- Ха, ха, ха, ну ты даешь. Да не может быть такого, ты сочиняешь Женька. Как это - она взяла и вылила пельмени тебе на башку? – вытирая носовым платком, пот со лба, смеялся немолодой, с начинающей лысеть головой, человек.
- И ты не обжегся?
- Они, видимо остыли, тепленькие были. Жалко костюм на мне новый был – пришлось после всего этого скандала в химчистку отдавать, и все равно какое-то пятно осталось. Давай, давай, мы на следующей остановке выходим.
И двое друзей, работая локтями, икая стали, направляясь к выходу, продираться сквозь бетонную толпу пассажиров старого обшарпанного автобуса.
- Да, что вы так толкаетесь, молодой человек? И на ногу мне наступили, - кричала в лицо Женьки женщина с тремя авоськами в руках и с черным зонтиком под мышкой, - осторожней, пожалуйста.
- А вы зачем в такую жару зонтик с собой носите? Дышать нельзя, я вы зонтик таскаете и мне в нос им тычете? - огрызался помятый Женька, стараясь увернуться от выписывающего невероятные круги конца зонтика. Мало того, что конец зонта два раза вскользь прошелся по его носу, он еще грозил проткнуть ему глаз. Но вот автобус подпрыгнул, то ли от наезда на кочку разбитой дороги, то ли от умирающей своей прыти и, выдохнув черную гарь, остановился.
Двое пассажиров, увлекая за собой клубок висевших на подножке студентов, оказались в придорожной июльской пыли. Студенты, матерясь и бия друг другу тубусами по затылкам, вновь прилепились к автобусу, который обдав друзей гарью с капельками непрогоревшего дизельного топлива, накренившись в дверную сторону на, невероятный физическим законам, угол, помчался в сторону студенческого городка.
- Здесь и пельменей на башку не надо, вон автобус с нашими штанами сделал такое, что ни одна химчистка не поможет, - стараясь отряхнуть грязь с брюк, ворчал лысоватый спутник Женьки. Друзья перешли дорогу и направились к двум одиноко стоящим кирпичным двухэтажным домикам. Там жил с матерью их товарищ по работе Виктор.
- Ты только Витьке не рассказывай о моих пельменных приключениях, засмеет и на работе проболтается, стану посмешищем у родного коллектива.
- Да я то, что? Ты сам, если пива поддашь, проболтаешься. А все-таки с чего все началось? – не унимался лысоватый человек.
- А началось все с гвоздя. Понимаешь, пришла моя дорогая теща к нам в гости.
Да ты видел ее однажды у меня на работе – на первый взгляд женщина как женщина. Но скажи ей слово поперек ее настроения – все, атомная бомба. Так вот пришла она вроде бы с хорошим настроением – редиски притащила, лука зеленого три пучка, майонез и еще какой-то мелочи. А меня в это благословенное время дома не было, жена ее встретила. Потом жинка моя на базарчик смоталась – рыбки и пельменей ей захотелось приготовить, чтобы маме своей угодить.
Ушла она, понимаешь, с хорошими намерениями, да только тещу мою одну оставлять в квартире особо не рекомендуется. Я же говорю тебе – бомба она термоядерная. Ну и захотелось ей переодеться, халатик женин нацепить на себя - жара, видимо, вспотела. Но все это понятно. Одно непонятно – платье свое ей видите ли повесить некуда.
Тогда она, недолго думая, нашла на балкончике мои инструменты, и гвоздь где-то там отыскала. У меня таких огромных гвоздей отродясь не было. А она нашла. И в полированный шифоньер, помнишь, ты еще помогал затаскивать к нам, сбоку присобачила. И на этот самый гвоздик свои вещички и приспособила. Я пришел домой увидел это варварство, и чуть в обморок не упал, но сдержался. Заперся в ванной комнате, морду холодной водой поливаю и терплю. Так где-то с полчаса поливал на башку водой – от негодования температура поднимается, башка гореть начинает – вот-вот вспыхнет огнем негасимым, так я ее холодной водой и остужаю.
Наконец остудился, думаю: укатит к себе домой теща ненаглядная моя, я ее гвоздик вытащу, а дырку чем-нибудь заделаю. Ты же знаешь – я на такие дела мастер. Вот сидим мы все за столом, мирно беседуем, я ее спрашиваю:
- Вы, палец, случайно не поранили, когда гвоздик забивали? И спрашиваю: зачем, мол, надо было с гвоздем и молотком мучиться, если всю одежку можно было в шифоньер повесить? Она мне отвечает:
- У всех нормальных людей в коридоре вешалки висят, а у вас нету вешалки. А пальчик я не поранила, так как не хуже твоего молотком владею. И вообще за столом, когда пельмени должны подавать, лучше молчать и в две дырки посапывать.
Ну, думаю, начинается закипание термоядерного топлива. Я молчок. Но видимо зерно раздражительности упало в благодатную почву – она стала меня спрашивать о моей работе, о моей зарплате, и моем пристрастии к алкоголю. Потом она перешла на тему воспитания молодежи, в частности – правильно ли я воспитываю своих детей. И не дожидаясь моих исчерпывающих ответов на все заданные ею вопросы, подошла ко мне с тарелкой пельменей и опрокинула ее на мою многострадальную голову.
Вот потому-то мы сейчас и идем проведать нашего кореша – Витку. У него можно не опасаясь взрывов бомб, спокойно поговорить и распить бутылку, другую, водки. Жену я уговорил не сказывать теще адреса – куда мы сейчас направляемся. Она, правда, сама не знает его, но как говориться – береженого Бог бережет.
- Да, ты прав, Женька. Тебе я скажу житейскую мудрость – жениться надо не на невесте, а на теще. Это так, к слову сказано. Пока не узнаешь будущую тещу как самого себя, а может быть – еще лучше – жениться опасно. Это все равно как искать мины на полях сражения без миноискателя, нащупывая их смертоносное жало концом своего сапога.
Лысоватого человека звали Владимир Николаевич Колченогов. Он был женат четыре раза, и четыре раза благополучно разведен. Все четыре жены были в виде эксперимента - разных весовых категорий, разных возрастов и разных национальностей. Ради эксперимента он женился то на девушках, то на разведенных женщинах.
Его первая жена была блондинка, вторая - брюнетка, третья – шатенка, и в последний раз он нашел себе рыжую бестию. Между законными браками Владимир Николаевич экспериментировал, как он сам выражался – любительски. То есть некоторое время, погуляв с очередным существом женского пола, он предлагал ей сожительство. Прямо так и заявлял кандидатке в жены:
- Милая, я тебя – ненаглядную очень люблю, мало сказать – люблю, я тебя обожаю. И от всего сердца хочу соединить твою судьбу со своей истерзанной душой. Соединить на веки. Но так как у меня поганый характер и хамское воспитание – было бы неплохо, чтобы ты изучила меня, познала меня не в цвете сиеминутного очарования, а так сказать в быту, в суровых житейских реалиях.
Врал он всегда красиво, высокопарно, непереставая во время своего вранья гладить женщину по коленкам и смущенно задирать ей юбку.
Когда в моду вошли женские штаны, для нашего ловеласа настали черные дни. Открыть с первого раза самодельно прилепленные к штанам железные замки и не поранить пальцы, почти никогда не удавалось. И весь его любовный порыв разбивался о рутинную смазку кровоточащей раны зеленкой или йодом.
Друзья, пройдя пыльный путь от автобусной остановки до жилища Витьки – Виктора Семеновича Заклада, оказались в тесной квартирке, где тот ютился со своей мамой и сестрой Зиной, а так же с ее тремя детьми от последних двух браков.
Мама Виктора Семеновича – Наталья Петровна Заклад в девичестве – Попервичная, женщина шестидесяти лет, роста была небольшого, что нельзя было сказать о ее внушительном весе, который порой достигал ста двадцати килограммов.
Временами, после похорон любимого мужа, она входила в жестокие посты, сбрасывая вес до шестидесяти двух килограммов. Но после этих жутких мучений начинала поглощать калории с таким неистовством и удовольствием, что ее фигура приобретала прежние габариты в очень короткие сроки. И она, перекатываясь по квартире, принималась набираться мужества снова войти в очередной пост. Вот именно в период подхода к посту, друзья сына заявились к ним в гости.
- О, Вовочка, о, Женечка, какими судьбами? Сколько лет, сколько зим? – поочередно целуя гостей, приглашала в комнату, которая служила залом, сердобольная Наталья Петровна.
– Проходите, пожалуйста, сейчас Витенька выйдет, в ванной плюхается. Вчерась перебрал, видимо, с премии. Вы тоже получили премию за квартал? Друзья переглянулись. Никаких премий за последние пять лет на работе не было, но сработала добрая мужская солидарность и, придя в себя, друзья стали наперебой рассказывать о получении премии и веселом коллективном ее пропитии. Вскоре появился Виктор. После дружеских пожатий рук и взаимных приветствий, тот заявил:
- Давай-ка мамочка слетай-ка в магазинчик – возьми водочки и соленых огурчиков, да и к чаю чего-нибудь.
- Щас я Машку отправлю, а то совсем засиделась дома. Сидит и тоскует целыми днями – прежнего своего муженечка вспоминает. А тот паразит и носу не кажет, а дочка моя сидит и тоскует. Мало он ее, видимо мутузил, соскучилась по побоям.
Ничего найдется еще хахаль – она девка в соку, любвиобильная. А то глядишь, и сам Владимир Николаевич на ней женится. А как вы на такое смотрите, Володенька?
- Я право смущен, крайне смущен. Вы прекрасно знаете, уважаемая Наталья Петровна, что мне в женитьбе не везет, точно так же, как и в лотерее.
- Ничего, ничего, когда-то же должно повезти? Может быть, женившись на Марии, вы и обретете свой долгожданный покой?
- Прекрати мама, смущать Колченогова – он сыт этими женами по горло, скажи ей сам Вовка. Да и не любит Машка его, не то давно соблазнила бы. А ты Колченогов Машку любишь? Владимир Николаевич сидел на диване, не зная, что и ответить. Марию, сестру своего сослуживца он любил давно.
- Девка она хоть куда – красивая, толстая, точь в точь мечта моей юности, - думал Владимир Николаевич, - но нельзя, же так – с места и в карьер. Тут он с надеждой поглядел на Женьку, - может быть, он встрянет в разговор и сменит эту животрепещущую тему. Но тот, уткнувшись в какую-то книженцию, хитро улыбаясь, молчал.
- Не хватало еще мне влазить в этот разговор, они его добьют – женится Вовка на Машке, как пить дать – женится, - в предвкушении развязки этой щекотливой темы сидел Женька.
- Мария, выйди к нам доченька, - заворковала Наталья Петровна, - надо в магазин сбегать, слетай доченька, к нам гости пришли. В комнату вошла Мария. Женщина и впрямь была красива. Все уставились в нее:
- Здравствуйте гости дорогие, каким ветром занесло к нам таких гавриков – все серьезные, неулыбчивые. Что, мама в магазине купить?
- Идем на кухню, Машенька, там я тебе все и объясню. Купить много чего надо. И женщины прошли на кухню.
- Что у тебя, Женька стряслось? Опять с тещей повздорил? Ты ведь ко мне приходишь только тогда, когда – или с женой, или с тещей скандалишь. Что, вытурили они тебя из дома? С тещей надо поступать так, как наш сторож дядя Кузя делает. Он как-то меня учил:
- Сынок, говорит, сделай так – она, то есть теща, если увидела, что ты домой возвращаешься и хочешь войти к себе в дверь, то прыгала бы в окно. Если ты в окно хочешь к себе влезть – чтобы она в дверь ломилась. Не сделаешь, как я учу – сам в окошко летать будешь. Он еще говорил:
- Страшнее тещи на свете только один индивидуум есть – это свекровь. Но это нас, мужиков - не касаемо, здесь бабы пусть сами разбираются, пусть друг другу кровь из ноздрей выпускают. Сейчас бабы закусь приготовят, водки принесут, сядем и основательно поговорим. Договорились?
- Да, конечно же, сядем и поговорим, - перебил словоизлияние Виктора Владимир Николаевич, - ты вот, что нам сообщи – о какой такой премии ты матери своей лапшу навешал? Она нам – мол, пришел Витька пьяный встельку – премию обмывал, мы чуть было с Женькой тебя не сдали – хорошо он вовремя спохватился тебя выгородить, а я совсем было растерялся. Никак в тему не въеду.
- Владимир Николаевич правильно говорит – предупреждать надо корешей о всяких там неожиданных премиях, и дополнительных заработках.
- Да я сам толком не разобрался, что матери соврать, вот и пришлось придумывать все сходу. Да, вы не расстраивайтесь – замяли и, слава Богу. В это время в комнату, где мужчины ожидали прихода Маши с базара, ворвались двое заплаканных детей – мальчик девяти лет и семилетняя девочка. У пацана была поцарапана щека, а у девочки капала из носа кровь.
- Все из-за тебя Мишка, ты первый начал,- кричала девочка, брызгая вокруг себя капельками крови, - зачем Люськину прыгалку порвал?
- Она сама первая этой прыгалкой меня ударила.
- И нет, и нет, и нет. Ты первый начал – я видела, поэтому Толик тебе и дал по морде. А я хотела заступиться за тебя, а он и мне в нос ударил. Следом за детьми в комнату вкатилась Наталья Петровна:
- Боже мой, что опять у вас произошло? Ни на минуту нельзя вас одних во двор отпускать. С кем дрались? Она схватила девочку за руку и потащила ее в ванную, - ты тоже иди сюда, - крикнула она уже пацану. Ну, я вам задам сегодня перцу, будете знать, как драться.
После того как бабуля отмыла в ванной внуков, она держа их за руки, привела их в где гости с великим терпением ждали угощения. Вскоре пришла Мария. Они с мамой вкатились на кухню, и не прошло каких-то полчаса, на столе в зале появилась закуска и водка.
Водрузившись на стул возле сына, Наталья Петровна, торжественно объявила:
- Нутес, ребятки, давайте приложимся. Все дружно стали накладывать в свои тарелки закуску, а Виктор Семенович на правах хозяина, содрав закупорку с бутылки начал разливать ее содержимое по рюмкам. Первую выпили без тоста.
- А хорошо прошла, - крякнув после выпитой рюмки, произнес Владимир Николаевич,- где ты Маш такую хорошую водку нашла? Мягкая, даже горла не дерет.
- Ну, раз так, давай по второй пропустим, закусив, промямлил Виктор.
- Куда же ты так торопишься, сынок? Дай закусить хорошенько гостям, торопиться некуда, весь вечер впереди, да и водки полно. Ты сколько пузыриков взяла Машенька?
- Три, как ты и велела. А куда дети запропастились, что-то тихо очень. Дрались сегодня?
- Куда ж без драки им, во дворе что-то не поделили, но я их умыла, в спальне притихли, может быть спят?
Пацан с девчонкой не спали, они сосредоточенно, с помощью отвертки и пассатижей, разбирали недавно купленный дядей Витей новый будильник. Дядя Витя частенько просыпал время подъема и являлся на работу с некоторым опозданием, за что и получал от начальства взбучки.
И вот он с последней получки, сэкономив на выпивке некоторую сумму денег, с чувством исполненного долга, наконец, приобрел в ЦУМе столь необходимую для нормальной жизни вещь, как отечественный будильник. Сей будильник в настоящее время в руках племянников превращался в кучу из диковинных колесиков и раскрученной пружины.
О препорации своего будильника дядя Витя не догадывался и поэтому с энтузиазмом, свойственным ценным работникам, продолжал глотать водку и поданную к ней закуску.
- О какой совести в наше время может вообще идти речь, уважаемая Наталья Петровна? Ее и раньше-то особенно много не было, а теперь и вовсе нет, разглагольствовал Евгений Николаевич.
- Вот у нас на работе – контора вроде бы солидная, большим строительством занимаемся. Должностей свободных полно, так нет, человека, в свое время так много сделавшего для этой конторы добрых дел, на порядочную должность не приняли – сидел, мол, из тюрьмы, мол, недавно освободился, нельзя мол, его на ответственную должность сажать, и приняли – кем бы вы думали, сторожем, контору охранять. И то с трудом великим приняли, совещались три дня. А вы говорите совесть.
- По кого вы говорите, Евгений Николаевич, уж не про товарища ли Бюльбюлеридзе, я слышала – он недавно освободился?
- Про него самого, Наталья Петровна, прекрасной души человек. Он, я знаю, и вам в свое время помогал, и как еще помогал, а теперь – сторож.
- Вай! Это Хвичу то сторожем? Да накажет их Аллах, такого человека сторожем. Действительно не осталось у людей ни совести, ни благородства. Он же никому в своей жизни ничего плохого не сделал, только хорошее. Вай, вай, что же теперь делать? Как помочь честному человеку?
- Да вы особо не переживайте – оклемается он, еще такого шороху наведет, будьте здоровы. Не оставит его Бог в такой неблаговидной должности. Он и сам говорит:
- Женька, - говорит - ты на меня внимания не обращай, у меня все прекрасно, отсижусь маленько в сторожах, а там, даст Аллах, всех вас к себе возьму на работу: и директора вашего с главным инженером, и технолога вашего и даже тетю Нюру – она мне вчера пирожки с капустой пронесла, целых семь штук.
- А ведь верно говорит, - встрял в разговор Владимир Николаевич, - он такой башковитый, я слышал, что он большими делами вершил, знаменитым на всю республику был.
- А какой ты республике говоришь – его весь союз знал, правда, в деловых кругах, - Евгений привстал и, подняв рюмку, произнес:
- Давайте выпьем за освобождение товарища Бюльбюлеридзе Хвичо, за его здоровье и будущие успехи в его благородном деле. Все дружно выпили. Виктор даже крикнул – Ура!
- А как вы все думаете, может быть возьмем выпивку и как-нибудь навестим Бюльбюлеридзе, посидим там, поговорим, так сказать поддержим его? – неожиданно предложила Мария. Компания дружно поддержала эту прекрасную идею о посещении Хвичо Бюльбюлеридзе.
Через несколько дней компания, в составе из четырех человек, возглавляемая Владимиром Николаевичем, нагруженная авоськами с закусками и четырьмя бутылками армянского коньяка, бодро вышагивала по улице, на которой находился кирпичный дом, а в этом доме в маленькой квартирке жил недавно освобожденный пожилой человек. И звали этого человека Бюльбюлеридзе Хвичо.
По пути, Мария Семеновна, держась за руку брата Виктора и за рукав Евгения, с любопытством, свойственным всем разведенным женщинам, бесстыже разглядывала спину, впереди идущего потенциального жениха – Владимира Николаевича. Тот так и не сделал ей предложения, хотя при встречах с ней загадочно закатывал глаза и, довольно беззастенчиво и многообещающе вздыхал.
Что она могла разглядеть в спине уставшего от работы и холостятской жизни Владимира Николаевича, знала только она.
- Пиджак помятый, вон пятно на левом плече. Совсем мужик запущенный. Сам виноват – баб много, а ухаживать некому. И ходит как-то криво, чуть ли не хромает. Да и фамилия у него страшная. Что, если выйти за него замуж – и я стану Колченогая. Нет, Колченогова. А какая собственно разница? Мамирова, тоже не очень звучно, но не Колченогова все же. Вот если бы Бальмонт. Есть же фамилии красивые, звучные. Или Мариарти. Правда, эта фамилия какого-то злодея. Где-то я читала, не помню. Мариарти, Мариарти.
Не успела женщина в третий раз произнести это слово, как компания, возглавляемая, Колченоговым подошла к дому, где, по словам Владимира Николаевича жил Бюльбюлеридзе Хвичо. Собственно говоря, из всей ватаги гостей, с Хвичо поддерживал более или менее близкие отношения Колченогов. Остальные знали его по рассказам Владимира Николаевича. Рассказы о нем были живыми, теплыми и оптимистичными.
Марию, в характеристике этого человека, особо привлекали его альтруистическое отношение к людям. А что еще нужно женщине, имеющей на руках двоих детей и приближающейся к бальзаковскому возрасту.
Она была согласна выйти замуж и за Колченогова, несмотря на его фамилию, и за Бюльбюлеридзе, хотя ни разу его не видела и прекрасно знала его возраст. Фамилия Бюльбюлеридзе ее устраивала – она находила в ней поэтическую нотку и некую, довольно строгую, завершенность. А когда она услышала, что Хвичо может по прошествии некоторого времени, стать богатым, преуспевающим человеком, то ее заочные симпатии к этому незнакомцу переросли в обожание.
На звонок никто не отвечал. На повторный тоже. Кампания теснилась на малюсенькой лестничной площадке второго этажа кирпичного дома, построенного еще в эпоху правления Никиты Сергеевича Хрущева, человека доброго нрава и крутых судьбоносных решений. Он мечтал обеспечить советский народ жильем, его решение – пусть будет маленькая жилплощадь, но пусть ее получат как можно больше семей, не лишено здравого смысла. Правда проектировщики несколько переусердствовали в уменьшении площади квартир, особенно в части сантехнических узлов и прихожих. В экспериментальный дом, построенный по новым меркам, приехал сам Никита Сергеевич, чтобы вынести окончательный вердикт квартирным удобствам советского человека. Человек он был тучный. Не такой конечно как Маленков, но все равно тучный. Вердикт звучал примерно так:
- Ну, раз я влез, токарь тем более влезет… Правда, втиснулся он в туалетную комнату, скорее напоминающий стенной шкаф, боком, сильно втягивая в себя правительственный живот. Ванную комнату посетить не рискнул, и уже в машине сказал:
- Переусердствовали, конечно, проклятые проектировщики, но переделывать времени нет. Давайте так и запустим. И запустили. Толстякам пришлось срочно худеть, ибо произвести акт дефекации в нормальной позе никак не получалось.
Если принятие ванны можно было как-то заменить посещением общественной баней, то в общественный туалет, тем более советский – не набегаешься. И опять таки – что в похудании ожиревших людей плохого? Зря злопыхатели, критиканы, псевдополитики нападали на хрущевские решения, ох как зря. И про кукурузу тоже зря. Ну, вырастили ли мы бы на наших просторах пятиметровую кукурузу, закидали бы мы весь мир ее зерном – что в этом плохого? Не покупали бы сейчас зерно в Канаде и Австралии. Или, например, пришло бы в голову Никите Сергеевичу завести в калмыкские степи из той же Австралии кенгуру – пусть размножаются. Кормить их не надо, плодятся хорошо – вот вам и мясо, настоящее не фальшивое, которым наполняют нашу колбасу…
На третий звонок послышалось некое шевеление за фанерной дверью. Вскоре дверь приоткрылась, и в ней появился человек, видимо только, что проснувшийся, заспанными глазами, отекшим лицом и с белой круглой шапочкой на седой голове. Это и был Бюльбюлеридзе. Он только недавно пришел со смены домой и мирно почивал на двухспальней кровати.
Рассматривая людей столпившихся на лестничной клетке, он поначалу было подумал, что те ошиблись дверью, но разглядев среди них два знакомых лица, передернулся и, поняв, что эти люди пришли к нему в гости, улыбнулся и засуетился:
- О, кого я вижу. Проходите, проходите дорогие гости. Я сейчас мигом приведу себя в порядок. С этими словами он побежал в ванную комнату, захватив с собой брюки и рубашку, лежавшие на стуле возле кровати. Гости ввалились в маленькую прихожую, так легкомысленно утвержденную в проекте Первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым. Постепенно они перетекли в комнату служившей хозяину квартиры и спальней и залом.
Виктор сразу же уселся в кресло, остальные уместились на диванчике. Вскоре появился и хозяин. Он привел себя в порядок и выглядел не таким уж и старым, как поначалу показался единственной посетившей его женщины.
- Сейчас будем знакомиться по-настоящему, друзья. А пока вы развлекайтесь, как можете, а я в гастрономчик сбегаю. Негоже мне принимать так гостей, какой я тогда грузин, тем более Бюльбюлеридзе.
- Да вы что, дорогой Хвичо, мы вас о своем посещении не предупреждали, поэтому с вас спрос нулевой. И тем более мы с собой захватили все необходимое.