Открытое окно. Сквозняк. Пора вставать. Завтрак: яичница и кофе. Список дел на сегодня: сходить в магазин, заплатить по счетам, посмотреть телевизор, уснуть. Рубашка и джинсы, ботинки. Душный подъезд, двор, улица. Яркое летнее солнце; лазурного цвета небо; отсутствие облаков; горячий асфальт. Струйка пота по спине. Автобусная остановка. Мужчина в белых брюках и белой футболке. Он думает, что, наверное, не получит сегодня премию. Ему бы надо увольняться, а он вот, дурак, продолжает пахать почти за гроши. Семья, у него же есть семья. Вчера ругался с женой, а дочка потом плакала. Черт, чуть не наступил в жвачку. А дочка потом плакала. Но он-то, он, что может поделать? Ничего ему с этим плачем не поделать. Когда уже подойдет автобус?! Жара какая… Вспомнилось, как мать говорила ему, что настоящий мужчина должен быть способен содержать семью. А он не способен, он способен только изо дня в день пахать на ненавистной работе, а вечерами ругаться с женой и слышать дочкин плач, с которым он ничего не может поделать. Он никогда не умел быть нежным с теми, кого любит. Эгоистично, он ждал нежности от них, но не умел быть нежным для них. Но уж такой у него характер. Все ведь люди разные, да? Кто-то, приходя домой, целует жену, обнимает ребенка… Предается этим прелестям семейного быта. А он так не умеет. Наступил-таки в эту проклятую жвачку. Бросить все к чертям? Приехать сейчас в офис и сказать, что уезжает. Что не создан для рутинной работы. Вернуться домой. Сказать, что не создан для рутинной семейной жизни. Взять билет на поезд. И далеко-далеко…
Автобус. Духота. Скользкие тела, раздраженные вздохи. Оплачиваем проезд. Толстая низенькая женщина протягивает руку, меняет монеты на билеты. Она думает, как же тут душно. Ее раздражает, что она ниже всех в этом автобусе. Что она толстуха. Что жир свисает у нее с боков, что нет совсем шеи. Что она с трудом протискивается по салону в толпе высоких и красивых. Комплексы, это все комплексы, говорит она себе. Многим нравятся низкие и толстые. Есть люди, которым нравятся уродины вроде нее. Хочется плакать, потому что это ложь. Взять деньги, отдать билет, животом оттолкнуть эту высокую брюнетку в короткой юбке. Она держится, она не заплачет. Ее никогда и никто не любил. И она не любила в ответ. Она хочет, чтобы кто-то полюбил ее за ее полноту, за ее некрасивость, за то, что она не читает книг и не смотрит умных фильмов. За то, что ненавидит себя и каждого в этом автобусе. Вот, собственно, и все, за что ее можно было бы любить. Остальные ее качества ужасны.
Снова тротуар. Вывески с одной стороны, тополя с другой. На встречу – женщина с крашеными волосами и загорелыми ногами. С солнцезащитными очками. С элегантной белой сумочкой. Она боится сломать каблук, только бы не сломать каблук. Туфли новые, никак нельзя сломать каблук. Хотя, он запросто купит ей еще пару туфлей, без проблем. Он возьмет ее отдыхать в Европу. Но как же жарко! Дезодорант только и спасает, а то бы пот уже потек по рукам, по бокам. У нее повышенная потливость, это надо лечить. Какой-то мужчина идет ей навстречу и любуется ее ногами. Она любит надевать очки, потому что они позволяют ей глазеть на людей, которые глазеют на нее. Она думает, что ни за что не стала бы спать с этим мужчиной. Каблук, не забывай, что нужно идти осторожней, не сломать каблук. Вообще-то три дня назад они поругались, и он ей пока не звонил. Но позвонит. Уж она-то знает. Она знает их, мужчин. Они звонят, всегда звонят, ведь это же не кто-нибудь, а она. Она смотрит на свое отражение в витрине. Он не может не позвонить. А она еще подумает, снимать ли трубку. Каблук, помни про каблук.
Почтовое отделение. Синие стены. Пять человек очередь. Кто последний? В очереди стоит мужчина лет пятидесяти; в пиджаке; проплешина. Он думает, что сейчас ему станет плохо от этой жары. А еще не решается никак это уравнение. Не хочет оно решаться. Математика всегда была его страстью, он считал себя почти счастливым, потому что имеет хоть какую-то страсть. Он посмотрел на пожилую женщину, что стояла перед ним. Как же?.. Ничего не идет на ум, не решается это уравнение. Ему и самому не долго осталось, скоро станет таким же старым, дряхлым, мозги зачерствеют, и тогда он уже точно не решит это уравнение. Духота. А если Х… нет, не получается. Стареть страшно, старость – вот чего он боится больше всего на свете. Ну скорее же, почему очередь не продвигается совсем?! Уже воздуха не хватает. Еще это уравнение… А если он в старости останется совсем один? И будет лежать в постели и ходить под себя и ждать смерти… страшно. Уже глаза закрываются, нужно срочно выйти на воздух. И все же, а если Х…
Оплаченный счет в кармане. Гастроном. Внутри прохладно от холодильных камер. И снова очередь. На сей раз продвигается быстро. Продавщица, средних лет женщина в красном фартуке, работает на удивление расторопно. Она сама поражается, как расторопно она работает. Это все от нервов, наверное. Сына вчера застала с сигаретой. А ведь тринадцать всего. Это ничего, думала она, большинство с этого возраста курят. Что? Пакет молока? Посчитать сдачу. Дело не в том, что рано. Просто она поняла, что сын вырос. А ей не хотелось этого, она этого боялась. Булка хлеба, сейчас. Здесь прохладно, хорошо. Вон, какие все взмыленные заходят, а здесь прохладно. Она пыталась подготовить себя морально к тому, что скоро узнает много нового о сыне. Возможно, он станет плохо учиться. А помельче у вас не будет? Возможно, не поступит в ВУЗ. Ну ладно, потом занесете. Возможно, даже станет преступником. Ведь все возможно. Килограмм? Ничего, если немного больше? И вот вопрос, будет ли она его любить после этого? И если ответ «нет», плохая ли она мать? Сложные вопросы. Ему ведь только тринадцать, лучше об этом не задумываться пока. Нет, это в другом отделе.
Начало второй половины дня. Душная квартира: желтые обои, орехового цвета линолеум. Скрипучий диван, к тому же когда на нем сидишь, потеет задница. Телевизор. Повтор вчерашнего выпуска телешоу. Босые ступни липнут к линолеуму, оставляют на нем влажные отпечатки. Скучно… Нужно сварить поесть. На кухне еще жарче. Закипает вода. За окном двор, дети играют на турниках. Как же жаль, что я уже не ребенок. Тогда мне было бы весело. А так… Высыпаю в воду вермишель. Нужно купить вентилятор. Нет, сначала нужно найти нормальную работу. Такую, чтобы мне было интересно. Дети играют во дворе. Было б здорово, если бы у меня были дети. Да, с ними много проблем, но, наверное, они того стоят. Это же смысл в жизни, дети. Почти сварилось, можно выключать плитку, и так дойдет. Черт, даже хобби нет никакого, телевизор один. Нет, не так. Мне не нужны дети. Мне нужен хоть кто-то, о ком я бы мог заботиться. Завести собаку? Кошку? Попугая? Накладываю вермишель в тарелку, сажусь есть. Нет, это не то. Заботиться о попугае – не то же самое, что заботиться о человеке. Кто-то выиграл сколько-то тысяч рублей. Выиграть бы мне денег… Так о чем это я? Ах, да, вермишель. Горячая очень. Надо подождать. Нужно пока составить план на завтра. Я собираюсь планировать завтрашний день, хотя до конца этого еще много часов. Так, планы на завтра: посмотреть телевизор. Остыло уже, можно есть. Забыл посолить. Что еще завтра сделать? Пойти погулять? Но если такая жара… Душ, надо душ принять. В раковине уже гора посуды немытой. Вспомнилась та блондинка с загорелыми ногами. Нет, вспомнились загорелые ноги той блондинки. Как же скучно. Прохладная вода в душе. Скорей бы завтра. Тогда останется еще на один день меньше. Полотенце. Диван. Телевизор. Вечер уже скоро. Интересное, наверное, телешоу, надо сегодняшний выпуск посмотреть обязательно