— Не надо ни о чем думать, расслабься.

Она постаралась ни о чем не думать.

— Открой глаза...

Открыла. Чужое лицо.

Все, перерыв. Нет, секс все-таки не спорт. Душа, сколько не тренируй, не взлетает.

Он: — Хочешь глинтвейн? Я сейчас приготовлю.

Она смотрит на него со спины — как красиво работают его локти. Вот он сыплет сахар в вино, добавляет специи. Зад у него маленький, незагорелый, похож на блеклый осенний лист.

— Ты дашь мне халат?
Он дает ей свой халат. Халат белый и пушистый. Ее руки торчат из него беспомощно, как из сугроба.
— А теперь сигарету.
Он протягивает тонкие дамские, с запахом клубники. Пододвигает коробку с конфетами.

В пачке не хватает двух сигарет. В коробке — двух конфет. Значит, на этой неделе она здесь — третья.

Он ставит перед ней стакан на стеклянный столик. Сейчас она выпьет, и мир станет добрее. Вино красное, цвета глубокого летнего заката. Лимон висит на соломинке, как луна на телевизионной антенне.

Подсаживается к ней. Запускает руку в ее волосы. Она наклоняет голову. Длинные светлые волосы падают ей на лицо.
— Я не люблю, когда трогают мои волосы.
— Все женщины любят, когда трогают их волосы.
— Я — не все.

Он пропускает мимо ушей ее раздражение. Не убирает руку.
— Я женюсь на тебе. Вот увидишь. На следующий год, в апреле.
Почему именно в апреле? Не в мае, июне? Или он надеется, что их отношения к тому времени достигнут апогея?
— Я не люблю тебя!
— А когда ты захочешь полюбить меня или кого-то там еще, ты будешь старая, никому не нужная, время будет упущено. Тебе сейчас сколько? Тридцать пять? Тридцать шесть? — его голос, низкий, красивый, с хрипотцой, хотя он не курит, долго вибрирует у нее в ушах.
— Человек не может быть старым для любви.

Пора! Надеть водолазку. Клетчатую юбку. Туфли, маленькие, лаковые, похожи на скорлупки от семечек. Посмотреться на себя в зеркало: все будет хорошо.
— Тебя подвезти?
—Нет, я сама.



На лестнице кромешная тьма.

Двадцать ступенек вниз, нащупывая перила.
Не любит. Не ценит. Тогда зачем все это?


Еще двадцать ступенек.
...Это — средство от животного страха, чтобы вот так, не дрожа, ходить в темноте по лестницам, зная, что наверху светлая полоса от приоткрытой двери.

Тысяча ступенек вниз.
...Она похожа на безнадежного больного: тот пьет яд мухомора, чем больше, тем быстрее выздоровление.

Свет!