вижу Алину:
- Во, а ты что тут делаешь?
- Еду на Иссык-Куль, а у тебя билет на этот же автобус?
- Да. А ты с кем? - я с надеждой ищу глазами Алеську.
- Одна. Ты представляешь, мой парень, такой скот, в последний момент отказался ехать. Я обиделась и решила поехать одна.
- Как удачно все получилось. Поехали с нами, будет весело.
Алинка соглашается. Мы едем, пьем вино на таможне, после мне удается пересадить ее рядом с собой. Мы о чем-то болтаем, точнее она болтает, я слушаю. Я слушаю о тех мужчинах, ч которыми она успела поебаться за последние полгода, слушаю равнодушно. Я всегда очень внимательно слушаю, я просто знаю, что это лучший способ завоевать расположение человека – завести разговор на интересную ему тему и слушать. Интересная тема у Алины – половые отношения. Не могу сказать, что меня это не волнует, но, мне все время кажется, что есть что-то еще кроме ебли. Жаль только, что на интересные мне темы я могу поговорить с парой-тройкой людей. Может быть, правда, пора уже в онлайн, из которого я когда то так удачно выпал? Только вот на нашем местном форуме ЦТ я уже пять лет не встречал интересных тем и хороших собеседников. Куда они делись, ведь раньше же можно было спокойно подключиться к любому чату и часами о чем то болтать, почему же сейчас мне уже недоступна эта радость? Наверное, я стал немного другим, но ведь я знаю, что в мире таких как я с каждым днем все больше, и наверняка они подключаются к инету, и наверняка ищут собеседников. Я просто слишком ленив, что бы их найти.
Мы с Алинкой сидим в Грин Пабе (единственное хорошее заведение в Чолпан Ате), завтракаем. Все наши друзья уже давно проснулись, позавтракали и ушли купаться. Предыдущим вечером мы накурились и напились, но при этом умудрились не потрахаться. Я думаю о том, что не нужно сейчас трахать Алину, лучше сделать это немного позже. Да, честно сказать, мне не слишком хочется. Я завожу разговор об Алеське. Алинка подробно рассказывает, что же я могу сделать, что бы поразить Алеську, и я вспоминаю, что я это уже много раз делал, все что можно сделать еще – это лишь вариации на тему того что было. Алинка рассказывает, что Алеська очень любит меня, что Алеська очень сильно мной дорожит, Что она восхищена мной в принципе, как человеком и мужчиной, и я опять удивляюсь – почему же она мне об этом не говорит. Алинка утверждает, что Алеська очень сложный и непонятный самому себе человек, что она сама не может понять чего же ей от меня нужно. Мне очень грустно от этого разговора. Мне хочется верить, что еще что-то можно изменить, но чувствую, что у меня просто опять не осталось сил что-то предпринимать. Мы идем на пляж, искать наших, по пути проходим по мосту через пруд, садимся на мосту покурить. К нам подходит какой-то фрик, пытается с нами познакомиться. Я увлеченно ему вру, что меня зовут Вася, я приехал сюда из Тюмени, где много-много диких медведей, что девушка рядом со мной Оксана и мы полгода уже женаты. Нам с Алинкой даже удается поверить в свое вранье и мы уходим на пляж обнявшись, как счастливые молодожены.

Семь утра, я выхожу из дома, встречать Алинку. Она сегодня приехала с Иссык-Куля, она осталась там на день больше. Она приехала ко мне, я пообещал ее встретить и вот – иду встречать. Я проспал ее звонок в шесть утра, мне очень стыдно. Я подхожу, здороваюсь, она рассказывает, что ее встретил утром парень, она с ним позавтракала, разбудила наконец меня и вот – мы уже у меня дома. Я пою ее чаем, внимательно ее слушаю, укладываю ее спать и ухожу на работу. Мне не хочется с ней никакого романа, и я думаю, что у нас дома живет забавный Pet. По дороге на работу приходит СМС: «я чувствую себя маленьким довольным котенком». «Только вспомни, что ты человек, когда начнешь рвать обои» - мрачно шучу я про себя.
Вечером я приезжаю домой. Квартиру не узнать – она завешана какими-то бантиками, аппликациями из цветной бумаги, и прочей херью, уставлена свечами. Алинка вертится на кухне, рядом режет бумагу ее парень (она зовет его Котярыч). Алинка рассказывает, что ей позвонила мама, и теперь Алинке нужно поехать отпроситься. Я везу их к маме на работу.

Немного позже мы сидим с Тони в «Бочонке», пьем зеленый чай, ждем, когда домоют мою машину. Тони говорит:
- Слушай, ведь мы – готовая богема. Нам ведь ничего не стоит сделать какой-нибудь видеоарт и устроить выставку.
- Да, это не проблема. Ее можно будет и осветить, засветиться в новостях и всяких там журналах.
- Да, а что? Смотри – криэйтор и архитектор, которым тесно на работе, и которые делают это ради творческого самовыражения. Если прокатит, можно даже в другую страну съездить с этой выставкой. Нужно только придумать концепцию. Помнишь, мертвые города? Ведь мы же практически придумали весь видеоряд, его снять совсем не сложно. Подберем музыку – и вперед.
- Я бы хотел снять пластмассовый мир….
- Гыы, Егорка Летов жив….
- Да нет, не только он. Меня больше зацепили Рэдиохэд со своим «Фейк плэстик три». Помнишь, зеленая пластмассовая лейка для резиновых деревьев пластиковой земли, что бы убежать от самой себя… Моя фальшивая, пластиковая любовь….И это меня изводит…
- Да, только метафоры совсем уж досказанные…
Я рассказываю Тони об Алинке. Он смеется над Алинкиным парнем, надо мной, который все не решается Алинку трахнуть, и говорит что я опять довел все до абсурда.
- Смотри, вот тебе еще одна концепция. О том, как мужчина прорывается к женщине, через мораль, через рефлексию, через воспитание. Ты же помнишь: плодитесь и размножайтесь… - говорит он.
- Да, это интересно можно было бы сделать. Узкий коридор, завешанный книгами, газетами, экранами телевизоров, а в конце коридора стоит обнаженная женщина. Посетитель должен будет продраться сквозь все это. И в конце, когда она уже будет совсем близко, он наткнется на стеклянный экран….Слушай, у меня там сегодня какие-то гости намечаются, поехали ко мне…
- А ты меня потом отвезешь обратно?
- Говно вопрос….
Мы приезжаем ко мне домой. Я вижу, что Алина уже вернулась, вернулась без Котряыча, и радуюсь этому. Она хлопочет на кухне. В комнатах ВадеГ с Мэтчей и Ксанкой. Они сидят в уголке и нервно хихикают, они потрясены всем тем антуражем, что навела Алинка у нас в квартире. Им неловко: они пришли посмотреть кино, они думают, что пришли совсем не вовремя и испортили нам с Алинкой романтический ужин. На самом деле Алинка утверждала, что старается для всех. Я смеюсь над ситуацией и пытаюсь успокоить народ. Они садятся на балконе, я приношу им туда чай, Тони берет ножницы, остатки цветной бумаги и начинает резать какие-то аппликации. Гости явно чувствуют себя не в своей тарелки, и меня это веселит. Я помогаю Алинке на кухне, мы о чем-то болтаем.
Наконец, стол накрыт. Мы зажигаем свечи, я иду звать гостей, аппелируя тем, что девочка старалась - негоже ее обижать. Все, стесняясь, проходят за стол, едят. Я думаю о том, что Алинка готовит просто отвратительно, по лицу ВадеГа вижу, что он того же мнения, но вслух мы все ее хвалим.
После того, как гости ушли, я постелил прямо на балконе, мы с Алинкой сидим, закутавшись в одеяла, о чем то болтаем. Я пью Бехеровку, она пьет вино. Я ловлю себя на мысли, что впервые за долгое время я чувствую себя любимым. Я говорю Алине о том, что мне нравится быть рядом с ней, и я при этом не вру. Я говорю Алине, что мне нравится ее запах, и я не вру. Я говорю ей, что давно не испытывал удовольствия от того, что рядом со мной женщина, и я не вру. Она что-то мне рассказывает, но я уже тянусь к ее губам. Поцелуй оказался просто восхитительным на вкус…

Когда я возвращаюсь откуда-нибудь, первые два человека с которыми мне хочется увидеться – это Тони и Валюха. С Валюхой я познакомился на тренингах. Нам хорошо друг с другом, но особых поводов видеться нет. Я просто однажды решил, что этот человек мне нужен, и я поддерживаю с ней контакты. У Вальки вообще мало знакомых в этом городе, она сама из Томска. А сейчас у нее в гостях ее подруга, с которой, Валька считает, мне непременно нужно познакомиться. Вот сейчас я и звоню ей с предложением встретится. Я приезжаю к Вальке. Она живет в шикарной квартире, которую ей снимает какой-то ее любовник - экспат. Вообще-то по внешнему виду Вальки не скажешь, что она роковая куртизанка, наверное, в мире действительно бывают просто хорошие люди, с которыми тепло, и она, несомненно, из их числа. Мы сидим на балконе, курим, рассказываем друг другу о новостях. Подруга, девушка Ксения, преподаватель русского языка в каком-то Томском ВУЗе, выпивает запасы Валюхиного спиртного, и очень этого стесняется. Ко мне приходят Алинкины смс о том, что ей грустно, и все такое. Валька говорит, что поужинала бы где-нибудь, и я предлагаю ехать искать кабак. Под дороге объясняю Валюхе что Алинка – мое новое увлечение, что у нее депрессия, и если я ее сейчас не заберу, то завтра буду цеплять рогами за дверные косяки. Валюха смеется, она совсем не против познакомиться с моим новым увлечением. Мы приезжаем за Алинкой в «Штаб», где она поит пивом какого-то приятеля-панка. Мы полчаса сидим с приятелем-панком, слушаем его занимательные истории о том, как он где-то когда-то набухался и накурился, и как ему было хорошо. Потом я встаю и говорю, что нам пора ехать. Панк начинает напрашиваться с нами, но я весело его отшиваю. Мы едем еще в одно место, там Алинка рассказывает Ксении про улиток, решивших спасти мир. Ксения слушает очень серьезно, хотя понимает, что это стеб. Ксюша приехала погостить в этот город на неделю, и может быть, поэтому жадно ловит любую информацию, ей в принципе интересно, как и чем живет этот город. Мы охотно рассказываем. Через некоторое я развожу всех по домам, особенно тепло прощаясь с Валькой. Притихшая Алинка говорит о том, какие у меня хорошие подруги. Она спрашивает, всех ли своих подруг я трахал. Я громко смеюсь, и отвечаю что далеко не всех. Может быть, она ревнует?

- Руф, что ты там набираешь?
- Да фигня, ВадеГ. Захотел сделать запись в ЛиРу, не знал что написать, решил вкратце описать полтора месяца моей жизни. Уже, блядь, маленькая повесть получается.
- А, ну давай, давай, сублимируйся
Удивительно, но впервые за полгода в выходные мне не захотелось никуда идти. Так хорошо, оказывается, сидеть дома. Может быть я просто нажрался бесконечных встреч, разговоров, тусовок. Я мою полы, вешаю, наконец, новую люстру, шторы. Теперь можно и посидеть за компьютером. Только вот что за ним делать? Нужно что-то написать в свой дневник. Я сажусь что бы описать какое-нибудь событие, произошедшее за месяц и пишу этот текст. Через несколько часов я включаю свой телефон и получаю Алинкины смс. Я звоню ей и еду на Арбат. Я думаю о том, что совсем не хочу ее видеть. Но уже просто нужно. Мы гуляем с ней по Арбату, сидим на лавочке. Она что-то говорит, я не в силах отвечать, я знаю, что все хорошее, что я ей сейчас скажу будет враньем, а врать уже просто нет сил. По этому, я молчу. Я быстро устаю от этой ситуации, говорю ей, что пора по домам. Она отвечает, что хочет ко мне. «Поехали» - отвечаю я пожимая плечами. Она звонит маме, отпрашивается. Мы едем ко мне домой.

На репетиции я опять хмурый. Ребята участливо интересуются, что же плохого случилось у меня в жизни. Анварик со смехом говорит, что мне опять не дала Алеська. Вообще-то, он прав. Я действительно оставаясь один веду непрерывный диалог с Алеськой в мыслях. Может быть, поэтому я боюсь оставаться один?

Мне звонит Настя, и говорит что ей нужно придумать что-то абсурдное, у нее в жизни давно нет ощущения праздника. Я забираю Алину с Арбата, дарю ей цветы, и мы едем за Настей в Камелот. Настя пьет пиво с Олежей, нашим с Тони давнишним приятелем. Я представляю Алину, когда она отходит в сторонку, Настя с Олежей, с интересом в глазах, говорят мне, что Алинка очень хорошенькая. Мне приятно услышать их одобрение. Я ловлю себя на этой мысли, и мне становится противно от того, что мне нужно чье-то одобрение. Наконец, я предлагаю:
- Давайте просить деньги.
- О й, это же так банально – отвечает Алинка.
- Ну, для тебя может быть это и банально, а для нас это большой шаг - переступить через себя и на улице попросить денег.
- Тогда давайте просить денег на презервативы!
Настя просит маркер и лист бумаги, и пишет: «подайте денег на презервативы». Олежа принимает в этом процессе очень живое участие, сразу же всем рассказывает, что мы надумали, но на предложение поехать с нами отказывается. Такой вот Олежа, вечный рассказчик. Ему уже хватает впечатлений от того, как он будем кому-то рассказывать про своих сумасшедших приятелей, просивших денег на презервативы от нечего делать.
Мы едем в Силк-вей-сити, большой супермаркет, где в любое время дня и ночи можно встретить много людей. Настя с табличкой подходит к группе молодежи, и жалостливо на них смотрит. Я, выглядывая у нее из-за плеча, начинаю тянуть: «подайте денег на презервативы, так трахаться хочется, так трахаться хочется». Люди смеются, но охотнее чем деньги дают презервативы. Через полчаса мы насобирали около десяти презервативов и теньге триста мелочью, затем нас выгоняет охранник:
- Чего ты смеешься?
- Мне весело.
- Тебе весело? Тебе, блядь весело? Я тебе щаз утрою веселье…
Любой ублюдок в погонах в нашей стране чувствует себя здесь царем и богом перед простым обывателем, и облизывает сапоги, как собака, любому, кто стоит выше его по званию. Даже охранник. И мне не хочется с ним ругаться.
Мы выходим на улицу. Алинка предлагает поехать и посмотреть на смешные надписи на стенах. Она приводит нас в место, где на стене написано: «Бог тебя любит». Кто-то стер букву «т», получилось «Бог ебя любит». Настя начинает фотографировать надпись, я объясняю Алине, что Настя их коллекционирует. Я сначала отвожу Алину домой. Она опять с восхищение отзывается о моих друзьях. Я везу домой Настю, и та говорит, что Алина ей понравилась. У меня опять смешанное чувство с одной стороны мне приятно, от того, что моя тусовка с одобрением приняла мою девушку, и противно от того, что мне нужно это одобрение.

Мы едем с Алинкой ко мне домой. Она опять заводит разговор про секс. Я думаю, что оно всегда больше старается казаться, чем быть на самом деле. Я бурчу в ответ, что на свете есть много других интересных вещей – кино, например, музыка. Я чувствую волосками на спине, как она напряжена, и мне нравится, что я расслаблен. Она заводит разговор об Алеське, я чувствую холодный укол в груди, я не хочу об этом говорить. Час назад я и Алинка катались по городу с моими друзьями. Она всем нравится, по крайней мере, никого не напрягает и мне это приятно. Мне приятно представлять ее как свою женщину, мне нравится оказывать ей знаки внимания на людях. Алинка опять что-то болтает, я слушаю ее одним ухом. Я думаю уже о сексе.

У мамы в подъезде приблудился смешной рыжый пес. Он явно домашний, толи потерялся, толи его выкинули. Мне жаль этого пса, хочется его подобрать. Но, я боюсь что с ним не справлюсь.

Отец хитро заманил меня к себе в Талгар. Он позвонил мне, попросил вечером заехать к нему на работу, а потом объявил, то он без машины, и попросил отвезти его домой.
- Как работа, тебя еще не уволили? – бурчит он.
- Да нет, еще терпят – смеюсь я в ответ.
Отцу нравится, что я успешен. Он с гордостью рассказывает о том, работаю архитектором, о том, сколько я зарабатываю, он гордится тем, что я собрал группу. Но он всегда хотел другого сына, в пиджаке, с галстуком, с надутыми щеками и приличной должностью в министерстве.
- Тебе уже 26. Хватит заниматься херней, пора уже ставить цели и их достигать. Побольше времени уделять работе, закончить наконец твой институт. Ты же понимаешь, что твоя группа – это так, побалдеть. Тебе нужно уже открывать свое дело, нарабатывать опыт, связи…
- Да пап, я все знаю, не волнуйся. У меня правда все нормально, музыка – это хобби, и не более. Я вполне обеспокоен своей карьерой и нормально продвигаюсь…
Я не говорю ему о том, что музыка сегодня и есть моя единственная цель. Я молчу о том, что хочу этого с двенадцати лет, и хотел бы заниматься этим всю жизнь, я не рассказываю ему, как это зажигает мои глаза. Я думаю, что расскажу ему позже, когда достигну этой цели. И он будет мной гордиться, смотреть по телеку наши концерты и интервью, рассказывать о том, что его дети – рок звезды. Но посвящать его в эти свои планы не нужно, он только все испортит. Чуть позже, еще немного позже, когда у меня будет лежать в кармане хороший контракт на звукозапись и расписание гастрольного тура.
Ночью меня будит телефон. Я спросонья читаю Алинкины смс. Что-то про кровь, про убийство, про ребенка. У меня в голове стоят ужасные картины: поседевший отец, когда у мачехи случился выкидыш, Алинка в коме. Я звоню Алинке, и успокаиваюсь: недавно мы трахались без презервативов, потом она пила «пастинор». Теперь она пишет, что я чуть было не стал папой. Мне теперь кажется, что она слишком драматизировала ситуацию. Но мне очень жаль, что этот ребенок умер, даже не успев зачаться. Я думаю о том, что я его уже полюбил. Я думаю о том, что больше никогда не позволю ей пить «пастинор», не говоря уже об абортах.
А еще я думаю, что хотел бы, что бы матерью моих детей все же была Алеся. Я вспоминаю о том, что она когда то будила меня вот так, в Талгаре, среди ночи, говорила что скучает по мне, плакала в трубку, просила не бросать ее совсем. Мне очень жаль, что я слишком жестоко с ней тогда обошелся. Жаль, но ничего нельзя вернуть назад. Можно лишь что-то сделать еще. Всегда можно сделать что-то еще. Я засыпаю, мысленно разговаривая с Алесей. Я убеждаю ее в том, что мне сейчас очень хорошо с ее подругой, я говорю, что Алинка дает мне то, что Алеся все равно не хотела давать. Я пытаюсь оправдаться. В голове играет Дэвид Боуи: “oh, my naked eye, I should’ve kept you, I should’ve try, I should’ve be more wiser kind of guy, I miss you…” Я засыпаю.

Танюшка опять спрашивала: не хочу ли я подобрать того смешного пса. Я хочу, вот только немного позже…

Мы лежим с Алиной в постели. Я уже ласкаю ее, она пытается мне что-то рассказать:
- Ты знаешь, я недавно переспала с Котярычем…
Я думаю о том, как мне нужно отреагировать. Я решаю поревновать, и на удивление делаю это очень серьезно. Мне уже больно, мне уже не хочется секса, я отвернулся и молчу, Алинка пытается меня расшевелить:
- Но, ты пойми, мне нужна свобода…
- И что, свобода для тебя – это возможность трахаться сразу со всеми? Не ужели я много от тебя требую, я просто не хочу, что бы ты спала с другими мужчинами…
- Вот и я про тоже. Да, свобода для меня – это и свободная любовь.
- Фрилава не существует, Алина, это все выдумки хиппи…
Ей удается таки расшевелить меня на секс. Я молча трахаюсь, после она меня спрашивает:
- Ты кого сейчас ебал, меня или резиновую куклу?
Я думаю о том, что мужчина действительно в постели соврать не может.
- Послушай меня еще раз, я действительно не смогу терпеть твои измены. Если бы я мог не ревновать на рациональном уровне, я бы этого не делал. Но ревность – она инстинктивна, и я не могу с ней справиться.
- Но хотя бы за этот конкретно случай ты можешь меня простить?
- Могу… За этот могу.
Алина снова заводит разговор об Алесе:
- Послушай, мне сейчас очень сложно. Я теряю из-за тебя двух очень близких мне людей. Котярыча и Алесю. Но, я ладно, я уже смирилась с тем, что потеряю Котярыча, но Алеську мне терять страшнее…
- Алина, она никогда не была моей женщиной. У нее нет на меня никаких моральных прав, и это был ее выбор. Она просто вздорная и капризная девчонка, собака на сене. Она принесла мне много боли, и все чего я сейчас хочу – это забыть о ней.
- Ну да, и в этом вся ее прелесть…
- Лично я не вижу здесь ничего прелестного, а ты просто мазохист и без царя в голове. Тебе пора бы уже немного повзрослеть.
- Как ты думаешь, это у нас надолго?
- Я об этом не думаю. Мне нравится с тобой здесь и сейчас, и я ловлю этот момент. Если много думать о том, что будет потом, вся жизнь может пройти мимо…

У меня опять сломалась машина. Мы чинили ее с Дэнским, нашим барабанщиком, вскрыли и перебрали все, что только могло сломаться в этом случае. Потом собрали, и машина заработала. Удивительно, может быть, просто ей нужно было немного моего внимания, что бы вокруг нее покрутились, что бы в ней покопались. Утром меня разбудил Анварик и предложил забрать меня из дома и отвезти вместе с Дэнским во двор к маме, где я бросил машину. Я забираю с собой Алину, ночевавшую у меня, мы заходим к маме, я знакомлю маму с Алинкой и прошу ее накормить нас завтраком. Может быть, это неправильно знакомить ее с мамой, но мне так интересно поиграть в любовь.

Мне позвонил Асхат. Он предложил поучаствовать в состязании поэтов в Артишоке. Я согласился, хотя на самом деле с большим удовольствием я бы спел там. Песни нельзя читать, теряется их мелодия, которая несет основную эмоциональную нагрузку. Мы заезжаем за Тони и едем втроем в Камелот. Я предлагаю Тони выступить вместо меня. Асхат удивляется, узнав, что Тони пишет стихи. Мы едем в интернет кафе, сначала одно, потом другое, потом в третье, ищем на форумах посты Тони и читаем его стихи. Стихи у него и вправду замечательные. Потом сидим опять в Камелоте, мне звонят и Ольга, и Алинка. Я всем объясняю, что у нас сугубо мужская пати. Мы уговариваем Тони выступить, но он никак не соглашается.
- Джонни, ты чего такой кислый, просто на ходу засыпаешь? – спрашивает Тони.
- Да спал мало.
- Опять всю ночь ебся?
- Угу.
Мне и вправду очень хочется спать, но я словно чего-то жду. Что-то должно произойти сегодня ночью. Что-то очень важное. И это не дает мне покоя.
Наконец, мой телефон выдал весточку от мира. Я с удивлением смотрю на звонивший номер, он кажется мне смутно знакомым. Я вспоминаю, что это Алеськин номер телефона. Я подхожу к бару и перезваниваю ей:
- Привет. Ты уже вернулась?
- Да, я только что зашла домой. Ты куда пропал?
- Я звонил тебе. У тебя был отключен телефон. Я слышал, что ты была в Турции.
- Да, я же говорю, я только что из самолета. Ты откуда знаешь?
- Алинка сказала – говорю я после секундной паузы.
Я слышу рыдания в трубке. Или мне показалось?
– Слушай, я очень хочу тебя увидеть. Давай я приеду к тебе через полчаса.
- Да, я тоже хочу встретиться. Я жду тебя.
Я подхожу к нашему столику:
- Пасаны, мне пора ехать. Прямо сейчас.
- Ну ладно, ты же нас по домам закинешь?
- Да, мне по пути.
По дороге ощущение, что я еду прощаться. Сон как рукой сняло, в руках появилась нервная дрожь
- Алло, я здесь, перед твоим подъездом. Выходи.
- Да, я сейчас выйду.
Она садиться ко мне в машину.
- Привет, как дела? Я взяла с собой бутылку вина, поехали на Весновку, посидим там, ты же откроешь мне вино?
- Конечно, поехали.
Мы едем на Весновку. Участок Весновки от Калинина до Кирова – это наше с ней место. Здесь прошло очень много наших свиданий, здесь мы ссорились и мирились. Мы даже сознались как-то друг другу, что когда мы скучаем, мы приезжаем сюда. Лучше бы мы звонили.
- Там так красиво, так красиво – мы сидим, смотрим на реку, она рассказывает о своих впечатлениях от поездки. – Вот, это тебе, смешная скульптура «Битлз» из ракушек и открытки с видом на Стамбул.
- Спасибо.
- А что случилось с долларом? Курс просто с бешеной скоростью полез вверх, банки отказываются давать кредиты, строительство встало, цены на квартиры падают.
- Да? Я и не знал. Я очень вовремя собрался менять работу. Если встанет строительство, у меня упадет зарплата. Слушай, я полежу, я страшно не выспался.
- Дорогой, я не видела тебя целый месяц. Побудь со мной.
- Ладно. А ты знаешь, Тони с Мишкой здесь наловили рыбы сегодня. Османов, вот таких вот. Представляешь, река просто кишит рыбой, сложно поверить, но это так.
- А можно я поплачу?
Она плачет. Я обнимаю ее и прижимаю к себе. Она успокаивается. Я думаю о том, что нужно перевезти разговор на Алину. Эта тема висит в воздухе с самого начала, лучше сразу же от нее избавиться:
- Я недавно чуть было не стал отцом. И мне немного обидно, что не стал.
- А ты видишь эту женщину как мать своих детей, согласен жить с ней очень долго?
- Нет. Я все понимаю, хорошо, что это не случилось, но знаешь, все равно обидно. Видимо я уже созрел для детей.
- А кто она?
- Это Алина.
- Я знала. Я с самого начала вашего романа об этом знала. Интуитивно как-то.
Я вспоминаю, что знал о ее романе с Альфией с самого начала их отношений. Как-то интуитивно знал, по обрывкам наших с ней телефонных разговоров и обрывкам информации, которую я получал, случайно встречая в городе Алеськину подругу, бывшую девушку Альфии.
У нее звонит телефон. Один наш общий знакомый, Азамат, с которым мы как-то отдельно познакомились, зовет ее погулять:
- С другом, Женя, ну ты его знаешь, с гитарой такой. Нет, у него нет с собой гитары. Тут у нас задушевный разговор и он очень хочет спать, но я еще к вам присоединюсь. Где? На Атакенте? Хорошо меня забирать не нужно, я думаю, люди добрые довезут, ну ждите, я приеду попозже.
- Тебе большой привет от Азамата.
Комком в горле опять встает ревность. Господи, меня уже достала моя ревность, но как то слишком тепло она говорит с этим Азаматом.
- А Денис (Котярыч) знает?
- Знает. Все в курсе.
- И как он, ревнует?
- Да, конечно.
- Смешно так, я знаю Дениску очень долго. Мы с ним когда-то сидели на одном горшке. И вот, я выросла, и он меня уже воспринимает как взрослую женщину. А для меня он все тот же Дениска, с которым мы сидели на одном горшке. Он как то не растет. Такой же, как этот Азамат. Они оба просто бурлят энергией, я чувствую себя с ними пассивной. Мне это нравится.
- Ну, мы вообще позже взрослеем. В свои двадцать я тоже был таким.
Она допивает вино, как-то жадно меня обнимает. Я вижу, что она уже напилась. Я чувствую себя тающим в воде кусочком сахара. Я чувствую свое бессилие, вся моя воля, все мое умение здраво мыслить, вся моя сила, все разбивается об это объятие. Все мои обиды на нее заканчиваются от одного прикосновения ее руки. Это невыносимо.
Она смешно путает слова. Она говорит, что разучилась за неделю говорить на русском. Просто было не с кем. Ощущение такое, что она немного переигрывает и путает слова больше, чем нужно.
- Ты знаешь, у меня получилось такое замечательное лето. Я все время куда-то ездила. Это так чудесно, быть иностранкой. Я как то пошла в кафе с Шамилем, нашим гидом, и одела длинную черную тунику, до щиколоток. Сидела за столиком и молчала, потому что просто не знаю языка. А они вокруг решили, что я жена Шамиля, сказали еще: скромная такая. Потом я пыталась танцевать их танцы, они меня учили, смеялись: «русский медведь». Но мне было совершенно все равно, я ловила кайф от того, что в другой стране, я имею право быть другой, и мне за это ничего не будет. Мало того, они сначала покрутят пальцем у виска, потом начнут восхищаться.
- Да, я это почувствовал. Меня недавно пригласили на свадьбу, в Талгаре. Один мой бывший старый друг, и родителей моих тоже пригласили, я не мог отказаться. Так вот, я там всех оскорбил. Представляешь, я сел в папин «лехуз» и пристегнулся ремнем безопасности. Они были возмущены. Когда я пристегиваюсь в своей «мазде» они просто думают:«ебан, ну что с него возьмешь?» А тут, по понятиям я даже документы с собой брать не должен, по этикету их, понимаешь? Они пытались мне вежливо намекнуть, пока были трезвыми: «не надо пристегиваться». А когда напились, попытались залезть в машину и кулаками мне объяснить: «не надо пристегиваться». Можно им говорить, что я пристегиваюсь и не езжу по встречной не из-за того, что боюсь гаишников, а просто потому, что я хочу жить в нормальной стране, где чиновники работают, а не тянут взятки. Где придурка, севшего пьяным за руль «хаммера» посадят, не взирая на его должность. Где не нужно будет бояться, что твой завхоз уже спиздил половину имущества твоей фирмы. Но это бесполезно, они не поймут, мы говорим с ними на разных языках. Половина из них мечтают носить погоны, другая половина мечтает работать завхозами, для того что бы побольше напиздить, купить себе «лехузы», и не пристегиваться. И я для них инопланетянин.
- Слава Богу, я давно этого не чувствовала. Не чувствовала обиды, противопоставления, я просто воспринимаю других людей такими, какие они есть. Ну, они такие, а я такая.
- Вот, это тоже пришло. Мы привыкли зарабатывать «сошиал пруф». Даже



Читатели (1651) Добавить отзыв
Прочел с превеликим удовольствием. Ваша повесть полностью овладела моим вниманием, к слову сказать, разогреваемый мною ужин пригорел до невозможности его дальнейшего употребления. Суждения вашего героя, очень мне импонируют, практически во всех высказываниях я соглашаюсь с ним и поддерживаю его точку зрения.
Желаю вам успехов, и хочу сказать, творите далее...
02/01/2008 13:22
<< < 1 > >>
 

Проза: романы, повести, рассказы