Видя в окне свое недавнее прошлое, она писала о нем…О его звездах, прогулках, о его морозных пальцах и нежелании сделать себе дубликат ключей, о его быстрорастущей щетине и теплой спине. Она уже плохо помнила его морщины, зато в памяти хорошо отпечатались его волосы. Их седина и запах пепла…
Она знала, что этот запах предначертан ей…Именно ей его вдыхать, именно ей его пробовать на вкус. Почему? Да просто именно она оказалась в тот момент ближе всех.
Её длинные пальцы не перестали отстукивать мерный ритм блюза. Она полюбила осень, возненавидела весну. Она стала безразлична к зиме и лету. Закрылась? Нет, замуровалась.
Она все так же готовит ужин по вечерам, она все так же улыбается на шутки. Она не разучилась ругаться, скандалить, даже флиртовать не разучилась. Наоборот. Она больше смеется, ещё больше ругается и безбожно флиртует. Только все это одноразово.
Вы скажете, что она не любила искренне улыбаться? Посмотрите, как она улыбается сейчас, разве не искренне?...Вы ответите – «да», а я вас разочарую. Она всего лишь четко и слаженно играет свою роль.
Она придумывала имя племяннику и знала, что никогда не назовет так сына. Потому что она уже его назвала. Вот этого, который когда-нибудь родится. И она будет любить его так, как хотела, как ей запретили. Любить сына никто не в праве запретить…а она уверена, что у неё будет именно сын.
С маленьким листочком в руках она чиркает спичкой. Поджигает мысли и бросает в пепельницу, полную окурков. Курит? Да нет, что вы… Ей и так хватает холода, куда ж ещё. Завтра, как только уедет брат, она снова сядет перед монитором компьютера и снова пролистает свою писанину. Ей нравится читать. Ей нравится…
Художник? Картинки? Да нет...это все просто память. Её чертова память, которая подводит уже в стотысячный раз, посылая все новые и новые детали, заставляя их запоминать. А ей говорят, что во сне она опять начала кричать «забери меня!». Кому? А разве это важно…? В пустоту, кричит, в пустоту.
Краски, замки и драконы. Разрушенные крепости. А вам разве не интересно, сколько они здесь лежат, вот эти кирпичики и обломки? Вы же любите, когда все заканчивается войной. Так наслаждайтесь. Она даже расскажет вам одну из таких сказок. Не свою, чужую. А вы поверите, что это было на самом деле, что эти развалины остались от ядерного взрыва. Но никто не согласится с тем, что эти обломки от стены, построенной всего двумя беженцами. Построенной в высь, а не в ширь. Без опоры. Они выжили после взрыва, их убила ядерная волна… Кто бы мог подумать…
Он удаляет все, её начальник. Тот, что сверху, тот, что правит её королевством кривых зеркал. Странно. Королевство её, а власть не при ней. Она просит, чтобы он удалил её совсем, на время. Пускай всего на сто лет, но удалил. Побрызгал чем-нибудь на залитую кнопку «delete» или хотя бы нажал «backspace». На клавиатуре это так легко, а он выигрывает чемпионаты по клацанью по маленьким квадратным кнопочками.
Вы спросите – он живой? А она ответит, что не знает. Потому что её шеф – это миф и выдумка, её собственная. Оживленная при помощи ручки. Она написала его, он ожил на её страницах. Так живой или нет?
Он ходит где-то там. Она никогда не знала, где точно. Она даже не видела его жизнь, просто краешек зацепила. Совершенно нечаянно, совершенно ничего не требуя взамен.
Она не жаловалась, она просто тихо ходила на цыпочках, боясь потревожить или разбудить. Раньше она снилась, а потом запретила себе. Наложила вето, запрет, издала закон. Она больше не приходит к его дверям, она больше не рисует его постель. У него другие подданные. Теперь они пишут его…
А её руки все так же пахнут детским кремом. Она все так же пристегивается за рулем и заезжает на заправку, чтобы залить полный бак. Это она СЕБЕ полный бак горючего заливает, чтобы работала, как часы. Чтобы без сбоев, без коротких…этих, которые замыкают, клинят и выливаются в искры. По выражению «искры из глаз» - вот у неё настоящие искры…
Ей немного странно от того, что снаружи кожа теплая. Дотронешься – и как будто человек. Румянец на морозе выступает, во сне губы вытягивает, ладошку под щеку кладет. Настоящая как будто. Непридуманная. Только тогда зачем ей горючее?
Она пишет небо, с каждой отдельной буквой на нем появляется ещё одна черточка. Вот оно улыбается, а на другой странице искрится россыпью алмазов. Она плохо понимает, что есть что, но с удовольствием наблюдает за поблескиванием и знает – их можно различать. Просто она не умеет. Её небо военного цвета. Малиново-желтое, с примесью гари. Оно замораживает, делает недвижимым. Боитесь? А она это небо любит.
У неё билеты в кармане, в кошельке кредитка. Они там вечно лежат. Она вечно никуда не едет. Она забывает вещи, возвращается домой и остается. Казалось бы, какая глупость, только ей не смешно. Она и сама плохо понимает, почему…
Её кофе всегда остывает в турке, так и не дождавшись прамидной кружки с толстыми краями. На стенке посудины нарисован забавный одуванчик, легкий такой, почти как она сама, если стереть с плеч пару тонн, если вынуть из рук пару гирь.
Она спит на никогда не скрипевшем раньше диване. Он стал скулить вместе с ней. После того, как разорвала сама себя в жарко-морозный, мокрый, неимоверно душный день одного лета. Когда она нарисовала себе другую квартиру, другую семью и другое лицо. Пускай даже в том же доме, на том же этаже, за той же дверью с номером 14 и теми же щеками.

Которую ночь она выводит эскизы своих шедевров, пряча все в самый дальний ящик, оставляя их для своей чертовски-злосчастной памяти. Ведь никто этих набросков не увидит. Она улыбается своим друзьям…а её начальник….её начальник ожившая выдумка, которая опять рисует сама для себя.