Океан за спиной.


1
Меня разбудил ветер. Ветру не спалось, и он бродил по земле, натыкаясь на дома и людей. После бессмысленного плутания по улицам города, он налетел на моё окно. И ворвался в комнату, разметал бумаги на столе, взбудоражил шторы, и остался. Я сел на постель и протёр глаза. Ветер заметил это и скрылся в пустоте дома. Я больше не смог замкнуть глаз. Мне стало не по себе, я почувствовал. Что кроме меня, здесь есть кто – то ещё. Я потянулся в перёд, на полу, перед кроватью, увидел играющего маленького мальчика. Мальчик был светленький, похожий на маленького бельгийца, и сзади у него белели крылышки. Мальчик оказался ангелом. От неожиданности я встал. Ангел заметил это и невозмутимо спросил, почему я не сплю. Я сказал, что меня разбудил ветер. Мальчик ответил, что никого ветра нет, наверное, меня разбудили его крылья. Я сказал, что у маленьких ангелов крылья должны быть маленькими, а от маленьких крыльев – маленький ветер. Ангел засмеялся серебряным смехом. А потом спросил, почему мне грустно. Я сказал, что у взрослых людей есть склонность грустить без повода. Ангел пожал плечами. Странно, сказал он, но взрослые очень странные. Почему они грустят? – Они слишком одиноки. К сожалению, чем старше становится человек, тем меньше у него поводов радоваться. Он становится одиноким, потому, что у него нет друзей и ему не с кем поговорить. Он становится одиноким, потому, что ему некуда идти. Его друзья умирают, его жена всё реже интересуется его здоровьем, а дети перестают нуждаться в родителях. – У нас такого нет. Мы целыми днями веселимся, поём и танцуем, у нас нет горя и печалей. – Где? – В Саду. Там множество детей, и много травы. Высокие деревья и голубое небо. Ещё там тихо. Мы вселимся, бегаем и танцуем, и никто нам не делает замечания, никто не ругает за разбитую вазу. Там нет никаких ваз, нет окон и нет лужи. Там никогда не идёт дождь. Там нет скучных книг по геометрии и истории. Там круглый год праздник. – А как попасть туда? Малыш совершенно серьёзно посмотрел на меня. – Для того, что бы попасть в Сад, нужно умереть. - А ты умер? – Взрослые все такие глупые? Догадайся. – А… как ты …умер? – Я болел. Тифом. Знаешь такую болезнь? – Конечно, знаю. – Вот. Я болел тифом, а потом умер. Я уснул в кроватке, а проснулся уже в саду. – А сколько тебе было лет, когда ты …уснул? – Семь. – А зачем ты пришёл? Мальчик не ответил. Он поднялся, точнее, взлетел на своих крыльях, и присел на краешек кровати. – Какой у тебя жесткий матрас. Купи себе матрас помягче. – У меня нет денег. – Вы, взрослые, часто используете какие – то глупые отговорки, что бы не быть счастливыми. Мне вот кроватка не нужна. – Ты спишь на траве. – И это очень удобно. А ещё я очень люблю яблоки. А ты что любишь? – Кефир. Малыш снова рассмеялся. – Кефир?! Он же противный. И кислый. – Яблоки тоже бывают кислыми. – Это зелёные яблоки, а красные и жёлтые – вкусные. Такой большой, и не знает. А на улице гулял ветер, сейчас он резвился на море, и я слышал, как огромные волны с шумом падали на песок, и как песок стонал. Я слышал, как хлопали ставни у соседских окон, как скрипел фонарь над окном. Я слышал, как в далёкой стране пели люди о счастье и свободе. Я притих. Мальчик поднял с пола мою книжку. – Что это? – Я студент, это учебник. – Учебник? И чему он учит? – Он не учит, он содержит в себе знания по предмету психологии. – Содержит. Какое дикое слово. И что такое психология? – Это наука. – Наука. И всё? – Да. - Как грустно! Почему вы, взрослые люди, такие одинаковые? У вас много книг, которые вы читаете, но ничего не помнит. У вас есть соседи, о которых вы ничего не знаете. Сколько лет этой комнате? – Дом построен в 68 году. Его строили мои родители. Потом родился я, и эту комнату отдали мне. – Это твоё место? – Да. – А у меня нет места, за то у меня есть Сад. Хочешь, я покажу тебе его? – Хочу. – Тогда закрой глаза и слушай. Я лёг на спину, сложил руки на груди и прислушался. Ветер, много ветра. Потом скрип, стон, жалобы города. Потом неожиданно наступила тишина. И я услышал, тихий голосок, который пел про прекрасный сад. Он пел, что среди облаков растут деревья и трава, что целыми днями светит солнце, и множество маленьких ангелов играют и поют. Я слушал песенку, я слышал шум деревьев, я слушал, как трава шепчет: найди меня, и как белый мячик упал на траву, и несколько бабочек разом взмахнули крыльями и полетели. Здесь невероятное количество бабочек. Они разноцветные, яркие, как детские рисунки. Каждая бабочка отличается от своей подруги цветом и размером. Я слышу, как маленький ангел взмахнул крыльями и улетел. И ветер продолжает рыскать по подворотням и переулкам, словно ищет рассвет.

2
Несколько серых туч остановились перед моим окном. Огромные, как драконы, они толпились над городом, словно ждали небывалого представления. Город просыпался в дурном настроении. Я знал, что сегодня будет обыкновенный день. Город не намерен веселиться. Ветер переменился. Вместо северного, голодного безумца пришёл южный тихоня с ласковой походкой. Но погода всё равно была дождливой. Я спустился к завтраку. Отца уже не было, а мать мешала кофе в чашке. Кофе остыл, но мать не заметила. Его голубые глаза лениво следили за мной. Вот я беру стакан и наливаю кефир из банки. Вот я беру бутерброд с тарелки. Ем я быстро, неаккуратно, но мамины глаза этого не видят. Они равнодушны и пусты, как город. Вот я беру второй бутерброд. Вот я выпиваю кефир. Мама очнулась после того, как я ушёл за сумкой. Я вышел во двор, мама прошла за мной. Я сажусь на велосипед, она провожает меня. И всё – в тишине. Нам нечего сказать друг другу, она это знает. Она родила меня от любимого человека, и почти 20 лет любит его. И любит меня. Я привык к таким проводам. Мне кажется, что если бы мама что – нибудь сказала, немедленно появилась бы фальшь и наигрыш. Я открываю ворота. Я еду. Улица Бонапарта, площадь Гюго, я еду мимо кафе, где работает Жаннет, я еду мимо клуба, где провожу субботние вечера. Я еду мимо моря.
Огромное здание университета. Моя аудитория. Студенты, они ненамного моложе меня, но они злые, потому, что я знаю больше их, потому, что я учусь прилежнее их. Они злые и несчастные, ибо никогда не смогут поверить в себя. Мой единственный друг по университету, Этьен, говорит мне, что все они страдают от нереализованной сексуальности. – У них постоянно чешется в промежности, они не могут унять зуд, поэтому они злые. Я отвечаю, что они так делают только потому, что не умеют быть добрыми и милыми. Этьен называет меня наивным глупышом. А ещё он называет меня маленьким героем. Я называю Этьена только по имени. К нему не может подойти ни одно прозвище. Хотя дома его называют пуфик. Наверное, за мягкость. В аудиторию входит профессор Пирсье. И начинается одна из многочисленных лекций, я пытаюсь записывать, но у меня не получается. Лекция по мировой литературе. Пирсье говорит, что Шекспир написал несколько трагедий, которые никогда не сойдут с мировых театральных подмостков. А у меня получается: маленький Шекспир, знал бы ты, как эти взрослые извратят твои трагедии, они превратят их в комедии. И вместо крови потечёт мёд. Пирсье говорит, что Шиллер – светила мировой драматургии. А я пишу: Шиллер, через сто лет твои произведения будут сжигать нацисты на площади в Берлине, и никто тебя не пожалеет в слух, но будет много вздохов про себя. Пирсье говорит о Воннегуте. А я пишу, что бедный Курт, он умрёт от беспросветной тоски, от депрессии, от внутреннего одиночества. Лекция заканчивается. Пирсье просит меня остаться. Он говорит, что очень доволен моим успехами, и он хотел бы познакомиться со мной поближе. Он просит приехать к нему на улицу Па- де – Кале, дом 11, вечером, часов в восемь. Я соглашаюсь, беру свои учебники и иду в курилку. В курилке несколько человек. Среди них – Этьен. Он курит, он ждёт меня. Я говорю ему, что Пирсье меня пригласил к себе. Этьен рассмеялся. – Он многих приглашает к себе. Сходи, может он научит тебя целоваться. – О чём ты говоришь? – Не притворяйся, что ты не знал, что Пирсье любит развлекаться с мальчиками. – Я, правда, не знал. – Ха, ха. Мой французский герой, ты ещё наивней, чем я предполагал. Что же. Если тебе хочется, можешь сходить к нему. – Я не пойду. – Тогда приходи ко мне. У меня есть новые пластинки. Твой любимый Азнавур. Придёшь? – Наверное. После лекций я иду в столовую. Я выпиваю чашку кофе, я ничего не ем. Потом еду домой тем же маршрутом. Дома никого нет. Я съедаю салат, потом делаю бутерброд с сыром. Потом вбегаю в свою комнату, беру блокнот. Сегодня я ничего не пишу, я просматриваю записи. Мне нечего записывать. Сегодня ничего не произошло. Вчера тоже ничего не случилось. Вот запись от 18 мая: мне нравится какао. Сегодня я выпил три чашки, сейчас пью четвёртую. Мне нравится какао и пирожные со сливочным кремом. Мама сегодня поругалась с папой. Она пришла пьяная, шаталась. Я видел сквозь приоткрытую дверь, как она прошла к себе. Как упала на постель. Я видел её ноги в красных туфлях. Моя мама никогда не носила красную обувь.
Вот запись от 29 сентября: девочка, сидевшая рядом со мной, сегодня толкнула меня и спросила, почему я никак не реагирую. Я сказал, что не имею привычку драться с девочками. Она рассмеялась мне в лицо и обозвала. Я не обиделся на неё, потому, не умею обижаться. После лекций она толкнула меня в грязь. Я тоже ничего не ответил. Этьен говорит, что мне лучше всего быть ангелом, потому, что на земле мне слишком плохо. Меня все обижают. Наверное, я никогда не вырасту. Внизу послышался шум. Я пулей спустился. На кухне никого не было, в гостиной тоже. Прихожая оказалась пустой. Но я отчётливо слышал шум. Я налил себе кефир. Потом посмотрел на часы. И поехал к Этьену. Этьен жил через квартал от меня, в огромном доме. У него были слуги, у него была огромная комната и проигрыватель. Этьен встретил меня в халате. Пригласил наверх. А через секунду к нам постучался слуга с подносом. Он принёс коктейли. Я взял высокий бокал с чем – то противным, сделал глоток, и меня чуть не вырвало. Но я проглотил. Голова закружилась. Мне стало легко, и я услышал тихий голос, который пел про Сад. Мне показалось, что я потерял сознание. Этьен тряс меня за плечо, приговаривая, что бы я проснулся. Я открыл глаза. Голос пропал. – Что с тобой? – Мне стало плохо. Сегодня во сне ко мне приходил ангел. Маленький, светлый. – А я часто засыпаю пьяным, поэтому мне ничего не снится. – Этьен, я очень прошу тебя, не пей. Мне не нравится, что такой хороший человек, как ты, тратит себя на алкоголь. – А тебе, не всё ли равно? - Нет. Этьен, я хочу уехать. – Куда? В Париж? - Да. Вместе с тобой. – Нельзя. Я бы с удовольствие взял тебя с собой, но не могу. – Ты уедешь, и я останусь один. – Не грусти, герой, ты ещё победишь всех врагов. Ты сможешь преодолеть все печали, а летом приеду я. И всё изменится. Ты веришь мне? – Верю. Но мне всё равно не по себе. – Прекрати паниковать. Ведь я с тобой. – Ведь ты со мной. Я еду домой, в темноте никого нет. И тихо. Тихо настолько, что можно услышать, как бьётся сердце города. Я уверен, что завтра Пирсье не хорошо посмотрит на меня, а потом скажет, что очень опечален моим поведением, что я сознательно рою яму, как говорят русские, и что попаду в неё. Пирсье многих приглашал, кто – то приходил, и тогда получал отличные оценки по его предмету, и всевозможные поблажки, а кто – то не приходил, и тогда Пирсье мстил, как может мстить одинокий самовлюблённый старик – подло и жестоко. К студенткам он никогда не приставал, а тихо презирал их, и, принимая экзамен, сидел со скучающим видом, иногда откровенно зевал. Многие обижались, но жаловаться было некому. Пирсье был единственным знатоком литературы на таком высоком уровне, он читал лекции в Сорбонне, с ним приходиться считаться. И руководители университета закрывали глаза на его странное поведение. Я приехал домой, поставил велосипед в гараж. Несколько ступеней на - верх, гостиная, мой отец читает вечернюю газету, мать пьёт кофе, она незаметно накапала несколько капель коньяка, а может, вылила целую рюмку. Она частенько проделывает такое, отец якобы ничего не замечает, и всё спокойны. Отец терпеливо читает, я знаю, он чует запах коньяка, но не подаёт вида. Он воспитывался в строгости, рос в семье пастора, и единственная исключительная его черта – безмятежность. И я стараюсь пройти к себе незамеченным. Меня никто не замечает. Я сажусь на кровать. Во рту неприятный привкус коктейля, странная жижа, бармен явно переборщил с виски. Коктейль из виски. Жаннет перед тем, как пойти домой, выпивает немного абсента, глотка два. И только потом идёт. Она пояснила мне, что единственное наслаждение после трудного дня, когда каждый норовит приклеиться к тебе, это выпить. Она не раз предлагала и мне, но я всякий раз отказывался, мне казалось, что приходить домой нетрезвым – это наглость. Сейчас я лягу спать, и день пройдёт.

3
Мне снилось море. Только не то, что у меня за окном, чёрное, густое от масла и грязи, с дохлой рыбой и запахом морга, а настоящее, голубое, чистое. Мне снился остров, и я на этом острове, в белом, брожу по тропинкам, и остров пуст, и мне нравится умиротворённость и покой. Мне нравится этот остров. Он прекрасен, как небеса. Я иду к морю. Я слышу море, море манит меня, как свет манит мотылька. (В начальной школе в детском спектакле я играл мотылька, я размахивал руками, имитируя полёт, и зрители мне хлопали). ( Я пел песенку про то, как здорово быть свободным и маленьким). Я иду не торопясь, но это сон, поэтому расстояние в километр я преодолеваю за 10 секунд. Я закрываю глаза в предчувствии воды и бегу ещё быстрее. Я останавливаюсь только тогда, когда тёплая вода касается моих стоп. Я не останавливаюсь, я иду дальше. Я поворачиваюсь спиной, я смотрю на остров, пытаюсь разглядеть всё в мельчайших подробностях. Подробностей нет, нет деталей. Во сне всё туманно, непонятно, во сне нет реальности, но я вижу остров. Я иду спиной к солнцу и вижу, как по песку пробежало несколько черепашек, как белый голубь сел на корягу, и коряга расцвела белыми цветами. Я уже по пояс в воде, но я ничего не чувству. Если я захочу, я сейчас взлечу, я смогу расправить руки, вспомнить, как я был мотыльком и полететь…
Я просыпаюсь от холода. Я лежу на мокром песке, на пляже, темно, и в моей комнате горит свет. Я вижу, как некто подходит к моему столу, берёт блокнот, листает его. А вот он поднимает книгу. Вот он уходит. Я вижу, что на нём моя пижама. Я вижу, что это я.

4
Вокзал пугал своими пассажирами. Бабушки с внуками, старики с сумками и трубками в зубах. Молодые люди в джинсах, девушки. И Этьен. Этьен уезжает в Париж. Я единственный, кто провожает его. Я единственный, кому захотелось его проводить. Мне нравится стоять здесь, среди этих людей, которым всё равно, кто я, но которые вынуждены со мной мириться. Этьен молчит. Точнее, он говорит, но я не слышу. Он шевелит губами, очень смешно шевелит губами, но его глаза вдруг стали злыми и холодными, как вода в ноябре, и я перестаю улыбаться. Первый гудок. Этьен подхватывает свою сумку и бежит к вагону. Он задаёт только один вопрос: что мне сказал Пирсье? – Пирсье попросил меня придти к нему сегодня. – Ты пойдёшь? Мой ответ заглушил второй гудок. Поезд тронулся. Этьен стоял у окна. Между нами было стекло и пустота, но я смог прочитать по его губам фразу: я буду скучать. Поезд уехал, уехал Этьен, я остался один на пустом перроне. Если сейчас пойдёт дождь, или в меня ударит молния, я даже не замечу этого. Мне грустно. Нам всем грустно.

5
Дверь открыл сам Пирсье. Посмотрел на меня, как на кусок мяса, который принесли на обед льву. Разрешил войти. Я сел на диван и попросил его не приставать ко мне. Я сам могу справиться со всеми своими проблемами, и лишние проблемы мне не к чему. Пирсье спросил, зачем я пришёл. Я сказал, что мне решительно не нравится такие недвусмысленные намёки, как подмигивание в мою сторону. Пирсье спросил, что я имею в виду. Я сказал, что на нашем курсе есть несколько студентов, к которым вы приставали. Пирсье оскорбил меня и выгнал. Он стал кричать, что я маленький, вонючий хорёк, что мне самое место в сумасшедшем доме, раз я читаю его таким. Я ничего не ответил. Я встал и вышел. Я не поехал домой, я поехал к Жаннет. Она работала. Я заказал коньяк. Она налила мне апельсинового сока, и спросила, что случилось. Я сказал, что меня сейчас выгнал мой преподаватель, и что меня наверняка выгонят из университета. Она улыбнулась и сказала, что в большой жизни есть такие проблемы, что изгнание из университета – это праздник. Я не поверил, и спросил, что она подразумевает. Жаннет улыбнулась. - Ничего, о чём стоило бы говорить. Я допил сок и поехал домой. Дома меня ждал сюрприз.
Родители приготовили мне праздник. Мама сказала, что мы давно не устраивали семейное торжество, а папа сказал, что они редко видят меня. Они купили торт. Мы сидели за столом, пили шампанское, ели бисквитный торт с клубникой, они говорили, какой я был в детстве. Как однажды я заполз в заросли жасмина и уснул там, и как они меня искали. Они рассказывали, как я первый раз пошёл, какое сказал первое слово, как я учился в начальной школе. Они сказали, что я был самым светлым мальчиком во всём класса. Они вдруг попросили прощение за все свои ошибки. За то, как портили мне праздники, за то, как забывали обо мне. Я кивал, вспоминая Этьена, который сейчас мчался в поезде. Он наверняка мне напишет письмо, может быть, даже не одно. И я обязательно приеду к нему в гости. И он покажет мне Париж. А я расскажу ему, каким был в детстве. А потом все легли спать. А я писал письмо Этьену. А во сне мне приснился ангел, который протянул мне руку и сказал, что сейчас мы совершим удивительное путешествие по миру. Я взял его за руку, и мы полетели.

6
Мы пролетали Париж, и я увидел Эйфелеву башню, и площади, и реку Сену, и нарядно одетых людей, и кафе, и мосты, и влюблённых. Потом мы пролетали над Берлином, и я увидел Бранденбургские ворота, и знаменитую стену, и нескольких митингующих. Потом мы полетели на север. И я увидел Копенгаген, и русалочку, и фьорды Норвегии. А потом мы полетели на северный полюс, и я увидел белых медведей. Я открыл глаза на долю секунды, когда врач пытался о чём – то меня спросить. Я только улыбнулся в ответ и закрыл глаза.