Кама сутра, положенная на три ноты, доносилась из радиоприемника, смешиваясь с навязчивой тишиной монохромными паутинками. На диване лежал старый номер телевизионной программы с кроваво-красными следами от ягодных косточек, подушка, обтянутая алым бархатом, впрочем, она уже давно не была таковой, из-за просвечивающей основы пепельного цвета в некоторых местах. Почти опустошенная чашка из-под восточных сладостей безжизненным пятном зависла на черной лаковой поверхности стола, доставшегося хозяйке квартиры в наследство, как напоминание того, что и до нее на Земле жили люди. Рядом лежало что-то плоское и прямоугольное...
...В пепельнице догорала не потушенная сигарета. Легкая голубая дымка поднималась от нее, растворяясь в удушливо-спертом воздухе комнаты. Часы показывали 20:02.
- Можно загадать желание, - произнесла Она вслух и задумалась на миг, не отрывая янтарно-карих глаз, обрамленных черными ресницами, от зеленых цифр, так чудно явившихся ей в этот час. – Что бы я хотела? Машину, дом, яхту? Нет, наверно ничего...
Она так редко становилась свидетелем подобных цифровых совпадений, лишенная возможности загадать даже сущую мелочь, вроде погожего денька, что нынешняя ситуация стала для нее неожиданной, впрочем, ей ничего и не хотелось загадывать. В этом попросту не было смысла, сегодня...


Она вновь решила начать новую жизнь. Её она начинала раза 3-4 в год, делала это всегда вяло и от того, наверно, безуспешно.
На этот раз в ее жизни должен был появиться новый мужчина, совсем не такой, как все те, что были прежде. Она должна была бросить курить, перестать во всем соглашаться с Начальником и купить наконец новые колготки, непременно цвета «кофе с молоком». Решив начать с самого простого, Она отправилась в магазин за «трусами и чулками, соединенными вместе», как гласили толковые словари.
- Черт! – просто прокричала Она, когда сломала каблук. – Черт, черт, черт! Дрянь!
Невообразимым образом приделав каблук на место, Она развернулась на 180 градусов и, практически летящей походкой (другая просто была невозможна в ее положении), отправилась домой.
- Чего и следовало ожидать, - проворчала она, стягивая сапоги со своих ног в коридоре. – Купить колготки – это искусство, которое начинается сразу, как ты выходишь из дома.
Смысла повторять маршрут она не видела, поэтому переоделась в домашнюю одежду и набрала знакомый номер на телефоне.
- Привет, котенок, - эротично и едва слышно произнес Голос на том конце.
- Нам надо расстаться, - не здороваясь протараторила Она.
- Котенок, что-то случилось? – удивленно, но также тихо спросил Голос.
- Нам на-до рас-стать-ся, - уже по слогам повторила Она.
- Ты понимаешь, о чем говоришь, котенок? – уже серьезно и значительно громче произнес Голос.
- Не называй меня котенком, - еле сдерживаясь, чтобы не взорваться, проговорила Она. – Я решила. Я так решила.
- Котенок..., – на выдохе сказал Голос.
- Да пошел ты, - еле уловимо произнесла Она и бросила трубку.

«Сказано, сделано», - подумала Она и начала нервно доставать из кармана пачку с сигаретами.
- А-а-а! – лишь отчаянно проревела Она в пустой квартире и ей показалось, что стены завибрировали ей в ответ. Она выбросила почти полную пачку в мусорное ведро.
На повестке дня были отношения с Начальником.
Пришлось одеть старые сапоги, вновь идти на улицу, в надежде, что старый друг, то есть старые сапоги, лучше новых двух. Однако, пройдя 200 метров, Она усомнилась в этой мысли – сапоги стали безропотно наполняться холодной водой из луж. Последние, окончательно потеряв всякий самоконтроль и совесть, заполнили улицы, скрыв под мутно-серым слоем жижи асфальт.
Когда Она всё-таки добралась до здания своей работы и полезла в карман за пропуском, то к собственному ужасу обнаружила, что его там нет. Возможно, он выпал, когда Она приделывала каблук или когда прыгала через лужи, уподобившись горной лани или кому-то там еще (выходило, надо сказать, все равно не очень), сейчас это не имело значения. Пропуска не было.
Отчаянно объясняя охраннику, загорелому хмурому с маленькими близко посаженными глазами, ситуацию, Она показывала пальцем на промокшие сапоги, на голову, намекая, что там тихо и темно, на лицо, вопрошавшее: «Ну разве я могу быть террористом или шпионом?!». Вконец измотавшись и отчаявшись, Она села на ступеньку и опустила голову на колени.
- Ты чего сидишь на лестнице? – Спросил Кто-то.
- А?
- Сидишь-то чего? - Повторил Кто-то.
- Пропуск, - лишь отчаянно произнесла она.
- А-а, – Понимающе произнес Кто-то и повернулся гладковыбритым лицом, с темными бровями и длинными, немного лисьими, серо-зелеными глазами к охраннику. – Пропусти ее, Друг, я ручаюсь, Она работает со мной третий год.
Друг указал рукой на вход и посмотрел на нее, будто говоря: «Ну, проходи, только побыстрей. Мне лишние вопросы ни к чему».

Начальник, светловолосый, с несколькими седыми прядями и бесцветными глазами, сидел в кабинете, перебирая белые бумаги с черными полосами букв.
На миг оторвавшись от своего занятия он бросил на нее равнодушный взгляд, а затем вернулся к прежнему делу: «Хм, мне помнится, Вы брали отгул?»
- Да, но мне нужно Вам кое-что сказать, - решительно начала Она, пытаясь при этом спрятать то правую, то левую ногу за другую. «Надо было переобуться», - подумала Она, поняв бесполезность данных телодвижений.
- Я слушаю, - по-прежнему не отводя глаз от бумаг ответил Начальник.
- Вы меня постоянно ограничиваете, не даете шага ступить и контролируете, - с легкой нервной дрожью в голосе продолжила Она.
Не меняя своего положения, Начальник поднял на нее глаза, посмотрел не моргая несколько секунд и продолжил перебирать листы, переведя взгляд на них. Она, заламывая пальцы, прикусила себе губу, в надежде что так ее подбородок перестанет предательски дрожать. Но ничего не помогало. Она почувствовала как глаза наполняются горячей жидкостью, готовой двумя уверенными струями выпрыснуть из глаз, что они незамедлительно и сделали. Она, схватившись трясущимися ладонями за лоб, выбежала из кабинета, громко рыдая. Глаза были залиты слезами и от того ничего не видели, волосы прилипали к мокрым соленым щекам, по подбородку была размазана кровь из губы. Она бежала, спотыкаясь о ступеньки и пороги, налетала на поворотах на стены, на людей, на столы, на двери. Бежала до тех пор, пока холодный уличный воздух не ударил в голову свежестью и болью. Она остановилась, глубоко вдохнула, закашлявшись. Рука полезла в карман, но там было пусто. Единственные сигареты Она выбросила сегодня в мусорное ведро. Она зашла в ближайший магазин и вышла через несколько минут, закуривая белую сигарету. Сигареты хватило всего на четыре затяжки, следом были еще две, такие же скоротечные.
Войдя в квартиру, Она первым делом достала из холодильника замороженную вишню и принялась ее грызть, складывая косточки на старую телевизионную программу. Затем сняла верхнюю одежду, мокрые сапоги, умылась и легла на диван, положив голову на бархатную подушку. Закурила, скоро отложив сигарету в пепельницу. По телевизору показывали какое-то старое американское кино, где все героини отчаянно красивы, а герои отчаянно ... тоже красивы. В то время, как герой целовал сладкие губы героини, Она ела не менее (а может и более, кино такое старое, что, пожалуй, актеры уже умерли и ей никак не узнать, каково же было целовать актеру эту актрису) сладкие засушенные фрукты вперемешку с орехами из белой чашки. Фильм скоро закончился. Она выключила телевизор и в комнате воцарилась тишина, достойная фильма ужасов. Она включила радиоприемник и поставила чашку на черный лакированный стол.
Только сейчас Она заметила, что там лежали пакет, записка и ручка:

«Привет! Решила тебе сделать маленький подарок, знаю, что ты не в состоянии сама о себе позаботиться, поэтому подарок полезный. Размер вроде твой. Если что, позвони, я схожу, поменяю.
Целую! Мама».

В пакете лежали колготки цвета «кофе с молоком». Часы показали 20:02...
...Она аккуратно достала колготки, тонкие изящные переплетения, образовывали прекрасные, достаточно прочные «трусы и чулки, соединенные вместе».
Она еще раз прочитала записку, перевернула листок и что-то написала лежащей рядом ручкой. Затем Она встала на стол, дважды обернула один чулок колготок вокруг своей шеи, завязав крепкий узел, а другой привязала к крючку от люстры и оттолкнула ногами стол, опрокинув его. С грохотом упала чашка и медленно, бесшумно – лист бумаги, на котором было написано неровным почерком всего одно предложение:

«Если не получается начать жизнь заново, попробуй ее закончить».