Захотел узнать жизнь посмотреть на неё со всех ракурсов. Открыть глаза заглянуть в недры душ людей и познать прекрасный мир с его кошмарами в темных переулках. Отправился в поиски философии и не знал что и за это придётся платить. Но тут ничего не попишешь я заплатил за это и цена очень высока. Ведь не зря говорится что от глубокого познания философии может поехать крыша. Назад пути нет. Неее, если честно назад не хочу. Хотя дело-то не в познании философии, а точнее не только в ней, согласись? Было бы не правильно обвинять невинное, лучше обвинить непознанное, на которое по меньшей мере тысячу лет не будет ответов - это наш разум. Вывод: философия помогла мне разглядеть то что я раньше только слышал, почувствовать запах и вкус жженой полыни.
Мне надоело кричать в бесконечность, все равно меня ни кто не слышит и уж совсем не нужно обижаться на то что тебя не понимают. Странно, но я нашел в себе силы сказать то что ранее кричал с пеной у рта, пытаясь кому-либо объяснить что-то свое, наивно полагая что кому-то есть до этого дело. Вообще-то я не собирался ни кому ни чего объяснять и уж тем более доказывать. Но при рассказе "об этом" слышал такие реплики как: да ладно, ерунда, не забивай голову. О том что я расскажу не поверишь, но для меня теперь это не имеет абсолютно ни какого значения.

Мне достаточно лет для того, чтобы задуматься о довольно серьезных вещах. Хотя и не достиг среднего возраста, имею право глубоко философствовать. Правильно или нет - решать не мне. Постоянно жалею о том чему раньше не придавал особого значения и чего не мог предотвратить. Быть может сложилось бы все совсем по другому.
Часто вспоминаю детство и произошедшие события, оставившие неизгладимый след в моей жизни. Я был не совсем ординарным ребенком, скорее, совсем не ординарным. Понимаю это только сейчас. Мог часами гулять по улочкам нашего небольшого городка. Находил для себя странные занятия. Я очень любил одиночество. У меня были воображаемые друзья, которых мне не хватало в жизни. Зато мой мир был красочней и ярче, чем у остальных. Я не говорю, что одиночество это лучше чем шумная компания друзей, просто мне нужно было компенсировать чем-то их отсутствие
Совсем ребёнком первый раз я пришёл на футбольное поле. Позже меня перестали принимать в игру. Максимум какую пользу я мог принести команде, это бегать за мячом, укатившимся за пределы поля.
Я точно знал что говорили обо мне у меня за спиной. О том что я не нормальный, странный. Этого мне ни кто не говорил в лицо.
Однажды попросил у родителей купить мне футбольный мяч. Они пообещали подарить мне его на день рождения. Где-то через месяц я уже держал его в руках. Приходил на поле очень рано, и в место школы. Представлял полные трибуны. На высохшей и пресованой земле видел самую зелёную в мире газонную траву. Трибуны ликовали за мою безупречную игру.
Чувствовал себя предательски не комфортно в окружающем меня мире. Я видел себя таким, как воспринимали меня остальные: белой вороной в обличии серой мышки. Честно сказать, я хотел быть таким как все. Чтобы меня уважали, звали с собой играть, восхищённо смотрели на меня и говорили, что этот парень действительно крут. Глупо, очень глупо... ребёнок. Некому было сказать мне, что нужно оставаться самим собой и не подстраиваться под серую массу общественности, в место этого подстроить общество под себя и дать понять что нужно воспринимать меня таким, какой я есть. Вот тогда бы я стал человеком с большой буквы.
Друзей у меня не было не по многим причинам. Их было всего две. первую я уже назвал, а вторая-это отсутствие братства в дружбе. Мне не хотелось что-бы проблемы друга были только его проблемами, но и моими тоже. Делиться с другом не только своей бедой, но и последней конфетой. Но и это всё материя, ведь для меня всегда было важней родство душ. Мало того, что я был изгоем в добавок ко всему таких людей рядом со мной не было
Вот такое "благотворное" влияние оказывалось на мою детскую неустоявшуюся психику. Я часто плакал без смысла и по делу, но ни когда не плакал от физической боли. Мне просто становилось обидно когда задавал себе вопрос: за что я чувствую эту боль? От этого становилось горько и сами собой наворачивались слезы.
Я каждый год летом ложился на обследование в психиатрическое отделение для не буйных на целых две недели прекраснейшего времени года.
Я не имел ни малейшего подозрения на то, что мыслями я хоть малость отличаюсь от кого бы то не было. Видеть галлюцинации для меня было жизненной нормой и разговаривать с несуществующими, воображаемыми существами. (Чем дальше в лес, тем больше дров)чем я становился старше, тем больше эта проблема набирала обороты.
Добродушия мне было не занимать. Широченная душа в тельце маленького, абсолютно безобидного ребёнка. Псевдоопыт жизни подсказывал мне: без жестокости в этом мире нельзя. Значит, будем прививат её. Брал гигантскую дедовскую мухобойку, решительно отправлялся на истребление мух. После же первой убитой мухи горько плакал над её тельцем. Когда понимал, что она отлетала своё, устраивал ей похоронную церемонию, и ещё долго винил себя в её смерти. Хоронил в спичечном коробке со всеми привилегиями. Драки во дворе с моим участием были чрезмерно ожесточенными, но это же совсем другое. Я понимал, если не я... тогда побьют меня. Не смотря на жестокость в драке, я не мог относиться также к живым беззащитным существам, не причинившим мне зла, даже к мухам. Мне не хватало жестокости, я был заморочен этой мыслью.
Время неумолимо шло. Стал понимать что укладывается в понимании нормальных людей, а что и не совсем. Теперь я не маленький ребёнок, а уже огромный одиннадцатилетний мужчина. Каждый день качал бицепсы и пресс, становился своего рода супер меном, и лето для меня стало на две недели длиннее. Врачи считали, что я полностью исцелён. Старательно скрывал происходящее в моей голове, когда стало твориться необъяснимое даже для меня. Произошёл личностный перелом. Становилось невыносимо жить. Подружился с тем что всегда меня выслушает и никогда не перебьёт в разговоре, что хранит много тайн - это бумага.
Видимость мира стала в чёрно-белом контрасте. Я получил то, чего хотел, но о чём давно перестал думать - жестокость. И не в том виде в каком бы хотелось, а прИступная не контролируемая и разная. Разная в том смысле что их было три - разные люди - три абсолютно разные души. Одна позволяла мне видеть души умерших; вторая - ненавидеть в сотни раз сильнее, чем ненавидел Гитлер евреев; третья - не давала покоя и сводила с ума. Я знаю что сопровождает их выход наружу - горький запах и легкий привкус жжёной полыни. После, остается наблюдать за самим собой из своей же головы что делает моё тело.
Попытки самоубийства следовали одна за другой. Они оставались только попытками из-за некоторых принципов: тело должно оставаться целым. Сколько бы я не пил таблеток, организм справлялся. И только неделя жизни для меня после этого становилась тайной. Потом лёгкое пристрастие к алкоголю. Тем самым усугублял своё состояние, с каждым днём становилось хуже. Гадость эта вылазила из меня всё чаще. Я не переставал писать, поддерживал дружбу с бумагой. Когда заканчивал - рвал смывал в унитазе с мыслью, что всё ровно рукописи не горят и уж тем более не тонут. Делал это только по тому что не хотел чтобы всё это дошло до посторонних глаз.
По истечению времени перестал обращать внимание на заточение во мне "посторонних". Но страх не притупился. Часто сижу в комнате в одиночестве, но не один. Теперь я могу спать.
В первые это случилось когда я был подростком. Я не забуду тот вечер. Была осень, примерно девять часов. Я зашёл домой, из кухни тянул приятный запах жареной картошки с мясом. Наклонился для того, чтобы снять с себя обувь, ощутил сильный удар крови в голову и мерзкий запах жжёной полыни. Пропал звук доносящийся из зала и кухни, звук телевизора и швырчание картошки на сковороде. Наступила гробовая тишина. В испуге прокричал:"это я!". Чтобы проверить что слышу я свой голос и не оглох ли я. С дрожащими поджилками прошёл на кухню и побелел от ужаса. Там сидел не прозрачный силуэт человека, склонившего голову, как будто плачет и периодически поднимал голову, будто бы обращаясь к богу, вымаливая прощения. Все было не так... Мама стояла ко мне спиной. Она всегда встречала меня, а сейчас даже не слышала меня. Мама повернулась ко мне лицом: испуганные ужасом и залитые кровью глаза, изо рта и носа текла кровь, фальшиво натянутая улыбка.
-Садись есть,- сказала она с холодной интонацией в голосе. Я не подал вида страха.
-Я не голоден,- ответил я и на ватных ногах прошёл гостиную. Там стоял человек. Его силуэт освещал телевизор в темноте. Тянул ко мне руки. Младшая сестра играла на лысине у папы, протерла куклой ему голову до выступления сукровицы. Я сохранял самообладание и как ни в чём не бывало подошёл и вырвал из её рук куклу. Этот дикий взгляд сестры теперь снится мне в самых жутких кошмарах и её непрерывные ужасные гримасы. С тех пор мне мне редко удаётся побыть одному...
Теперь "ОНИ" и ЗАПАХ ЖЖЁНОЙ ПОЛЫНИ со мной всегда...