Жареный петух не клюет.

Так моя жена говорит. Про меня. Или называет меня застойным болотом. Потому что я – безынициативный, флегматичный и не умею отстаивать свои интересы. Она – другая, ей палец в рот не клади. Я – повар, чего только за мою жизнь мне готовить не пришлось. И национальную кухню, и сам блюда придумывал. И что? Директором ресторана так и не стал, а Загогулькин стал, хотя от его обедов можно язву и несварение желудка получить запросто: ему только в тошниловке работать. Бог с ним, Загогулькиным, он в России остался, а мы с женой в Израиле новую жизнь начали.

Стал я работать в Бейт-аводе. Тяжелая работа, не всегда приятная, зато мои старички меня любят. Я никогда на них не кричу, стараюсь помочь. Представляю своего покойного отца, не дожившего до такого возраста. Ему бы эти условия! Некоторые из них совсем с ума сошли. Нахум, например, все время рассказывает мне, что у него беременная невеста, а его к ней не пускают, в тюрьме держат. Ему уже 92, ноги опухшие, как колоды, а туда же, о невесте , Шай целый день военные подвиги свои в первую мировую описывает, его не слушают, а он говорит, говорит….. Можно с егго слов книгу о подвигах писать, да некому. Пусть выскажется, кому от этого плохо? Давид и Исаак все время ссорятся на почве политики, что они в ней понимают, давным-давно дальше бейт-авода не были. А Гирш – молодчина, полностью в своем уме, но ноги совсем не ходят, он читает толстые исторические романы, а потом пересказывает содержание всем, кто попадется на дороге. А тощенький, как общипанный петушок, Абраша все время хвастается, каких женщин он покорял, как они его любили. Какую-то Басеньку все время поминал.

Все бы ничего, но старичков поднимать надо, купать, исподнее менять. Стали у меня побаливать руки и ноги. Жена предложила поменять работу.
- Глупый ты, на фига тебе эти старые придурки? Что ты имеешь? – спросила жена, - Головную боль, да нюхаешь вонь. Ищи другую работу, получи ришайон повара.
- Я не против, но пойми…. Жалко их, представь себя на их месте,- отвечаю.
- Типун тебе на язык, - сказала жена, - С таким мужем мне до ста лет придется работать, а то…
И началась тирада минут на сорок. Я внимания не обращаю, такая она есть, такой и останется. Ей тоже тяжело живется. Жена моет чужие квартиры, кроме денег, приносит вещи, электротовары и прочее. Причем, часто новое. Делятся с домработницей. А у моих стариков брать нечего, все на них. Иногда мне тоже подкидывают понемногу их родственники. Только они своих стариков навещают не слишком часто. У них свои проблемы. Сначала не хотел брать деньги, потом привык. Они не обеднеют, суммы небольшие дают, а меня так поступать жизнь заставляет, жене отдаю, а она с удовольствием берет, даже морали мне не читает.
Сегодня пришел и увидел: Абраше совсем плохо стало, хотя в 97 немногие хорошо себя чувствуют.

- Шалом, Абраша, - говорю ему, - Что ты мне сегодня расскажешь? Давай о бабах. Про Басеньку расскажи, какая она красавица.
Он даже не глянул в мою сторону. Странно, никогда с ним такого не было. Забеспокоился я, вызвал медработника, а тот подмигнул мне и сказал:
- По-моему….
- Надо родственников позвать, - сказал я.
- Надо, сейчас позовем, а тут пока медсестра подежурит. Он без сознания.
Через пару часов Абраши не стало, дочь так и не появилась, внук пришел, да еще злой и недовольный.
- Плохо за дедом смотрели, лентяи, - сказал он, - Старик бы еще пожил.
- Надо было почаще к деду приходить, - сказал я, - а то он вас совсем не видел. Ждал, ждал, а вы…
- Замолчи. Подумаешь, умный какой, только и умеешь, что жопы вытирать. Скажу менаэлю, тебя попрут отсюда, и кому ты нужен?

Я не ответил. Что такой сможет понять? Старику нужно было внимание, а не его приход после смерти. Бедный Абраша! Он много трудился, ценностей скопил за свою жизнь порядком, сам мне говорил, старался, чтобы его дети и внуки жили хорошо, а они сбагрили его сюда и даже почти не навещали.
Мне было жалко старика, я понимал, что свой век Абраша прожил, но все равно… А жена меня не понимала, чего тут страдать, человек почти целый век по земле ходил.
- Дурачина, тебе столько не протянуть, ты у нас жалостливый, - издевалась она.
Гирш тоже очень тосковал по Абраше. Когда на койку умершего положили Исроела, Гирш расплакался, потом подозвал меня:
- Ты следи за Исроелом, вижу, он немного не в себе. Не уберегли мы Абрашу, он в защите нуждался, часто не выслушивали. А ему от разговоров о женщинах тепло становилось. Последи за новеньким, Сема, прошу.
- Хорошо, - ответил я Гиршу, - Давай я тебе поменяю титуль, пора. Зови чаще, не стесняйся, это моя работа.
- Ты добрый, - сказал Гирш, - знаешь, мне надо поговорить с тобой. Я бестолково прожил жизнь, занимался переводами книг, знал пять языков, но женился в пятьдесят. Детей у меня нет, квартиру продал. У меня есть деньги, а жить мне осталось совсем немного.
- Гирш, прекрати, кто его знает, сколько ты проживешь? Бог только, он один.
- Пока я в трезвом уме, хочу оставить тебе то, что я скопил за жизнь. Прими, а то обижусь.
- Почему мне? Оставьте родственникам.
- Родственникам? А ты видел здесь кого-то, кто пришел меня навестить? Вот то-то. Я заказал нотариуса, и не возражай.
- Но…
- Никаких но, я так хочу. Поменял титуль, иди и работай, нотариус придет во вторник.
Дома рассказал жене. Она сразу ответила:
- У тебя с головой все в порядке, Сема? Человек тебе денежки предлагает, а ты кочевряжишься. Только попробуй не взять, уйду от тебя.
Весь вечер только и разговоров было об этих деньгах. В воскресенье я пришел на работу и узнал, что Гирш скоропостижно скончался во сне.
Мне стало жаль старика. Нет, не из-за этих проклятых денег. Я не успел стать владельцем его денег, зато моя совесть чиста. После его кончины приехали две племянницы – пожилые грубые и крикливые тетки. Я понял, почему он хотел деньги оставить другому человеку, а не им.
- Идиот, - сказала жена, - Доболтался! Эх, ты! Умер старик и не успел передать тебе свои сбережения, ты всегда спишь на ходу. Как ты мне надоел! Нет, ты не от мира сего! Жареный петух, понял?
Она от меня ушла ровно через месяц. Говорят, он богатый, на собственной вилле живет, старше ее намного. Ничего, деньги все компенсируют. Моя бывшая их обожает больше всего, даже детей заводить не хотела: убыточно.
А я продолжал работать, как работал, только квартиру поменял на небольшую комнату с кухонькой. Легче оплачивать.
Через какое-то время вызвал меня адвокат Гирша Фельдмана. Оказалось, что Гирш заранее завещание на меня написал, а со мной просто поговорил, хотел посмотреть, как я реагирую. Не жаден ли, не корыстен, хотел про меня знать. Вдруг ошибется?
Думал я, что буду с этими деньгами делать? Как их лучше использовать? Гирш мне сделал добро, а я должен делать добро другим людям.
На деньги Гирша открыл ресторан. Готовлю с удовольствием сам, есть и помощники. Жена приходила, просилась обратно, но я ничего в своей жизни менять не хочу: мне так спокойнее. Пусть поживет в своей золотой клеточке, а там видно будет. Изредка захожу к своим старичкам, но многих уже нет, ушли в мир иной, есть новенькие, приношу им сладости, торты, пирожные. Они ждут меня, счастливы, как дети. А я расспрашиваю их обо всем, они охотно рассказывают свои новости, которых у них так мало. Часто ходить не могу, работы полно, ресторан пользуется хорошей славой. Заходите. Он называется просто: «У Гирша». Да, и меня уже реже Семой кличут, чаще Гиршем. Я не обижаюсь, даже приятно. Потому что - это память о добром одиноком старике.
14 окт 2008 Зинаида Маркина