От автора:


Читать вдали от суетленности.

Книгу категорически запрещаться читать людям с неустойчивой психикой,
что не верят в Голубую собаку!
Побочные эффекты могут выражаться в следующем:
Психоз, паранойя, фобии, шизофрения (вплоть до прогрессирующей кататонической и
Блейлеровской шизофрении), необратимые деформации мышления и личностного
отношения ко всему окружающему, прогрессирующий суицидальный синдром, а так же
абсолютное помешательство.
Предостережение носит сугубо объективный характер и не имеет ничего общего с
субъективным мнением автора, ибо написано предостережение лишь потому,
что многие после прочтения книги, выходили навсегда из этой древней, странной
«игры»...

+++не форматиров. в штмл


Лилай Интуэри


"Дитя Голубой собаки"
(откровенья небесной пешки)

Лекарство от суетленности

сделано в тишине

Подарок, не требующий отдарка
Натали Шидловской, и всему Человечеству в целом.


Пролог:


Я видел мир, поэтому я плачу...


***
Иди плескайся в чудесах!
Еще не высох пруд священный!
Еще есть солнце в небесах,
А в сердце помысел не тленный…


Ход 1

Его не спросили, желает он этого или нет...
И все же...
В одну из темных августских ночей, на огромной круглой доске стало одной фигурой
больше...
Это событие, в тот миг почти никак не отразилось на великой баталии, что
продолжалась уже множество тысячелетий.
Лишь только грустная улыбка старой, черной пешки, лежавшей на больничной койки
крепко прижимая к себе новорожденного, свидетельствовала о том, что
произошедшие было хоть для кого-то весьма значимым событием.
Но радость старой, бездомной пешки была не долгой. Уже ближе к утру главной
ладье родильного дома две пешки в белых халатах сообщили о том, что черная
мать-пешка покинула навсегда эту доску, скорей всего, отправившись в другие
более сложные и совершенные игры, нежели эта.
И теперь лишь один Небесный Гроссмейстер знает, в образе какой фигуры навеки
усопшая черная пешка вступит
в новую игру.
И, конечно же, маленькая черная пешка не знала, да и не могла знать и понимать,
своим малюсеньким костяным умишком, что вечером этого же дня, его мать -
Эдельвейс Тео, как и всех других умерших бездомных пешек, отправили на кладбище
"Никому не нужных фигур", что располагалось в самом дальнем левом нижнем углу,
мрачной клетки А69
Таким образом, новорожденную черную пешку на несколько дней оставили в
роддоме.
Так прошло несколько дней и вскоре новорожденного, направили вместе с
сопроводителем-нянечкой из угла клетки Е1, в центр клетки Е2, где располагался
огромный "Пешкин дом" основанный еще давным-давно добрым Реджио Годфри, в
котором содержали маленьких пешечек разного цвета кости, что по каким-то
причинам лишились своих родителей.
В Пешкином доме не любили черных.
И хоть весь персонал тоже состоял целиком из обыкновенных пешек, только
взрослых, все равно они не меняли своего отрицательного отношения к маленьким
черным фигуркам, ведь все взрослые в Пешкином доме, да и большая часть маленьких
воспитанников была белокостной.
Этим положением вещей взрослые белые пешки всегда очень гордились, и когда в их
компании разговор заходил
о том, что же все-таки лучше черные или белые, конечно же, они всегда выступали
за превосходство белой кости над костью черной, что собственно и следовало от
них ожидать.
"Белое-это свет, черное - тьма"- говорили они друг другу и в знак согласия
многозначительно кивали друг другу костяной головой, тем самым лишний раз
убеждаясь в свой неповторимости и значимости на этой круглой доске.

Пожилая белокостная пешка-директор Сирена Левиофановна Цербер, что с давних лет
безнадежно все метила
в касту ферзей, долго размышлять над тем, как назвать новенького не стала.
Вместе с черной малюткой пришла бумага, в которой его покойная мать еще до
рождения черной пешки, и до своего скоропостижного ухода с доски, просила, чтоб
ее сына назвали Савант Тео.
Наверно лишь один Небесный Гроссмейстер знал, каким образом покойной матери
удалось угадать пол своего ребенка еще до рождения. Старая Сирена Левиофановна,
тогда крепко задумалась над этим, но, чуть позже перестав сомневаться в том, что
здесь нет никакой изощренной уловки, все же проявила величайшее благодушие и
исполнила последнею волю умершей черной пешки.
Так и сделали…
С тех самых пор Пешкин дом, уже официально пополнил новый житель по имени
Савант.
В этом доме помимо самого Тео Саванта на очень-очень скромное финансирование
играло еще почти, что полтары сотни других воспитанников. Среди всех
пешкин-домовцев, черных фигурок, могло набраться не больше десятка, включая в
этот список и самого Саванта.
Время шло...
Маленький черный пеш - Савант медленно, но верно рос, превращаясь в самую
обыкновенную фигуру-пешку каких на игровой доске было и без того уже несколько
миллиардов и вот это огромное сообщество как раз, и называлась "Шахматы". Тем
самым термином, который множество раз можно было встретить на страницах
множества книг
по разным методикам обучению игры и в книгах непосредственно по самой истории
игры.
А история игры, и история самой круглой доски, как известно всегда была
удивительно богата на события и тайны...
Ни одна еще фигура за все существование шахматной доски не могла с абсолютной
уверенностью, что крепко подтверждалась фактами дать ответ на вопрос "От кого
произошла первая пешка?". Различные мнения по поводу правильного ответа привели
Шахматы к тысячам теорий, но все же самыми весомыми и в то же время самыми
спорными было только две...

Тео рия 1: Первая пешка путем фигурной эволюции произошла от обыкновенной
шашки, что до сих пор населяют доску и проще всего их встретить или в дикой
природе или в шашкопарке, куда так любят ходить маленькие фигурки вместе со
своими родителями.

Тео рия 1: Первую пешку, как и эту игру, и саму великую доску, а так же как все
другие доски и игры, что возможно существуют за пределами наших клеток, создал
Великий Небесный Гроссмейстер.

Этих два весьма спорных ответа на один вопрос, были виновниками многих
поспешных, роковых ходов всего Шахматного сообщества. И хоть почти ни одна живая
фигура, никогда не признавалась в этом, но по правде говоря, все величайшие
события, баталии и авантюры на круглой доске, происходили именно из-за того, что
фигуры безмолвно пытались доказать каким-либо действием правоту друг другу
первой или второй теории.
Конечно, без костяной крошки и преждевременных уходов из игры не обходилось...
Самой великой костедробительной баталией, считалась ужаснейшая война,
продолжавшаяся с 1941-1945 год. Тогда, в битве за новые клетки и в защите своих
старых клеток, в общей сложности с круглой доски было сметено
в небытие более 50 миллионов фигур.
Но как ни странно, эхо великой битвы не долго гуляло по костяным сердцам.
И вновь белые заявляли, что лучшее - это белое...
И вновь черные заявляли, что лучшее - Это черное...
И вновь лишь редкие фигуры, распятые на кресте мнений, и преданные и проданные
за тридцать безсовестников НеоИудами, кричали каждой клетке и фигуре:
"Остановитесь!!!
В вас нет Небесного Гроссмейстера!!!"
И вновь с разных клеток пропадали десятками тысяч ни в чем не повинных фигур,
что ни сколь не желали войны,
а хотели просто играть! По простому играть, по всем правилам - наслаждаться
счастьем сделанных ходов, которыми никому не загораживали пути!
Но желание стать королевой дремлет в каждой пешке...
И не смотря на все безумие выдвигаемых идей иных пешек, ладьей, ферзей и
королей, что призывали братство - Шахмат к страшным делам, за ними шли все новые
фигуры, которые, конечно же, навряд ли предполагали, что главная костяная мечта
костяных властителей их костяных дум - купаться в костяной крошке и править
всеми клетками сразу.
Да...
История Шахматной доски была на удивление щедра, на события.
Савант Тео начал интуитивно понимать это намного раньше своих сверстников.
Ему не было еще и двух лет, а он уже выговаривал почти три сотни слов. Но это
странное явление, ни сколь не вызвало более снисходительного обращения с ним, а
лишь наоборот, во много раз озлобило всех белых воспитателей.
Парадокс! Но чем быстрей развивался черный пешик - Савант, чем глубже он начинал
осознавать само существование великой игры и себя в этой игре, тем тщательней
воспитатели старались оградить его от того,
что во многом могло лишь поспособствовать его дальнейшему развитию.
Его стали больше не допускать в игровую комнату, после того как однажды, из
множества разноцветных кубиков Савант сложил большого слона. При чем все было
сложено с такой потрясающей математической точностью,
что если бы все слоны состояли исключительно из подобных цветных кубиков, их бы
схожесть с созданным Савантом слоном, не у кого не вызвала бы сомнения.
Но больше всего негодование воспитателей вызвало то, что черный пешик, откуда –
то прознал о том странном мифе, что ходил по игровой доске уже множество
тысячелетий.
Миф заключался в следующим: что будто бы на доске есть загадочная клетка Е9,
что таит в себе тайну всей игры...
- Скажите, - спросил однажды маленький Тео – Где находиться клетка Е9?
- А зачем тебе – насторожился белокостный воспитатель
- Я хочу знать, что такое Игра!
- Никто этого не знает, и ты тоже не должен знать!!! – морщился белокостный
Серебряников
- Но, раз есть вопрос, то значит должен быть где-то на него ответ!
Серебряников вновь поморщился
- Истины не приносят счастья! Истинно лишь непознанное – ответил он сухо и пошел
докладывать о нарушителе тайн директрисе пешкиного дома.

Спустя несколько дней, когда все остальные воспитанники как всегда, брюзжа
слюной, ползали по полу лепеча что-то на непонятном предпешенском,
нечленораздельном языке, черная пешка Савант, был заперт в старом темном чулане,
за излишнею болтливость и уверенность в существовании мистической клетки
Первые дни заточения он искренне надеялся на то, что на воспитателей снизойдет
жалость, и его снова выпустят из чулана, разрешив играть вместе со всеми. Но
даже спустя неделю игры его не выпустили.
Белые пешки руководствовались безмолвным законом игры, законом который он сами
себе придумали "белому-белому, черному - черное".
Поэтому с тех самых пор Тео Савант постоянно находился взаперти, скудно питаясь
тем, что ему иногда скорее даже не приносили, а подбрасывали. Но Савант все же
голодал даже тогда, когда был сытым.
Духовный голод мучил его все время и у него случались даже голодные обмороки.
В те минуты он чувствовал себя чернейшей пешкой, у которой ничего нет, а если бы
и было, то и это отняли другие фигуры. В его маленькой черной головке -
кастрюле, обдавая горячим паром мысли, беспрестанно кипели странные идеи и
суждения об великой Игре , что иногда выкипали наружу в виде мучительно долгих,
многосуточных диалогов с самим собой.
Лишь только одна очень старая белая пешка, уборщица Оет Роматес, что ранним
утром и поздним вечером мыла полы в пешкином доме, по-доброму относилась к
Саванту.
Она никогда не метила в королевы, считая, что статус фигуры определяет вовсе не
длина ее хода и не ее шахматный статус, а нечто совершенно другое.
"Что есть фигура? Что есть сердце фигуры?» - спрашивала она у других, а затем
сама же и отвечала
– «Настоящее сердце-это всегда душехранилище! Это таинственный комитет по
хранению совести и добра! Обменивайтесь, пока есть возможность содержимым своих
внутренних складов! Ведь сегодня мы фигуры, мы еще в игре, а уже завтра костяная
пыль. А что может пыль? Помните, ходами вашими, а не количеством срубленных
фигур будете вы измерены..."
Многие считали ее сумасшедшей, ибо несла она иногда какую-то несусветную чушь о
том, что главное в великой игре - сращивать сердца всех фигур в единое целое, а
также сращивать все существующие клетки доски в клетку одну. По ее мнению, это и
было одним из истинных правил великой игры.
И в самом деле, как глупы были эти слова!..
Ведь каждая здравомыслящая фигура, чуть ли не самого своего появления на круглой
доске считала, что смысл Игры для всех фигур заключался в следующем - захватить
как можно больше клеток, при этом без всякой жалости срубая множество ей самой
неугодных фигур. Причем было совершенно неважно, чего стоили другим эти ходы.
Ведь нужно было успеть осуществить все это, а иначе что может костяная пыль?
Однажды ранним весенним утром, когда круглорыжая - девочка Солнце еще только
начала сонно зевать рассветом, Оет Роматес подошла к двери темного чулана.
Она поставила ведро, наполненное водой на пол, а швабру с тряпкой приставила к
стене.
Осторожно оглядевшись, белая пешка торопливо просунула в маленькое зарешеченное
окно двери чулана таинственный бумажный сверток.
-Возьми!- прошептала она, озираясь по сторонам - Это подарок! Ведь у тебя
сегодня день рождение! Как-никак уже семь лет!!! Совсем стал большой!
-А что здесь?- спросил Савант тихо и испуганно, вставая с грязного матраса
лежавшего на полу.
-Это различные теории о правилах великой игры. Я сама их не читала, мне удалось
их выкрасть из библиотеки
на втором этаже.
Савант неумело начал разворачивать сверток. Ему никогда не дарили подарков и
потому, он по привычке как-то весь испуганно съежился, думая, что это очередная
белокостная шутка, после которой его снова будут воспитывать апперкотами до
состояния полного нокдауна.
Вскоре бумага упала на пол.
Маленькая черная пешка-вонючка держал в руках несколько толстых потрепанных
книг. До этого он никогда не видел книг, а лишь слышал о них.
Вдруг улыбка волшебной, цветной птицей слетела с круглой планеты его лица.
- Но ведь я совсем не умею читать эти черточки...- грустно прошептал он и
заплакал
-Хм... - задумалась старая белая пешка. - Я не подумала об этом. Думала, что
тебя научили. Сама я очень плохо читаю. Могу сказать тебе одно, эти самые
"черточки" называются буквами, из них состоит алфавит. Это как говорили мне в
школе "уникальный визуально-слуховой код, в котором можно излагать все что
пожелаешь.
Можно затолкать в эти черточки всю Игру, нужно лишь умение! Каждая буква
соответствует одному или нескольким звукам. А ну, поднеси книгу к свету, а то я
плохо вижу.
Тут темно. Да, Да! Вот именно так, поднеси к свету книгу. Книги любят свет
ровно настолько, на сколько свет любит книги.
Савант взобравшись на скамейку, поднес одну из книг к первым золотым
кудрям-лучам круглорыжей девочки - Солнце, что проходили сквозь зарешеченное
окно в каменной стене, за которой находилась туманная долина. Старая пешка
прищурилась.
- Вот, видишь. Здесь написано " Алексей Пешков. Теории зарождения игры". Видишь
эту первую большую букву? - спросила она.
-Да вижу - восхищенно прошептал Савант перелистнув страницу, чувствуя, что он
медленно проникает в новые знания
-Это буква "А"! Повтори «А"!
- А - повторил он
-А это "Д", а вот та круглая "О", а те две "Б" и "Р"… А рядом с ними снова уже
вовсе не буква- незнакомка,
а буква-знакомка "О"...
Вскоре Оет Роматес озвучила в слух все существующие буквы.
-Хорошо...- сказала затем она, тревожно озираясь по сторонам. - На сегодня
хватит. Если ты запомнил хоть несколько букв, это уже хорошо. Может быть
когда-нибудь мы продолжим этот урок, а пока мне пора идти. У старой белой
пешки, еще очень много - много черной работы - и она медленно пошла по узкому
коридору ведущему к выходу из подсобного помещения.
Черная пешка-вонючка с восхищением смотрел вслед своей первой учительнице.
-Хорошо!- воскликнул он, чувствуя в тот миг какую-то непомерную сытость в своей
чернокостной, противной душе.- Я запомню!!! Ты слышишь, тетенька Оет, я
обязательно запомню!!! Только подожди чуть-чуть!!! Я хочу тебе
что-нибудь попробовать прочесть!!!
И тут же Тео Савант, спрыгнув со старой скамейки и открыв первую, попавшуюся на
глаза книгу, начал медленно, но верно читать по слогам.
Старая белая пешка вдруг замерла и ведро, наполненное водой, вдруг выскользнуло
из ее левой руки.
Ведро с грохотом упало, и на полу образовалась огромнейшая лужа.
В лужу упали и ключи от подсобки на длинной красной ленточке
-Нет!- четко выговорила она. Но голос пешки-вонючки переплавил ее "нет" в "да".
Савант открыл странную, древнюю книгу...
- - прочел он название книги, а затем:

" Ход 1

1.Каждая пешка стремиться познать правила великой игры"...

Старая белая пешка перекрестилась, слушая Саванта, и возвела руки к небу,
мысленно произнося хвалу тому самому Небесному Гроссмейстеру, в которого теперь
мало кто верил. Тяжело дыша, она подошла к зарешеченному окну двери. Грязная
пешка-вонючка, увидев наблюдателя, слегка смутился по началу, но потом быстро
освоился и продолжил...

"2. Истинная суть любой фигуры разного цвета кости и разных размеров, что живут
на разных по размеру и цвету клетках всегда едина - творить добро, лишь ради
сотворения добра
3.Иные суетные говорят, что белое к белому, а черное к черному. Но знайте, что
суть сего мнения есть ложь,
ибо как в черных фигурах есть белые души, так и в белых фигурах есть души
черные.

4.Не делите великую круглую доску на множество разных клеток, ибо для всех
круглая доска лишь одна клетка большая, а все фигуры на ней одна фигура, что
зовется великой цивилизацией Шахмат.

5.Помни, что множество видимых клеток есть лишь в твоих глазах и душе, но нет,
не было и не будет их на самом деле на самой доске.

6.Кто вынянчит и выстрадает сердцем эти слова, тот узреет начало всего того, что
кроется за этой игрой,
но никогда не узреет конца всего того, ибо конец одной игры есть начало игр
следующих.
Ибо конец игры двояк: первый наступает, когда фигура уверует в бессмысленность
себя и игры, и тогда все говорит в тебе, что удел фигуры мал и что смысл пешки -
глупый ход.
Это толкование конца не верно.
Так как истинный конец - есть начало, и не зря кругла доска, как и этот смысл.

7.Все слова, сказанные тоже двояки по действенности своей. Чувствую что, одни
прочтут их глазами другие сердцем. Но помни, что нет ничего зорче глаз души той
фигуры, что желает творить добро, лишь ради самого сотворения добра.
Ибо тогда такая фигура - небесная пешка, чье королевство собственные дела и
помыслы.
И чем больше ее королевство, тем дальше сиянье от невидимой короны на голове
сердца небесной пешки.
И тем больше алмазов своих поступков раздает небесная пешка и в черные и в белые
руки, все дальше шагая по шахматной доске к таинству бытия, что зовется клеткой
Е9.
Туда где спрятана истинная суть всех игр и всех правил.
Идет к тому, кого зовут Совершенным игроком и Великим Небесным Гроссмейстером.
Туда, где рождаются мечты".

Черная пешка-вонючка Тео Савант захлопнул книгу дочитав первый ход и пристально
посмотрел в глаза старой пешки.
Он молчала.
-Что случилось, тетя белая пешка?- спросил сильно испуганным голосом Савант.
- Ничего, Савант... Ничего… - ответила тихо она - Кажется великая доска на пути
к новым Голгофам,
хоть ты и питаешься Савант лишь только диким медом и акридами в пустыне своих
помыслов...
Ты совсем из другой игры, Тео Савант!!! Совсем из другой... - прошептала старая
пешка и вновь быстро перекрестилась.

Поздней ночью, после того как Савант уже получил « жгуче – калечащее лекарство
от любопытности,
он лежал на старом грязном матрасе, все, не осмеливаясь открыть странную книгу.
На книге была изображена чернокостная пешка стоящая по пояс в воде озаренная
лунным светом.
Она смотрела только вдаль….
«Дитя Голубой собаки» - прочел Тео шепотом.
Савант осторожно открыл книгу и начал читать…

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Иди плескайся в чудесах!

Еще не высох пруд священный!

Еще есть солнце в небесах,

А в сердце помысел не тленный…


Это не было любовью с первого взгляда.
Это была любовь с первого звука.
Как только они сошли с душного поезда на незнакомой станции, среди тысячи разных
звуков, маленькая Элэри Оушенс вдруг расслышала нечто столь притягательное, что,
застыв с небольшим чемоданом в руке, начала прислушиваться.
Она точно нюхала ушами.
Ее острый слух стал носом лучшего парфюмера мира. И этот изнеженный носик
презрительно отталкивал от себя тяжелое паровое дыхание уставшего после долгой
дороги поезда, и скрипучие голоса суетливых поджарых грузчиков, что расхваливали
пред толстыми чемоданами приезжих абсолютную свободу своих маленьких железных
тележек.
Мир этих рутинных, изоднявденьческих звуков, был огромным флаконом весьма
посредственных, блеклых духов.
Но все же слух юной Элэри Оушенс, улавливал среди огромного скопища разных
скучных запахов-звуков, какой-то странный, прекрасный аромат, что прозрачной,
шелковой лентой, невидимой нитью, уходил к розовому горизонту, за зелеными
холмами.
Папа, - спросила Элэри Оушенс у отца, не отрывая слуха от волшебного аромата. –
Мы теперь здесь будем жить?
Худой, черноволосый мужчина среднего роста, поправив желтую соломенную шляпу на
голове, нежно похлопал дочь по плечу
- Да, доченька. В семи километрах от этой железнодорожной станции, наш новый
дом. Тебе там понравиться.
- А что мы будем там делать?
- Как что?!! Жить!!! Конечно же, жить!!! Слово «жизнь», это ведь замечательное
слово! Даже в начале всего было слово, доченька, и словом тем, было слово
«жизнь»!
Маленькая девочка в красивом розовом платье пожала плечами.
- Человеку кроме жизни ничего не надо.
Отец широко улыбнулся. Ему всегда нравилось прямота и простота в словах дочери.
Он знал, что именно в белоснежных храмах детской простоты рождаются священные
слова- колокола, которые нужно подвешивать над планетой, и звонить в них,
пробуждая все Человечество от гибельного заблуждения во мраке страшного,
безвыходного лабиринта грехов.
- Пойдем, милая Элэри. Нас ждет такси – шепнул Амортео Оушенс, взяв за руку
светлокудрую дочку.
Элэри нехотя оторвалась от чарующей ленточки, что уходила за далекие зеленые
холмы.

Они ехали по витиеватой, пыльной дороги, которая желтой непослушной кудряшкой,
растянулась до самого горизонта.
Где-то пел одинокий соловей. От долины к долины неслось журчанье вешней воды.
Повсюду звон цикад.
В этот день даже у больных должно быть была спокойна душа .
В колосья мисканта просочились капли вчерашнего дождя...
Межа полевая….
Феноменальная красота этой древней земли, плескала в глаза тысячи разноцветных
красок, точно не просто смотришь, а ешь вкуснейшие конфеты.
Сидя на заднем кожаном сиденье, Элэри ела взглядом вкусную конфету высокого
горячего неба.
Расправившись с ней, светловолосая, кудрявая девочка съела несколько десятков
пальм, а затем вновь начала прислушиваться к загадочному, усиливавшемуся звуку.
- Что это папа? – обратилась она к Амортео, что сидел рядом. Отец, надвинув на
загорелый лоб желтую шляпу, придавался сладостной дреме. Ему грезилась горячая
пустыня. Он медленно зевнул, подставив ко рту ладонь.
- Где? – спросил Амортео Оушенс и снова зевнул.
- Вон там, за холмами! – и кудрявая девочка в розовом платье указала рукой туда,
где по ее мнению пряталось начало таинственной ленточки.
- Это океан!!! – произнес торжественным голосом оживившийся Амортео Оушенс.
- ОКЕАН?!! - забеспокоилась Элэри, заерзав на месте – Но ведь ты ничего не
говорил!!!
- Да. Мы будем жить на самом берегу океана. Это был сюрприз для тебя! Ты ведь
хотела найти себе друга?!!
Элэри не знала что ответить. Мечтательным взглядом, девочка вновь вцепилась в
далекие зеленые холмы, зная, что спустя несколько минут дорога пойдет в гору, и
она увидит Океан!
Не пруд, не маленькое озеро, а Океан, огромный Океанище!!!
Прозрачная звуковая ленточка, вдруг стала совсем ясной.
Элэри слышала далекий шум прибоя.
- Так значит, это он поет? – восхищено прошептала она, и на всякий случай больно
ущипнула себя за нос, чтоб убедиться, что ей это не сниться.
Пожилой чернокожий водитель, добродушно рассмеялся.
- Да, девочка! Мы здесь все так и говорим. Шум прибоя - это голос Океана! Слово
«Океан», я всегда пишу с большой буквы! Он ведь живой!!! Другие люди, что
никогда не видели Океан, мало верят в это. Люди ведь странные существа. Мертвому
– жизнь, живому – смерть! Я бы тоже наверняка не верил в то, что он живой, если
бы его не встретил. Да!!! Именно встретил, как встречают любимого друга. Это
было много лет назад. Так много, что иногда мне кажется, что я всегда его знал.
- Простите, - обратился с улыбкой Амортео Оушенс к пожилому таксисту, слегка
наклонившись вперед. – Как вы думаете, нужно ли теперь моей дочке кошка, которую
я обещал ей купить? Как ты хотела назвать ее Элэри? Ах, да!.. Самапосебе!
Странное имя, не правда ли?!!
- Не нужна мне уже твоя кошка, папа!!! Пусть Самапосебе гуляет сама по себе! У
меня теперь есть целый Океан!!! – отозвалась счастливая Элэри.
- Ну и хорошо, пупсик мой волшебный! Моя милая Мяукалка!.. – и отец нежно
поцеловал дочку в щечку. – Не будешь больше мяукать? А?
Но Элэри лишь ехидно улыбнулась и, сощурив хитро веселые глаза, показала ему
кончик языка, покачивая головой.
- А что это значит? – спросил таксист, совсем не понимая, о чем они толкуют.
- Понимаете, Элэри постоянно мяукает, когда ей что-то не нравиться. Это
признаться, выводит из себя. Я бы мог вынести триллион триллионов ее жалоб, но
только не ее мяуканье. Она это прекрасно знает. Ведь так, моя розовая киса по
имени Врединка?
И Элэри тихо мяукнула в ответ отцу. Пожилой таксист рассмеялся.
- Какая у вас забавная дочка! Правильно, девочка, зачем тебе кошка?!! У тебя
ведь теперь есть целый Океан! Кошки всегда гуляют сами по себе. Они очень
самолюбивые и эгоистичные существа. Этим кошки сильно похожи
на людей, или может люди на кошек. Другое дело Океан! Океан – это не кошка! Это
скорей огромный соленый пес, который никогда тебя не предаст, если его
по-настоящему любишь!
Только ты его не бойся, он же Тихий!!!
Голубая собака. Да! Так называла его моя бабушка. У ней была собачья жизнь…
Сердце Элэри Оушенс, все больше наполнялось священным счастьем детства. Тем
самым счастьем, когда ты рад до кончиков улыбки самой жизни, рад совершенству ее
чудес! В такие минуты сердце так счастливо стучит в груди, точно кто-то бьет в
огромный колокол.
- Вместо кошки у меня будет собачка! – мечтательно прошептала Элэри, видя, что
зеленые холмы скоро закончатся и новый, мокрый друг облает ее веселым шумом
прибоя.

Машина проехала еще несколько десятков метров и встала.
- Собачка! – сказала девочка, пораженная красотой океана.
Куда не кинь, не брось, не зашвырни свой взгляд, всюду была Голубая собака.
- Она огромная!!! Нет, она огромнейшее огромная!!! – закричала Элэри Оушенс и,
открыв дверь, выбежала из машины на зеленый пригорок, залитый горячим желтым
медом солнечных лучей.
- Куда ты? – встревожился отец, выходя следом.
- Пускай. Пускай смотрит, – отозвался пожилой таксист. – Знакомство с Голубой
собакой – это потрясающее знакомство. Так говорила моя бабушка. У ней была
собачья жизнь.
Легкое, розовое платье светлокудрой Элэри трепал озорник ветер. Она встала на
самый край пригорка. Отсюда тело Голубой собаки, казалось еще крупней и
красивей.
Это была любовь с первого взгляда!
С первого вздоха!
С первого запаха!!!
Любовь, от самых корней, от первой страницы, от начала начал!
Глаза Элэри блестели от счастья.
- Здравствуй, волшебная собачка! – закричала она громко-громко и, расставив обе
руки в стороны, быстро замахала ими, прыгая на месте, тем самым, изображая
какую-то загадочную птицу, что видимо еще не была открыта мировой наукой.
Голубая собака приветствовала добрую девочку соленым лаем разбивающихся о берег
волн.
Амортео Оушенс стоял позади дочери и тоже был счастлив.
- Я твой друг!!! – прокричала девочка еще громче, и беззаботное эхо, подхватив
ее слова, просыпала их звуковым дождем над океаном. – Я буду за тобой ухаживать
и дружить с тобой! Только, чур, от меня не убегать – и Элэри нахмурив брови,
погрозила океану в шутку пальцем.
Отец подошел к дочери и взял ее за руку. Элэри подняла кудрявую голову. В ее
светло-голубых глазах плавали триллионы маленьких искорок.
- Ну, и чего ты стоишь, папочка?!! Поздоровайся с моим другом!!! - сказала она
серьезным голосом так, точно отец совершил какую-то фатальную, непростительную
ошибку. Амортео, вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, которого вдруг застукали
за поеданием запретного варенья, что припасли исключительно для праздников.
Амортео незамедлительно снял желтое соломенное солнце со своей кудрявой головы и
почтительно поклонился.
- Добрый день, мистер Океан! Как ваше мокрое здоровье? Не болеете засухой? Не
болит ли соленая спина от тяжелых кораблей?
- Вот видишь, Голубая собака! – крикнула Элэри - Мой папа тоже очень рад
встречи с тобой! Правда, он у меня не очень то вежливый . Но ничего, справлюсь с
этим как нибудь. Ох, и мороки же нам детям с этими взрослыми… - и девочка,
почесав нос, тяжело вздохнула. Затем Элэри поманила к себе пальцем отца. Он
склонился над девочкой, зная, что она хочет сказать что-то очень важное.
- Так, папочка. Ну, что это, в самом деле, такое?!! То ты отказываешься верить в
то, что все лужи произошли от дождей, то не разрешаешь мне курлыкать вслед
улетающим журавлям. А тут еще это! Подумать только, не поздороваться с
Океаном!!! Это ведь ужасная невежливость! Значит, со скучными дядьками и тетками
мы здороваемся, а с Океаном нет?!! – и Элэри сердито топнула ногой.
- Но я не хотел, доченька! – извиняющимся тоном начал оправдываться Амортео едва
сдерживая проступающею на лице улыбку.
- Ничего не знаю! Ты повел себя как последний взрослый! Но ведь, если ты
взрослый, это еще не означает, что ты человек! Дай вам взрослым волю, вы всех
Голубых собак перестреляете нефтяными пятнами и химическими отходами!
Посмотри, какая красивая Голубая собака. Как можно убивать ее?!! Ведь это сердце
Мира!!! Видишь? – и она указала рукой в заветную даль, где покоилось огромное
древнее тело ее нового друга.
- Вижу! – отозвался отец. Его взгляд приковала к себе невообразимая красота
Голубой собаки. Ее блестящая, волнистая шерстка голубого цвета, переливалась на
солнце тысячами красок. Соленый пес нежился под золотыми лучами, медленно
облизывая языком волны желтые щеки песчаного берега.
«Хлюп».
И волна соленым языком пробежала по множеству песчинок, а затем вновь отхлынула
обратно...
«Хлюп».
И снова желтые щеки берега влажны от проявленной любви Голубой собаки…
- Вот что, папочка, - сказала серьезно Элэри, поставив руки на пояс – Если ты
будешь и далее вести себя подобным образом, то никакого примерного поведения от
меня больше не дождешься!
Не убивай мою Голубую собаку.…
Иначе я вновь буду мяукать! Я перестану с тобой разговаривать, и буду мяукать!
Да, да!!! Мяукать! Буду мяукать утром, мяукать днем и мяукать вечером! На улице,
в гостях, дома, за ужином, и даже во время сна! Представляешь, сплю я, сладко
похрапывая и помеукивая! Я буду мяукать всегда и везде!!! Ну, что мяу? – и она
жалобно мяукнула хитро сощуривши глаза.
- Нет!!! Нет!!! – быстро заговорил обеспокоенный отец складывая ладони крестом.
– Обещаю, что буду серьезно относиться к твоему сырому другу! Клянусь не
купленной кошкой!!!
-Вот и хорошо – радостно произнесла Элэри Оушенс и ласково улыбнулась – Я всегда
знала, что мой папа самый лучший! В отличие от многих других взрослых, ты
уважаешь Голубую собаку. Знаешь, я тут подумала. Если Океан – Это голубая
собака, то эти красивые луга, наверное, зеленые черепахи! А небо – это синее
дерево, на котором вместо листьев тысячи белых облаков.
- Тогда, что такое солнце? – спросил заинтересованный предположениями отец.
- Ой, папа, ну это же очень просто! Солнце – это желтая бабочка! Смотри, как она
высоко сегодня взлетела!
Ух, не достать, горячее насекомое! Мир так красив, а мы этого не видим.… Вот
солнце взошло.… Вот солнце село… Никто не заметил этого. Вот человек родился.…
Вот человек умер.… Дальше, не хочу продолжать.
- Я не буду с тобой спорить, милая Элэри. В спорах вырождается истина – сказал
отец, слыша далекий звук древнего колокола в словах доброликой девочки, в чьих
глазах жила Вечность.
Пожилой таксист, что с нескрываемым умилением наблюдал за происходящим, вдруг
просигналил.
Пора – сказал он скучным голосом, по доброму завидуя тому, что отец с дочерью
впервые смотрели на Голубую собаку. Он сам был не рад тому, что прерывал их
знакомство с Океаном.
Но то, было его работой. Ждали новые клиенты. Ему не хотелось отвлекать отца с
дочерью. И он оправдывал себя лишь тем, что времени у него совсем мало. И в ту
же минуту понимал, что время любому человеку как раз и дается для подобных
знакомств с красотой, а не для заполнения каких-либо скучных бланков и подсчета
размера продовольственной корзины.
Веласт Фехнер помнил слова своей бабушки: «Тратя время на осознание Мира, ты
лишь преумножаешь время. От того и кажется, что мудрые люди старей других людей.
Ведь им дарованы дни про запас. Поэтому трать свои секунды лишь на разговор с
веками. Не слушай никого. Если бы ты прочел книгу о своей жизни, то понял бы как
безмысленно иди за толпой, боясь показаться странным в глазах других. Помни о
том, что истинная суть Мира лишь то, что будет в сердце Вечность. Все остальное
лишь средство познание этой сути».
Амортео взял Элэри за руку, и они пошли к машине.
- Ну, как понравился Океан - спросил таксист Веласт у Элэри Оушенс, заводя
машину
И хоть девочка не ответила, таксист все же получил ответ, посмотрев на ее
счастливое лицо.

Пыльная кудряшка дороги теперь вела вниз...
Туда, к Голубой собаки…
И они ехали к ней, согретые желтой бабочкой солнца, что сидела на синем древе
неба, освещая огромного стадо зеленых черепах.

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++


Тео Савант медленно захлопнул книгу.
На его лице играла радужная улыбка.
Как близка была ему по духу милая Элэри Оушенс…
Она смотрела только в даль, и мечтала лишь об Океане…
Тео вновь задумался над загадочной клеткой Е9.
Он представлял, как вместе с той веселой кудрявой пешкой они идут, взявшись за
руки к заветной клетки, и смотрит в заветную даль…
Тео спрятал книгу под одной из старых половиц и, подогнув под голову кусок
гнилого матраса, закрыл глаза. Вскоре Савант заснул…
Он видел себя на берегу этого странного создания по имени Голубая собака и
подставлял костяное лицо свежему ветру…
Рядом стояла кудряшка Элэри…
Она протянула ему маленькую руку, и они пошли к ногам Голубой собаки – к кромке
сонной воды…
Вдалеке распускалась черная хризантема ночи, и крылья желтой бабочки тонули в ее
смуглых лепестках…


+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Две белых пешки медленно потягивая кофе, лениво играли в людей.
И белая пешка-директор, с заметным налетом старости на костяном лице - Сирена
Левиофановна Цербер, и пешка-воспитатель, Владимир Мантихорович Серебряников,
очень любили эту игру.
Особенно их всегда поражало то, что эта незатейливая игра в людей, очень была
похожа быт самих шахмат.
Представьте себе, люди тоже делились на сословия и чины!
Например, то, что в нормальной реальности называлась пешками, в придуманном
игровом мире звалось "массами» или просто "быдлом".
И быдлу тому, не разрешалось ходить широкими шагами по доске.
Чуть выше над "быдлом" располагались "чиновники". Их размещали по углам игровой
доски. А уж выше всех находились "олигархи» и "бандиты". Особо они друг от друга
ничем не отличались, от того-то их многие и путали. Эти фигуры могли ходить как
угодно и когда угодно, причем было неважным какова траектория их ходов. Она
могла быть иногда прямолинейной, а иногда зигзаговидной.

-Сирена Левиофановна ,- начал Серебряников поглаживая левой костяной рукой свою
козлиную бородку,- Вы не находите, что есть в этой примитивной игре, есть нечто
похожее на нас,
на само бытие шахмат?
Есть что-то... - ответила она, аккуратненько поставив кружечку на тарелочку, что
стояла на столике- Хм... Было бы весьма забавно, если бы вдруг сами люди стали
играть в нас!!!
Вы только представьте себе, как бы это смешно и странно выглядело!!! Вот сидят
два быдла и играют в шахматы передвигая пешки!
Сказав это, Сирена Цербер стала раздумывать над новым своим ходом. Владимир
Мантихорович близко подвел восемь чиновников к ее фигурам. Не раздумывая, она
отдала на съеденье почти все свое быдло, лишь бы сохранить своего последнего
олигарха.
-Скажите,- обратился вновь пеш с козлиной бородкой - а что вы собираетесь делать
с той черной пешкой-вонючкой, что всячески пытается посрамить величие нашей
белой кости?
- Как что?- удивилась она, аккуратненько снова взяв со столика кружечку своей
беленькой, тоненькой ручечкой
- Белое к белому, черное к черному! Забыли?!! А?!! - и она расхохоталась. -
Зачем нам содержать черную грязную кость? Не лучше ли его как и других, продать
через пару лет на запчасти? Знаете ли, из пяти-шести черных вонючек, получается
одна замечательная белоснежная крошка!
Ведь проводя аналогию с "быдлом", чернокостные тоже ничего не значат на нашей
круглой доске! Или знаете сейчас очень модно, держать в доме чернокостного раба.
Может его кто возьмет? Сама видела подобное в доме подруги-ладьи.
У нее, кстати, живут в хлеву четыре совершенно новых вонючки. Купила их на
выходных, за сорок, нет, вспомнила за тридцать, да за тридцать условных единиц.
Видите ли, по выходным к ней обычно приходят гости, благородные фигуры скажу я
вам: величавые слоны, медлительные ферзи!
Смею вам доложить, что с помощью чернокостных, играют они в одну забавную игру
под названием "Белое превосходство". Цель игры: доказать чистоту своей голубой
крови и белизну кости.
В последний раз убедительней всего это получилось у одного старого ферзя. Он
ухитрился железной палкой с шипами, разбить вдребезги трех чернокостных за
каких-то полчаса!!! И представьте себе, крошки от тех черных вонючек осталось то
всего ничего!!!
В пыль их превратил. А что может пыль? Пыль в пыль не сотрешь! Поэтому,
пришлось покупать новых.
-Браво!!! - ответил восхищенно Серебряников - Настоящий мастер!!! Я тоже иногда
играю в подобные игры!!! Однажды мне удалось выгрызть сердце одного
чернокостного своими зубами. Признаюсь вам, я долго потом чистил зубы! Но это
было так давно...
А теперь так скучно играть стало, что даже распять некого....
- Мы с вами не физики, но хорошо знаем законы. А именно закон всеигрового
унижения. Это очень нужный закон. И откуда только берется эта грязная черная
кость?!!- задумалась директриса.
-Вы правы! Нарожали сволочей !!! Доска наша, ведь вовсе не резиновая!!!
Свободного места в клетках с каждым днем все меньше! К тому же сейчас
происходят глобальные изменения самой доски. Совсем недавно, клетка Н26 целиком
ушла под воду! А клетки А03 и В84 выгорели дотла, от невесть откуда взявшегося
ужасного пожара!
- Наша круглая доска сходит с ума!!!- подержала фигуру с козлиной бородкой
Сирена Левиофановна.- Костяная пневмония и шахматный грипп, лишь за несколько
лет унесли с доски около тридцати двух тысяч фигур, конечно не считая
чернокостных. Может быть, все-таки был прав тот чернокостный Иоанн
Гроссмейстерослов, что жил много лет игры назад?
- В чем прав?- удивился воспитатель.
-В том, что СКОРО НАСТУПИТ КОНЕЦ ИГРЫ!!! Тот самый ШАХМАТОКАЛИПСИС!!!
-Нет!!! Этого быть не может!!! - еще сильней изумилась белоснежная пешка с
козлиной бородкой - Шахматы представляют собой величайшую нацию!!! Мы сильней
этой круглой, паршивой доски!!! НАМ неВОЗМОЖНО ПОСТАВИТЬ МАТ!!!
- Кто знает, Адольф Ильич.… Ой, простите, то есть Владимир Мантихорович. Я
оговорилась от волнения. Кстати вспомнила ,что у той пешки-вонючки, в чулане
недавно нашли одну странную книгу . Я книгу ту, с призрением все же немного
просмотрела, и одно мне очень хорошо запомнилось. Там вот что сказано. Даты я не
буду употреблять, чтоб не пугать вас. Кстати их в ней очень много. Озвучиваю
дословно.

"И ниспадет карающая ладонь Небесного Гроссмейстера....
И сметет она все фигуры от мала до велика,
и все величие шахмат с доски грешной в небытие вечное,
где лишь страх сущ. да скрежет зубов.
И лишь уже там,
на рубеже последнего вздоха,
той незначительной части, что за всю свою игру были честными небесными пешками,
будет даровано заслуженное прощение
и пропуск в вечную, совершенную игру"...


Они молча продолжили партию…
Воспитатель, потирая козлиную бородку, вновь наступал чиновниками, бандитами и
олигархами на фигуры директорши.
Она же видя это, действовала как всегда холодно и точно, подставляя под удар
свое последнее быдло.
Благо ей его никогда не было жалко.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++


-В этом доме, есть дом! Это дом, в котором жить хочется! – воскликнула Элэри,
как только переступила порог их нового жилища.
И вправду, во многих других домах, что уже успела повидать кудрявая девочка,
можно было делать что угодно, но только не жить. А этот дом был совсем не
таким. В нем не хотелось умирать, в нем жить хотелось. Жить с душой! Жить, на
босу душу!!!
Отец расплатился с чернокожим таксистом, что-то тихо сказав ему на прощанье, и
тот быстро уехал, вновь пожаловавшись на собачью жизнь своей странной бабушки.
Взяв тяжелые чемоданы, Амортео вошел в дом следом за Элэри. Дверь была не
заперта. Старый хозяин, что жил здесь раннее не боялся воровства. Брать было
совсем нечего. К тому же местные жители всегда уважали доброго старика Сантьяго
Эрнехе.
Он многие годы ходил в Океан на своей маленькой лодке. И когда Голубая собака
была щедра на дары, Сантьяго всегда делился с местными жителями вкусной рыбой.
Их новый дом, находился в двухстах метрах от Океана. Он стоял несколько поодаль
от остальных домов.
Всеми жителями крохотного рыбацкого селения Гоботэгоб, он считался самым первым.
Потому, что жизни всех кто жил здесь, сходились именно на Голубой собаки.
У самой воды, сбившись в кучку, стояли рыбацкие лодки, что тоже чем-то походили
на собак.
Просмоленные деревянные щенята, всегда были верными друзьями своих загорелых
хозяев с веселыми обветренными лицами. Они уже не раз выковыривали людей из
когтистых лап мокрой смерти. И даже тогда, когда рыбакам казалось, что гибель
неминуема, благодаря усилиям и упорству деревянных собак, гибель становилось
минуемой.
И миновав очередную гибель, бесстрашные и на удивление упрямые деревянные
собачки, вновь гордо поднимали конусообразные головы, стремясь к далекому
горизонту по голубой шерстке Голубой собаки.
Иногда они возвращались победителями. И их глубокие брюхи были битком набиты
вкуснейшей океанской рыбой.
В эти дни хорошего улова, люди повязывали на весла длинные красные ленточки, что
было знаком признательности за тяжелый труд лодок. Такая отличившаяся
деревянная собака, с гордостью уходила туманным утром в очередное плавание за
новой добычей. Другие менее удачливые лодки, восхищено смотрели ей вслед и по
ночам им снились огромные косяки рыбы, безветренная гладь сонной воды и длинные
красные ленточки.
Конечно, не всегда Голубая собака находила общий язык с деревянными щенятами.
Бывало, она ощетинивалась тысячами серых водяных валов, и осатанело лаяла
ужасным штормом.
Не такой уж тихий, Тихий океан…

Элэри Оушенс, вместе с отцом уже более двух часов, разбирала чемоданы. Девочка
постоянно пыталась, найти повод, чтоб улизнуть на улицу и увидеть Голубую собаку
вблизи, но отец ее не отпускал. Хотя ему тоже очень хотелось бросить все и
помчаться вприпрыжку к океану. Его останавливало странное чувство рутинны, то же
чувство, что заставила просигналить чернокожего таксиста.
Тем временем, желтая бабочка все ниже опускалась с голубого дерева и от того
крылья ее становились пурпурными.
Наступал вечер.
Вечерело.
Отбелел день.
Отоднило.
После трехчасового вскрытия толстых животов чемоданов и раскладыванию их
внутренностей по новым местам, Элэри тяжело вздохнула, и села прямо на пол
обидчиво скрестив руки на груди.
- Предупреждаю папа, я сейчас буду мяукать!!! – серьезно заявила она.
- Не мяукай! – ответил отец, в тот миг сильно занятый извлечением из брюха
грузного чемодана коробки с лекарствами.
- А я буду мяукать!!! – и Элэри как всегда в подобных случаях громко топнула
ногой.
- Не мяукай – повторил Амортео Оушенс, извлекая на свет белую коробку с красным
крестом.
- Буду мяукать!!! Буду!!! Мяу?!! – крикнула весело зеленоглазая девочка, и вся
серьезность вспорхнула с ее лица пугливой птицей. – Мяу – у – у – у – у- – у –
у- -у – у- -у!!! - протянула Элэри, и запрыгала маленьким, сумасшедшим
бельчонком, по дому, в котором так сильно хотелось жить.
Отец тихо чертыхнулся. Ему стоило больших усилий не улыбаться. Он как мог,
сдерживал улыбку, но она все же просочилась наружу сквозь надуманную маску
взрослой серьезности.
И вдруг улыбка взошла!!! Именно взошла над планетой его лица маленьким добрым
солнышком.
- Мяу? – вопросительно мяукнула девочка в розовом платье, что, уже успев
забраться на большой дубовый стол, на котором лежали старые газеты, наблюдала за
приятными переменами в настроении отца.
- Ну, погоди, розовая киска! – хихикнул Амортео – Сейчас я тебя поймаю! Киска
любит рыбий жир?!! У папы есть целая пятилитровая бутылка, этой вкуснющей
жидкости! А еще у папы есть кипяченое молочко с содой и белой густой пенкой!
Моментально вспомнив, все те феноменальные ужасы, что описал отец, Элэри
брезгливо поморщилась, чувствуя как по телу холодным, пупырчатым стадом бегут
мурашки.
В том городе, откуда они уехали, были очень холодные зимы. Такие холодные, что
казалось, даже люди состоят из снега, не говоря уже о домах, в которых жить, ну,
совершенно не хотелось.
Элэри очень часто болела. Грипп и простуда без спросу входили в ее организм,
подолгу в нем задерживаясь.
И тогда папа изгонял этих непрошеных гостей противным рыбьим жиром и кипяченым
молоком с ужаснейшей белой пенкой!
И какой же злой дядя придумал пить кипяченое молоко и рыбий жир?!!
Наличие в мире кипяченого молока и рыбьего жира, по мнению Элэри, были прямыми
свидетельствами того, что дьявол существует!
Она знала, что лечение болезни подобными средствами совсем не помогает. Просто
белая пенка и рыбий жир, настолько страшные вещи, что даже простуда и грипп их
пугается, убегая из тела!
- Ну и мяу! Кошмар!!! Киска, такой пищей не питается!!! - сказала Элэри качая
головой, до сих пор ощущая на кожи пупырчатое стадо маленьких мурашек.
- Хорошо. Тогда… – замолчал на полуслове отец, позабыв о том, что вскрытие
чемоданов еще далеко не завершено.
- Мяу? – вопросительно мяукнула Элэри
- Кто быстрей до океана?!! - и он, показав Элэри кончик языка, побежал к двери
ведущей во внешний мир.
- Ах, вот ты как!!! Ну, теперь то я знаю! Буду мяукать всегда, когда чего-то
захочу!!! Ох, и намяукаюсь от души! Предлагаю тысячу мяуканьей на этой недели! –
и Элэри так и не успев надеть свои желтые резиновые сандалии, рванулась босиком
за отцом по деревянному полу, что проворчал ей что-то на своем скрипучем языке.

Желтая бабочка была уже совсем низко над землей, и от того крылья ее стали
пурпурными.
Отец взял дочку за руку.
- Готова ли розовая киска к встречи с Голубой собакой? – спросил он и веселые
морщинки проступили вокруг его глаз.
- Да. Предлагаю пять миллионов мяуканьей, в подтверждение этих слов! – ответила
босоногая Элэри утвердительно кивнув кудрявой головой.
- Ну, тогда мяу!!! – крикнул отец, и они побежали по теплому песку к Океану.
Целый день голубая шерстка соленого пса, щетинилась высокими волнами. Но вдруг
шерстка начала разглаживаться. Сам озорник - ветер не мог понять, в чем дело.
Полный штиль голубой шерсти, вот что случилось!!!
Когда до воды оставалось около ста метров, отец остановился, тяжело дыша, а
затем медленно уселся на теплый песок.
- Беги, киса, к своей Голубой собаки. Я не могу. Устал. Давно не делал таких
пробежек.
- Мяу!!! – крикнула босоногая Элэри и помчалась дальше одна.
Отец сидел на песке и видел, как дочь с душераздирающим визгом бежит к океану,
оставляя на желтых губах берега маленькие поцелуи собственных следов.
Амортео Оушенс, подставил к глазам ладонь и в ярком свете заходящей бабочки,
силуэт Элэри походил на маленького ангела, что бежит на встречу с небесами,
которых ангел давно, очень давно не видел.
Словно три вечности прошло с момента разлуки.
«И все-таки, дети – это совершенные взрослые» – подумал Амортео и, набрав в
ладонь пригоршню сухого песка, медленно разжимал пальцы, наслаждаясь неописуемой
красотой тонкой, песчаной струйки.
-« Только дети, знают суть. Только они скучают на земле по небу, но не скучают
на небе по земле, в отличие от взрослых. Лишь человеку с сердцем ребенка
открываются великие истины. И истинами теми не может быть создание атомной
бомбы, но может быть создание измерителя весенних сосулек и осенних луж.
Бог – это тоже ребенок, только совершенный.
Мы земные дети небесного дитя!
Мы друзья Голубых собак, желтых бабочек и зеленых черепах!
Человек - друг планеты.
И просто, и истинно.
У Человечества все же есть сердце, и это круглое сердце наша планета!
Планета детей.
А мы забыли об этом, и вот стоим у самого выхода из сердца пред самым
инфарктом, слыша, плачь да скрежет зубов. Лишь добро, не даст круглому сердцу
остановиться! Нужно только помнить о том, что Человечество - это не «мы», что
Человечество – это «я»!!!
В словах этих Вечность»

Амортео снова набрал в ладонь теплого песка и вновь разжимал пальцы…
И падали песчинки обратно…
Те, что были когда-то скалами…
Те, что были когда-то горами…
И был в этом священный круг бытия.

Добежав до воды, Элэри остановилась, переводя дыхание. Розовая кошка смотрела на
Голубую собаку. Тихий океан, стал очень тихим.
Девочка села на корточки, и осторожно, особо ласково провела маленькой ладошкой
по светлой изумрудной воде.
Элэри гладила Голубую собаку.
- Океашка! – шепнула босоногая девочка.
Горячая бабочка пряталась до следующего утра за горизонт, и в пурпурном свете
ее небесных крыл, маленькая девочка сидела на желтом песке и гладила Океан.
Вечерело.
Белоглазая девушка День, вновь слепла ночью.
Элэри осторожно водила ладошками по волшебной, голубой шерстки.
Никогда и никто в этих краях не видел Океан таким спокойным. Он будто бы стал
ручным, под влиянием девочки, что вовсе не хотела приручать и дрессировать
Голубую собаку, а просто желала с ней дружить. А еще иногда, конечно лишь совсем
изредка, своему мокрому другу ей хотелось промяукать веселые, смешные песенки на
своем собственном специальном мяучном языке. В тех песенках – мяуканьях, Элэри
призывало все Человечество к немедленному запрету рыбьего жира и кипяченого
молока, особенно с пенкой! А еще она искренне желала счастья всем людям на
земле. Ей хотелось дружить не только с Голубой собакой но и со всем миром. Элэри
желала дружески пожать миру меридианистую ладонь. Ведь планета Земля – это
древний друг, а не враг! Иначе разве бы она разрешила жить на себе людям? Но
люди этого до сих пор в отличаи от Элэри не понимали. И по-прежнему обвиняли
Землю у которой не было ни рук, ни ног в создании войн и распрей.

Океан превратился в огромное спокойное озеро.
Смотришь на него и в сердце мед и стихи...
Ни всплеска…
Ни волны…
Ни движения…
Он стал громадным голубым зеркалом и в него смотрелись ленивые розовые облака и
пробуждающиеся синие сверчки – звезды. В зеркало недвижимой водной глади,
смотрелся весь мир, и видел мир, что он прекрасен. Смуглые ладошки девочки
слегка касались изумрудной воды
- Океан… Океашечка. – приговаривала Элэри Оушенс, и сердце ее билось быстро и
жадно. Это маленький комочек в груди хотел жить! Жить жадно, до последнего
глотка, до финальной секунды!
Жить на босу душу, в доме, в котором хотелось жить, что находился в мире, в
котором хотелось жить.
Огромная Голубая собака смирно лежала у босых ног доброликой девочки, боясь
шелохнуться.
Элэри вдруг почувствовала что, ее мокрый друг действительно живой.
- «Голубая собака, это не большая лужа соленой воды, Голубая собака – это живая
собака!
И стук ее сердца – шум прибоя!» - подумала девочка и сама удивилась своей мысли,
чувствуя, что угадала что-то очень важное и таинственное.
- Элэри, пойдем ужинать!!! – вдруг крикнул кто-то за ее спиной. Она обернулась.
Странное состояние, в котором она прибывала сидя у Океана, не позволило Элэри
узнать голос отца.
Амортео подошел ближе и, подобрав с песка маленький круглую гальку, швырнул её в
даль. Камушек, описал длинную дугу и упал в воду. Но вот что было странно. Хоть
камень и упал в воду, в том месте, в котором он вошел в соленого пса, кругов не
возникло. Такое не было возможным. Амортео ущипнул себя, но ущипление себя не
поспособствовало возникновению кругов на воде.
В ту же самую секунду, как камушек погрузился в огромное соленое озеро, Океан
вновь пришел в движение. И снова большие волны покатились на берег, заполняя
пространство шумом прибоя.
- Ты это видела? – спросил потрясенный Амортео у дочки.
Но девочка не ответила на вопрос. Она чувствовала, что Голубая собака
испугалась.
- Элэри, что с тобой? – забеспокоился отец, видя очень грустные светло - голубые
глаза дочки,
в коих умирали миллионами веселые искорки.
- Ты испугал его папа – ответила она печальным голосом и, встав с песка,
отряхнула коленки и пошла, опустив глаза в сторону дома...

Они возвращались молча, согретые пурпурными крыльями горячей бабочки, что
пряталась до утра в голубой шкуре океана.
Отец шел следом за дочерью, ступая на ее отпечатавшиеся на песке маленькие
следы. Иногда, прямо на ходу, Амортео набирал горсть песка из-под ног и выпускал
его обратно маленькой золотой струйкой.
И был в этом действии священный круг бытия.
И было какое-то далекое предчувствие уже совсем близких чудес...


+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

С тех пор как воспитатели узнали о том, что восьмилетняя пешка-вонючка
научилась читать, да еще к тому же и писать, его вообще больше не выпускали из
темного чулана.
Часто его сильно били белоснежными костяными руками по чернейшему телу.
Пешка-вонючка кричал иногда, что совсем не специально научился читать, а затем и
писать, просто копируя буквы, на бумагу зная их лингвистическое назначение.
Но его не слушали, повторяя всегда одно и тоже: «черному черное, белому белое".
Все книги Саванта уже давно сожгли вместе с его первыми корявыми рукописями. По
странному стечению обстоятельств, Саванту все же удалось сохранить одну книгу, а
именно: «Дитя Голубой собаки»
Старенькую белую пешку Оет Роматес уволили, как-то прознав, что она помогала
маленькому чернокостному.
Оставшись без работы, старая пешка, стала ходить просить подаяние на вокзалы и в
метро, ибо есть и пить ей было теперь нечего, а на другую работу ее не брали,
зная, что она жалеет чернокостных.
Ее отовсюду безжалостно прогоняли, будь то вокзал или паперть церкви. Те
чернокостные, что долгие годы тоже побирались по разным местам, завидя белую
пешку на своей теретории били ее и прогоняли, считая, что она наверняка шпионка.

Однажды Оет Роматес избили до полусмерти. И никто точно не знал, выжила ли она.
Узнав об этом, противная маленькая вонючая пешка долго плакал и, видя как по
черным костяным щекам сбегают вовсе не черные слезы, плакал еще сильней.
Время тогда казалось, идет совершенно медленно. Минуты напоминали тысячилетия.
Даже ни минуты и секунды, а скорей миголетия, минутолетия и секундолетия.
Даже после того как, заслышав его всхлипы, в чулан приходили воспитатели,
устраивая очередную кулачно-пинательную профилактику,Савант все равно на
замолкал...
Так он, не вставая, проплакал ровно три дня...
Однажды ночью, он вновь достал из под старой половицы, древнею, потрепанную
книгу и продолжил ее читать…
Фантазия Тео Саванта вновь полетела свободной птицей в заветную даль…


В эту же первую ночь их прибытия на новое место, Элэри и Амортео сидели за
большим дубовым столом на кухне, в доме, в котором хотелось жить.
Горела маленькая настольная лампа, озаряя мягким светом помещение. Свет был
приглушенным, тихим как спящий котенок.
Элэри с самого детства совершенно не переносила яркого света и громких звуков.
Она любила, когда в доме было много причудливых теней, а от того предметы
приобретали совсем иные загадочные очертания. Когда предметы, не заставляют
раздеваться до гола, до полной обнаженности материи, обнажая под ярким светом
каждый изъян, каждую трещинку.

Уже давно отвечерело.
Элэри медленно пила томатный сок, глядя в окно, за которым черной хризантемой
распустилась густая, южная ночь.
Горела тихая, настольная лампа.
На столе стояла шахматная доска. Отец и дочь решили играть в шахматы, но этого
не вышло. Куда-то запропастилась одна фигурка – маленькая черная пешка. Амортео
уговаривал Элэри играть, но она отказывалась, так как играла только черными. У
Элэри Оушенс был дар к игре в шахматы, и она всегда выигрывала отца, каждый раз
заставляя его искренне удивляться

Отец, задумчиво и неторопливо размешивал крепкий кофе маленькой алюминиевой
ложкой.
И он и дочь, думали о Голубой собаке, глядя в большое распахнутое окно,
выходившее прямо на Океан. Теплый ветер приносил в дом, в котором хотелось жить
запах далеких зеленых черепах, что лежали огромным зеленым ковром на этой
древней земле уже много тысячелетий. На то луга и были зелеными черепахами, ведь
черепахи живут очень долго.
Старые механические часы, стоявшие на одном из недовскрытых чемоданов, уже давно
перешагнули худыми медными ногами стрелок ту самую заветную черту, после которой
Амортео всегда оправлял Элэри спать.
Но это был совсем другой дом. Не тот, в котором они жили раннее.
Здесь сама жизнь была совсем другой. Жизненной была жизнь, а сам мир был миром
настоящим, без скучностей и пошлостей больных суетой и тленом людей.
Из головы Амортео, все никак не выходил тот камушек, что он бросил в Голубую
собаку и не увидел расходящихся, центрических кругов. Океан точно проглотил
камень. Словно живым существом была эта большая соленая лужа.
Амортео вытащил маленькую ложку из кружки с горячим кофе, и аккуратно стряхнув с
нее маленькие капли резким движением руки, положил алюминиевое веселко на
дубовый стол.
Он оторвал взгляд от окна, за которым черной хризантемой цвела тропическая ночь,
и посмотрел на Элэри. Снова в ее светло- голубых глазах плавали маленькие
веселые искорки, что способны были зажигать не только человеческие сердца, но и
главное сердце, круглое сердце - голубую планету Земля, что уже давно находилось
в предынфарктном состоянии. И где-то там, вдали, где плачь и скрежет зубов, уже
готовили ржавую лопату к рутинному процессу закапывания одного из самых главных
чудес, что редко верило в свою чудесность и в способности творить чудеса.
К закапыванию Человека.
Но мертвые не могут танцевать…
Подперев левой рукой свою кудрявую, светловолосую голову, а правой рукой
неспешно поднося стакан с томатным сокам к губам, девочка смотрела вдаль. Глаза
Элэри Оушенс были прикованы к соленому гиганту и в них застыло хрупким, но
прекрасным цветком нежность и любовь. Любовь в абсолюте. Истинная любовь, когда
любишь потому, что любишь. Потому, что смысл любви в любви.
И в этом смысл.
И в этом лавр.
И в этом крест.
Элэри смотрела вдаль…
Это было ее любимым занятием.
Все то, что находилось вблизи, было пропитано суетой и тленном людского «я».
Элэри знала, что мир очень давно опирается не на собственные побуждения души, а
на негласные законы быта.
Этого Элэри не любила, а от того лишь манящая сказочная даль, казалось ей самым
близким другом.
Ей удалось даже вывести формулу всемирного унижения и формулы войны, что
заключалась в следующим:
«Грех+равнодушие= Война».
Она сама была не рада, что ей так легко дается эта скорбная, полная соленого
жемчуга математика. И от того лишь глядя в поэтичную даль, она на время забывала
о страшных формулах.
«Даль – это то место, где живут мечты», – думала Элэри Оушенс - «Вблизи мечты не
живут, не размножаются и быстро умирают, а потому, нужно всегда оставлять
какую-то часть мечты там, вдали, а иначе она умрет от излишней близости к суете
и тлену. Ведь все истинные мечты - уроженцы дали. Человек – единственная
национальность мечты. Лишь там, у себя дома, мечты обладают феноменальной силой,
что вдохновляет на величайшие подвиги! Они нашептывают сердцам светлые
стремления.
И мы идем вдаль на встречу дали, не страшась суеты и тленна, ибо тогда помысел
наши не тленны и не суетливы при виде однодневного.
Человек с мечтой – Человек, человек без мечты – кусок мяса. Лишь только то, что
несет в себе добро, мечту и веру в чудеса дружит с тысячелетиями, но то, что не
несет этого, дружит лишь с секундами.
Вот он истинный Человек, что идет к звездам, храня мечту в своем сердце!!!
И имя ему Мечтатель!!!
И имя ему Живущий на босу душу!!!
И имя ему Легионер Белого Легиона!!!
И нет разницы, какой век на дворе. Вечное всегда вечно. Люди никогда не
менялись, не меняются, и не изменяться, изменяться лишь декорации вокруг людей
и отношение к этим декорациям.
И не имеет значения, откуда люди смотрят вдаль, из окна дома своего или из
иллюминатора космической ракеты, главное, наиглавнейшее лишь то, что они
смотрят!!! Этот взгляд их суть.
Этот взгляд и есть стержень Человека, та самая истина, что люди так долго
искали, при этом давным-давно ее найдя.
Но, даже живя в чудесах, люди в чудеса не верят.
И в этом смысл.
И в этом лавр.
И в этом крест.
Без мечты Человек, не Человек, а мясо в тряпках».

Элэри отхлебнула из стакана. Там, вдали, освещенная миллиардами светлячков-звезд
спала Голубая собака. Ее мокрый друг.
- Скажи, - произнес Амортео Оушенс, сделав небольшой глоток кофе – Что означали
твои слова, когда ты сказала, что я кого-то испугал.
Но девочка никак не отреагировала на вопрос. Она даже не шелохнулась и не отвела
взгляда от окна. Лишь стакан сока, что она изредка подносила к своим тонким
губам, свидетельствовал о том, что девочка не каменная. Настолько в тот миг
Элэри была поглощена своими раздумьями. Лишь глаза ее были живыми, в них жило
какое-то странное предчувствие приближающихся чудес. Тонкое предчувствие. Как
весенний ветер, что принес первое тепло.
-Элэри – громко сказал Амортео, без оттенка грубости в голосе, и постучал
алюминиевым веселком по дубовому столу, на котором под тусклым светом лампы,
танцевали загадочные тени.
-Что? – и девочка, глотнув томатного сока, посмотрела на отца