Жил был на свете индеец.
Ну, как индеец? – да так, любил он про индейцев читать. Индейцев он, конечно, отродясь не видел, но, когда читал про индейцев, то думал, что книги про него написаны.
И когда он читал эти книги, то перед взором его рисовались картины мужественных и посвященных в тайны природы людей, ему виделось, что именно он обладает этой реальной властью над миром, в результате использования которой он мог добиться любой цели. И если по какой-то случайности или недоразумению он пока не получал того, что хотел, то он говорил, что вообще-то он и не хотел этого вовсе.
Он так и жил в захолустном городке, ходил как все на работу. И лишь потому продолжал ходить, что любил свою работу, и из захолустья уезжать никуда не хотел (по крайней мере, он так всем говорил). И о том, что он – индеец - знал только он сам, ну еще иногда жена догадывалась.

Самое интересное, что для развития сверхвозможностей он ничего не делал. Только книжки читал. А жил, между тем, в обычном городке с обычными людьми. И ведь когда читал книжки, не менялось вокруг ровным счетом ничего. Но ему казалось, что с каждой прочтенной страницей сила и знание переполняли его.
Книги попадались разные. Но в большинстве своем про мексиканского индейца-мага Дона Хуана. Вот и зацепила слава дона Хуана этого индейца и покоя ему не давала.
Справедливости ради стоит отметить, что в самих книжках так и описывались практики продвижения в неведомое и реальную власть над миром, что, по ним судя, для этого ничего делать не надо было. Ну, разве только дурь всякую есть и тренировать воображение с интуицией. Если с воображением все ясно: тренируй себе и тренируй, то интуиция – дело тонкое, почти неосязаемое. Как ее тренировать – вообще непонятно. Ладно, с событиями еще как-то разобраться можно: там хоть критерий есть – либо угадал, либо не угадал; но ведь есть и люди, и проинтуичить, что они чувствуют вообще трудно. И даже если проинтуичишь, то где гарантия, что ты не ошибся?
Но наш индеец все более укреплялся в правильности выбранного пути. Он становился воином. Да-да - вот так вот прямо и становился. С кем он собирался воевать – было неясно. Но ясно и определенно: он становился воином. Агрессивность росла, непримиримость к несовершенству достигала точки кипения, а те, кто не понимал его высшего предназначения, становились первыми жертвами. Вообще понимание несовершенства людского приобретало необозримые границы. Вот, к примеру, если человек курил или пил – ну это и к бабке не ходи – несовершенство. С такими несовершенствами и жить было людям незачем. А если они еще и свободными себя считали, то воинственность воина начинала закипать и он все силы прилагал, чтобы убедить недостойных в обратном. При этом, сам он и не пил, и не курил. В каких-то особых талантах, правда, тоже замечен не был, но зато эти достоинства в нем были бесспорными.
А еще он страстно хотел приобрести силу. В этом недостойном его присутствия мире сила была первой необходимостью. И ее он приобретал не какими-то упражнениями, а введением недостойных людей в неуравновешенное состояние и напиткой энергией этих людей, которые негодуют и недовольствуют. Тут ведь что было главным: нельзя было эмоционально реагировать ни на что. Особенно плохо, когда человеком обуревали негативные эмоции. Воин в этом случае сразу вставал на тропу войны: нечего тут эмоции проявлять! Люди не догадывались даже, кого они встретили на своем пути. Им и в голову не приходило, что перед ними индеец, и уж тем более – воин. Но люди ничего не знали. Они общались с ним как обычно, если не соглашались – спорили, если соглашались – улыбались. Короче – оставались эмоциональными. А воин от эмоций уже избавился, и от привязанностей он тоже избавился. И от любви он избавился, и от понятий друг и недруг он тоже избавился.
И остался лишь он один – как накопитель Силы, и остальные – как источники его Силы. Вот, к примеру, стоит человек на остановке. А воин уже знает: он несовершенен, и от него исходит опасность для воина. Доказывать этого воин никому не собирался. Это ведь и так очевидно. Вот сами посмотрите: если этого человека ни с того, ни с сего пнуть, то его несовершенство станет очевидным: он очень эмоционально отреагирует. Эмоции оказываются, как правило, негативными. Иногда несовершенство человека настолько велико, что он скатывается до рукоприкладства. Тут воину лучше не вмешиваться, и лучше ретироваться, а то вдруг станешь таким же, как этот недостойный?
Имя свое лучше тоже лишний раз не называть… Враг не должен знать, с кем имеет дело. Поэтому воин оставался анонимным. Долго. Эксперименты на остановках по добыванию силы были небезопасны, и воин не рисковал, он нашел очень изысканный способ эксплуатировать людское несовершенство: он стал говорить о людях гадости. Причем заочно, и не называя себя. Гадости эти выглядели весьма правдоподобно: вот зайдет он к приятелям, увидит что-то, что ему не понравится, (при этом совершенно неважно, что множество других людей эти недостатки даже не заметят и не придадут им значения) и приготовится к удару. Он может долго носить эту информацию в себе, пока не появится удобный момент, а вот тогда он и наносит удар по несовершенству людскому. Понятно, что несовершенным людям это совсем не нравилось. Они реагировали, по меньшей мере, эмоционально. А часто – очень эмоционально. Но воину только это и нужно было. Он считал себя победителем, силы в нем становилось все больше. И все с большей уверенностью воин смотрел вокруг: его виденье мира было верным, единственно верным и это подтверждалось с каждым часом, днем, годом….
Он менялся не только внутренне. В нем так же стали происходить внешние перемены. Речь его становилась временами торжественной, важной и надменной. Привычное заикание сглаживалось, и воин еще раз убеждался в правильности выбранного пути. Голова гордо восседала на шее и властно осматривала окружающее пространство. Взгляд становился победоносным. Походка стала неторопливой и плавной.
А книжки он продолжал читать. И все более упивался собственной продвинутостью и пониманием сути вещей. Все более приоткрывались перед ним тайны мироздания. Он все отчетливее понимал условность привычных нравственных норм и их необязательность для него. Что такое нравственность? - думал он, - это всего лишь еще один способ заставить поступать человека предсказуемо. А я - воин - должен быть непредсказуем, и нормы эти мне только мешают. Они мне уже не нужны. Мне можно все!!!!!!!

Трансформации сознания воина происходили непрерывно. Ему даже сны стали сниться, где его раз за разом приглашали на совет индейцев, и они сидели кругом у костра и он – ОН! – был удостоен высшего посвящения индейцев! – ему давалось новое имя. Каждый раз он просыпался на самом интересном месте: старейшина, вождь начинал произносить имя… И сон обрывался. Имени он так и не слышал.
После таких снов ему становилось не по себе. Он мучительно думал, чего он еще не достиг и усиленно начинал самосовершенствоваться: тратил деньги на новые книги, читал их с новыми силами, писал и говорил людям новые гадости, при этом утверждая, что он шутит… Но смеющихся вокруг не было. Люди оставались недостойными. Они реагировали неправильно…
А сны все снились и снились. С каждым сном, буквально по капельке приоткрывался кусочек тайны его имени….
Один раз во время его посвящения он явственно услышал слово Сила… Значит в его имени это слово присутствует….
Он наращивал свои усилия и рвение по постижению тайн индейцев и воинов…

Он становился воином все более осторожным, настороженным, тем более, что врагов у него становилось все больше… Мало кому нравилось, когда о нем говорят гадости. Можно сказать, что это не нравилось никому.
Но воин был беспощаден.
Все чаще в его адрес раздавалась ругань от недостойных людей. Все чаще его называли козлом, скотиной… Но ему было все равно – он видел сны. Где ему давали новое имя… Одно из слов он уже знал – СИЛА, а тут как-то еще одно слово открылось – БОЛЬШОГО- воин три дня бегал окрыленным…

Прошло еще какое-то время и снится ему сон: совет вождей сидит вокруг костра. Все торжественно молчат. Вождей по счету всего пять. И они мучительно придумывают воину новое имя. Никак не могут договориться. С первыми двумя словами все ясно: СИЛАБОЛЬШОГО…. А последнее слово никак не рождалось. Тогда решили голосовать и тянуть жребий. Накрутили бумажек. Каждый на своем клочке что-то написал… Потом собрали и прочли. Опять мнения разделились: две скрученных бумажки содержали в себе слово УМА, то есть имя получалось таким СИЛАБОЛЬШОГОУМА, а две других содержали в себе слово ДЕРЬМА, и все должна была решить пятая бумажка. ЕЕ долго не решались прочесть, а когда прочли, то в ней было написано: ДЕРЬ(зачеркнуто)-УМА…
Долго совещались вожди.
И решили, что воина теперь будут звать СИЛАБОЛЬШОГО-ДЕРЬ(Зачеркнуто)-УМА…

* * *
После посвящения в индейцы и обретения нового имени жизнь воина изменилась радикальным образом. Он стал еще нелюдимее и отстраненней. Дома его почти не было слышно. Он уходил в свою комнату и не выходил из нее часами.
Эта странность в поведении воина легко объяснялась. С некоторых пор в комнате воина появился еще один индеец. Временами он был одет как мексиканские индейцы майя. Но поскольку переходы по тоннелям пространства и времени занимали немало энергии и сил, то и размером он был с маленький кактус. Да он и был кактус. Этот кактус принесла в дом жена воина, еще давно. А с недавних пор он стал превращаться в индейца и разговаривать.
Однажды, когда вокруг качалось марево летней жары, и воин, изнемогая от зноя, возвратился с работы, комната его наполнилась легкой дымкой. Не было ни запахов, ни звуков. Была только дымка, прохладная и влажная, как туман. Кактус, стоявший на подоконнике, приобрел новые очертания: сначала сформировался абрис – силуэт маленького человечка, а потом проступили черты лица индейца майя. Медного цвета профиль, миндалевидный глаз, и нос, фактически продолжавший линию лба (голову индейца воин видел только в профиль)… Губы слегка дернулись и индеец начал говорить.
- Воин, - позвал он – ты инициирован нашим племенем в носителя тайны индейцев майя. Ты теперь служишь нашей цивилизации и призван научить людей, так далеко ушедших от гармонии с природой, правильному поведению….
Воин вздрогнул. Мимо пробежала ящерка с зашитыми глазами. Она ничуть не удивила его. О ней он уже читал. А про говорящих индейцев майя, проявляющихся из кактусов, он не слышал.
- Так видимо и есть, – сказал воин сам себе. – Я давно чувствовал, что призван нести людям дар. Дар силы. А если они этот дар не возьмут, то их сила станет моей.
Воин решительно встал и в знак благодарности полил кактус. Кактус замолчал. Снова пробежала ящерица, но теперь с зашитым ртом. Она подмигнула ему и исчезла.
Туман рассеялся. Воин растерянно стоял посреди комнаты.
Что делать? Как жить дальше? – мысли судорожно вертелись в его голове. Вот сейчас придет жена. И как ей рассказать о случившемся?
Но тут снова промелькнула ящерица с зашитым ртом. А-а-а, - догадался воин, рассказывать никому ничего нельзя.
Итак – служение началось. Что начал делать воин? Он начал делать то, что и делал раньше: он стал учить людей правильно реагировать на объективные данные о них. Единственное, что изменилось в воине – он стал добрее. Прежде, чем сказать какую-то новую гадость, он мысленно просил прощения у человека. Он ведь радел исключительно за гармоничное и правильное развитие окружающих.
Когда наступала жара, индеец появлялся чаще. И рассказывал воину о грядущих изменениях земли. Он знал все: и о потеплении глобальном, и о праязыках древних славян, и о тайнах Карлоса Кастанеды, и о тайной жизни Гитлера, после 1945 года.
Гитлер, как известно из достоверных источников, не был сожжен в Берлине, а переехал в Южную Америку. Там он тоже был посвящен в индейцы майя и встречался с кактусом, растущим у воина. Гитлер и рассказал кактусу –майя о том, что никакого холокоста не было. И про мировое правительство, возглавляемое евреями… А когда Гитлер был посвящен в более высокие магические саны и дематериализован, он стал являться Трехлебову и рассказал ему о русских ведах. (Когда кактус начинал говорить о Гитлере, он иногда сбивался, у него проступали усики и он начинал брызгать слюной, но быстро брал себя в колючки и снова становился индейцем-майя.)
У воина иногда появлялись сомнения: правду ли говорит ему кактус? Он вообще-то привык все проверять и иметь дело лишь с достоверными источниками. И тогда он устраивал допрос кактусу с пристрастием. Кактус клялся, что все – совершенная правда, а вот учебники истории все врут…
После таких бесед воину становилось легче. Ящерицы сопровождали его во время бесед с индейцем и постоянно доставляли новые сведенья об истории земли, праязыков и планах мирового правительства , иногда еще и чай подавали. Через какое-то время воин постиг все подводные течения мировой политики и знал, кто что замышляет и кому когда будет быстрый конец.
Иногда, когда туман рассеивался и воин возвращался в эту скучную реальность, ему становилось нестерпимо жаль супругу и ящериц. Им ведь должно быть больно с нитками-то во рту и на глазах… И вообще – кто им зашил рот с глазами?
Но малодушие длилось недолго. Воин быстро исполнял порученные ему задания: учил окружающих гармонии с помощью гадостей, и возвращался в свою комнату. Она снова наполнялась туманом. И уже там, за туманом, зашитые глаза и рот ящериц не казались воину зверством. Да хоть и лапы им вместе сшей, если для служения нужно! И выходить из тумана воин старался все реже и реже.
Однако доверие индейцу-кактусу у него пропадало. Чего-то этот кактус не договаривал… И воин стал думать над тем, как ему завладеть всей достоверной информацией кактуса, но не зависеть от этого зеленого майя. Кактус стал манипулировать воином. Он придерживал важные сведения до поры до времени, и выдавал их лишь тогда, когда воин поливал этого пройдоху. Дозы требуемой кактусом питательной влаги росли, а информации он поставлял все меньше и меньше. Воин понял: так дальше жить нельзя. Он должен обладать всей полнотой знания майя. А по возможности - и инков…
Решение пришло неожиданно и пронзительно. Как инсайт. Однажды утром воин встал, оделся, и пока не сгустился привычный туман озарений, подошел к окну. На окне стоял этот хитрый индеец, прикинувшийся кактусом, и похоже, вообще не собирался разговаривать с воином. Воин понял: индеец должен стать частью воина. Воин должен его поглотить! Или - этот маленький и зеленый, или – воин, обладающий всей полнотой знания!..
Сомнений больше не было. Воин съел кактус с окна. И воспрял. Больше никто им не манипулировал. А все тайны истории и мироздания теперь были в нем самом.

Дорога лежала пред ним…
Столько открытий миру и людям еще нужно было подарить. Воин понес Дар людям. (иногда, правда, всплывало его индейское имя во сне, но ведь про него никто не знал). Туман больше не рассеивался. И за этим туманом иногда раздавался гомерический хохот воина, устроившего очередной урок очередному неразумному человечешке… Жизнь воина приобретала новые звучание и смысл…