ВСТРЕЧА


В этот день я особенно долго и бестолково шлялся по Москве и, наконец,
выйдя на улицу Горького, пошел вверх, в сторону Маяковки. Кажется, я прошел
площадь, когда вдруг заметил небольшой скверик. Он, как оазис, виднелся среди
этой громадной, бурлящей и куда-то торопившейся жизни. Я свернул и немного
пройдя, сел на скамейку. Ноги гудели от долгой, многочасовой ходьбы и я был
доволен своей находкой.
День был теплый. Апрельское солнце старалось – светило ярко, грело, особенно припекая вот в таких, укромных уголках, как этот скверик.
Отдыхающих было мало. Несколько стариков да молодая мать с детской коляской.
Я закурил и стал, как говориться, разевать рот по сторонам. Прошло минут десять, как вдруг, с боковой дорожки, из-за домов, вышел старик и направился к моей скамейке. Мест свободных было много, но почему-то выбрав это, он сел рядом,
при всем том поздоровался и спросил, не стеснит ли он меня. Я ответил, что не стеснит и тоже раскланялся.
Немного посидев, он заговорил. Узнав, что я приезжий и переспросив
название города, вдруг улыбнулся и сказал: «А ведь у меня, молодой человек,
в вашем городке был роман, вот как»… Последнюю фразу он произнёс особенно
сильно и убедительно, словно подвёл черту под заглавием долгого и длинного,
во многом запутанного романа, имя которому – жизнь… и, начав свой рассказ,
всё чертил и чертил костыликом по влажной, первоапрельской земле, будто
старался означить каждый свой шаг в том далёком, ушедшем времени…
– Вот по этой, по Дворянской, я ходил к ней в гости, где ближе к спуску
на железнодорожную станцию, на пригорке и стоял домик моей барышни, и
по ней же я ходил на работу – я служил в Департаменте Российских Железных
дорог и курировал вашу ветку до Ельца, но это так, к слову… Вечерами мы с ней
иногда гуляли по Большой Московской, и, случалось в субботу, шли ко всеношной
в «Никольскую»… Он рассказывал, а меня удивляло: как, спустя столько лет,
пробыв в городке всего месяц, этот старик всё прекрасно помнил. Помнил её
имя, её платье, дом, расположение комнат, обстановку и даже то, чем его угощали,
а ведь это был тринадцатый год! Я не переставал удивляться, слушал молча,
не перебивая, и лишь изредка поддакивал: да-да, именно эта улица; да-да, именно
этот дом…
Я не знаю, сколько времени длился рассказ, только старик всё чаще стал
прерывать себя, спрашивая: «Я не утомил вас?». Потом, как-то сразу замолчал.
Я понял: старик выговорился. Посмотрев на часы, я встал, попрощался и пожелав
здоровья, пошёл. Чуть отойдя, оглянулся: старик продолжал чертить что-то
на земле, потом, приподняв костыль, резко ткнул им в землю, словно, ставя
в своей жизни, предпоследнюю точку.

1989г.