***
- Как же я устал! - ворчал Доктор. - Оживишь его - и начнутся бесконечные расспросы. Как будто я могу знать, что там задумали Великие! Когда же это кончится?..
- Скоро, Доктор, - весело сказал Копер. - Нынче вы оживите его в последний раз. Знамения были ясные. Четверо впервые собраны вместе. Лента Мебиуса заканчивается.
- Она никодга не заканчивается, - возразил Доктор. - Я в это уже не верю. Мы будем проходить ее виток за витком, и обе стороны будут, как одна, и конча у нее нет. А ты что - не атк думаешь?
- Изнашивается все, Доктор! И лента Мебиуса, истершись, порвалась. И закончилась, как заканчивается все в этом мире. Как закончится когда-нибудь и сам мир. А что по сравнению с ним какая-то лента Мебиуса? Знамения были ясные. Этот раз - последний.
- Старый софист, - отмахнулся Доктор. - Откуда тебе знать?..
- Будут четверо собраны вместе
Когда призраки мир наполнят
Их черед охранять Пределы...
Доктор, ты забыл слова напутсвия, - неприятно хохотнул Копер.
Доктор появился в поле моего зрения так неожиданно, что я удивился его прыти. Удивился и напряг слух. Сейчас должно было прозвучать нечто, что - я это чувствовал! - станет очень важным для меня в ближайшем будущем.
- А я и не знал их, соглядатай! - грозно сказал Доктор. - Если ты, конечно, помнишь об этом.
- Значит, время еще не пришло. Значит, это я поторопился. Когда выйдут сроки, ты все вспомнишь, Доктор, - сказал Копер.
Доктор угрюмо промолчал.
Я был разочарован. Я ждал чего-то. Но, если это что-то и прозвучало, то его важность осталась для меня сокрыта. А это было равносильно тому, что я ничего не слышал.
Странная пара - Доктор и Большеголовый - продолжали идти вперед. Оба молчали, но их молчание было разным. Доктор молчал угрюмо и сердито. Звук, с кторым при дыхании воздух вырывался из его ноздрей, говорил о том, что он почти в бешенстве. Но я ему завидовал - он мог дышать. А это уже много.
Копер молчал по-другому. Его молчание было безразличным. В отличие от Доктора, в голове у которого, видимо, копошились не самые приятные мысли, в большом черепе его спутника никаких мыслей, кажется, вообще не было. Он был всецело поглощен тем, что нес меня.
Странно, но он, кажется, вовсе не устал. Хотя при жизни я весил под девяносто килограммов, а окоченение, сковавшее мое тело, сделало его совсем неудобным для переноски. Но Копера даже одышка не мучила. Ему было все равно, сколько килограммов он несет зажатыми под правой рукой. Мой вес и мое состояние его мало трогали. Мне стало даже немного обидно.
Правда, только немного. Разум мой - странно, правда? Мозг, выбитый шестью пулями, остался на стене, а разум все еще не покинул тело - так вот, разум мой был занят решением куда более важной задачи. Я силился понять, в какое место направляются Доктор и его спутник, куда они несут окоченевшего меня.
Отвечать на этот вопрос ни первый, ни, тем более, второй, не собирались. Идти они продолжали в абсолютном молчанье, так что мне оставалось лишь строить догадки да упруго раскачиваться ногами и головой в такт шагам Копера. И так на протяжении всего пути.
А ночь, между тем, начала заполняться тенями. Это была не такая ночь, какие я знавал до своего расстрела - те ночи были заселены существами из плоти и крови. Нынешняя же, изменившая даже расположение звезд на небе, была иной. И жили в ней иные. Они были смутные, темные, они летали, бегали, глухо урча и иногда повизгивая. Они наслаждались жизнью - своей жизнью, которая мало походила на жизнь обычных, материальных.
Справа, не спеша, но при этом достаточно быстро, нашу процессию обогнал некто, похожий на бегемота с рогами оленя. Рога колыхались, словно резиновые. Этот не урчал, он утробно сопел. Нечто вроде "Спакх! Сволочь! Спакх! Сволочь!". Может быть, "спакх" вырывалось у него при дыхании, но слово "сволочь" я расслышал отчетливо. И удивился.
И подобных этому рогатому бегемоту вокруг было превеликое множество. И небо тоже было заполнено стаями какой-то нечисти. А Доктор и Копер, не обращая на них никакого внимания, все тащили и тащили меня куда-то.
Лишь однажды еще за весь путь Большеголовый открыл рот - когда перед нашей процессией остановилось нечто большое, расплывчатое - из породы тех, смутных, только гораздо больше - и, гребанув дважды землю ногой, загудело, изображая ветер в трубе. Глаза у этого нечто светились красноватым светом, руки оно воздело вверх и, показалось, закрыло ими пол неба.
- Вестник! - восторженно пискнул Копер. - Я ведь говорил тебе, Доктор, что этот раз - последний.
- Последний, последний, - проворчал Доктор. Не останавливаясь, он вытянул в направлении того, кого Копер назвал Вестником, кулак, сложенный "козой". С мизинца и указательного пальца сорвались голубоватые искры, быстро прожгли черноту ночи и ударили по глазам чудовища. То обиженно хрюкнуло и умчалось прочь, шаркая копытами, или что там росло у него на ногах. - Не время еще Вестнику появляться, - прокомментировал Доктор. - Даже если этот раз - последний.
И они, а с ними и я, двинулись дальше. Быстро, торопливо, ни на секунду не останавливаясь и не оглядываясь. Они были всецело поглощены дорогой, словно от того, как быстро они закончат путешествие, зависело наступление завтрашнего дня. Что ж, может, так оно и было. Я этого не знал.
Конечной целью нашего быстрого перехода сквозь ночь было небольшое и с виду очень неказистое строение. Нечто из замшелого камня, просевшее и очень убогое. Крыша покосилась лет с полсотни назад, придав домишке вид залихватский и даже несколько кабацкий. Мерцающее окошко только подчеркивало это впечатление. Так матрос-забулдыга, выбравшись из трактира, весело и пьяненько подмигивает окружающим.
Перед дверью престарелого строения ходил человек. Он был высок и широк в плечах, но сутулился, отчего казался немного меньше. Человек курил. Небольшой окурок, оставшийся от самокрутки, часто и ярко вспыхивал во тьме, освещая лицо, чем-то похожее на лицо индейского воина. Скорее всего, такое впечатление складывалось из-за обилия морщин, ровными стрелками изрезавших кожу лица. При красноватом свете окурка они разрисовывали лицо человека причудливым узором теней, от чего казалось, что на него нанесли суровый военный раскрас ирокеза. Хотя, может, и не ирокеза. Неважно.
Доктор и Копер приблизились к человеку и остановились.
- Что нового, Страж? - поинтересовался Доктор.
- Ничего, - человек с окурком глубоко затянулся, осветив на время всю троицу и, слегка, меня. - Битвы сегодня не будет. Не время.
- Это точно? - резко уточнил Доктор.
- Шестая звезда упала за горизонт, - Страж пожал плечами, удивляясь, что находятся люди, способные сомневаться в его словах. - Раньше, чем через три часа, она не появится. Значит, исхода не будет. Битва не состоится. Время не подошло.
- В третьей плоскости оживленно, - заметил Доктор. - Призраки так и шастают.
- Правильно, - Страж кивнул, затянулся в последний раз и отбросил окурок. - Врата могут открыться за неделю до истечения Сроков. А за три дня они просто обязаны раскрыться. Вот призраки и выбрались на волю. Надо же и им размяться перед Битвой. Хотя толку от них...
- Мы встретили Вестника! - встрял Копер. Голос его был визглив, и я догадался, что встреча с тем, смутным и большим - дело не совсем обычное.
- Не может быть, - спокойно возразил Страж. - Вестник должен появиться перед самой битвой. Его просто не выпустят до истечения Сроков.
- Мы его видели! - еще более визгливо выкрикнул Копер.
- Действительно, это был Вестник, - задумчиво проговорил Доктор. - Рубиновый плащ, глаза Дракона. Ошибиться трудно. Это был Вестник.
- Шестая звезда упала за небосклон и поднимется над горизонтом только через три часа, - растерянно молвил Страж. - Сегодня первая ночь, когда призраки выбрались из Узилища... Это не может быть Вестник! Если только... Если только Лента Мебиуса не перехлестнулась!
- Перехлестнулась? - непонятливо переспросил Доктор.
- Да! Так оно, скорее всего, и есть, - человек с суровым лицом вынул из кармана кисет, быстро и ловко свернул цигарку, вставил в рот и закурил. Он заметно нервничал. - Но это значит, что процесс вырвался из предначертанного русла. Мы теперь не можем знать, что и когда будет. Даже Великие теперь бессильны что-либо поправить. Все сдвинулось. Битва может начаться раньше. Обязательно раньше. Исход произойдет до истечения сроков.
- Это как же так?! - Доктор выглядел совсем неважно.
- Лента перехлестнулась. В ней теперь втрое больше витков, но каждый из них - втрое меньше. Законы, предсказанные Великими, перестали действовать. Исход может начаться уже нынешним утром.
- Доктор, если так, то что же это получается? - голос Копера был жалок и прерывист. Тонкие жилистые руки напряглись, стальной хваткой сдавив мое тело. Будь я живым, мне бы в этот момент стало очень неуютно. Но я был покойник, а покойников такие мелочи не волнуют. - У нас же ни один из четырех бойцов не оживлен!
- До шести еще есть время, - успокаивающе заметил страж.
- Мы успели их всех собрать, и это уже хорошо, - кивнул Доктор. - Ничего не поделаешь, сегодня ночью предстоит хорошо поработать. К шести все четверо должны быть готовы. Если мы не успеем, то даже подумать страшно, чем это может обернуться.
Я испытывал странные ощущения. С одной стороны, испытывал все слова, которыми обменивалась троица, но с другой - до меня совершенно не доходил смысл беседы. А он был, этот смысл. И для Копера с Доктором, и для Стража он имел огромное значение. Недаром они волновались, недаром напряглись сухожилия у Большеголового.
Вместо того, чтобы уловить суть их разговора, я вдруг увидел, что в чернильной вязкости неба появилось нечто - птица-не птица, зверь-не зверь. С крыльями, но о четырех лапах - и сорвалось вниз в крутом пике. И каким-то образом я легко понял, что целью ее полета являются мои глаза.
Живой разум отчаянно заметался в мертвой коробке черепа, не зная, что делать. Страхи жизни остались при нем, инстинкты - тоже. Разуму отчаянно хотелось сохранить глаза, но он не мог заставить ни веки закрыться, ни рот - прокричать Доктору, Стражу или Коперу о том, что сверху падает опасность. Потому что разум - это то единственное, что осталось жить во всем моем восьмидесятишестикилограммовом теле.
А троица ничего, похоже, не замечала, взволнованными голосами продолжая обсуждать непонятные для меня темы - перехлест ленты Мебиуса, преждевременное истечение Сроков...
Но когда птица выросла до неверойтных размеров и я уже был готов распроститься со своими глазами, Страж стремительным движением выбросил в воздух руку и жестким полукольцом обхватил горло летающей твари.
Не знаю, какой голос был у чуда-юда в нормальном состоянии, но с передавленным горлом оно сумело издать лишь хрип да сипенье, в которых, однако, явственно можно было различить знакомое:
- Спакх-сволочь!..
Оскорбление, очевидно, было адресовано Стражу, но тот никак на него не прореагировал, продолжая стоять и сжимать горло летающего чудища. Тогда оно прибегло к более активным методам обороны, ловко извернувшись и попытавшись вцепиться в руку Стража всеми четырьмя лапами.
Но тот, оказалось, чего-то подобного ждал, сильно встряхнул свою добычу и, перекинув из правой руки в левую, освободившейся сильно щелкнул по носу. Птицезверь оросил мой рукав двумя каплями слез боли и был отброшен прочь. Махая не в такт и не в лад крыльями, отяжелевшими под грузом неудач, и не в силах подняться на достаточную высоту, тварь на бреющем полете поспешила подальше от этого негостеприимного места.
- Как с ума посходили, - безразлично заметил Страж. - Некоторые нормально себя ведут - резвятся, развлекаются. А другие сюда пробраться норовят. Словно для них тут медом намазано. Недавно Розовый Бегемот наведался. Хотел у Лонгви ногу сожрать. Тоже потом обзывал меня по-всякому. Обиделся.
- Видели мы его, - усмехнулся Доктор. Пыхтел, как паровоз и тоже все время твердил, что ты - сволочь.
- У него были причины, - Страж пожал плечами. - Я ему хвост узлом завязал. Нечего лезть, куда не просят.
Я опять не совсем разобрался в ситуации. Бегемотоподобное существо, пробегавшее мимо с недовольным бухтеньем, я помнил. Правда, не разобрал, розового ли оно было цвета. А вот каким образом Доктор и Копер, а также Страж, существа из плоти и крови, могли контактировать с эфемерными созданиями вроде того же бегемота или летающего птицезверя, было непонятно. То, что их вижу я, было нормально. Я, как ни крути, мертвый. Но они-то живы!
Непонятного было много. И если раньше при странных фразах, произносимых Доктором или Копером в голове моей сами собой возникали многое объясняющие картинки прошлого, - дежа-вю, уже виденное, - то теперь ничего подобного не происходило.
Между тем Доктор и Копер переглянулись. Большеголовый скривил губы и произнес полувопросительно-полуутвердительно:
- За работу?
- Да, - кивнул Доктор. - Время не ждет.
Они слаженно, словно долго отрабатывали этот маневр, перестроились таким образом, что Доктор, распахнувший дверь, вдруг оказался позади Копера, и тот, со мною под мышкой, шагнул внутрь покосившегося строения, бывшего, по всей видимости, штаб-квартирой этой странной компании.
Внутри ослепительно ярко горел свет, но его источника я не заметил. В трех углах помещения, в котором мы оказались, стояли топчаны, на которых возлежали покойники. Скорее всего, впрочем, такие же покойники, как я.
Был топчан и в четвертом углу, но до нашего прихода он пустовал. А потом Копер положил туда меня.
Лежанка была низкая, так что я вполне мог разглядеть и остальные детали убранства. А оно было небогатым. Два окна, небольшая дверь напротив той, в которую вошли мы, четыре стола в центре, составленных по два в ряд. На одном из таких спаренных столов причудливо громоздились, извивались многочисленные колбочки, пробирки, змеевики. Рядом, дополняя картину, стояли мензурки с разноцветными порошками и жидкостями. Очевидно, ингридиенты и уже готовый продукт.
Вторая пара столов была пуста. К ней-то и направился Доктор. За ним семенил ставший вдруг похожим на верную собачку Копер.
Неуловимым движением руки Доктор выхватил откуда-то стального цвета чемодан, открыл и, нимало не заботясь о последвиях, грудой высыпал на стол его содержимое. Что именно там было, я не увидел, но по металлическому звону, заполнившему комнату, догадался, что, скорее всего, медицинские инструменты.
- Приступим?! - весело и с некоторым даже вызовом вопросил Доктор.
- Да, - подобострастно пискнул Копер.
В поведении обоих, как я с удивлением отметил, произошла разительная перемена. Впрочем, такое случается сплошь и рядом. Человек, затурканный бытом, затравленный обыденными проблемами из-за своей к ним неприспособленности, совершенно преображается, когда начинает заниматься тем, что он действительно умеет делать, в чем даст сто очков вперед любому конкуренту.
Так было с Доктором.
С Большеголовым было еще проще. Самоуверенный и нагловатый, но вынужденный подчиняться чужой воле, - Доктора, если быть более точным, - он страдал из-за этой своей зависимости. Но чудеса, творимые руками партнера даже его заставляли проникнуться мыслью, что его вынужденное подчинение не напрасно. Что Доктор действительно достойный - начальник? повелитель?
- С кого начнем? - спросил Копер.
- А, пожалуй, с самого легкого случая, - сказал Доктор. - Принеси мне, будь добр, Леонида.
Большеголовый быстро и бесшумно скользнул в угол, находившийся от меня по диагонали, подхватил лежащее там тело и, так же проворно вернувшись назад, положил его перед Доктором.
- Та-ак! - протянул тот тоном профессора, принимающего экзамен. - Что мы имеем? А имеем мы два ножевых ранения в сердце, два - в правое легкое, многочисленные порезы и ссадины. - Выбрав в куче, вываленной недавно из чемодана, какой-то предмет, он поднял его вверх и провозгласил: - К делу!
Предмет оказался маленькой ножовкой с остро заточенным концом. Быстрым и точным движением полоснув покойного по груди, Доктор сделал надпил, вскрыл грудину и, засунув руку внутрь, принялся проделывать там какие-то манипуляции, бормоча при этом:
- Все, как и предполагалось. А какой еще смерти можно ждать от человека, который провел больше десяти лет на свалке, в постоянных попойках, драках и прочих неприглядных деяниях? Вот его и зарезали. Да и не могли не зарезать. Характер у покойного уж больно крут.
Копер с открытым ртом стоял подле стола, не прерывая ни к кому не обращенных монолог Доктора. А тот продолжал орудовать пальцами, ни на секунду не умолкая:
- И легко можно было догадаться, до чего он при такой жизни докатится. Еще тогда, когда он с парой тысяч воинов остался в этом, как его... Фермопильском ущелье. Против двадцати, кажется, тысяч персов. Уже не помню. Ты помнишь, Копер, сколько их было. Ну, не важно. Разве нормальный человек на такое решится? Нет, Копер. Наш друг ненормален, и сей факт неоспорим. Он горд, тщеславен и пресиполнен презрения к смерти. В общем, портрет героя в натуральную величину. Сколько, ты говоришь, раз я его возвращал?
Большеголовый ничего не говорил, а предыфдущий вопрос - про персов, кажется, и вовсе пропустил. Но стоило Доктору задать этот, он прикрыл глаза и зашевелил губами. Потом произнес:
- Триста сорок восемь раз. Нынешний - триста сорок девятый.
- Многовато за три с половиной тысячи лет, а? В среднем у него получалось прожить лишь десять с небольшим годков. Не густо. Кто там у нас рекордсмен в обратную сторону? Мудрец? Этого я, помнится, и сотни раз не возвращал. Да и возни с ним не в пример меньше. Прополощешь желудок, очистишь кровь от яда - и все. А этого приходится зашивать, заживлять, сращивать. Морока. Да еще и искать замучаешься. Нынче вон, всю помойку перерыли, пока нашли. Ну и запашок же от него был! Хорошо, что ручей рядом оказался. А помнишь, Копер, как мы его на фермопильском участке искали? Сколько трупов перекидать пришлось, пока нужный нам нашли? Они же там тысяч восемь персов порубить успели, пока их копьями не закидали.
- Больше, - уверенно заявил Копер. - Там за десять тысяч перевалило. Я тогда весь в крови был, словно сам в битве участвовал.
- Да и я не лучше был, - согласился Доктор. Вынул руку из разреза, обтер ее насухо тряпкой. - Ну, вот и все на этот раз. Довольно легкая смерть, а потому и легкое возвращение. Дай-ка мне, Копер, мертвой воды - порез зарастить.
Большеголовый послушно метнулся к противоположному ряду столов, наполнил мензурку сине-зеленой мутноватой жидкостью и протянул ее Доктору. Тот принял склянку, опустил в нее какой-то предмет, весьма похожий на оружейный шомпол, вынул и провел им по тому месту на груди покойного, где делал надрез. После чего удовлетворенно вздохнул:
- Ну, вот и все. Первый готов. Мелкие порезы я ему заживлять не собираюсь. Пусть сам зарастает. В следующий раз думать будет, прежде чем дебоши устраивать. Хотя следующего раза у него, получается, уже не будет. Ну, да ничего. Для профилактики не повредит. Отнеси-ка его в кладовую. Полчаса на выздоровление, а мне еще возни предстоит - уйма. Не хочу, чтобы он мешал работе глупыми вопросами.
Копер послушно подхватил отремонтированное тело и направился с ним к той самой маленькой двери, что находилась против входа. Доктор же облокотился кулаками на стол, навалился на них всей массой и с непонятной тоской в голосе проговорил:
- Сириус, Сириус! Не могу я работать, когда тебя нет, Сириус!
Внезапно его забила крупная дрожь, и Копер, вышедший из кладовой уже без Леонида, оторопело уставился на своего напарника. А Доктор все колотился в нервном припадке, и инструменты на операционном столе жалобно и тонко позвякивали. В довершение ко всему, Доктор заговорил речатативом, и голос его стал глухим и замогильным:
- Ярка звезда Сотис! Остры ее лучи, пробивающиеся сквозь Космос тысячелетьями! Мал в небе Сотис, но хладный свет его дороже света лунного, ибо он дарит надежду достичь искомого даже сквозь толщу времени. Ярко горит звезда Сотис, и, восходя над горизонтом...
Я узнал эту песнь. Она была древней-древней. Она была из колыбели человечества. Это была песнь жрецов Пта, египетского бога. Я сам когда-то был жрецом Пта и пел эту песнь.
А Большеголовый вдруг сорвался с места, причитая, и причитания в его устах выглядели комично, хотя обстановка к комизму не располагала.
- Да что с тобой, Доктор?.. Ведь три тысячи лет... Четыре тысячи лет... Забыть давно пора!
Он подбежал к уставленному колбами столу, налил полный мерный стакан какой-то янтарного цвета искрящейся жидкости, вскочил на операционный стол и, оттянув Доктору нижнюю челюсть, плеснул жидкость в рот.
Доктор выпучил глаза и побагровел. ноздри его расширились и выпустили то ли дым, то ли пар. Рот сжался в тонкую щель, щеки раздулись. Казалось, его голова вот-вот разорвется от избытка внутреннего давления. ничего подобного, однако, не происходило. Копер, стоя перед ним, с надеждой и некоторой опаской ожидал результатов своего эксперимента.
Ожидание растянулось минут на пять. Выражение лица у Доктора не менялось, но чем дальше. тем спокойнее становилось оно у Большеголового.
Наконец, лицо Доктора приняло прежнее выражение - глаза стали меньше, ноздри опали, щеки сдулись. Кровь отхлынула от лица, и он, разлепив губы, прошипел:
- Ты что, сдурел?! Копер, я научу тебя когда-нибудь, что живым людям живую воду давать нельзя? Ни капли! В этом случае действие живой воды от количества не зависит - отдать богу душу можно и после одной капли. Просто энергией разорвет! Две жизненные силы на одно тело - многовато!
- Но ты же выжил! - самодовольно заметил Копер.
- Я - среди избранных, не забывай! Но и меня бы разорвало к чертовой матери, если бы не жуткий упадок сил. Ты больше так не рискуй.
- Хорошо, - покорно согласился Большеголовый. - Только ты тоже меня так больше не пугай.
- Мне действительно сложно работать, когда Сириуса нет на небе, - задумчиво проговорил Доктор. - Он - единственная звезда, дающая мне энергию. Остальные только забирают. Не знаю, почему... С Египта повелось. Сотис великий блистает на небе... М-да! А ночь только начинается. Чувствую, Копер, что к ее исходу я буду пуст, как барабан.
Странное лицо Большеговлового выражало сочувствие. Он действительно переживал за Доктора. При всей их взаимной неприязни, которая нет-нет, да и проявлялась, они все-таки играли за одну команду, и если выбывал один, то и второй автоматически оказывался на грани выбывания. Выпадет из игры Доктор, и некому будет приводить в порядок меня и остальных мертвых. Правда, я не вполне понимал, для чего это нужно, но перед Копером такой вопрос, судя по всему, не стоял. И для него, и для Доктора все, что происходило или будет происходить, было исполнено смысла. И хотя мне совершенно неясны были функции, возложенные на Большеголового, - ведь не исполнять же роль "подай-принеси", в самом деле, - но я с точностью мог сказать, что заменить друг друга, случись что, они с Доктором не смогут.
- Ну что, продолжим? - вздохнул Доктор. - Давай по нарастующей. Кто там у нас? Лонгви? Тащи сюда, ремонтировать будем.
Место Леонида занял тот, кого называли Лонгви. В отличие от своего предшественника, ни крепким телосложением, ни развитой мускулатурой он не отличался. Скорее наоборот - был строен, даже хрупок. Единственное, что их объединяло - обилие синяков и шрамов на теле.
- Что в карте больного? - Доктор снова начал свою игру в вопросы-ответы, где участвовал только он один. Видимо, это помогало ему работать. - А в карте больного сплошные переломы. Таким образом, уважаемые господа, мы имеем возможность наблюдать тройной перелом позвоночника со смещением дисков, десять переломов ребер - из них два открытые, три перелома ног - один открытый, два - рук, опять один открытый. Раздроблены кости таза. Две дыры в черепе, из них через одну поврежден мозг. Печально, но поправимо. Так, что еще... - его ловкие пальцы ощупывали мертвое тело, и Доктор, похоже, видел через них все насквозь. - Разрыв селезенки. Гм. Легкие тремя ребрами пробиты. Ну, в принципе, все. Глаза у него нет. насколько я помню, уже лет восемьсот. Отыскать оный не удалось, так что все претензии - к сарацинам. В общем и целом, случай не особенно сложный, хотя повозиться придется долго. С другой стороны, а кто гнал его в горы? Подумаешь, скалолаз. Вот и долазался. Что поделаешь, азартный человек. Игрок.
Доктор проворно и уверенно делал свое дело. Его тонкие пальцы порхали над телом, словно он был пианист-виртуоз, а перед ним стоял рояль, и игралась пьеса в темпе аллегро. Живая вода, видимо, пошла ему на пользу, и напрасно он обругал Копера. Хотя - кто знает.
Не переставая рассказывать разные забавные эпизоды из жизни, - а вернее, жизней, - пациента, Доктор вправлял ему переломанные кости, резал тело, запускал в разрезы пальцы и что-то делал внутри. Копер, зараженный его энергией, метался меджду лабораторным столом и операционным, передавая Доктору то живую воду, то мертвую, то разрыв-траву, то траву-плакун. Оба были поглощены процессом оживления.
- Азартен, азартен, - похохатывал Доктор. - Помнишь, Копер, как он с пиратами в кости играл, когда Каем Кесарем был? Дескать - выиграю - и вы меня отпустите, а проиграю - что делать, к выкупу еще и проигрышь прибавлю.
- Помню, поддержал его Копер, суетящийся между столами. - Он же тогда в три раза больше собственного состояния проиграл!..
- То-то и оно, - Доктор добродушно усмехнулся. - Кто же, кроме него, такую сумму мог найти? Пришлось отпустить, чтобы он сделал это. Хорошь поворотец, а?
- А он вместо выкупа потом вдоль дороги всех на крестах развесил, - докончил Большеголовый. - Веселый человек!
Что ж, в таком случае, странное чувство юмора было у этого Лонгви. Впрочем, у Доктора с Копером тоже, поскольку после слов Большеголового оба задорно рассмеялись. Впрочем, что для них жизнь человеческая, если оба странстуют по миру вот уже три с половиной тысячи лет? Посланцы каких-то Великих. ысших сил, как я понял. Богов, что ли?
С Лонгви Доктор провозился намного дольше, чем с Леонидом. Но, когда Копер умчался относить его тело в кладовую, выглядел не в пример лучше. Его руки снова стучаоли по столу, но на сей раз не в припадке нервной дрожи, а выбивая незнакомый, но завораживающий диковатый мотив. Может быть, на Доктора все еще действовала живая вода, а может, причина была другая, но факт остается фактом - он чувствовал себя неплохо, хоть и был слегка бледноват.
Копер, на время работы с ремонтом тел обратившийся в вперную болонку, с телом Лонгви в кладовой провозился всего пару секунд - очевидно, просто сбросил его на пол, особо себя не утруждая. Потом, снедаемый беспокойством за состояние здоровья Доктора, выскочил обратно. Но, увидев, что с партнером все в порядке, расплылся в идиотской улыбке и спросил:
- Тебе уже лучше?
- Сириус взошел, - просто ответил Доктор. - Давай, Копер, пошевеливайся. Работы у нас сегодня много. Неси следующего.
- Кого?
- Давай Амадеуса. Ему голову пулями изрешетили, но возни с ним все равно меньше, чем с Философом. Что-то с ним неласково в этот раз обошлись. Обычно его травят или режут.
- А сейчас к старинной пушке привязали, - хохотнул Копер, заставив меня еще раз подивиться его своеобразному чувству юмора.
- Ну, ты сейчас еще начни рассказывать, как мы его по частям собирали, - недовольно буркнул Доктор. Шевелись. До рассвета еще четыре часа, а мы еще и половины работы не сделали.
Большеголовый послушно сорвался с места, подбежал ко мне и, схватив за ногу, сдернул с топчана. Моя голова с противным хрустом стукнулась о пол, но боли я не почувствовал, да и не ожидал ее - успел привыкнуть к странному состоянию мертвого организма.
Волоком подтащив меня к операционному столу, Копер наклонился и поднял тело наверх. надо мной склонилось лицо Доктора - слегка насупленное от напряжение, с шевелящимися губами.
Завершив свой осмотр, он весело сказал:
- Итак, Амадеус. Эхнатон. Многократный верховный жрец. Маг и кудесник. Ворлок, волхв и так далее. А пули на лету останавливать не умеет. Досадно, правда?
"Почему это не умею? - слегка обидевшись, подумал я. - Умею. Просто порой случаются такие моменты, когда их не хочется останавливать. А иногда и не нужно останавливать". Это действительно было так. Случается. Кроме того, когда их много, этих пуль, их вообще невозможно остановить. За каждой не уследишь, даже затормозив время. А общее заклинание - заклинание Стены, способное отразить залп сорокапушечного корвета в упор - с каждым ударом слабеет и разу к пятидесятому эту стену преодолеет даже комар.
Доктоор ощупал мою голову, взял какую-то страшную машинку с зубчатым диском, похожую на пилу, - да и бывшую, по всей видимости пилой, - включил ее и прочертил на черепе круг - словно крышку для кубка делал. Сняв ее, он принялся ощупывать пальцами мозг, приговаривая:
- Водить дружбу с президентами чревато неприятностями. Тем более с такими, как Орозо. президенты обчно не любят умных и сильных людей в своем окружении. Орозо тоже не любит таких. Он от них избавляется. Увы, мода на придворных магов прошла.
Он был прав, Орозо от меня избавился, как от потенциального соперника. Причем, не только в политике, но и на любовном фронте. Хотя, признаться, именно в политике я и не собирался составлять ему конкуренцию. Не люблю ее. Из всей грязи на земле она - самая вонючая. Что касается дел сердечных... Любовницы Орозо были не в моем вкусе. Не люблю жгучих брюнеток. В них есть что-то вампирское. Я крутил роман с его женой, но это продолжалось уже два года. Все об этом знали, и Орозо - тоже. Но ему было плевать, потому что семейная жизнь вот уже лет десять как не интересовала его. Почему он решил пересмотреть свои взгляды? Просто ему нужен был козел отпущения, с которого можно начать тотальный террор. Таким козлом стал я.
Пальцы Доктора сновали в моей голове, и я вновь испытывал странные ощущения. Так бывает, когда трогаешь онемевшую плоть. Но мозг - не плоть, это все-таки несколько иная субстанция. За множество моих жизней на подсознательном уровне я усвоил одну простую истину: именно мозг нужно беречь больше всего на свете. Потому что иначе - больше, чем смерть.
- Да, - хмуро проговорил Доктор. - Мозг ему разворотили основательно. Все-таки, шесть зарядов - это многовато. Придется кое-где менять ткань.
- Перед Битвой?! - взвизгнул Копер. - Доктор, ты понимаешь, чем это может обернуться?
- Вполне, - Доктор кивнул. - Часть памяти будет стерта. Он уже не сможет использовать мощь своей магии на том уровне, которого достиг за три с половиной тысячи лет. Но другого выхода нет. У него в голове месево. Я постараюсь спасти все, что можно, но процента два все равно придется заменить.
- Ты Доктор, - недовольно уступил Копер. - Но если гроны одолеют, подыхать тебе придется так же, как мне. Так что меняй.
Это была их первая размолвка в процессе ремонта покойников. И она не понравилась Доктору. Грозно сверкнув глазами, он сказал:
- Про "подыхать" я знаю не хуже тебя! Но другого выхода нет. Здесь я Доктор. И я беру эту ответственность на себя. А ты... Вряд ли ты останешься дожидаться исхода Битвы, я так думаю.
Его пальцы снова проникли в мой череп и надавили на что-то. Я почувствовал, что все тело пронзает электрический разряд невероятной мощи, и комната вместе с Доктором и Копером уплыла куда-то вбок.