Его квартирка была такой же крохотной и темной, как и у соседей по лестничной площадке, но он отличался от них тем, что сочинял романы.
Обыкновенно с раннего утра он садился за стол и клал перед собой чистый лист бумаги.
О, этот чистый лист! Как же сочинитель ненавидел блеклую пустоту его матовой поверхности, чванно гордящуюся своей белизной!
И, содрогнувшись всем телом, начинал быстро заполнять ровными строчками насмешливую слепую поверхность – гордец скукоживался, скукоживался…
Тогда радость вскипала в чахлой груди сочинителя и он, не в силах сдерживаться, смеялся.
Он знал, что на свете существуют пишущие машинки и даже компьютеры, но не мечтал о них. Звук, с которым острый шарик ручки бороздит бумагу, доставлял ему наслаждение. В этом звуке он слышал звон водопада, укутанного в золотую солнечную пыльцу, сердитый рык льва, шуршание морского прилива и, конечно, нежные голоса красивых женщин. Всего того, чего он не знал в жизни.
Ах, если бы он писал о том, что знал в жизни! А знал он немало – свою квартиру, во время грозы звучащую, как церковный орган, муху, веселящуюся по весне, а зимой бестолково летающую под потолком, знал почтальонку Соню, которая каждый месяц второго числа приносила пенсию, знал мышь, безуспешно пытающуюся забраться в сахарницу, наконец, знал себя. Но в таком случае, он был бы писателем, а почти все писатели – несчастные, завистливые люди.
Сочинитель же был счастлив и никогда никому не завидовал.
Листки, заполненные убористым почерком, складывались на полу, и со временем выстроились в две колонны, как у входа в театр.
Но однажды сочинитель не смог подняться с постели и сесть за стол. Он лежал, глядя на потолок и перед его глазами золотился водопад, зеленые руки пальм трогали лицо, ему ласково улыбалась смуглая девушка с ожерельем из ракушек на тонкой шее.
И там, где под каменными либо деревянными крестами спят люди, некому было остановиться над могилой сочинителя и подумать: а вдруг он – самый счастливый из лежащих здесь?
ВАСИЛИЙ ГАВРИЛЕНКО