Часть первая
Комната Ларисы

Я был молодой разведенный начальник крупного участка одного огромного ленинградского машиностроительного завода. Шла вторая половина семидесятых годов прошлого века. Развитый социализм требовал от меня моральной устойчивости и патриотизма. Патриотом я был, а что касается моральной устойчивости, то это, как посмотреть...
За плечами был неудавшийся брак, в который я легко влетел двадцатилетним юнцом, но через пару лет бескровно вылетел из него зрелым мужчиной, без алиментов и сожаления. Этот небольшой опыт заставил меня не мечтать больше о крепкой семье, а инстинкт самца требовал не пропускать мимо себя все, что двигалось.
Был я строен, не уродлив лицом и боец по женской части. Когда было успешно отбито порядочно атак, направленных против моего одиночества, и разбито немало девичьих сердец, то одним знакомым удалось заманить меня на день рождения и 'невзначай' познакомить с молодой выпускницей медицинского института Ларисой. Под парами добротных советских напитков я затащил шикарную девушку в ее постель в одной из комнат коммунальной квартиры в центре Ленинграда.
Понял я это на следующий солнечный день, лежа в чистой постели в углу просторной с высокими лепными потолками комнаты. Через два огромных окна, выходящих в колодец старинных зданий, сквозьослепительной белизны ажурные занавески лился поток утреннего света, падая продолговатыми прямоугольниками на дубовый светлый паркет. В одном из углов стоял огромный черный рояль, рядом с постелью полированный платяной шкаф и далее старый диван, стол, покрытый аккуратной светлой скатеркой, и пара стульев с замысловатыми спинками.
Хозяйка отсутствовала в комнате, где-то бегала по лабиринтам большой квартиры, служившей до революции жилищем и кабинетом врачу - гинекологу.
Голова у меня не болела и была абсолютно чиста, не тошнило, и было то приятное игривое ощущение, наступающее после хорошей расслабухи, когда хотелось снова начать бой с новой неудержимой силой и прекрасной девушкой.
Я терпеливо ожидал ее, стараясь, чтобы пыл атаки не перегорел без объекта и ствол орудия не перегрелся, поэтому пытался отвлечься и вспомнить: воевал вчера или нет? Было непонятно, поэтому решил, что не воевал, иначе, откуда такое неукротимое желание, которое двумя руками не согнешь.
В комнату неслышно вошла хозяйка, оказавшаяся еще красивее, чем та, что осталась в моей памяти после вчерашнего вечера. Высока, стройна, с хорошим, развитым и упругим бюстом, узкими бедрами, которые ее не портили, а помогали выглядеть, как теперь говорят, 'секси'. Пышные рыжеватые и вьющиеся волосы, легко падающие на узкие плечи, обрамляли милое личико с аккуратным носиком.
Легкий халатик, открывающий при ходьбе стройные ножки до точки, когда начинает захватывать дыхание, вовремя захлопывался, заставляя меня дорисовывать в голове заманчивую картинку.
- Проснулся уже, Алеша? - томно и певуче спросила она, подходя к круглому зеркалу, висевшему на стене недалеко от двери, и сделала: оп-ля!
Оп-ля! - так я назвал ее постоянные движения при подходе к нему. Выглядели они так: коротко оценив свое отражение, она бралась руками за груди снизу, когда в каждой ладони, с оттопыренными вверх двумя пальчиками - мизинцем и безымянным, оказывалось по упругому шарику, слегка приподнимала их вверх и отпускала, бюст делал: оп-ля. Он резко опускался вниз, слегка подпрыгивал и становился на место призывным возвышением.
По ее голосу мне стало понятно, что вчера все было, но орудие было заряжено, требовало немедленного выстрела и желательно в цель. Поэтому, маскируя боевую позицию одеялом, я тихо позвал Ларису, стараясь не показать своих намерений.
Она догадалась о моих 'враждебных' планах, быстро взглянула на меня и осторожно присела на краешек постели.
Я бросился в бой, который затем перешел в затяжные военные действия. На войне все способы хороши, и я показал половину из них. Не хотел раскрывать сразу все секреты моей славной армии, но и их хватило, чтобы нам одновременно отстреляться и заключить полный и безоговорочный мир, выражавшийся в крепких объятиях и поцелуях.
Моя разведка в ходе боев также выяснила, что Лариса, молодой врач поликлиники при военной академии, имеет жениха в звании майора, который командирован сейчас в далекий Йемен на три года.
Значит, она верно меня вычислила и наше расставание через какое-то время, будет бескровным.
Я решил у нее задержаться и регулярно проводить совместные боевые учения, чтобы оружие не ржавело и не теряло своих качеств. Ее это тоже устраивало, так как до прихода основных сил целых три года ждать, а так всегда под рукой, хотя и временный, но подходящий гарнизон с приличным арсеналом. В коммуналке вооружаются...

Часть вторая
Кухня и ванная комната

- Сходи, ополоснись, - сказала Лариса и подала голубое махровое полотенце, объяснив, как найти ванную комнату.
Я не возражал и отправился на поиски нужного помещения. Из комнаты Ларисы шел узкий и длинный коридор и вел и налево, и направо. Пошел сначала направо и попал на большую кухню, потолок которой в двух местах подпирали деревянные бревна, грубо ошкуренные топором. Они предохраняли грязный потолок от обрушения. Вдоль стен стояли многочисленные тумбочки, столики, две газовые плиты, висели шкафчики и сушилки для посуды, все пространство кухни пересекали вдоль на высоте вытянутой руки веревки для сушки белья.
Стены до половины были выкрашены в ужасный синий цвет, а выше побелены известкой, которая вспучилась от частых протечек сверху и сыпалась на неровный пол, покрытый старым, местами драным линолеумом, прибитым гвоздями.
На кухне были две раковины с постоянно капающими кранами и двойные двери, ведущие на черную лестницу к запасному выходу на улицу.
Обследовав кухню, пошел коридоромв поисках ванной комнаты по замызганному паркету, который скрипел под ногами, а местами отсутствовал вовсе.
Дошел до телефонной тумбочки сдопотопным довоенным телефоном, здесь коридор поворачивал налево, и я увидел дверь в ванную комнату.
Я тихонечко к ней прикоснулся, и она беззвучно подалась, гостеприимно пропуская меня внутрь.
Напротив меня у противоположной стены стояла огромная чугунная ванна, в которой стирала белье миниатюрная женщина. Шумела вода, и она меня не замечала. На незнакомке был надет короткий шелковый халатик, подпоясанный узким поясом. Я остолбенел от эротической картины: на кафельном старинном полу в розовых тапочках, нагнувшись в ванну, стояла девушка. Из-под халата были видны стройные, голые и гладенькие ножки и четвертинки обеих полушарий, между которыми можно было наблюдать треугольник трусиков, который притягивал, как магнит, мой нескромный взгляд.
Я растерялся, не зная, что делать в такой ситуации, а на лбу даже выступила испарина. В отличие от меня, мой артиллерийский расчет, согласно уставу службы, стал сам наводиться на цель. Как грамотный командующий, оценив обстановку, я прошептал:
- Отставить!
Тихонько вышел из ванной комнаты и осторожно прикрыл дверь. Отдышался вне зоны фронта, дал артиллерийскому расчету время зачехлить орудие и, громко постучав в дверь, вошел.
Женщина на стук успела разогнуться и повернуться ко мне лицом, поспешно запахнула красивой рукой халатик на груди, прикрыв, как я успел рассмотреть, умопомрачительные белые грушки.
- Здравствуйте. Я гость Ларисы и хотел бы помыться. Вам долго стирать?
Девушка оказалась совсем юной и такой миниатюрной, что ее можно принять за крупную куклу. Красивое лицо с зелеными глазами, светлыми короткими волосами на голове, а губы тоненькой полоской прикрывали игрушечные белые зубы. Ее хотелось легонько потрогать руками, нежно поносить на руках и осторожно поцеловать.
Я возвышался над ней мощной глыбой, и она вынуждена была смотреть на меня, запрокидывая голову.
- Можете постоять в коридоре пять минут? Я почти закончила, - мило прощебетала она.
Уже под душем пришло в голову, что такую прелесть я не пропустил бы мимо, если встретил бы ее раньше, чем Ларису. В коммуналке влюбляются...

Часть третья
Комната Михалыча

Так началась моя жизнь в большой коммунальной квартире. Опыта такого проживания я не имел и постепенно стал знакомиться с ее бытом.
Как мужчина, я исправил Ларисе звонок на входной двери и сразу об этом горько пожалел. Кнопок, чтобы звонить жильцам квартиры, было шесть и у всех вырваны кем-то провода. Теперь из шести неисправных кнопок одна работала и, не смотря на то, что под ней была написана фамилия моей девушки, в нее звонили все посетители большой квартиры. Не извинившись за беспокойство, визитеры проходили мимо меня и шли к своим знакомым, а я шлепал добрых тридцать метров к себе. Никакого покоя, особенно в выходные дни и по вечерам.
Только присядешь ужинать в романтической обстановке при цветах и горящих свечах, разопьешь бутылочку легкого винца и приступишь к самому интересному логическому завершению вечера, раздается грубый звонок над дверью комнаты.
Нужно бежать к входной двери и впускать очередных посетителей, часто подозрительных личностей, друзей соседа Михалыча, которые, не задумываясь, пользовались нашей кнопкой звонка.
На мои предложения Михалычу восстановить свой звонок, тот никак не реагировал. Кто выдержит такое? И я порвал провода своего звонка, чтобы больше не отрываться и заниматься делом, а не бегать короткие дистанции. Коммуналка учит...
Проблемным был и сам Михалыч - коротышка с одним нахальным глазом, потому что второй его глаз был напрочь закрыт бельмом. Когда этот тип на меня смотрел, то казалось, что он целился в меня, выпучив здоровый маленький глаз и характерно развернув голову с немытыми и нестрижеными космами. В такой момент его грязные руки с татуированными пальцами нервно бегали по впалой груди, будто, что-то искали.
Комната Михалыча находилась рядом с Ларисиной.
Совсем недавно перед моим появлением здесь, он привел к себе в комнату очередную сожительницу, пятидесятилетнюю невзрачную женщину.
Каждый вечер они также проводили романтические ужины, правда, без свеч, но с большим количеством дешевого вина, называемого 'бормотухой'. Название вина оправдывалось тем, что после принятия внутрь энной дозы, зрелые любовники начинали громко бормотать, постепенно переходя на крик и драку.
Я уже жил в коммуналке больше недели и хотел навести здесь порядок, чтобы по вечерам было тихо, и не болтались по квартире темные личности с криминальным прошлым.
Михалыч сегодня после ужина не дрался и не выгонял свою партнершу, а витиевато ее ругал и обзывал самими последними и грязными словами. Забыл сказать, что стена между его и Ларисиной комнатами была поставлена после революции при поселении сюда рабочих и крестьян, поэтому слышимость была поразительной: будто находишься рядом.
Можно представить, как чувствуешь себя с прекрасной женщиной в потоке грязи, изрыгаемой за стеной маленьким негодяем. Сегодня он упражнялся, как никогда, и я уже два раза стучался к ним в дверь.
Там примолкали на минуту и затем продолжали с новой силой и изощренностью. Доведенный до крайности, я вновь постучал в проблемную дверь и в ответ слышал, что меня видели на чем-то и где-то, а так же и мою подругу не раз...
Я двинул слегка по двери плечом, и она, к моему удивлению, широко распахнулась...
Пьяный Михалыч сидел за грязным заставленным пустыми бутылками столом и смотрел прицельным взглядом на кровать, где лежала его женщина. В комнате было душно, несло каким-то смрадом, перегоревшим алкоголем и стоял туман от дыма гадких сигарет. Любовница лежала абсолютно нагая и пьяная. Почти до крупного пупа свисали ее груди, как два пустых чулка с большими коричневыми кружками на концах, ноги были тонкие с отросшими темными ногтями на пальцах.
Оказывается у них шли эротические игры. Женщина лежала ногами в направлении своего мужчины и делала что-то вроде ножниц. Раздвигала на время ноги и опять их сжимала. Единственный глаз Михалыча багровел от увиденного, а сам он от восторга закатывался в монологе о том, что это, что он углядел, кто только не рвал, включая коня с его причиндалами.
К чести любовника женщины, он, увидев меня, бросился защищать свою самку и, подскочив ко мне, хотел ударить. Я увернулся от его атаки и съездил кулаком по его мерзкому лицу. Действие было ошеломляющее. Михалыч пришел в себя и приказал своей женщине прикрыться, а мне показал, чтобы я покинул их апартаменты.
Я вышел, а Михалыч сегодня больше не шумел, но мы потеряли в этот вечер желание даже целоваться. В коммуналке деградируют...

Часть четвертая
Комната Жени

Как-то вечером, когда комментарии на стриптиз партнерши в комнате Михалыча нас насытили, и я вышел в коридор, чтобы его прервать, то услышал шум и истошный крик:
- Помогите! Убивают!
Из поворота коридора появилась молодая высокая и упитанная женщина с длинными каштановыми волосами. Она была 'в чем мама родила' и неслась прямо на меня, выпучив от страха миловидное лицо. Ее большие груди мотались в такт бега по сторонам, внушительных размеров попа ходила ходуном, а пышные ляжки и свисающий живот едва прикрывали черный треугольник на лобковой кости.
За обезумевшей женщиной бежал высокий худощавый мужчина с ножницами в руке. Глаза его были красны и яростны, а мускулистый торс обнажен до пояса.
Я пропустил мимо себя женщину и загородил проход бегущему мужчине. Женщина спряталась за мной и прижалась своими горячими дынями к моей чувствительной спине, а мужчина, как вкопанный, остановился передо мною и опустил руку со своим оружием.
Ту, что стояла за моей спиной, звали Женя и жила она в комнате, что находилась за ванной комнатой.
Женя была из молодых крестьянок, жила раньше в Украине, была громка в разговоре и проста. Смазливая лицом и обладающая пышным телом, она притягивала к себе мужчин. Еще в Украине она была обманута каким-то негодяем вроде меня и оставлена одна с животом. Родилась девочка и, когда ей исполнилось пять лет, молодая мама приехала с ней в Ленинград, подальше от позора и поближе к новому счастью.
Жила сначала у родственников, окончила школу водителей трамваев и стала работать вагоновожатой в троллейбусно-трамвайном парке. Предприятие предоставило ей эту служебную комнату в коммунальной квартире, где мы и встретились с ней.
По случаю каникул девочку она отправила к бабушке в Украину, и женщина осталась одна в комнате.
Как-то раз в ее трамвай заполз пьяный мужчина, стоявший сейчас передо мной с ножницами в руке, сначала проспался там, сидя на заднем сиденье, а затем, будучи не совсем трезвым, заметил Женю, которая ему приглянулась, и он проездил с ней до конца смены. Дальше - просто: встречались неделю на улице, ходили в кино, поцеловались и, наконец, оказались в ее холодной постели.
Потом настоящая любовь до гроба, цветы, ужины и качественный секс. Пришло время Жене сообщить о своем подрастающем придатке и, обильно угощая милого мужчину водочкой, которую тот обожал, все поведала ему.
Тому вдруг все стало ясно: 'где только мои глаза были раньше', поэтому понеслась брань:
- Да тебя поимели столько хахалей, сколько в твоем долбаном трамвае не поместить. Не чета мне, поди, а с хвостами по метру. А я -дурак!
Лариса вынесла простынь из своей комнаты и прикрыла Женю, та мягко опустилась на корточки и горько завыла надрывным голосом, и столько тоски и отчаяния было в этом голосе, что у меня перехватило дыхание. Это подействовало на любовника, он опустился на колени и, откинув ножницы в сторону, пополз к ней. Я понял, что сейчас наступит развязка драме, и пропустил его, а он схватил свою женщину двумя руками за голову, прижался к ее лбу своим лицом и часто зашептал:
- Прости, прости! Скотина я! Прости меня. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Она выла и выла дурным голосом, но не убирала от него свою голову, а когда выплеснула из души всю горечь, то поднялась на ноги и отправилась к своей комнате, покрытая простыней, как саваном. Рядом, заглядывая ей в заплаканные и опухшие глаза, семенил виновник слез. Затишье. Надолго ли? В коммуналке убивают...


Часть пятая
Комната гинеколога

Если идти дальше по коридору, то выйдешь в просторный холл, где находились входная дверь и еще три комнаты.
Одна дверь вела в служебную комнату Вики, которая работала в том же, что и Михалыч, ЖЕКе бухгалтером, и с ней я уже познакомился в ванной комнате. Теперь всегда хотелось, когда встречались случайно в коридоре, ее подержать на руках, а она испуганно на меня смотрела и спешила исчезнуть с моих глаз.
Вторая дверь была в комнату Людмилы, доставшейся ей от матери, умершей, когда ей было двадцать лет. Но о ней потом.
Ну, а третья дверь принадлежала Юрию Робертовичу, который получил образование врача-гинеколога, но никакого отношения к дореволюционному врачу, жившему здесь, не имел.
Комната была самая большая в квартире – метров шестьдесят площадью и была разделена на две половины, имела шикарный паркет вишневого цвета. Жил Юрий Робертович здесь сначала с матерью, которая относилась к еврейской национальности и работала детским врачом в поликлинике. Она дружила с бабушкой Ларисы, которая была отличным музыкантом и преподавала сольфеджио в детской музыкальной школе. Обеих ценили на работе, обе пережили блокаду и всю жизнь прожили в коммуналке.
Пришло время, и обе умерли по старости, а жилье передалось по прописке Ларисе и Юрию, они были коренными ленинградцами.
К этому времени Юрий Робертович был уже известным специалистом по женским болезням и работал в какой-то престижной женской консультации. Затем стал потихоньку спиваться, руки стали трястись, и он потерял место работы - женщины не желали ходить на прием к алкоголику, и его уволили.
Я отношусь к евреям хорошо и за свою жизнь был знаком со многими людьми этой нации. Все они, как правило, стремились к образованию и занимали места на высоких социальных ступеньках жизни, но двое из них не соответствовали этике этой способной нации. Одного я видел рядовым рабочим, махавшим лопатой на заводе, а другой был Юрием Робертовичем.
Когда гинеколог стал безработным, ему было сорок пять лет, и он окончательно съехал с катушек: пил, голодал и воровал съестное на кухне.
Еще в сорокалетнем возрасте Юрий Робертович познакомился с двадцатипятилетней женщиной, которую звали Настей. Была она не красавицей, но и не уродиной, а обыкновенной женщиной, только несколько глуповатой, поэтому и родила от пьющего мужчины ребенка.
Так и повелось у них. Не пил муж - бывали моменты прозрения, жили в его комнате. Счастливая женщина стирала, кормила, спала с ним. Он хорошо выглядел: был высок ростом, спортивного сложения, имел вьющиеся волосы, зачесанные назад. Породистый и красивый еврей играл с сынишкой в футбол и гулял во дворе. Время от времени находил работу по профессии и работал месяц, два, три. Затем срывался в запой. Или работа у него была вредная, или еще что, а только запивал он еще страшнее. Первым делом выгонял из дома Настю, та уходила в свою служебную комнату вместе с сыном, но контролировала мужа каждый день, заходя в квартиру.
Я был не совсем еще в курсе их жизни, когда Настя пришла к нам и попросила присутствовать при посещении комнаты своего сожителя, так как нужно было забрать детские вещи, оставленные там при поспешном уходе.
Я уже пользовался репутацией бесстрашного миротворца, и отказать женщине не мог. Пошел с ней.
Только вошли в комнату Юрия Робертовича, так сразу наткнулись на расстеленный по полу широкий тюфяк, который честь по чести был покрыт белоснежной простыней, стираной Настей, и под таким же чистым одеялом лежал хозяин вместе с какой-то ярко-рыжей женщиной, похожей больше на шалаву из грязной забегаловки. К чести врача, он не потащил ее на общую с Настей кровать, а расположился на полу. Порода, она и в пьяном виде порода.
Я не успел и шага сделать, как ревнивая Настя подскочила к брачному ложу и с остервенением вытащила соперницу, ухватившись за ее яркие волосы. Та бросилась в угол и сидя на коленках испуганно завыла. Проснувшийся мужчина забормотал заплетающимся языком:
- Я теперь с ней буду жить.
- С ней? - удивленно спросила Настя, и, наклоняясь к напуганной гостье, провела два раза по ее лицу своими ногтями. Та закричала, хватаясь за щеки.
Пришлось мне вступиться и заслонить собой несчастную жертву. Женщина была в платье, поэтому ей не потребовалось время на сборы, любовница врача исчезла навсегда из комнаты.
Собрав вещи, ушла и Настя, пообещав придти завтра, чтобы поговорить со старым кобелем и оторвать то, что законная супруга уже давно в руках не держала... В коммуналке изменяют...


Глава шестая
Комната Людмилы

Как было выше сказано, жилье досталась Людмиле от матери. Двадцатиметровая комната была обставлена стандартной мебелью и претендовала в руках молодой хозяйки на уют.
Людмила была долговязая девица тридцати лет, имела короткие русые волосы, не выдающееся лицо и тощую фигуру с плоской грудью. Но ноги у нее начинались от ушей, чем она успешно пользовалась в своей второй профессии.
Она работала для отвода глаз где-то неполный день, а в свободное время выходила вечером на свой основной и доходный промысел местной проститутки. Надевала темные колготки в крупную сеточку, короткую юбку, ярко красила губы и фланировала возле дома офицеров, что находился на Литейном проспекте вблизи от ее дома.
Подвыпившие офицеры клевали на ее стройные ноги и быстро находили с девицей общий язык. Работала Людмила на выезде и дома, соглашалась на групповой секс.
Принимая гостей дома, женщина выставляла за дверь свою десятилетнюю дочь и та сидела покорно и тихо на кухне весь вечер, а иногда и ночь, засыпая на широком подоконнике. Нужно сказать, что Михалыч в квартире приторговывал спиртным, которое вечером в городе с огнем не сыщешь, поэтому, почти каждый поздний вечер, за окном раздавались громкие крики:
- Михалыч! У тебя есть?
Если у него было и его смогли добудиться дикими криками, разносившимися со двора дома, то он запускал местную гопоту через черный ход квартиры и обслуживал их на кухне. Длилась процедура распития подолгу и шумно.
Тогда худенькой высокой девочке не было места и там, она уходила к телефону и сидела на табуретке, поставленной кем-то возле тумбочки.
Сидела она тихо и мечтала о чем-то своем и светлом, беспокойно прислушиваясь к громким разговорам, доносившимися из их комнаты и мужчин на кухне. По коридору проходил на кухню пьяный Юрий Робертович, где затевал ссору с 'подлым' народом. По квартире неслась отборная брань.
Я не представлял, как можно жить в таких условиях девушкам и детям. Квартира вечерами заполнялась непредсказуемыми пьяными мужчинами, неслась матерщина, выбегала с визгом из своей комнаты полуголая Людмила, когда ее партнеры слишком много себе позволяли. Садом и Гоммора!
Сегодня был такой же вечер: когда я вышел из комнаты и увидел девочку, сидящую у телефона, подошел к ней и спросил:
- Пойдешь к нам? Чаю попьешь с тетей Ларисой и посидишь у нас.
Та согласилась, я привел девочку в нашу комнату, и моя подруга стала готовить чай, не выходя на кухню.
- Всегда готова к осаде, - пошутила она.
Я прошел на кухню и попросил мужчин, находившихся там, вести себя потише, а еще лучше - покинуть квартиру.Они с Михалычем сидели у небольшого столика и так нещадно курили, что лампочка, свисающая с потолка, казалось, плавала в облаках дыма. От компании несло алкоголем и немытыми телами. Юрий Робертович стоял один у окна и курил папиросу - к столу его не допускали, чтобы не распускал 'поганый' язык.
Алкаши встали и стали меня поносить почем зря матом. К моему удивлению, к ним присоединился и бывший врач. Говорят: 'количество - силу ломает', но только не сегодня и в результате я их разогнал. Трое ушли через дверь, через которую пришли, потеряв при этом, один - воротник от грязной рубашки, другой - способность видеть правым глазом, третий - на время слышать. Сам Михалыч, невредимый и напуганный, успел ускользнуть в свое 'логово' и больше не решался сказать ни слова. Породистый Юрий Робертович, побитый слегка мною, ушел из дома и не появлялся месяц. Потом он вернулся со своей Настей и сыном, был трезв, и стали они жить в его комнате, а мне он посекрету сообщил, что я ему сломал тогда ребро, но он не в претензии: «Чего не бывает между настоящими мужчинами».
Разогнав мужиков на этом конце коммуналки, я пошел на другой и постучал в людмилин притон. Шум притих, и дверь открылась. В комнате на диване сидела растерзанная Людмила и с обеих сторон от нее два молодых мужчины, а третий сидел за столом и потягивал пиво. Было не вооруженным глазом видно, что молодая женщина довольна.
Ее мужчины оказались с понятием: шума не желали. Двое сказали, что они получили уже сполна и уходят, а третий останется - он изголодался без женщин.
Когда второй очаг шума был подавлен, я вернулся в свою комнату, где девочка уснула на диване. Легли спать и мы. В коммуналке зарабатывают...

Глава седьмая
Страна тараканов

Рассказывая о коммуналке, хочу сказать и о тараканах. Это самостоятельное население, поселившееся на кухне и черной лестнице. Днем их было почти не видно, но только выключался свет, как из всех щелей полчища насекомых выползали на кухню.
Старые, молодые, мужские, женские особи и их многочисленные детки стремились найти пропитание и воду. Тараканы заползали на столы, стены и раковину. Срывались и гибли на огне горелок, утопали в воде, оставленной в стаканах и уносились в канализацию с потоками воды. Кроме того, их травили химикатами, обливали скопления насекомых горячей водой и просто топтали - все нипочем, их становилось год от года больше и больше.
Когда я первый раз увидел отряды тараканов, то брезгливо передернулся и подумал: 'Как здесь можно жить?'.
Оказалось можно, привыкаешь ко всему. После приготовления пища моментально уносилась в жилые помещения. Туда тараканы не лезли, за исключением редких любителей острых ощущений, которые моментально гибли под подошвами обуви хозяев комнат.
Привыкнув к насекомым, сравнивал их уже с людьми: также живут коммуной, также ссорятся и дерутся, также стремятся захватить лучшие щелки: за батареей, где тепло или под тумбочкой, где ближе к падающим хлебным крошкам. Тараканы - мужчины кадрят таракашек - женщин, у которых лапки от спины, или у которых родители обитают под тумбочкой и у отопительной батареи.
К чему я все это рассказывал? А к тому, что через двадцать лет, после моего там проживания, ничего не изменилось. Коммунальная квартира так и осталась коммунальной. Только в духе времени в комнате, где жил Михалыч, который умер, живет Вагиф и вокруг него крутится десяток человек его сородичей.
В комнате Ларисы проживает Эльдар и там обитает еще десяток его соотечественников.
Как после революции заселили квартиру, сделав ее коммунальной, так она и осталась общей. Жил хороший женский специалист в ней и лечил женщин, пока на заседание парткома района города товарищ Такой-то не предложил:
- Не уплотнить ли нам гражданина Жида? Он один занимает триста квадратных метров и заглядывает за деньги дворянским барышням туда, куда стыдно сказать, а наш пролетарский народ ютится в подвалах.
- Что ты говоришь! Туда заглядывает? Интересно, как оно устроено у них? - уходит от сути вопроса заслуженный член парткомитета тов. Другой.
- Сейчас не об этом. Придет время - сделаем буржуек общими, тогда и увидишь, как у них: прямо или наискосок! Голосуем. Кто за уплотнение?
- Единогласно!
Так и уплотнили гражданина Жида, поселив в комнатах нуждающихся в жилье пролетариев, а сам врач то ли за кордон подался, то ли был расстрелян НКВД - не известно.
Тогда и начался отсчет существования людей в коммунальных квартирах. Прошел один век, и начался другой, а до потомков тех пролетариев никому дела нет, как впрочем, и до самих пролетариев в прошлом веке дела не было. Крыша есть? Что еще нужно!
- Что стало с тогдашними жильцами?
Лариса дождалась своего офицера, они поженились и пропали из вида в переездах по гарнизонам нашей славной армии. Женя так и живет в своей комнате, только дочь ее вышла замуж и привела туда мужа. Родился мальчик. Теперь у них коммуналка в коммуналке. Современный образ жизни при нынешнем не социализме.
Настя успела, между запоями Юрия Робертовича прописать сына в его комнате. Теперь их общий сын там живет с семьей. А сам врач умер от рака желудка, а Настя занимает комнату в соседнем доме, которая была служебной, а теперь ее собственная. Замуж не вышла и не стремится выйти: сыта до конца своей жизни.
Дальше идет комната, где жила Людмила. Она живет там же, но, состарившись, не представляет интереса для мужчин, правда, иногда ей удается затащить к себе какого-нибудь подвыпившего мужичка в возрасте. Тогда, ой!
Ее иногда посещает дочь, которую в семилетнем возрасте как-то на улице приметил тренер по художественной гимнастике и пригласил к себе тренироваться. Из девочки получилась прекрасная и успешная гимнастка, побеждавшая неоднократно на международных соревнованиях. Она приобрела себе квартиру и живет в ней, вышла замуж за хорошего человека.
Все? Нет, еще жила миниатюрная Вика. О ней я почти ничего не говорил, кроме того, что хотел поносить на руках. Спешу вам сообщить, что я ношу ее на руках уже двадцать лет и не могу налюбоваться. Живем в отдельной квартире и с нами два сыночка - великана и маленькая дочка - крошечка, но об этом потом.