Темно и муторно на душе у Алешки. Он поссорился с братом и тот ушел, хлопнув дверью.
«Ничего, вернешься»,- подумал Алешка и защелкнул щеколду за его спиной.
Однако теперь, лежа на продавленном диване и уставившись в телевизор, Алешка тосковал. Он был уверен в своей правоте, знал, что брат понимает, что виноват сам и не идет домой из упрямства, желания что-то доказать.
Часы пробили десять, и за окном потемнело.
Началась любимая Алешкина юмористическая передача (которую брат, кстати, терпеть не мог), однако сейчас бодрый голос актера и смех в зале совсем не вязались с тем, что происходило в душе Алешки.
Он выключил телевизор, швырнул пульт на диван.
«Почему нельзя жить по - нормальному?» - с тоской подумал Алешка, и ему так больно стало, так обидно, что он едва не заревел.
Часы безучастно загремели. Алешка лежал на диване, уткнувшись лицом в подушку, и слушал удары – ему казалось, что стучит прямо у него в голове. Двенадцать ударов…
Алешка вскочил. Внутри у него дрожало сердце.
-Ну где же ты? – спросил он плачущим голосом и подбежал к окну, увидел в черном стекле свое отражение, окаймленное пятнами света от фонарей и домов. Улица длинная, темная, петляла внизу и медленно, как во сне, по ней ехали машины.
Алешка вспомнил увиденную недавно программу о криминале, в которой рассказывали про парней, проламывавших битой прохожим головы, и заметался по комнате.
На лестничной клетке раздались шаги, Алешка замер.
« Идет!» - вихрем пронеслось в голове. Захотелось лечь как ни в чем не бывало на диван и притвориться совершенно равнодушным.
Но шаги стихли, звонок в дверь не прозвучал.
«Зачем было спорить с этим дураком? Ну, вернись!»
Прошло еще полчаса, и Алешка понял, что умрет, если останется в квартире еще хоть на секунду. Вскочил и быстро принялся одеваться – ему даже стало весело, Алешка засмеялся. Конечно, он найдет брата, тот наверняка у Кости. Костя! Дурак, он же у Кости! Зачем куда-то идти, ведь есть телефон. Ха! Спрятался у Кости! Ну, пусть, сейчас узнать - и можно лечь спать.
Спать… Алешка почувствовал, что устал, слегка прикорнул головой на край дивана, глаза начали слипаться, но сердце, тревожное сердце, тут же разбудило его.
К телефону подошел сам Костя.
-Да? – голос заспанный, хриплый.
-Слушай, Костя, Сашка у вас?
-Нет,- удивился Костя,- А что, его нету?
-Нет, ушел куда-то,- голос Алешки предательски дрогнул.
-Здорово, – сиплым шепотом восхитился Костя.
-Ну, его точно у вас нет?
-Точно.
Алешка медленно положил трубку. С чего он решил, что брат может быть у Кости? Он и днем-то у него всего пару раз был, а тут вдруг его пустят ночевать. Глупо!
Алешка всхлипнул – звонить больше было не кому. Схватил шапку и, захлопнув дверь, побежал вниз по ступенькам.
Широкая улица была темна, лишь изредка, устало моргая, мимо проносились глазастые машины. Алешка никогда не выходил из дому в столь поздний час, прохладный воздух проникал под куртку, заставляя его вздрагивать и ускорять шаг.
«Куда иду?» - назойливо лезло в голову.
Он спустился в подземный переход – широкий, освещенный желтыми лампами. Ни души. Кое-где на бетоне собрались лужицы, и Алешке почему-то подумалось, какая, должно быть, в этих лужицах холодная вода. Он быстро прошел через переход и вынырнул на другой стороне улицы.
Прямо перед ним, украшенный разноцветными огнями, расселся магазин «Техника», где продавались газонокосилки, мопеды, автозапчасти и почему-то чебуреки. «Закрыто» - сказал Алешке магазин и отодвинул его от двери.
Обессилив, Алешка присел на холодную ступеньку.
«Буду здесь ночевать, - это решение показалось единственно возможным. – Пусть…»
Что «пусть», Алешка додумать не успел, потому что мысль, яркая, как хвост лисицы, промелькнула в голове: « Так ведь он уже, наверно, дома!»
Ну, конечно, он дома и в свою очередь волнуется за Алешку. Так и надо, пусть…
Улица была неприветливо-пустынна, ступенька холодная, но Алешка не вставал, глядя на радужные переливы на асфальте. Только когда начал накрапывать въедливый дождь, он поднялся и быстро спустился по ступенькам в переход.
-Гы! Сматри-ка!
Сердце Алешки быстро забилось, точно собралось выскочить из груди, а во рту откуда-то возникла наждачная бумага: там, в конце перехода, прямо под желтым плафоном, стояли трое.
Черные куртки, нелепые широкие штаны, в руках сигареты. Но особенно почему-то Алешку испугало то, что все трое были простоволосые, без шапок, и уши у них покраснели от холода.
-Иди сюда!
Алешка лихорадочно сообразил, что если попытается убежать, его тут же догонят. Что будет дальше, он не знал, боялся знать.
-Иди сюда, не бзди!
Алешка, словно подтягиваемый за веревочку, медленно пошел вперед по желтому тоннелю, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Тот, что звал его, был похож на обритую обезьяну – выпуклый лоб, уродливо оттопыренная нижняя губа, маленький тупой подбородок. Глаза его были пусты.
Двух других Алешка сейчас не видел, они были тенями, призраками, на деле существовал лишь вот этот человек-обезьяна.
-Ты это видел?
Что-то чиркнуло Алешку по кончику носа, и перед его глазами вдруг возник длинный тонкий нож.
-Макак, забейся,- засмеявшись, сказал один из призраков, и тут же перестал для Алешки быть призраком: белые волосы, широкий, похожий на грушу, нос, красные, как у девушки, губы,- Пошел отсюда!
Всхлипывая, Алешка побежал вверх по ступенькам, ему вдогонку понесся хохот, отражающийся от стен тоннеля, и потому страшный, как в кино.
Из носа что-то закапало, и Алешка испуганно схватился – цел ли? Нос был цел, но слезы, стекая по щекам, добрались до него.
Дождь усилился, умыл Алешку, но душе легче не стало. В подъезде было темно, от сквозняка похлопывала дверь, из почтовых ящиков торчали не взятые жильцами рекламные листки.
Поднимаясь по лестнице, он вдруг в тишине услышал хохот, похожий на тот, в переходе. Хохот шел из дверей его квартиры…
Но деваться было некуда и Алешка, решительно толкнув дверь, вошел. Брат лежал на диване и не повернул голову. Перед ним в телевизоре хохотало отвратительное существо – шло кино.
Алешка молча прошел в свою комнату, не раздеваясь упал на кровать и довольно долго лежал совершенно неподвижно, потом вдруг плечи его тихонько затряслись и, пошарив рукой по постели, он накрылся с головой углом одеяла.
ВАСИЛИЙ ГАВРИЛЕНКО