Этот короткий цикл был написан в начале 80-х... "Досталось" и лжепатриотам, и юдофобам.
Но кто бы мог подумать, что пройдет каких-то 10-15 лет и в России...
_______________________________________________________________

* * *

Короче, поеду на поезде. Можно было напроситься пассажиром к Толстому Питу, но я летал с ним дважды и хватит. В первый раз просто прилетели не туда, а во второй он забыл налить в бак бензин – так и полетели... Радио не работало, и я два часа считал ворон в полной тишине, пока бедняга Пит, так сказать, планировал.

Собственно, до Ленинграда шесть часов езды. У меня там кое-какие дела: надо бы ухлопать проходимца Виктора Раймона – он увел у меня Кэт – тоже дура порядочная, – разболтав, что меня зовут не Сэнди Блэк, а попросту Саша Черный. Вот подонок! Я-то знаю, никакой он не Раймон, зовут его Витька Рамкин, к тому же еврей – достаточно взглянуть на его рожу и толстую задницу, я же – Сэнди Блэк, русский, это точно.

Еще успею заглянуть на Кузнецкий в оружейный магазин кое-что приобрести для разговора. Билет я заказал. Подъехал пикап, посыльный тычется по двору с бумажкой - это мой билет, разумеется. Где только управление железной дороги находит таких дураков? Так и знал: сейчас он будет звонить в чужую квартиру. Там живет сумасшедший Мак Наварский, пусть он огреет по башке этого олуха. Однажды Мак разбил об голову почтальона прелестную китайскую вазу - память о скоропостижно умершей бабушке, которую Мак отравил изрядным количеством коньяка «Цветок Абхазии». После на бабкиной могиле выросли необыкновенной красоты цветочки, которые дурачок Мак срезает и продает хозяину, то есть директору цветочного магазина. Впрочем, говорят, он снимает два урожая в год. Так вот - билет мне доставили. Посыльный трет себе лоб - видимо Мак снова раскокал какую-нибудь ценную вещь. Выпил я на дорогу стаканчик французского коньяку и поехал. Лучше бы я взял «мерседес», у «ситроена», похоже, сел аккумулятор - так и есть, сел. Я эту рухлядь выброшу у вокзала, а в Питере куплю себе что-нибудь... ну, хоть семнадцатую модель «Жигулей», скромно так, не выделяясь...

На Кузнецком, ясное дело, Милашка Кэрри вовсю торгует патронами для кольта. Думаю, пистолет Кольта - самая подходящая штучка, если вам необходимо кого-нибудь хорошо продырявить. А Кэрри... тоже штучка, я с ней пару раз переспал - ничего бабенка. Грудь маловата, но делает это дело смачно. Похлопал ее по попке и пошел к директору. Это Боб, мой старый друг, вместе в колледже учились, потом встретились в Северной Африке, в Оране, у него там родственники и еще одна жена. Я же ездил развеяться, тем более в Москве зима и тридцатиградусные морозы. Так вот, об Оране. Мы не плохо провели время. Ихние бабы способны заниматься любовью круглые сутки - только деньги плати. Там хорошо идут наши золотые сторублевки, но я, честно говоря, предпочитаю английские пятифунтовые, тоже золотые. Из-за баб все и началось. Какие-то черножопые морячки вздумали отбить у нас двух мулаток, (мы с ними спали по очереди - все равно они сестры, да еще близнецы, так что никакой разницы), тогда мой друг Боб прострелил одному из них задницу в четырех местах, а я метко швырнул гранату и разнесло полстойки, а с бармены взрывом сорвало подтяжки... Да, с тех пор мы и подружились на всю жизнь.

– Здравствуй, – говорю ,– Боб, старина. Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!
Ну, расцеловались, конечно. Боб сидел в кресле, и новенькая продавщица делала ему минет, пришлось ее немного отодвинуть. Надо, думаю, немного выпить, пока они заняты делом. Налили себе стаканчик виски с медом для поправления здоровья. Что за кондиционер в кабинете! Пей, сколько влезет, голова не заболит. Продавщица собралась уходить, но Боб велел, чтобы она и мне минет сделала. Заботливый он человек. И очень культурный. Спрашивает Лизу, (ее Лизой зовут), – не устала она? А меня спрашивает – как я? не побрезгаю после него? Чего это я буду брезговать после старого друга? Пусть Лизонька зубки почистит, а так ничего.

Что мне нравиться в моем друге – так это его доброта. Сидим, выпиваем. За разговором он посоветовал мне взять короткоствольный дробовик, раз дело серьезное, браунинг мой не одобрил и подарил кольт тридцать восьмого калибра. Все сокрушался, что покрупнее у него сейчас нет. Я его успокоил: – Ничего страшного, милый, я его и из этого пристрелю, ты только не переживай. Потом – я же возьму еще и дробовик...

Совсем разомлел, неохота никуда ехать, однако пришлось. Боб проводил меня до дверей, распереживался старик, а у Лизы просто слезы стояли в глазах.

Приезжаю на вокзал. Снова не повезло – купе на двоих, сразу не обратил внимания, теперь мучайся. Даю проводнику двадцать долларов, а он не берет, говорит, что других мест нет. Я его, собакина сына, чуть не пристрелил, но, думаю, кто мне будет делать гоголь-моголь?

Купе оказалось лучше, чем я подумал. Ну, из чемодана выпивку и закусочку повынимал - скучно ехать, когда нечего выпить и поесть, ладно с вечера завернул в газетку пару ананасов, банку икры и бутылку виски «Пьяная лошадь» – мой любимый сорт, приятный напиток, градусов шестьдесят шесть, выпьешь и сразу почувствуешь себя либо лошадью, либо не лошадью, но совершенно пьяной. Включил телевизор, жду отправления.

Дверь отъезжает, въезжает баба. Вот! Этого не хватало, будет теперь болтать! Однако пока молчит – больная она, что ли?

– Что с тобой, - говорю, - лапонька, что такая грустная?

Дела... Папа с мамой уехали на Ривьеру, ее с собой не взяли, у нее двойка по химии – разве она виновата, что дура совсем? Скорее бы школу закончить... Она будет петь в церковном хоре и исключительно этому посвятит жизнь.
– Ну, ну, – говорю, – не переживай! И достаю бухалово, а от ананасов она отказалась. Позвал проводника. Велел принести стаканы, лед и шампанское, да что чтоб все как полагается – не то шкуру спущу! Это же надо – такая жара! Проводничок попался тоже подонок, по роже видать. Сразу смекнул, что церемониться я с ним не стану, и смылся...

По телику футбол: «Черноморец» побеждает аргентинскую сборную, прямой репортаж. Так им и надо! Незачем было английских защитников приглашать – они же не могут играть при такой жаре, мокроносы полосатые! Черти что: в Аргентине Жара, в Москве жара – ладно, поезд тронулся, кондишн включили, легче стало...

По другой программе стриптиз, по третьей фильм «Умоляю тебя, не стреляй!» киностудии детских и юношеских фильмов. Я сперва решил – ерунда, потом стало интересно. Там один нехороший папа не разрешает своей дочке спать с автогонщиком, потому как у того нет высшего образования, и все подсовывает ей плохонького кандидата наук, но с ним у нее ничего не получается, поскольку он слаб здоровьем и его надо лечить. Вся беда в том, что она полюбила этого кандидата и теперь его надо лечить. Я бы на ее месте такого не полюбил. Гонщику вовсе и не понравился этот кандидат, и он решил его заранее убить. Гонщик очень любил дочку этого нехорошего папы. И еще он любил их служанку, горю своему забвение с ней находил. И правильно делал! Папа-то был миллионер, директор огромного завода и всяких там служанок у него было сколько угодно – хоть всех подряд трахай и еще останется.

Откупорил я бутылочку, смотрим дальше.
Дальше хуже. Дочка застает гонщика со служанкой прямо тепленьких и возмущается – как это он посмел баловаться с деревенской дурой? Все трое плакали, бились головой о стенку, а потом легли спать втроем. Тут на беду приезжает из санатория выздоровевший кандидат. Такое началось! Схватили револьверы, потом милиция приехала – дали этим хулиганам по пятнадцать суток. Очень поучительный фильм!

Проводник принес, что велено. Я дал ему десять франков и велел налить в ванну воду – девочка будет купаться
– Раздевайся, – говорю, – маленькая, кончилось кино. Стесняется, говорит пусть лучше я... Вот дела! А, ничего...

Хорошо мы ехали. Девушка вежливая, голос неплохой. Пела мне песню, которую разучила для церковного хора, в промежутках разумеется, во время так сказать перекура, так вот – песня за сердце берет! Мы и так попробовали, и по-другому, а одна поза ей очень понравилась, сожалеет, что раньше так не пробовала.

Проводник налил слишком горячей воды, я его все же прибью мерзавца, когда приедем.
Приехали. Проводник спрятался в сортире. Я проводил девочку до такси – она такая наивная, еще заблудится... Эх, забыл спросить, как ее зовут, времени не было...

Поехал в Апраксин машину покупать. Купил голубую. Машины сейчас упали в цене. За новую просят тысячу сто, но можно, и поторговаться – все хотят китайские машины, но я уже решил не выделяться.

Позвонил на станцию, чтобы включили телефон в машине, потом позвонил Стиву – это мой сводный брат – его не оказалось дома. Мария, его жена, сказала, что на работе его, видимо, тоже нет, а скорее всего он дуется с дружками в преферанс в баре «Казино», чтоб их черт съел! Эта пьянь никогда не кончится, раз еще и такой как я приехал. И чтобы я не смел к ним домой заявляться, ей хватит и одного...

Стив сидел у окна, он был разгорячен и пил пиво. Его приятели тоже пили пиво. Один из них с ненашим лицом распечатывал колоду. Увидав меня, братец встал, сказал: – Пошли вон – и протянул ко мне большие волосатые руки, и мы расцеловались на глазах у этой публики. Стало ясно: к Стиву из Москвы приехал любимый брат и сейчас начнется грандиозная пьянка.

Брат распорядился принести из ресторана «Домик лесника» шпигованного зайца и холодный ростбиф – там отменно готовят дичь, а над входом висит плакат: «ОДНАЖДЫ ЗДЕСЬ СКУШАЛ КОТЛЕТКУ ПРЕЗИДЕНТ ЛЕНИНГРАДСКОГО АНГЛИЙСКОГО КЛУБА СЭР ДЖОН КОЗЛОВСКИЙ!». А пока директор «Казино» принес нам собственный балычок и присел потрепаться за стаканчиком. Мы со Стивом пили мартини, а директор ереванский коньяк - у него пошаливает сердце.

За разговором прояснилось, что поганец Витька как-то появлялся в этих краях с новой кралей, всячески поносил мое имя и распускал слух, якобы я полный импотент, чего его дама, однако не подтвердила, а наоборот говорила: «он очень приятный». Еще бы! Не она ли, а по описанию это была именно потаскуха Кэт, много раз повторяла, что я просто каменный мужик и безотказный как мотор у «кадиллака», хоть я и предпочитаю «мерседес».Потом директор предложил поехать к девочкам. Он бы пригласил нас к себе, но у жены головные боли, она часами не выходит из спальни, где док Рэдман пытается эти боли унять и, кажется, успешно; дочка готовится в консерваторию, ей наняли специального учителя и они целыми днями музицируют, так что мы можем им помешать. Надо поехать к нему на дачу, на соседней вилле поселилась весьма приятная дама – все называют ее «самолет-снаряд», она директор недавно построенной на Каменном острове оранжереи и выставки цветов, кроме того – у нее две дочки, да и сама мамочка вполне ничего, а в бассейне у них лилии, каковых нет ни в зоопарке, ни в ботаническом саду.

Стив, а он директор финских бань, что на месте бывшего Дерябкина рынка, в свою очередь пригласил нас к себе и обещал открыть бочечку пива, что прислал ему из Гамбурга его приятель – директор Гамбургских бань – и Стив все ждал случая, что бы это пиво выпить.

Правду сказать, я тоже директор комиссионного магазина, но Стив говорит – это не дело, лучше подсобрать деньжат и купить ресторан, или дансинг, или ресторан с дансингом и борделем, в конце-то концов, и стать его директором. Спрашивается – и где тогда воровать?

Все не выходит у меня из головы эта сволочь Витька. Он думает, что если он директор мюзик-холла, то ему все можно – подумаешь! Цаца, какая! Пусть они там, в мюзик-холле подыскивают себе нового директора, да поскорее – вакансия скоро откроется, я ему покажу импотента! Думаю так, а сам потихонечку проворачиваю барабан у кольта для успокоения мозгов, да вспоминаю старикашечку Боба... Как он там один? Скучает, поди? Надо ему что-нибудь привезти. Он любит клубнику со сливками. Сейчас не сезон, но, я полагаю, мы с братцем раздобудем пару ящичков. Стив тоже его любит. Как-то они на пару съели полтора ведра клубники со сливками, пока я собирал из алых и белых роз букет для Марии – она обожает розочки и на этой почве совсем перестала пить: у нее от пьянки обоняние пропадает, как же она будет нюхать цветочки, если запаха не чувствует?

Принесли, наконец, и зайца, и это самое... Мы уже выпили шесть бутылочек мартини и тоже стали пить коньяк.
Стив малый добродушный, только когда выпьет любит пострелять, потому что его папаша на самом деле был армяшка и Стив унаследовал его азиатские замашки. Директор рассказал, как на прошлой неделе Стив перестрелял все лампочки в заведении и ни разу не промахнулся, а после ему захотелось шлепнуть муху, что уселась на лысину бармена. Бармена пришлось уволить – Стив отстрелил ему ухо, а кому нужен безухий бармен? Правда, одно ухо у него все же осталось, но ему пришлось бы все время поворачиваться к посетителям правой стороной, а это неудобно. Мы здорово смеялись, но мне стало жалко директора, он теперь как бы сирота, и я выпил стакан коньяку.
Тем временем, заходят еще два посетителя и садятся по краям стойки, а лица у них прямо скажем опасные! Один выпивает стакан виски и говорит ужасным голосом: – Как я его ненавижу! Ах, как я его ненавижу! А второй наливает стакан бренди – он взял бутылку – и не менее зверски произносит: – А я ненавижу его еще больше, чем он меня, – вот что я вам скажу! Тогда первый выпивает новый стакан и говорит: – Нет! Неправда. Это я его больше ненавижу!

Директор сказал, что эти двое уже давно ненавидят и, если один другого подстрелит, заведение сильно потеряет в смысле престижа, ведь многие специально приходят посмотреть как они ненавидят, но можно надеяться эта взаимная как бы сказать неприязнь будет продолжаться долго. Оба они директора конкурирующих предприятий. Один директор магазина мягких игрушек, другой по части воздушных шариков, пищалок и раскидаев – что-то в этом роде. Бедные дети! Если одного из директоров кокнуть, а по нынешним временам это все равно, что описать свой палец, целая улица может ощутить крупный дефицит плюшевых мишек, или не дай бог пищалок и шариков. Интересно знать, а куда смотрит правительство? Нечего сказать, довели Родину до ручки, куда ни посмотри – всюду англо-американские хари, у молодежи и у армяшек вошло в моду материться по-английски, а в скором времени закроют два завода по производству автомобилей «Жигули» – филиалы в Бирмингеме и во Флоренции, а на их месте построят автоматизированные линии для изготовления жигулевского пива. Такие наступают времена, что неприлично быть русским. Янки абонируют первоклассные отели, фрицы и финны ездят к нам как к себе домой, и портят рынок крайне ненадежной валютой. Рубль пока держится, но и его вытесняют вонючие японские деньги – из чего их делают? Может из апельсиновой кожуры? В Пулково строят ликероводочный комбинат и для этого нагнали кучу голодранцев и негодяев со всего света. Так что, когда потерпел аварию «боинг» с грузом подтяжек и трусов «натюриэль», эти цыгане так обворовали самолет, что правительственная комиссия до сих пор не в состоянии с точностью определить место предполагаемой катастрофы, – горестно закончил директор и закусил балычком.

На улице несколько раз бабахнуло. Директор, а он сидел у окна, сказал: – Кажется, какой-то мальчик застрелил свою тетю, а может и не свою, но все равно нехорошо – наверно пионер, а так плохо стреляет, тетя-то похоже осталась жива.
Дверь открывается, входят дружинники, один с автоматом, другой… – ба! Это же Ник Гароян, мой друг, директор магазина «все для новобрачных». Ник активный общественник, все стены его кабинета увешаны грамотами «за попытку задержания преступника», «за тревогу на пожаре» и многими другими. Пока мы с ним обнимались и целовались, его товарищ всех расспрашивал: не слыхали они выстрелов? не видели, кто стрелял? Оказалось маленький мальчик стрелял. Тогда дружинник сказал: – Это пустяки, пусть детская комната милиции занимается. И выпил две кружки пива – на улице было жарко, и даже ствол автомата блестел от прикосновения его потной руки.

Директор так сказал: он мужчина, а не какой-нибудь импотент, (при слове «импотент» я слегка провернул барабан револьвера – проклятый Витька! вот я ему задам!), поэтому хватит пить всякое говно! И велел принести водки и много премного таких малюсеньких бутербродиков – по краям они с красной икрой, посередине с черной, еще посередине розочка из масла, а совсем посередине розочки одна красная икринка. Это его собственное изобретение – фирменное блюдо «фиалка казино». А Стив распорядился, чтобы всем подали светлого пива, он терпеть не может соленое без пива, а пиво без соленого. Только по моему это все ерунда по сравнению с маринованными креветками, каковые мы со старикашечкой Бобом кушали в Оране. Хозяин креветочного ресторана, царство ему небесное, представляете? Чинил крышу и провалился прямо в бассейн с золотыми рыбками, (рыбки конечно сдохли), да еще при всем народе. После Бобу позвонила вдова, приглашала нас на похороны, пока хозяин окончательно не протух – его хорошо посолили, но, сами понимаете, тропики... Так вот, хозяин перед отъездом презентовал нам бочонок этих гениальных креветок и мы с аппетитом скушали их на теплоходе – очень пикантная вещь! Уезжать было жалко – как мы будем без него, а он без нас? Хозяин слезы вытер, похлопал меня по плечу и сказал: – Не унывай, Сэнди! Пиши, брат, пиши... И теперь такое несчастье. Пришлось выпить два стакана водки – у меня от этих воспоминаний на сердце становится тяжело.

Стив не захотел пить водку, но директор сказал: – Это так непатриотично русскому человеку пренебрегать национальным напитком!
О, директор настоящий патриот – вот, что мне особо в нем нравится. Я подозвал мальчишку и дал ему секретное поручение.
Выпили мы за Родину и за баб, а потом - за славу русского оружия - любимый тост моего дедушки, (мы к тому времени съели большое блюдо «фиалок» и в горле у нас пересохло).

Вскоре возвращается мальчик. Я его посылал в магазин подарков, там гравер зубоврачебным сверлом пишет на чашках и прочих тарелках типа «любимой женушке в день ангела», или «ветерану войны от товарищей по работе». Я придумал маленький сюрприз. Налил всем по стопочке и провозгласил тост: «Да здравствуют истинные патриоты и пусть подохнут проклятые нацмены!» Кругом раздались аплодисменты, переходящие в овации, я встал и вручил директору свой браунинг с памятной надписью: «стреляй на здоровье, дорогой друг, помни Сэнди Блэка». И мы расцеловались, а все присутствующие кричали «ура!», «бей жидов» и много других патриотических слов и выкриков, а посудомойка рыдала и утирала нос передником. Те, что ненавидят, окончательно напились и тоже стали целоваться. Потом один из них заснул и во сне намочил штаны, а другой, специалист по шарикам, все время громко пукал и кричал «ура!» - мне это напоминало праздничный салют, было очень весело.

Подъехал большой «додж» и из него вылезла целая компания девчонок и баб – ну, вижу, повеселимся! Я бы не против рыжую в голубой майке – этот цвет гармонирует с моей машиной.
Стив спросил: – Это что еще за бляди к нам приехали? Директор сказал, что это не бляди, а аспирантки, приехали отдохнуть после научной работы и, кстати, рыжая голой танцует на столе не хуже знаменитой Анжелики Моро. Мне она слегка напоминает потаскуху Кэт, и я бы не сказал, что мне эти воспоминания так уж неприятны.
Тут заваливается компания – четыре фраера с Охты, все пижоны как на подбор, кстати – дружки ублюдка Витьки, разоделись как на парад попугаи сраные – одно слово, шпана! Один этак подваливает к Стиву и спрашивает не знает ли он где его брат Санька, (это он про меня, говнюк, так говорит), а то Виктор, (это он засранца Рамкина так величает), получил знаете ли от своей красотки в подарок кольт сорок пятого калибра, (вот сволочь жидовская!), и якобы этот пистолетик одним выстрелом сносит ползадницы, так что Виктор желает его обновить!
Стив молчит, его изнутри распирает, а может пиво в нем бурлит и негодует. Молодец, думаю, пусть этот губошлеп еще что-нибудь хорошее скажет. И пошел потихонечку за дробовиком. Он у меня десятизарядный – на всех хватит. Боб говорит, из него не то, что задницу – пивной ларек разнесет, даже если особенно не прицеливаться. Ах. Старый добряк! Как мне тебя не хватает.
Пока я ходил, дело шло как по маслу. Братик мой запустил в морду этому слюнтяю шпигованного зайца, а ростбифом так заштукатурил ему пасть, что тот даже орать не мог – еще бы! Такой кусок ему за раз не проглотить!
Директор оказался и вовсе молодцом. Одному кретину он дал хорошего пинка в зад и из того сразу посыпались таблетки и презервативы, потом вынул браунинг и открыл огонь, так что два оставшихся негодяя сразу подняли руки и встали рожами к стене. А вот и я с дробовиком. Директор как раз меняет магазин, а я для полного эффекта долбанул раз в потолок! Эти подонки тут же наклали в штаны, и Стив пинками выгнал их на улицу. Директор заменил магазин и через окно продырявил их обшарпанный кадиллак. Я еще разок пальнул из дробовика и у кадиллака отвалился багажник, а у бармена полопались барабанные перепонки. Бедный директор! Не везет ему со служащими, а его служащим с ушами. Был один бармен без уха, так этот теперь и вовсе глухой – смех один!

Ник с приятелем пили пиво в уголке под пальмой, приятель Ника чистил автомат и насвистывал «когда святые маршируют», а Ник беседовал по телефону с какой-то там Джейн и поглаживал себя внизу живота. Мне сразу понравился приятель Ника, похоже он человек деловой, наверно хороший семьянин – люблю людей обстоятельных и серьезных. Ник положил трубку и спросил, где это я раздобыл такой хороший дробовик. Надо было, говорит, прострелить из него задницы этим еврейским паршивцам. Ай, да молодец! Я говорю: – Приезжай ко мне в Москву, братишка, у нас тоже полно жидов, постреляем, как следует! А он говорит: – Ладно, не унывай, Сэнди, обязательно приеду. А сейчас мне пора. Жена велела купить тертой гвоздики для пирога и две дюжины розовых салфеточек с кружевами – к ним сегодня придет в гости директор кондитерской с супругой и со своей больной мамой. Так что всего хорошего, Сэнди, главное не унывай!

Тогда мы со Стивом попросили передать привет директору кондитерской и его жене, а наш директор попросил передать привет еще и больной маме – вот добрая душа! Тогда и мы тоже передали привет этой самой маме.

Пришли еще два директора не помню чего, мы с ними выпили по несколько стаканов водки с «фиалками», один из них сыграл на расческе фокстрот, а мы подпевали. Дробовик я отнес в машину. Все равно ничего веселенького не намечается. Все поняли, что мы за люди. Новые посетители спрашивают: – И где они? И рыжая с брюнеткой аспирантки всем объясняют: – Вот сидит Сэнди Блэк, это тот Сэнди, который специально приехал прострелить жопу известному хулигану Виктору Райкину, или Саймону Майкину – что-то в этом роде...

Но директору все это вскорости надоело, он сказал: – Вы у меня в гостях, чувствуйте себя как дома! И велел всем убираться из бара, кроме бармена и баб, так как мы сейчас начнем веселиться по-настоящему. Стив сказал, что давно пора было разогнать всю эту шушеру и вообще – где музыка? Директор улыбнулся и сделал бармену знак. Мне показалось, что обвалился потолок. Стив даже не шелохнулся. Он снял штаны, положил их в кадку с пальмой и спросил: – Что это? Приличный бар или бардак? Тогда директор тоже снял штаны. Я подумал и тоже снял. Только бармен не снял штанов – ему не полагается, он не директор. А бабы совсем разделись. Стив закричал: – Что за безобразие? Кто велел совсем раздеваться? Это не пикантно – так сразу! И велел им кое-что обратно надеть. Только рыжей не велел одевать. Я всегда прислушиваюсь к его мнению, у него хороший вкус.

В дверь постучали. Это Ник с приятелем вернулись. Они отложили все дела и принесли нехорошие вести. Приятель Ника, – директор клуба «мальчики и девочки», - по дороге домой заглянул к директору табачного магазина и заметил, что в переулке собралась целая шайка охтинских головорезов и с ними четверо придурков, которым мы сегодня хорошенечко наподдали, вместе со своим подбитым кадиллаком. Сейчас подойдет табачный директор. Ник уже позвонил кондитеру, чтобы он тоже приходил немного развлечься перед ужином. Директор клуба вынимал из мешка противотанковые гранаты и запасные диски, а я пошел за дробовиком. Жаль патронов у меня маловато, но директор сказал, что у него в кладовой имеется целый ящик зенитных снарядов и они вполне подойдут. Я совсем успокоился и пошел за своим ружьецом.

Когда я вернулся, ребята решали важную проблему – что делать с девчонками? Директор предложил их быстренько перетрахать, пока не начали стрелять. Стив сказал, что так не годится, лично он будет и стрелять, и трахаться. Тут приходит табачный директор с винчестером, а за ним и кондитер с гранатометом. Мы стали знакомиться и говорить друг другу хорошие слова. Кондитер все сокрушался, что его супруга не смогла придти посмотреть, как мы будем лупить этих недоносков – она осталась с больной мамой. Мама тоже хотела бы посмотреть, как жаль, что она заболела! Потом он спросил: – Почему мы все без штанов? Директор сказал: – Потому, что девочки ждут, не дождутся, когда мы начнем их драть! А табачник сказал: – Ничего, подождут. Надо сначала приготовиться к обороне, – и тоже снял штаны. Теперь мы все были без штанов кроме бармена и кондитерского директора. Бармен привинчивал взрыватели, а кондитер пришел во фраке и не захотел снимать штаны, и мы послали его заминировать запасной выход, и заодно прихватить с кухни что-нибудь вкусненькое. Директор позвонил своему другу, директору крематория, попросил прислать машину. Помощь нам не нужна, однако пусть позвонит Доброму Биллу, директору похоронной конторы, и скажет, что у них с доком Рэдманом сегодня будет работа, а то нам некогда болтать по телефону. И еще пусть поцелует за него Кэт (его жену тоже зовут Кэт).

Пока директор говорил по телефону. Из переулка выкатили две черные «волги», грузовик и знакомый кадиллак. Видимо гопники решили атаковать нас под их прикрытием. Не тут-то было! Как раз появился кондитер с большой семгой и оплетенной бутылью спирта. Он поставил припасы на стол и двумя выстрелами из гранатомета очень удачно поджег грузовичок – из него так и посыпались поганые жиды! Я зарядил дробовик зенитными снарядами и вдребезги разнес еще один еврейский броневик. Стив, верхом на рыжей аспирантке, изредка постреливал из пистолета. Я выглянул в окно. Вдоль стены крался тот самый прохвост, что сожрал наш ростбиф, но директор клуба стеганул из автомата и он запрыгал за угол как подстреленный. Из машин открыли сильнейший огонь. Вот новости! У негодяев, оказывается, есть пулеметы! Пришлось лечь на пол и лежа пить спирт, но мы скоро привыкли. Стив, лежа на брюнетке, смотрел в окно и комментировал события. Мы чокнулись и выпили еще по стаканчику спирта, и кондитер сказал, что семга на его взгляд очень нежного посола, он возьмет с собой кусочек для больной мамы, если от нее к тому времени что-нибудь останется. От семги, разумеется, а не от мамы...

На улице стало тихо. Видимо разбойники что-то задумали. Мы налили по стаканчику, и директор предложил выпить за наших девочек. Но Стив оседлал блондинку и велел подать бокал и ему, потому как у него в запасе имеется потрясающий тост...

В этот момент грохнуло как из пушки, и рухнула стена. Конечно, кондитер слишком хорошо заминировал запасной выход – вот стена и рухнула. Мы как были без штанов, так и бросились на вылазку – давно пора схватиться врукопашную. Эти безобразники, понятное дело, разбежались кто куда, но двоих мы все же поймали и хорошенько отлупили по задницам семгой, которая от этого пришла в полнейшую негодность. Но директор сказал: - Ничего страшного, в кладовой имеется еще две семги, надо только откопать их из-под обломков стены. Такого симпатичного человека, как наш директор не всякий раз встретишь.

Стали одеваться. Только Стив одеваться не стал, он сказал, что так прохладнее. А я надел смокинг – раз уж я в гостях! Кондитерский директор очень скоро извлек из-под развалин обе семги и бутыль со спиртом, и мы отправились в «Домик лесника» – его директор наш хороший друг. Когда я уезжал обратно в Москву, он долго тряс мою руку и говорил: – Не унывай, Сэнди! Приезжай еще, дорогой...

* * *



Журнал "Часы" №32 (1981)