Глава семнадцатая. Мария.

Человечество испокон веков стремилось обустроить свою жизнь так, чтобы она не казалась такой бездарной и никчёмной. Оно выдумывало сложные приборы, якобы стараясь облегчить жизнь, но по существу подкладывая часовой механизм со взрывным устройством под прочный фундамент бытия. Потому как если не заниматься повседневными заботами, то совершенно непонятно чему посвятить жизнь. Однако дымники справились и с этой неразрешимой проблемой, в свободное время они жарили шашлыки, топили бани, печи, костры, жгли свечи и петарды, словом всё, что так или иначе могло вырабатывать дым. Автомобили на Гелиосе ценились не мощностью коробки передач, удобством салона и экономичностью двигателя, а количеством дыма выбрасываемым не только в атмосферу, но и внутрь салона. Как правило, закопчённые и пропахшие гарью салоны, ценились больше всего. В них хотелось не просто ездить, но и жить! Только крупные миллиардеры и политики могли позволить себе дорогие подержанные и насквозь прокопчённые машины.
Дети на Гелиосе начинали курить и дышать дымом прямо с пелёнок. Любой любящий отец или сердобольная мать первым делом вместо соски приучали малышей к сигаретам и папиросам, а самое главное к сигарам, потому как у последних дым представлялся наиболее едким и веселящим душу. Дымили на Гелиосе не только люди, но и домашние животные. Особенно те, которые жили в богатых семьях с бюджетом, позволяющим покупать дорогие и экстравагантные сигареты для братьев меньших. Собственно по курению или не курению кошек, попугаев и собак можно было составить мнение о достатке, образованности и культурном статусе семьи.
Существовала масса клубов, куда можно было прийти с сигарой или кадилом, поделиться впечатлениями с единомышленниками, рассказать несколько свежих анекдотов об иных, втоптать в грязь их малопонятный образ жизни и подышать воздухом всеобщего единения. Заинтересовавшийся инопланетянин, разумеется, захочет спросить: «а какова конечная цель развития подобного общества»? На что любой житель Гелиоса ответит вам просто и ясно: «возьми от жизни как можно больше дыма». Дымники знали толк в жизни и ценили каждый её миг, каждую секунду отведённую им свыше.
Но как в любом правиле есть исключения, так и в обществе благополучных дымников случались отщепенцы и деградирующие элементы, которые не просто отказывались от дыма, но и всеми силами боролись с ним, ссылаясь на выдуманную и абсолютно вульгарную антидымную идеалогию. Так называемые революционеры устраивали невыносимо скучные бунты, забастовки и манифестации. Одеваясь в противогазы, они отказывались дышать воздухом свободы, и устраивали безобразные митинги в поддержку чистого неба без гари и пыли. Местные власти постоянно устраивали на них облавы и даже несколько раз пытались запретить антидымную идеалогию, но отсутствие альтернативы могло вызвать немало кривотолков в народе, и поэтому антидымников терпели, скрипя зубами.
Тётя Антонины Павловны Ковришкиной слыла женщиной небедной. Её сын состоялся как преуспевающий бизнесмен, и поэтому с барского стола ей и её младшей дочери перепадало. Денег хватало даже на личного шофёра и на горничную, не говоря уже о приватных печах и дорогих сигарах. Впрочем, в далёкие времена, когда дымники ещё не захватили власть в свои руки, тётя Оля считалась вполне обычной женщиной, и общалась с простыми людьми, а именно с Антониной Павловной. Теперь же общение с родственницей доставляло тёте Оле массу огорчений и неприятных хлопот. Всякий раз в Новый Год или в какой другой праздник тётя Оля не могла не поздравить свою давнюю родственницу, но как только Антонина Павловна собиралась навестить тётю Олю, та тут же находила массу причин, по которым сделать это не представлялось возможным. В частности, однажды она выразилась примерно так: «Постой, дай-ка я подумаю, соскучилась я или нет». Разумеется, тётя Оля скучала, но не могла позволить себе пригласить в дом женщину сомнительного происхождения. Наслаждаться дымом рядом с беднотой было выше её сил. Тем более, что тётя Оля не сомневалась, что Антонина Павловна и понятия не имеет о дорогих сигарах, уж не говоря о специальных печах, которые придавали дыму особый, неповторимый запах. Тетя Оля была уверена в том, что способность различать тонкие запахи дыма дана немногим жителям Гелиоса, а именно талант этот, как казалось ей, должен был неразрывно быть связан с состоянием дымника. Чернь, по мнению тёти, наслаждалась дымом грязно и неумело, не вдаваясь в суть процесса. Большинство готово было жечь что попало, лишь бы шёл дым. Такое отношение к божественному культу раздражало тётю Олю, и она тихо презирала человечество за это, хотя и отдавало ему должное в целом.
– Мама, – начала как-то раз Мария, когда вернулась из консерватории, – может быть, пригласим к нам Ковришкиных?
– Ты с ума сошла, доченька! Даже не называй эту фамилию в моём присутствии. Ты же знаешь, насколько невежественна Антонина Павловна. Не дай бог наговорит что-нибудь лишнее. Ещё не хватало вольнодумства в нашем доме!
– Но мама, будь снисходительнее. К примеру, я уважительно отношусь к Антонине Павловне. В былые времена, насколько я знаю, ты даже жила у них полгода, потому что не имела своего жилья. Разве не так?
– Мало ли кто с кем жил, и кто с кем общался. Раньше было так, а теперь всё иначе. Кто виноват в том, что Антонина Павловна не перестроилась?
– Как будто мы с тобой перестроились, мама. Живём за счёт Олега. Стыдно.
– Не говори так! Чего тебе стыдиться? Ты же человек искусства, должна понимать, что деньги – не главное.
– Ты так говоришь, потому что они у тебя есть. Но не все могут себе позволить дорогие печи и сигары, и ты это знаешь. Я не понимаю, чем ты гордишься? Деньги, на которые они покупаются, всё равно не наши. Не будь Олега, мы были бы такой же нищетой.
– Никогда! И потом, о чём ты говоришь, Олег мой сын, а значит его успех частично и моя заслуга, как матери.
– Насколько я помню, ты хотела, чтобы он стал фигуристом.
– Много ты понимаешь. Это было при старом режиме. Тогда быть фигуристом считалось престижным.
– Олег – натуральный сноб и бездарь, каких много. Просто попал на волну. Оказался в нужном месте в нужное время. И к тому же он абсолютно не сентиментален. Вспомни хотя бы, как ты охраняла его виллу. Тебя не смутило, что он нанял тебя охранником? Потом когда ты оказалась под дулом пистолета, а из помещения вынесли всё самое ценное, он переживал не за тебя, а за печь, сигары и люстру, источающею чад от свечей. Якобы, это была самая редкая люстра на Гелиосе, опробованная самим президентом и он заплатил за неё, как за туристический остров.
– Мария, как тебе не стыдно?! Олег оплачивает твои наряды и развлечения твоей дочери, – тётя Оля покрутила у виска, и шёпотом прибавила, – у него наверняка повсюду жучки расставлены.
– Ну-ну, мама. Олежек услышит нас и откажет в очередном кредите. Да и чёрт с ним! Пусть подавиться! Меня достали его однообразные шуточки и круг общения. Все эти дымники с одной прямой извилиной. Я хочу общаться с Ковришкинымии и спокойно ездить к ним в гости.
– Сумасшедшая! Что на тебя нашло?
– Нашло? Да я всегда презирала ваш образ жизни. Терпела из-за дочери. Меня тошнит от вашего дыма, так и знай!
Последняя фраза дочери оказалась последней каплей в переполненную чашу тёти Оли, которая в расстройстве и ужасе схватилась за сердце и, сделав круглые глаза, прокричала:
– Дура! Ты знаешь, что будет, если Олег узнает о твоём сочувствии идеалогии антидымников?
– Не подпишет очередной чек? – уточнила Мария.
– Видимо ты не понимаешь, о чём говоришь. Политика гораздо серьёзнее денег.
– Плевать. Что он мне сделает, упрячет за решётку?
В дверь постучали, и показалась гладковыбритая голова водителя.
– Разрешите напомнить, вы собирались ехать за город.
– Пошёл к чёрту! – не сдержалась Мария. – Кто тебе позволял встревать в разговор?
– Но Ольга Степановна…
– Сгинь!
– Позвольте напомнить, что вас пригласил мэр города.
– Можете передать ему, что я отказываюсь ехать, потому что у него пахнет изо рта.
Водитель что-то показывал Марии и почему-то указывал пальцем на дверь, которая неожиданно распахнулась, и оттуда показалась голова мэра с залысиной и отвратительной улыбкой на лице.
– Ах, это вы? – улыбнулась Мария. – Уже почистили зубы?
Мэр недоумевая смотрел то на Марию, то на тётю Олю, которая не выдержав напряжения тут же рухнула в обморок.
– Ну вот, довели маменьку до белого каления! – громко воскликнула Мария. – Это всё от вашего мерзкого дыма. Ну что стоите как истуканы, вызывайте врача.
Водитель бросился к телефону, чтобы звонить, а мэр продолжал стоять в дверях, не понимая, что же здесь произошло. По-видимому, такой расклад никак не укладывался в его разложенном по полочкам ежедневнике. Он непонимающе хлопал глазами и усиленно пытался осмыслить несколько нестандартных фраз Марии.
– Скорая сейчас будет, – доложил водитель и встал рядом с мэром.
– Вот оказия, – заговорил наконец мэр. – Надо же, накануне основного торжества.
– Будьте покойны, мама больше не будет принимать участия в ваших идиотских праздниках.
– Что вы сказали? – улыбнулся, как будто не расслышав, мэр.
– Что слышал, индюк напыщенный, – окончательно съехала с катушек Мария.
Водитель от ужаса сложился вчетверо и спрятался за ногу мэра. Глаза его излучали смесь восторга с неописуемым страхом. Казалось, что все эти безумные фразы говорит не Мария, а он сам.
– Маша, вы в своём уме? – попытался исправить ситуацию мэр, понимая насколько высоко в правительственных кругах имеет связи её брат.
– Абсолютно. Убирайтесь отсюда по добру по здорову! И чтобы ноги вашей здесь больше не было.
– Имейте в виду, это вам просто так с рук не сойдёт, – нелепо пригрозил мэр, и вышел, бросив ещё один взгляд на потерявшую сознание тётю Олю.
– Ещё посмотрим, кому не сойдёт, – бросила ответную угрозу Мария. – Считайте, что с должностью мэра вы уже распрощались.
Мэр вздрогнул, но не ответил. Глаза его налились кровью. Он схватил шляпу и выбежал из помещения. Водитель не смел двинуться с места. Он как завороженный смотрел на Марию и только беззвучно шевелил губами.
– Дождись скорую, смени подгузники и возвращайся к машине, я жду тебя внизу. Съездим, навестим весёлую компанию.
– Слушаюсь, госпожа, – кивнул водитель.
– Как звать-то тебя, чудак-человек? – вдруг внезапно сменила тон Мария.
– Гектор, – пересохшими губами ответил водитель, не сводя глаз с госпожи.
– Подходит, – усмехнулась Мария. – С сегодняшнего дня поступаешь в моё распоряжение.
– Рад стараться, моя госпожа.
– Ты что идиот? Зови меня просто Мария. И нечего кланяться без причины. Голову держи выше. За маменьку не беспокойся, у неё частенько такое бывает. Полежит, полежит да отойдёт.
– Разрешите исполнять? – выпалил водитель.
– Что исполнять, дурень? – не удержалась Мария. – Будь естественнее, с сегодняшнего дня твоё рабство закончено. Нас ждут великие дела.
Мария смочила ватку нашатырём и поднесла к носу маменьки. Тётя Оля тут же дёрнулась, закашлялась и открыла глаза.
– Маша, как так можно? Ты же знаешь, что я не переношу этот запах. А куда подевался мэр?
– Мама, он сказал, что у него неотложные дела.
– Как жаль. Но мы же должны были ехать за город?
– Разумеется, мама. Сейчас поедем, – Маша обернулась к водителю. – Что стоишь как не родной, бегом заводить машину! Мы едем за город!