Глава ССII

20 октября в Керчь из Новороссийска прибыл начальник Главного политуправления ВМФ Рогов. На берегу его ждал с машиной дивизионный комиссар Кулаков. Осмотрев базу Черноморского флота в Керчи, комиссары в тот же день прибыли в Симферополь, в штаб 51-й армии. Здесь они не задержались. Командарм Кузнецов заперся у себя в кабинете: он разрывался между составлением отчёта для Ставки о положении на фронте в районе Ишуни, где вот-вот должна была произойти катастрофа, и необходимостью принять под своё командоавание и немедленно наладить тыловое обеспечение высадившейся в Крыму 86-тысячной Приморской армии Петрова, что и в мирное время могло само по себе стать кошмаром для любого командующего. Для генерал-полковника Кузнецова, запертого противником на полуострове, не располагающего ни одной сухопутной коммуникацией с тылом и не удосужившегося заранее наладить необходимое взаимодействие с командованием Черноморского флота, без помощи которого решать проблемы снабжения сухопутных войск стало наконец совершенно невозможно, - для Кузнецова справиться со свалившейся на него ответственностью было явно выше сил. В Оперативном отделе флотским комиссарам сообщили, что положение в районе Чатарлыка очень напряжённое. Уже наступили сумерки, когда комиссары выехали в Севастополь.
Когда миновали Бахчисарай, Рогов попросил Кулакова на минуту остановиться. Выйдя из машины, они стояли молча, глядя на полыхающее над западным краем горизонта зарево. Сполохи призрачного пламени сопровождались сливающимся в глухой гул треском зениток. Вся береговая и корабельная зенитная артиллерия отражали воздушный налёт немецких постановщиков мин. Среди мечущихся над Севастополем лучей прожекторов высоко в небе вспыхнул немецкий бомбардировщик и, оставляя за собой огненный шлейф, по наклонной траектории быстро пошёл вниз и упал в море.
– Никогда не видел ничего подобного! - сказал, возвращаясь в машину, Рогов, и они помчались в Севастополь, где в этот вечер, не обращая внимания на ночной налёт, моряки радушно провожали на передовую боевых друзей – приморцев. В штаб адмирала Октябрьского были приглашены все старшие командиры и политработники, до командования полка включительно. Был сервирован скромный ужин. Прощаясь с гостями уже под утро, адмирал выразил надежду, что Ишуньские позиции, как бы ни было трудно там сейчас, не будут сданы противнику. В то же время он – не делая на это упора, а как бы попутно, между прочим – просил приморцев помнить, что и в крайних обстоятельствах, исключать которые нельзя, у них за спиною – Севастополь, где базируется мощный флот, где есть сильная береговая артиллерия, морская авиация, ПВО, но остро не хватает сухопутных войск для занятия спешно оборудуемых по периметру главной базы Черноморского флота линий инженерных сооружений. Утром командиры и политруки поспешили в свои полки. Тем временем с севера пришли тревожные известия.
19 октября после полудня немцы прорвались к штабу 156-й дивизии. Полковник Полуэктов лично занял место в боевом расчёте противотанкового орудия. Секретарь дивизионной парткомиссии Винокуров, в прошлом зенитчик, бросился на батарею морских зениток, прикрывавшую штаб, и помог морякам перевести зенитные орудия в режим стрельбы прямой наводкой по наземным целям. Генерал Батов двинул на выручку штабистам кавалерию. В три часа дня 48-я кавалерийская дивизия перешла Чатарлык и без поддержки артиллерии контратаковала, отбросив немецких автоматчиков от штаба полковника Полуэктова. Следом за кавалерией подошли и сменили её морские пехотинцы капитана Сонина. Весь остаток дня они отражали возобновившиеся атаки противника, и лишь ночью, когда кавалеристы под покровом темноты подтянули к передовой и развернули на открытых позициях артиллерию, генерал Батов отозвал моряков в тыл. До позднего вечера была слышна стрельба среди развалин бромзавода. К ночи она прекратилась. Вечером 170-я пехотная дивизия, поддержанная шестью десятками самоходок, прорвалась к устью Чатарлыка и здесь была остановлена контратакой танков майора Баранова и стрелковых полков 172-й мотодивизии. Завязавшийся упорный бой не выявил победителей.
На следующий день немецкие бомбардировщики привели к молчанию половину орудий развёрнутой на открытых позициях артиллерии 48-й кавалерийской дивизии. После этого немецкая пехота пошла в атаку на спешившихся кавалеристов. Бой был очень упорным и кровавым. То немецкие автоматчики прижимали кавалеристов к КП дивизии, вокруг которого земля была изрыта воронками от снарядов и бомб, то кавалеристы брали верх и теснили немцев.
«Держитесь, войска Приморской армии генерала Петрова уже идут к вам на выручку»,- звонил Батову из Симферополя генерал-полковник Кузнецов.
Последним распоряжением незадачливого командарма, полученным генералом Батовым из Симферополя, был приказ «106-й и 271-й дивизиям прочно удерживать позиции на Сиваше и в районе Чонгара». Но эти дивизии, насколько знал Батов, никто не атаковал.
В разгар боя 20 октября, когда остатки 417-го полка уже были окружены в районе Пролетарки, когда от 361-го полка почти ничего не осталось и противник фланговым ударом занял Красноперекопск, в блиндаж генерала Батова вошёл с решительным видом прокурор 51-й армии. В это время в блиндаж угодила тяжёлая авиабомба. Всех офицеров сбило с ног. Прокурор был убит, генерал Батов контужен.
Придя в себя, генерал связался с Симферополем. Командарма Кузнецова в штабе 51-й армии не оказалось: он срочно был вызван в Москву. Начальник штаба сообщил, что четыре дивизии Приморской армии генерала Петрова грузятся в эшелоны и вскоре прибудут. Полковник Ласкин доложил, что 172-я мотодивизия удержала фронт на реке Чатарлык, танковыми контратаками сбросив в воду несколько штурмовых групп противника, пытавшихся закрепиться на левом берегу.
Утром 21 октября уже три пехотные дивизии Манштейна – 170-я, 72-я и 73-я – вышли к реке Чатарлык на фронте 172-й дивизии и атаковали оба её фланга. Полковник Ласкин из последних сил отбивался от наседающего противника, орудуя танками майора Баранова, словно бронированным кулаком. Однако долго прикрывать десятком Т-34 оба атакованных фланга одновременно он не мог и запросил немедленной помощи. Сняв с побережья Каркинитского залива резервную стрелковую роту, прикрывавшую тыл от возможного морского десанта, генерал Батов посадил её на подводы и двинул на помощь полковнику Ласкину. В семь часов вечера полковник лично повёл прибывшую на передовую роту в контратаку во фланг пехоте противника, обошедшей правый фланг 172-й мотодивизии. Генерал Батов допоздна ждал от Ласкина донесения об исходе дела, но донесения не было. Из кавалерийских дивизий докладывали, что в строю осталось по 250 штыков. Ночью из штаба Ласкина сообщили, что контуженного полковника вынесли из боя на плащпалатке, после чего он пришёл в себя, велел адъютантам отнести его в бронемашину и вновь отправился на передовую.
22 октября в штаб Батова в Воронцовке прибыл вице-адмирал Левченко и сообщил генералу о произошедших в командовании войсками в Крыму больших изменениях. Несогласованность в работе штабов армии и флота сделалась наконец очевидной, и Ставка принуждена была немедленно заняться решением многократно обсуждавшегося перед войной, но так и не решённого вопроса о едином командовании в Крыму. Было очевидно, что командарм Кузнецов в очередной раз провалил доверенный ему участок обороны, требующий гораздо больших организаторских и полководческих способностей от командующего, нежели те, которыми обладал генерал-полковник. Положение в районе Ишуни было катастрофическим, в пору было подумать о предотвращении разгрома высадившихся на побережье войск Приморской армии. Вынужденная обстоятельствами, Ставка оперативно приняла решение отозвать Кузнецова, поставить во главе обороны Крыма вице-адмирала Левченко, подчинив ему Приморскую армию Петрова и 51-ю армию, во главе которой Левченко, не забывший гостеприимства командира 9-го корпуса, попросил поставить генерала Батова, одновременно сделав его своим заместителем.
Вице-адмирал сообщил генералу Батову, что контрнаступление генерала Петрова начнётся 24 октября.