Ещё утром я почувствовал что-то неладное. Просто проснулся раньше, чем обычно. Меня, Антона Коваля судьба забросила в этот небольшой посёлок на Псковщине самым непонятным для меня образом. За несколько лет, после моей женитьбы я стал рыбаком, охотником, землемером… Природа входила в меня и выливалась своей тягловой силой, словно пена от пшеничной браги из наполненного бидона. Это моя суженная вытащила меня из большого города, пытаясь навеки заставить забыть памятники и каменные тротуары. Ну – настоящая любовь, на что ради неё человек не готов.
Поначалу трудно было свыкнуться с тишиной вперемешку с матом местного обветшалого народа, пьяных драк и других безумных страстей, без которых, кажется сейчас, я уже жить не могу. Я никогда не ревновал свою жену, потому как был в ней полностью уверен. А когда становилось тоскливо в памяти, то шум большого города, отблески метро и неона, я заменял шумом листвы деревьев, перепутанной с трелью разноцветных птиц. Забросив одностволку за плечи, я мог сутками шататься по лесу, растворяясь в его прелестях, как пятно бензина на воде. Трудно осознать человеку, что там, куда он ходит кого-то убивать, живут и его друзья.
Ещё с вечера Марина не запалила лампаду. «Забыла, что ли?» - подумал я и лёг спать. Но сон прошёл быстрее, чем утро раздвинуло тучи. Где-то, около пруда, за овином я слышал ржание гнедого и смех моей любви. Опять поволокла она его мыть. «Очень уж любит она этого жеребца!» - снова подумал я.
Выпив кружку молока, я уже мчался в чащу, наклонившуюся от ветра в мою строну своей гребёнкой, только ружьё било прикладом по спине, а обтянутая патронташем талия напрягалась от тяжести зерна в рюкзаке. Этим зерном я прикармливал кабанов, приводя их на одно и то же место, чтобы к осени они подросли и можно было запастись мясом на зиму.
Интересно, откуда в человеке берутся предчувствия. То ли возраст, то ли постоянное изучение повадок зверей дают охотнику такую интуицию, что кажется, будто он сам родился в лесу.
Вот и моя заимка. Что-то не так здесь последнее время. Кабанчики отошли куда-то, и зерно растаскивали полевые мыши, да разные мелкие лесные ушанки ( так я называл всяческих куниц, белок, хорей…) Присев на трухлявый пень, пытаясь осознать, чем мне заняться, я почему то подумал, что за всё время, сколько живу на этой интересной части земли российской, я так и не научился курить. Трудно сказать, какая бы пришла следующая мысль, но сзади что-то захрустело. Я обернулся и оторопел. Метрах в тридцати в мою сторону неслась огромная пятнистая кошка. Её шерсть переливалась на утреннем солнце, бубенчики торчащие на ушах от скорости и хватки изогнулись назад. Рысь. Вот почему зерно не тронуто.
Я сноровисто перевернул берданку, нажал на спусковой крючок, но вместо выстрела, со стороны ударника появился маленький, маленький дымок. Капсюль подвёл. На какое-то мгновенье сознание моего материального мозга остановилось, а потом завращалось со скоростью электротехнической машины, вырабатывающей молнию, только вместо разрядов летели мысли. Руки лихорадочно лезли в патронташ и колотились. Я уже видел зелёные глаза зверя, не стараясь убегать, понимая это бесполезно. Он тоже видел мои. И мне стало стыдно, что страх, одолевший меня – воина дикой природы, впервые виден лесному охотнику, летевшему ко мне с местью, как магнит к металлу. Я видел, как отрываются его задние лапы в момент прыжка и мне показалось, что это Маришкин жеребец пытается перепрыгнуть через меня.
Что чувствует человек, видя, как тень нависает над ним, тень замахнувшейся смерти? Я могу с уверенностью сказать, в этот момент человек прочитывает свою прожитую жизнь и каждым клеткой серого вещества старается успеть покаяться за нажитые грехи и ошибки.
Доли осознания жизни и смерти, силы природы и покаяния небесам смешались с шумом ещё более сильным. Казалось, в голове всё замкнулось, и слепая картина безразличия вдруг толкнула меня какой-то неведомой силой, от которой я рухнул на траву. А мой пятнистый Маришкин жеребец улетел от удара в ближние кусты, зашипел как подраненный дракон и удалился в неизвестном направлении.
Передо мною стоял секач. Осеннее утро вытягивало пар из его ноздрей. Капнула капля крови на землю, задевая мои мысли: «Чья она – его или рыси?» Зерно высыпалось из рюкзака. Из ближайших кустиков вышел выводок – четыре полосатых диких поросёнка и, не обращая внимания на меня, они начали поедать мой овёс. Наверное, за всю свою жизнь, я не чувствовал себя таким ничтожным и униженным. Секач хрюкнул и пошёл. Молодняк неохотно потянулся за ним. Один даже подошёл, понюхал мой сапог и побежал догонять остальных.
Домой я шёл очень быстро. Мне казалось, из-за каждого дерева на меня смотрят рыси, кабаны и медведи. Страх и стыд перемешались, сделав меня совсем не нужным для леса отголоском, только смятая трава выдавала моё присутствие.
Вскоре я уговорил Марину, и мы уехали в Питер, где и живём до сих пор. Я уехал не из-за страха. Он прошёл во мне так же быстро, как и появился. Да и стыда я особого уже давно не чувствую. На моём шкафу уже пылью «заилилось» ружьё. Когда я вижу магазин «Охотник», то перехожу на другую сторону дороги, осознавая то, что в том лесу остался я, мои друзья и враги. Колбасу я, правда, всё-таки иногда ем, но на мясо смотреть не могу, поэтому не покупаю и прохожу мимо. И часто ночью вскакиваю, когда снятся зелёные глаза моего лохматого соперника, в которых стоит океан любви и зла.


16.03.2010г.




© Copyright: Геннадий Симаньков, 2010
Свидетельство о публикации №21003171372