Когда ребёнок слаб и мал,
Он любит мать и к ней стремится,
Но как окрепнет, может вдруг
Спиною к ней оборотиться.

А мать, смахнув слезу рукой,
Слова найдёт, чтоб оправдать,
Когда внимания захочет,
Есть способ –
что-нибудь отдать.


Вера взглянула в зеркало, поправила осветлённые волосы, подкрасила губы фирменной французской помадой ярко-розового цвета – осталась довольна. В голубой блузке, оттеняющей свежий загар кожи, в бриджах чуть ниже колен женщина далеко за пятьдесят выглядела импозантно.
- Только вот зубы подкачали, - вздохнула Вера.
Видимо, от многолетнего курения некогда белоснежные ровные передние зубки превратились в редкие пожелтевшие резцы.
- Нет нужды всем их демонстрировать, - успокоила себя Вера, и неторопливо подошла к окну.
Она ждала мужа, который вот-вот должен был подъехать за ней на новеньких «Жигулях». Наконец, они собрались к двоюродной сестре Вале на дачу. Вера уже предвкушала, как здорово они проведут время на природе. Валентина непременно приготовит свои фирменные шашлыки, --«Замаринованные на кефире, с зеленью да под водочку они хорошо пойдут. Мужу нельзя будет выпить – он за рулём, - рассуждала Вера. - Но мы с Валей оторвёмся по полной программе, может быть, и до песен дойдём, как было в прошлый раз».

Вера посмотрела в кухонное окно, и увидела свою восьмидесятилетнюю мать, направлявшуюся к их подъезду.
- И чего это она вздумала приковылять? – возмутилась дочь. - Всё ходит и ходит, старая, сидела бы у себя в квартире и смотрела глупые сериалы. Ведь только что была у меня на прошлой неделе. Да ещё меня упрекает, что я редко её навещаю.
- Когда мне навещать? – рассуждала Вера. – У меня клиенты, дочь с внуками приходит.
Ещё в девяностые годы Вера окончила двухмесячные курсы экстрасенсов, и за пятнадцать лет своей нетрадиционной деятельности приобрела постоянную клиентуру в городе и за его пределами. На курсах она научилась делать необычные пассы руками, почитала литературу по лекарственным травам, и бралась лечить любые болезни. Одно условие требовала она от пациентов – перед началом лечения сходить в церковь. Целительница и комнату, где проводила сеансы, обвесила собственноручно нарисованными иконами. Дела шли успешно, в клиентах недостатка не было. Как могло быть иначе при современном состоянии медицины?
Результаты её работы были очевидны: машину поменяли на новую, натуральную шубу купили, каждый год могли себе позволить съездить отдохнуть на море. А какое уважение и связи в высших кругах! Теперь она для всех Вера Михайловна. Это поднимало женщину в собственных глазах. В семейной жизни тоже всё было отлажено. Взрослые дети живут отдельно своими семьями. Вера с мужем остались вдвоём в просторной трёхкомнатной квартире.
Правда, муж подкачал. Он был старше Веры всего на пять лет, но выглядел далеко не лучшим образом: худощавый, невысокого роста с бельмом на правом глазу и без единого зуба. Вера старалась мужа больным не показывать, а то подумают: «сапожник без сапог». Раньше, когда он работал, было легче. Теперь из-за проблем с ногами он вынужден был уволиться с хорошей работы в Городском совете. Будучи на пенсии, муж взял все заботы по дому на себя. Но иногда от безделья слонялся по квартире.
- Да, и глаз он мог бы спасти от слепоты, - считала Вера. - Если бы слушался меня и регулярно промывал глаза внучкиной мочой, вылечил бы свою глаукому.
Мысли вернулись к матери.
- Что-то долго она поднимается, наверное, лифт ждёт. Но я сейчас отправлю её домой, нечего здесь рассиживаться, да и муж с минуты на минуту подъедет.
Пронзительный и долгий звонок в дверь заставил вздрогнуть Веру. Намереваясь тут же высказать претензии матери, она резко распахнула дверь. За порогом стояла соседка Люся.
- Вера Михайловна, Ваша мать упала на лестнице на первом этаже, не может подняться, кричит от боли.
Вера, не забыв запереть квартиру на ключ, побежала вниз. Возле ступенек лежала в неестественной позе мать: правая её нога была сильно вывернута наружу. Возле неё хлопотали участливые соседки с первого этажа. Сообща они попробовали приподнять старую женщину, но тщетно. Любое движение причиняло ей страшную боль.
- Как же, мать, тебя так угораздило? – всполошилась дочь.
- На нижней лестнице у вас нет поручня, я попыталась держаться за стенку, но оступилась и упала. Видимо, совсем слабая стала, ты уж прости меня за беспокойство.
Вызвали скорую, с трудом положили грузную старую женщину на носилки и отвезли в больницу. Рентгеновский снимок показал перелом шейки бедра. Такой диагноз был страшным приговором. В госпитализации и операции из-за преклонного возраста отказали. «Делайте в Москве за свой счёт», - сказали местные врачи. Аналогичные операции давно делали в Европе, независимо от возраста больных, и за три недели ставили пациентов на ноги. В России медицина такой роскоши не позволяла. Выживет старый человек после тяжеленной травмы – его счастье. Нет - и суда нет.
«Главное в её состоянии - хороший уход», - посоветовал доктор и, наложив на повреждённую ногу гипс, распрощался.
Озадаченная Вера привезла больную мать домой.
- Вот и повеселились на даче, - горестно обратилась она к мужу.
Мать разместили в комнате для клиентов. Купили необходимые принадлежности для ухода. Но боль у матери была настолько сильной, что она не могла сдерживать стоны. Дочь предлагала выпить обезболивающие таблетки, но они помогали лишь на короткое время. Недовольные косые взгляды дочери и зятя отягощали и без того плачевное состояние старой женщины. Она пыталась оправдаться, но дочь твердила своё:
- Не надо было ко мне приходить, сидела бы да ждала, когда я зайду.
- Но, ты же, дочка, не заходила. Я и решила сама вас навестить.
- Вот ты и навестила. А ко мне, между прочим, клиенты, внуки приходят. Что я теперь должна с тобой делать?
- Пожалуй, вызову я твою любимую дочку Людочку. Живёт у себя там, в Германии, в своё удовольствие, а я одна должна тут отдуваться?
- Я вас обеих люблю одинаково. Но ты права, Вера, сообщи Люде о несчастье, позвони ей, - произнесла с надеждой в голосе старушка.
- Вот ещё. Не буду я на телефонные разговоры деньги тратить. Попрошу свою дочку Ирочку, она ей по электронной почте письмо отправит. Посмотрим, как она к тебе приедет.
- Да, оттуда не наездишься, - согласилась мать. - Тем более, что она в прошлом месяце у меня гостила. Зря ты на неё обижаешься. Людочка обо мне заботится. Как приедет, она и окна помоет, и приберётся. Сколько нужных вещей мне купила: и газовую плиту, и телевизор. А в этот раз - вентилятор и пылесос.
- Зачем тебе пылесос? У тебя же свой есть, - заметила Вера.
- Твой сыночек Саша его забрал, - тяжко вздохнув, добавила, - Да, ты не расстраивайся, дочка, может быть, всё обойдётся.
- Как же, обойдётся? Слышала, что врач сказал? Без операции ты можешь на всю жизнь остаться в кровати. Как я справлюсь с тобой? Ты вон какая грузная.
- Может мне операцию сделать? – спросила мать. – Я же скопила на похороны тридцать тысяч рублей и отдала их тебе.
- Что это за деньги? На операцию надо значительно больше.
Мать не стала напоминать дочери о своей однокомнатной квартире, которую она по настоянию Веры оформила на её сына Сашу. Боялась вызвать новую волну недовольства.
Иногда старая женщина засыпала, но сон от боли и тяжких дум был прерывист. Когда боль отпускала, клубок воспоминаний о прожитой жизни наваливался на неё. Она пыталась его распутать и понять, почему на старости лет оказалась так одинока. Не повезло ей с замужеством. Муж с самого начала пристрастился к спиртному, потому и не дожил до шестидесяти лет. Вечная нехватка денег, семейные скандалы. В таких тяжёлых условиях пришлось вырастить дочерей. Старшенькая была покладистой девочкой, денег лишний раз не просила, сочувствовала матери, пешком ходила каждый день в училище за три километра. А младшая дочь была требовательной и горластой. Чуть что не так – в слёзы. И деньги ей выдай на проезд, и музыкальный инструмент купи. Иначе ультиматум – отказывалась учиться.
Мать вспомнила, сколько труда и времени потратила старшая дочь, чтобы помочь ей продать полуразрушенную часть своего дома и купить квартиру со всеми удобствами. Люда её тогда предостерегала: «Квартиру оформляй на себя. Кто будет за тобой ухаживать на старости лет – тому и отпишешь её. Не вздумай оформлять квартиру на Веру или её детей. Вспомни, как редко они тебя навещали, когда ты жила в доме. Когда крыша прохудилась, и вода ручьём текла с потолка в таз, помогли они тебе? Я приехала из Германии, нашла рабочих, и те залатали крышу».
Не послушалась старая женщина совета дочери, оформила квартиру на внука. Саша согласился перевезти бабушке вещи, получив от неё полторы тысячи рублей. С группой друзей он взялся за дело. Разбирать мебель – времени не было. Так и перевезли целиком. Правда, кое-что сломали, но быстро управились, а потом весело отметили новоселье. Светильники помог сосед повесить – родственникам было некогда, а мебель подремонтировал зять, приехавший из Германии. Так что бабушка была всем довольна, если бы не её слабость. Она не раз уже падала, но всё обходилось до этого случая. Ей и сейчас хотелось верить, что она поступила правильно, оставив квартиру тем, кто ближе. Взяла же её, больную, Верочка к себе.
Грустные размышления прервал грубый крик дочери по телефону.
«Наверное, с Людой разговаривает», - предположила мать.
Выругавшись матом, Вера бросила телефонную трубку. Разъярённая, она вбежала в комнату матери, и прокричала:
- Твоя любимая дочка позвонила. Она отказалась за тобой ухаживать.
- Неужели она не поинтересовалась моим состоянием? – спросила мать сквозь слёзы.
- Поинтересовалась. Потом заявила, что если я не хочу обслуживать тебя, то могу перевести твою квартиру, то есть собственность Александра, на неё. В этом случае она возьмёт все заботы на себя. Ишь, чего придумала! Мы и без неё справимся.
У матери в душе загорелся лучик надежды – не бросит её младшенькая, будет ухаживать за ней.
Через пять дней Вера оформила мать в сестринский приют, и с облегчением вздохнула – жизнь для неё вошла в прежнее русло. Всем родственникам Вера сообщила, что отправила мать в специальную больницу для старых людей. Там ей, мол, очень хорошо, кормят прекрасно. Врачи обещают, что через пару месяцев она сможет сидеть.
Эти слухи через родных и знакомых дошли до Людмилы. Но беспокойство за больную мать не покидало её. Она позвонила Ане – соседке матери, отзывчивой молодой женщине. Соседка рассказала, что на днях впервые увидела Веру. Та попросила Анну присматривать за квартирой.
- Я и сама теперь буду сюда заглядывать, - заявила Вера.
Аня навестила в приюте больную женщину и сообщила подробности Людмиле по телефону:
- Ваша мать всё время плачет, отказывается от еды и питья, и причитает: «Жить не хочу. Молю Бога, чтобы забрал меня к себе». На ней была надета рваная больничная рубаха, - продолжила Аня свой грустный рассказ. - Ни глотка воды в стакане на тумбочке, ни клочка туалетной бумаги для ухода за больной. Я сходила в магазин и купила всё необходимое. Мне удалось немного успокоить старушку, напоить её ряженкой. С тяжёлым сердцем распрощалась я с несчастной женщиной - целый день проплакала, вспоминая её.
Людмила поняла, что облегчить участь матери сможет только она, и заказала авиабилет на Москву. Но не суждено было им встретиться. Не выдержало страданий сердце матери…
Свою поездку в Россию Людмила не отменила: хотела увидеть место, где провела последние дни мать, попрощаться с ней теперь уже на её могилке.
В салоне самолёта пыталась забыться, но в мыслях возвращалась к матери, не могла осознать, что никогда не увидит её живой. Вспомнилась недавняя встреча, её светлая, открытая улыбка. Горькие слёзы наворачивались на глаза, украдкой Людмила смахивала их, не желая демонстрировать свою беду рядом сидящим пассажирам.
Остановилась Люда у своей подруги Натальи. Та, как могла, старалась успокоить её страдающую душу.
- Не казни себя, Люда, - говорила Наташа. – Ты делала всё, чтобы облегчить жизнь матери.
- Да, но этого мало, - возражала Людмила. - Надо было раньше приехать, и я могла застать её живой. Если бы я знала всю правду, то давно бы прилетела. Я же звонила заведующей больницей, и она меня успокоила, что, мол, процесс длительный, но через пару месяцев мать будет сидеть. Видишь, Наташа, как она села?
На следующий день Людмила спозаранку отправилась в церковь, заказала молебен за упокой души матери, и на автобусе поехала в маленький посёлок Верея, где была расположена больница. Ехать пришлось около двадцати минут. Прохожие указали на старое ветхое здание, где было организовано так называемое отделение геронтологии. Не без содрогания вошла Люда в это заведение. Несмотря на тёплую погоду, в помещении было холодно и сыро. Дощатые полы, серые давно не знавшие ремонта стены, наводили тоску. Люда заглянула в палаты. На всех кроватях лежали старые больные люди. Несмотря на дневное время, все они спали. Мужчины и женщины возлежали по соседству. Вдруг один мужчина пробудился, тут же получил инъекцию от медсестры в область живота, и снова впал в беспросветную дрёму. И только жужжащие мухи нарушали эту тоскливую сонную тишину. Людмила спросила у санитарки, проходившей мимо, где лежала её мать. Санитарка искренне удивилась:
- У нас знаете, так часто меняются пациенты, что мы не можем всех запомнить. Спросите дежурную медсестру.
Медсестра встретила Людмилу недружелюбно и настороженно.
- Где Ваши тапочки? – строго спросила она посетительницу.
- Я принесла Вам конфеты, чтобы Вы помянули мою мать, - сказала Людмила.
Медсестра сменила гнев на милость, показала палату, где провела последние дни их пациентка.
- Вашу маму каждую неделю навещали двое мужчин, - сообщила медсестра. - Вроде бы её зять и внук. Некоторых пациентов у нас вообще никто не навещает.
На месте матери, возле окна лежала беспомощная старушка. Глядя на неё, Люда представила свою бедную, никому ненужную мать.
Слёзы заволокли глаза. Подошедшая санитарка пыталась её успокоить.
- Ну что поделаешь – больные старые люди. Вот и эта старушка скоро уйдёт туда же, куда и Ваша мать.
Люда осознала всю бедственность положения находящихся здесь больных старых людей. Теперь она поняла, что из такой больницы есть один только выход – на тот свет. Как в страшном сне покинула она мрачное заведение.
Возвратившись домой в Германию, Людмила открыла тетрадь стихов матери. Этот незатейливый подарок сделала ей мать во время последней их встречи.
- Я тут, дочка, переписала свои стихи для тебя. Я знаю, если со мной что-нибудь случится, все мои записи полетят на свалку, - произнесла она тогда с грустью.
Но Люда так и не открыла эту тетрадь раньше. Считала, что все эти стихи она не раз слышала от матери. Она начала машинально перелистывать странички школьной тетради, исписанные знакомым почерком, и вдруг прочитала:

Моя дочка, тебе посвящаю
Эту тетрадку своих стихов!
Я шаги твои сразу узнаю
Среди сотни иных шагов.
Если даже взойду на вершины
Белоснежных, могучих гор,
Переправлюсь через долины,
Через реки, и сотни озёр.
Если даже пройду по свету,
Надышавшись природой всей,
То я смело скажу, что нету
Никого, кроме дочки родней!

И снова слёзы раскаяния и тоски хлынули из глаз дочери. Немного успокоившись, Людмила написала горькие строки:

Сорок дней ты страдала в тиши,
и с надеждой молила: «Приди».
А у нас всё земные дела.
Потерпи, мать, настанет пора.

Я заеду к тебе - ободрю,
чаем с лакомством напою.
Не дождалась ты светлого дня,
не простившись, ушла от меня.

Тяжко, горько было одной
дом привычный покинуть земной.
Те, кто рядом – душой далеки,
кто милее - пути нелегки.