Часть 1

Было уже половина девятого утра. В шестнадцатиметровой комнате холодно и неуютно, печь за ночь остыла и больше не давала тепла. За окном сумрачное февральское утро, на улице везде лежал снег и стоял десятиградусный мороз.
Я лежал под ватным одеялом на раскладушке, стоявшей у стенки моей комнаты. Голова была на удивление чиста, мозг работал ясно, хотя, выпито вчера было много, немеряно много.
Я повернул голову, посмотрел на диван, стоявший напротив меня. Он приобретен мною недавно, взамен старого, доставшегося мне по наследству от умершей тети.
На диване, разложенном для постели, лежал Костя, его рыжая голова покоилась на моей большущей подушке, подаренной мне матерью, после развода с женой, по случаю переезда в эту комнатку, находившейся в трехкомнатной коммунальной квартире.
За большим туловищем моего товарища по работе, под одеялом едва просматривалось еще одно тело.
Это меня несколько озадачило, я задумался, вспоминая вчерашний день.
Вчера на заводе, где я работал старшим мастером литейного цеха, был праздник труда. Он проводился каждый год в феврале месяце, когда подытожены результаты работы за прошедший год и начислена тринадцатая зарплата.
В этот день все работники завода шли с семьями на завод, где торжественно выдавались конверты с деньгами, работали буфеты, играла музыка. На улице организованы ледяные горки для детей, катания в санях на лошадях, было очень весело и празднично.
Я в общем потоке улыбающихся людей получил свой конвертик, который мне торжественно вручил парторг, сидевший за столом красного уголка цеха. Там лежала сумма, равная месячной моей зарплате. Потом выпил в столовой с друзьями водочки, запил пивком и направился домой.
По дороге ко мне прибился бригадир сушильщиков тридцатилетний Костя, работающий в соседней смене. Он прихватил с собой свою девушку Катю, которой было двадцать лет, и она работала рабочей в моей смене.
Мы набрали с собой кучу еды, несколько бутылок вина и расположились в моей комнате на втором и последнем этаже кирпичного дома, имевшего только восемь квартир, по четыре на каждый подъезд.
Я затопил круглую печь, стоявшую у двери комнаты. Мы накрыли на стол, и стали пировать втроем.
Играла музыка, записанная на моем магнитофоне, мы громко разговаривали о чем-то веселом, от печи веяло теплом, стало уютно в комнате, время бежало незаметно. Когда я был почти готов, чтобы свалиться с ног, я сумел устроиться на раскладушке, дал Косте белье, чтобы он сам постелил себе на диване. Он намеривался остаться у меня, о девушке разговора не было, и я думал, что он проводит ее домой.
Заснул я под тихие реплики, монотонно твердящие одно, и тоже:
- Костя, не нужно!
- Ну, Катя!
Я встал с постели, дрожа от холода, быстро оделся, бросил взгляд на девушку, лежавшую в платье позади Кости, подумал удивленно:
- Не пошла вчера домой, легла спать с Костей. Что хочет она от женатого мужчины?
Мои размышления прервал мочевой пузырь, требовавший немедленного опорожнения ядовитой смеси из вчерашних напитков.
Я вышел из комнаты и рванул на кухню, где находился туалет, спроектированный здесь при строительстве дома каким-то идиотом. Представьте себе небольшую кухню, где стояли столы жильцов, висела посуда и прочая утварь, и в одном углу, у самой газовой плиты расположился вход в сортир. По дороге в это заведение свое право на опорожнение предъявил и мой кишечник, я молил Бога, чтобы кухня была свободна от соседей.
Только в жизни всегда так бывает, если вчера хорошо было, то сегодня жди полосу невезения.
За своим столом на кухне сидели соседи по квартире. Семейная пара, которым стукнуло по сорок пять лет, сидели и пили из красивых чашечек чай, заедая его пирожными, или, наоборот, ели торт, запивая его чаем.
Женщина переживала вторую молодость, была еще привлекательна и добра к окружающим людям. Муж же ее, напротив, старался делать всем пакости.
Мне рассказывали люди, знающие эту пару, что муж моей соседки – они переехали сюда недавно, всю жизнь пил беспробудно, иногда даже валялся пьяный на улице. Его супруга лучшие годы провела в обществе алкоголика, сама вытянула двух детей до совершеннолетия и, когда ее терпение лопнуло – хотела развестись с непутевым мужем, того, вдруг, осенило, что так жить больше нельзя. В великих муках, к сорока пяти годам, он бросил это занятие, стал вести здоровый образ жизни.
Как часто в таких случаях бывает, он сохранил семью, стали жить с женой дружно и хорошо. Только он возненавидел себя за растраченные во тьме алкогольного забвения годы, стал раздражителен и зол. Он вымещал это недовольство собой на соседях, коллегах по работе и просто случайных встречных. Стал, как говорят в народе, «вонючим говном».
Я вошел на кухню, кивнул доброжелательно соседям и подошел к своему столу, выжидая, что соседи покинут помещение, как негласно делали все здесь проживающие.
Женщина дернулась встать, чтобы уйти в свою комнату, но муж рукой показал ей, чтобы та осталась сидеть. Она потупила глаза, замерла на стуле, не желая перечить мужу, этим не желая нарушать долгожданный покой в семье.
Я понял, что сосед не уступит, не уйдет, а издавать в туалете при них бурные звуки стеснялся.
Проклиная про себя все на свете, я побрел к своей комнате, соображая, как теперь быть, ведь живот требовал бежать срочно на горшок, иначе может случиться неприятность.
Я уже взялся за ручку своей двери, как за моей спиной с шумом отрылась дверь комнаты другой моей соседки. Из нее вылетел ее сожитель Эдуард, кивнул мне головой в сторону кухни, зло произнес:
- Сидят еще. Сейчас я им устрою!
Он продолжил бег в сторону кухни, я услышал, как громко хлопнула дверь туалета. Через пару секунд даже сюда донесся грохот канонады кишечника, взбешенного задержкой.
Соседи с кухни летели бегом в свою комнату, держа в руках чашечки с чаем и блюдца с тортом, причем, мужчина ругался, на чем свет стоит.
Эдуард вышел из туалета счастливый и радостный, оказалось, что он уже минут двадцать ждал, пока соседи уберутся из кухни, но не дождался, решив, что пускай лучше совесть лопнет, чем кишечник.
- Иди, свободно!
Я простил ему вонь, стоявшую в крохотном помещение туалета, быстро выдернул чоп из горшка, сел на стульчак, и мне стало намного легче.
Туалет был примечательный в нашей квартире. К горшку была прикреплена труба, которая шла через квартиру внизу к резервуару под домом. Этот сборник дерма откачивали два раза в год в специальные бочки приезжающие по вызову машины, которые вывозили экскременты за город.
Чтобы из трубы не дуло и запах не проникал в квартиру, отверстие в горшке затыкалось деревянным чопом с рукояткой длиной пятидесяти сантиметров. Когда чоп оттуда выдергивался, чтобы пользоваться туалетом, то в помещение поступала сильная струя воздуха, наполненная ароматом, бродившим внизу экскрементов. Очень опасное, особенно для женщин, сооружение, должен вам сказать.
Вымыв руки в рукомойнике, общем для всех жильцов, я весело направился в свою комнату. Жизнь снова светила всеми цветами радуги.
Костя уже сидел на стуле у стола, держался за больную голову. Катя лежала на диване под одеялом, закутавшись им в мумию, дрожала всем телом от утренней прохлады.
Я весело поздоровался с ними и скомандовал:
- Не грустить! Костя, дуй за пивом, а я буду топить печку и греть воду для чая Кате.
Мой приятель не возразил, молча, оделся, взял сетку с трехлитровой банкой, мелком посмотрел на меня и выразительно на Катю. Я усмехнулся, что Костя не доверяет оставлять меня со своей девушкой.
Дрова лежали в комнате между печкой и стеной, я быстро закидал их в топку, зажег их, сбегал на кухню и поставил чайник на огонь газовой плиты.
Вернувшись в комнату, я присел на край дивана, чтобы включить телевизор, посмотрел с интересом на девушку. После пьянки у меня все звенело от напряжения, я был молод и, рядом лежащее молодое соблазнительное тело, вызвало неудержимое желание. Мое тело напряглось в сладком ожидание, орудие приготовилось к бою, стало наводиться на цель. Катя подалась к самой стенке, неуверенно спросила меня:
Алексей, я надеюсь, ты не позволишь себе лишнего?
Я дал отбой боевой тревоге, повернулся к телевизору. Не любил насилия, считал, что все должно проходить по обоюдному согласию, а, кроме того, я повидал всякого в своей жизни, но не мог привыкнуть к особам, проводящим свой досуг наедине с пьяными мужчинами.
По телевизору шел репортаж о ходе выборов депутатов в городские и сельские советы. Я вспомнил, что собирался идти сегодня голосовать в свой избирательный пункт, расположенный в соседней школе. Я достал из шкафа паспорт, бросил его на стол, побежал на кухню за чайником.
Когда я вернулся с дымящим чайником, Катя держала мой паспорт в руках и, изумленно взглянув на меня, воскликнула:
- Мы с тобой земляки! В одном поселке родились.
Выяснилось, что я даже учился с ее старшей сестрой в одном классе, а бабушка ее живет на одной улице с моими родителями.
Такие вот витки судьбы бывают в жизни. Если учесть, что мы жили в многомиллионном Ленинграде, а на моем заводе работало пятнадцать тысяч человек, то вероятность попадания в мою смену и постель землячки, которая жила в шестистах километрах от города, равнялась почти нулю.

Часть 2

Через две недели в Ленинграде установились лютые морозы, стояла температура минус тридцать пять градусов. Все трещало от стужи, и живое попряталось ближе к теплу. С утра до вечера в воздухе стояла морозная дымка, небо было розоватого цвета от необычного мороза. Птицы замерзали в воздухе, поэтому они не летали, пережидали невзгоды под стрехами крыш, у труб или иных укрытиях. Жизнь почти замерла.
Я старался в лихие времена находиться дома, топить исправно после работы и выходные дни свою печь. Отменил все учебные полеты к одиноким женщинам и вдовам, чтобы не вернуться из похода к ледяной пещере. Устраивать учения на своей территории пока не разрешал из политических соображений. Планировал привести сюда ту единственную, которая согреет мою жизнь.
Как-то в субботу я топил свою печку, так как холод не спадал. Размышлял, как бы добежать до ближайшего магазина, чтобы закупить продуктов. В холодильнике было пусто, а время подошло к обеду и очень хотелось кушать.
В мою дверь постучалась соседка, которая принесла для меня на тарелке пару горячих котлет, которые источали вкусный запах.
Я попытался из вежливости отказаться, но она настояла, чтобы я взял их, сказала:
- Бери, бери! Ешь на здоровье. Нажарила только что, у меня там голодный гость сидит.
Эта та соседка, у которой был сожителем Эдуард, ее комната напротив моей. Звали ее Людой, была она пятидесятилетней симпатичной женщиной. Работала Люда администратором в гостинице, где жили иностранцы, поэтому ей удалось удачно выдать свою единственную дочь, которую вырастила одна, за финского гражданина. Та теперь жила в Финляндии, родила там двоих детей и была счастлива.
Люда нашла себе местного сожителя, пожила с ним лет пять, и завербовалась на три года в ГДР, работать в прачечной ограниченного контингента наших войск.
Я, когда переехал в эту квартиру жить, захватил ее отъезд туда.
Прошло три года, пришло время возвращаться моей соседке из-за границы. Приезда Люды с нетерпением ждал ее сожитель Вася, который соскучился по ее пухлому телу, что предполагало силу встречи, подобную атомной войне.
Встреча произошла страшнее атомной войны, потому что Люда привезла с собой нового молодого сожителя Эдуарда.
Не стоит описывать всех скандалов, которые учинял здесь Вася, обиженный легкомысленной женщиной. Было все, что возможно в таких случаях – угрозы, бег за соперником с топором, битье окон.
Только через месяц Василий сдался, снял осаду квартиры, где отсиживались полумертвые от страха любовники, смачно плюнул, напоследок, на землю, горько сказал:
- Курва! Сколько лет пахал ее, а она меня отблагодарила.
Эдуард был моложе Люды на пятнадцать лет, очевидно, прельстился возможностью жить в великом городе-герое. Он выждал, пока она его пропишет к себе, пожил мирно еще с полгода и начал гулять напропалую с другими женщинами, пропадал где-то неделями.
Вот и теперь ее молодой сожитель отсутствовал второй день дома, а Люда привела в свою комнату десятилетнего мальчика, который замерзал у магазина от стужи.
Люда расспросила ребенка и выяснила, что он живет с мамой в деревянном доме у шоссе. Мама уже три дня, как ушла из дома и не вернулась. Мальчику было холодно в нетопленном доме, его мучил голод, поэтому он оттуда ушел и искал свою мать возле магазина. Был уже вечер, когда сердобольная соседка в очередной раз за день приметила его там и забрала к себе, накормила и уложила спать в тепле.
Она попросила меня сходить с ними в квартиру, где жил мальчик, посмотреть все на месте. Одной идти туда ей было страшно, поэтому она рассчитывала на меня.
Я, конечно, согласился, и мы пешком втроем отправились туда. Было очень холодно, из наших ртов вырывались столбы пара, под ногами неистово скрипел утрамбованный снег, мы сразу уткнули носы в воротники своей одежды и прибавили шаг.
На горизонте виднелась серая лавина многоэтажных домов новостроек города, надвигающаяся неумолимо метр за метром к нашим убогим домам бывшего пригорода. Скоро она целиком проглотит бывшее село Рыбацкое, закроет плодородные земли серым асфальтом, а на месте перекошенных деревянных строений вырастут стройные гиганты с бессчетными ячейками квартир со всеми удобствами.
Подошли к двухэтажному старому деревянному дому, который, казалось, чудом держится на своем фундаменте.
Мальчик запустил руку в какую-то щель возле двери и вытащил ключ, которым открыли замок двери. По крутой скрипучей лестнице поднялись на второй этаж, толкнули дверь, находившуюся на маленькой площадке. Дверь с трудом открылась вовнутрь, нехотя пропуская нас в большую комнату.
Посередине стоял большой замызганный стол, уставленный грязной посудой и батареей пустых винных бутылок, был усеян многочисленными окурками и залит пивом. Единственное окно, промерзшее насквозь, едва пропускало скупой свет сквозь замысловатый рисунок инея, проступившего на внутреннем стекле. В морозном воздухе стоял смрад грязного помещения, остро ощущался табачный перегар.
Кроме еще четырех стульев и разбитого засаленного дивана, обстановки в комнате не было. Стояло в углу ведро, заполненное на треть мочой, которая покрылась льдом от холода.
Я не понимал, как здесь можно жить, и спросил мальчика, где он спал. Тот показал на дверь, приведшую нас в маленькую комнатку, где стоял только старый шкаф, а кровати не было. Мальчик кивнул на кучу тряпья возле стенки, как на свою постель. Мы переглянулись, пораженные запущенностью жилья, отсутствием даже намека на постельное белье, грязью и тяжелым воздухом.
Когда мы вышли на улицу, я с удовольствием потянул в легкие свежий воздух, выдохнув смрад запущенного жилья.
Решили оставить мальчика еще на сутки, а в понедельник отдать его в милицию, чтобы определить в детский дом.
По дороге домой нам повстречалась миловидная молодая женщина. Она была прилично одета, умело, накрашена косметикой, вызывала приятное впечатление.
Я сразу стал стричь ее глазами, снимая с нее модное зимнее пальто, под которым угадывалось стройное тело, вызвавшее у меня желание, познакомится с ним поближе.
Не смотря на то, что я выглядел тоже неплохо – был молод и строен, женщина на меня не обратила никакого внимания, а уставилась пристально на мальчика, шагавшего между нами.
Оказалось, что это была мама нашего найденыша, и мы остановились, поздоровавшись с ней.
Женщина равнодушно выслушала рассказ Люды и, не поблагодарив нас за участие в судьбе ее сына, накинулась зло на сына, что он не дождался ее и привел в дом чужих людей.
У меня пропал всякий интерес к ней, как к женщине и я в очередной раз убедился, что внешность бывает обманчива.


Глава 3

Страшный холод к концу февраля наконец-то спал до десяти градусов ниже нуля, жизнь в городе сразу оживилось, все живое вздохнуло с облегчением и заспешило выполнять свои дела, накопившиеся в период небывалой стужи.
Я, как холостой молодой мужчина, не имел особых забот, кроме работы и ежедневной топки печки. Но светило приветливо предвесеннее солнце, после больших морозов нынешний мороз казался несерьезным и я рванул на неделю к своей давней подруге, чтобы размагнитеться и снять стресс воздержания.
Когда я вернулся после удачной приятной поездки домой, то меня ждала неуютная комната, остывшая за неделю. Я начал усиленно топить свою печку, чтобы снова пришли тепло и уют.
На следующий день в комнате уже можно было ходить в спортивном костюме, я улегся на родной диван перед телевизором, вспоминая дни, проведенные в постели молодой женщины.
В дверь постучали, я крикнул, чтобы входили. В комнату вошел Эдуард, который жил уже несколько дней дома, расшибался в доску, заслуживая прощения у своей подруги за свое недельное отсутствие.
Он спросил меня, видел ли я, что туалет замерз и скоро будет нельзя им пользоваться.
Я вчера обратил внимания, что в трубе можно было видеть говно, которое приближалось кверху по мере опорожнения наших кишечников, а не падало вниз.
Мы обследовали туалет, убедились, что где-то труба не пропускает фекалии. Прошли этажом ниже и позвонили в квартиру, расположенную под нами.
Нам открыла молодая красивая девушка, жившая в квартире одна. Ее родители уже выехали с семьей сына в новую квартиру, а двадцатидвухлетняя дочь осталась здесь одна ждать своей очереди на расселение.
Выслушав нашу просьбу осмотреть туалет в ее квартире, она равнодушно пропустила нас в квартиру и ушла в одну из комнат, поигрывая соблазнительными бедрами. Я с сожалением посмотрел ей вслед, проклиная неписаный закон - не блуди, где живешь.
Мы осмотрели помещение туалета и пришли к выводу, что фановая труба замерзла здесь и не пропускала все, что поступала сверху. Стекло в окне туалета девушки было выбито и едва прикрыто куском картона, из щели немилосердно дуло с улицы, поэтому не мудрено, что труба в суровые морозы промерзла насквозь.
Было два выхода – один ждать до весны, другой – отогревать трубу паяльными лампами и через лючок в трубе удалять замерзшее содержимое.
Стекла здесь побила молодая женщина, жившая с мужем и маленьким сыном в квартире на втором этаже соседней парадной нашего дома. Ее муж учился в одном классе с девушкой, жившей под нами, часто забегал к нашей соседке с бутылочкой винца.
Его одноклассница не отличалась целомудренностью и любила выпить, а что происходило потом, после совместного распития горячительного напитка, то об этом можно лишь догадываться.
Жена изменника пыталась жаловаться родителям мужа, проживавшим там же в квартире на первом этаже. Отец вел с сыном частые профилактические разговоры, тот обещал прекратить левые забеги. Молодой мужчина держался месяц, другой, но, когда ему попадала «под хвост вожжа», снова оказывался с бутылкой в квартире доступной женщины.
Вот, как-то, подловив момент, когда муж после работы прошмыгнул мимо своей парадной на соседнюю лестницу, ревнивая женщина побила в квартире соперницы окна, выкуривая своего мужа на улицу.
В итоге, мужчина все равно продолжал бегать к своей зазнобе, а пострадали от его блуда мы.
Так как до весны нам нужно еще два месяца нужно ходить куда-то в туалет, то решили в ближайшую субботу разогревать замерзшую трубу паяльными лампами, которые я обещал принести с работы, где они использовались для производства песчаных форм.
Мы решили привлечь для работы с трубой и другого соседа, который тогда сидел на кухне с тортом.
Но с ним мы не смогли договориться, так как он заявил, что готов ждать до весны, а свое дерьмо, мол, убирайте сами.
На вопрос, куда идет его говно, он заверил, что по большой надобности он и его жена ездят к своим детям, которые живут в двадцати минутах езды в доме со всеми удобствами, а по малому ходят в ведро, которое опорожняют на улице.
Пришлось нам вдвоем в субботу чистить фановую трубу. Вооружившись паяльными лампами, старым тазом, одевшись в старье и, защитив руки рукавицами, принесенными мною тоже с работы, мы потратили половину дня, вытаскивая по кусочку чуть отогретое паяльной лампой говно в таз и затем на улицу за дровяной сарай.
Когда мы закончили грязную работу, то сбросили перепачканную одежду в мусорный бак возле дома и решили сходить в общественную баню, которая находилась недалеко от нашего дома.
Эдуард за несколько дней, что находился дома, успел получить прощение от своей пассии, которая сияла улыбкой при виде своего молодого любовника. Видно, поэтому она нас снабдила в баню бутылочкой водки, поощрив за приложенное усердие в освобождение от затора туалета.
Баня славилась своей парилкой и просторным залом для мытья. Сюда ходила мыться все население села Рыбацкое и приезжали любители бани из города, привлеченные славой отличного пара, поддерживаемого березовыми дровами.
Перед входом в баню в киоске приобрели по бутылке пива, мы зашли в раздевалку мужского зала бани, разделись и вошли в зал для мытья.

Глава 4

Здесь царила мужская нагая атмосфера, не было званий и должностей. Вокруг сновали фигуры мужчин различных возрастов – от стариков до детей: высокие, низкие, толстые, худые. У всех, без исключения, между ног болталось мужское достоинство, как отдельный артиллерийский расчет, подчиненный своим хозяевам, и, живший по военному, казалось, уставу.
Орудийные стволы часто не гармонировали с габаритами мужских фигур. При невысоких ростом худощавых персонах можно было видеть свисающие мощные стволы, а при высоких и сильных фигурах зачастую наблюдалась скромная царица боев, пушечка - сорокопятка, искусно прикрытая кустарником волос.
Между ними мелькали еще молоденькие скорострельные орудия подростков, и, зачехленные плотью, ничем не замаскированные, еще игрушечные пушчонки мальчиков.
Я присел на мраморный топчан, чтобы распарить в тазу с кипятком березовый веник, приобретенный в киоске при входе, с интересом присматривался к народу, мелькавшему в пару мыльного зала.
Так как я сидел, то отчетливо видел во влажном тумане только мужские стволы, проплывающие во всей красе перед моими глазами.
Вот вдоль моей скамейки степенно прошло мощное, видавшее виды, орудие, обвитое крупными натруженными венами. Набалдашник ствола было столь огромен, что можно видеть в ее головке часть внутренней нарезки ствола.
Это орудие было уже в преклонных годах, чувствовалось, что послужило на славу, побывало во многих сражениях, не посрамило славу геройского мужского расчета, не раз поражала цель.
Теперь расчет снисходительно и доброжелательно посматривал на своих молодых коллег-пушкарей, мол, ваше время пришло трудиться, а мы, Слава Богу, на отдыхе. Но, если придется идти еще раз в бой, то не подведем, тряхнем стариной, потому что имеем опыт, накопленный годами.
В направление парилки проследовал мощный, но короткий ствол молодого мужчины. Следом следовал длинная, но тонкая пушка зрелого мужчины, вдали мелькали многочисленная орудия различных калибров и видов пушек.
Одним словом славная мужская армия, желанных сердцу женщин, стояла на помывке, усиленно мылила и терла мочалками все части своего тела. Многие уже сегодня снова побывают в честном бою, будут напористо воевать не с противником, а с партнером. Победа удовлетворяет, когда удается отстреляться очередью зарядов прямо в цель, а случится угодить снарядом в искусственные или фальшивые цели, то тоже не так плохо. Прибавляется опыт участия в боевых походах.
Размышления прервал Эдуард, который потянул меня в парилку.
В парилке стояла немыслимая жара, в воздухе негласно парил польский закон: «У кого длиньше, тот и пан».
На полке под потолком в первом ряду стояли мужчины с большими членами. Они гордо выпрямились во весь рост, выставив напоказ свои большущие стволы на солидных колесах, косились на соседей, сравнивая размер своей пушки с соседним калибром.
Позади них стояли бойцы со средним размером, справедливо полагая, что они мало чем уступят передним воинам, но, все же, у них короче стволы, поэтому стали позади тяжелой артиллерии.
Позади всех толпились или сидел на скамейках самый многочисленный отряд со скромными, по сравнению с передними рядами, по длине и диаметру орудиями, которые прикрывали стыдливо вениками от нескромного обзора счастливых обладателей царь - пушек.
Подростковая часть воинов, имевших претензию на большой размер своих пушек, но не имевших еще боевого крещения, пыталось выдвинуться из задних рядов вперед, вообразив, что на это они имеют полное право. Но на них зашикала многочисленная нервная группа обладателей непримечательных пушек, задвигая молодняк, не нюхавший пороха, на место:
- Куда! Горя в жизни не видели, а туда же!
Я и Эдуард отнесли себя к обыкновенной группе и без звука стали позади, потели от жары, как слоны, похлопывая себя вениками, чтобы зной парилки пробирал до костей.
- Интересно, какой же ствол желанней для партнерш? – подумал я, оглядывая многочисленные ряды мужских членов, скукожившихся от жары банной истомы.
Я вспомнил рассказ рабочих, живших в заводском общежитие. Они взяли как-то интервью у местной проститутки, приглашенной парнями на вечеринку.
-Скажи нам, Катя! Вот ты перепробовала членов, как селедок в бочке. Какой для тебя был лучше: длинный, короткий, тонкий или толстый? – спросил один из молодых мужчин, а остальные напряглись в ожидании ответа.
Катя задумалась, поняла серьезность вопроса и ответила:
- Который пашет хорошо.
Выходило, что любой годится, лишь бы был прилежен.
Вскоре на смену зимы пришла долгожданная весна и благодатное лето. В эти времена года жизнь в нашем доме преображалась, все населения дома каждую свободную минуту проводило на воздухе перед домом.
Среди зелени деревьев и кустарника стояли столы и скамейки, на которых сидели жильцы дома, играли в карты или домино. У колонки с водой женщины полоскали белье и развешивали сушиться на веревках, закрепленных между кольев, вбитых мужчинами в землю.
Ярко светило солнце, было тепло, пели птицы, везде перла ввысь зелень и цвели цветы. Мужчины сбрасывались по рублю, засылали бегунов в соседний магазин за бутылочкой или в ларек за пивом, вели свои разговоры.
Отдельной кучкой сидели женщины нашего и соседних домов, судачили о женских делах и предстоящем переезде в городские квартиры.
Я, наслушавшись разговоров о расселение нашего дома умудренных жизнью старших соседей, срочно приступил к поиску своей единственной девушки, чтобы получить полноценную квартиру, а не угодить снова в коммуналку, хотя и со всеми удобствами.
Вскоре, мне посчастливилось такую себе найти, и я привел ее в свою комнату, уложил на свой не разбитый сексом диван.
Когда меня вызвали для оформления бумаг для предоставления мне нового жилья, я предоставил там не только молодую красивую жену, прописанную на моей площади. Но и справку о том, что в животе моей женщины находится живое существо, которое, как результат моих боевых действий, появится на свет через четыре месяца и будет нам любимой дочерью.
Городская комиссия не стала со мною спорить и предоставила на всех двухкомнатную квартиру в новостройках города.
Мне с семьей было приятно жить в новом доме со всеми удобствами. Я часто вспоминал свое старое жилье без удобств, когда что-то в новой квартире меня раздражало.
Всегда приходил к выводу, что сексом заниматься в новом доме всегда приятнее, чем в старом.