Аннотация.
Слабонервным читать... Не надо, наверное. Маленькая девочка умирает в больнице от раковой опухоли. Мать от шока попала в закрытое лечебное заведение, и с младшей в больнице лежит старшая. Подростковые фантазии, Фрейд, всё такое. Это костяк истории. А внутри сказки. И их продолжения от Гостей. Оговорюсь сразу - хеппи энда не будет.

Сказка для эльфа
Посвящения.
Раймондо – не рассказав твоему величеству сюжет, я бы никогда не набралась храбрости писать ЭТО…
Лорд Арей, Леший, SHAB-NIGGURAT, Шуриман – а без
главных героев ЭТО были бы совсем другие сказки…

Что было.
- Дело недели… Возможно, две, но не больше, - равнодушно пробормотал старенький врач, не поднимая лица от бумаг. Вилене подумалось, что, произнося эти слова изо дня в день, старичок мог бы и отучиться прятать лицо в историях болезней. Но тут врач поднял глаза на неё, грузно крякнул, выпрямившись, и девушке стало ясно, что причиной его скрытности является не боязнь увидеть в глазах родственников слёзы, а запах перегара.
- Похоже, дежурство прошло не зря, - мимоходом подумала девушка в несвежих джинсиках и растянутом свитере, ёжа худые плечи под цепким взглядом эскулапа.
- Вы мама?
- Сестра, - привычно буркнула Вилена, поправляя в кармане джинсов ключи.
- А… мама где?
- В санатории…
Рассказывать о том, как семнадцать дней назад, когда началось, маму увезли в психиатрическую лечебницу коренастые молчаливые санитары, не хотелось. У Вилены до сих пор в ушах стоял её визг: «Это не моя дочь! Её подменили эльфы! Да посмотри же, Вила, это ведь подменыш!» Узнать в существе, бессмысленно пучащем глаза в кроватке, маленькую Лайанку и впрямь было трудно. Затёкшее от температуры лицо, удлинившиеся и одновременно выпученные глаза… Особенно правый, который казался теперь не синим, а белёсо-голубым…
- А отец?
- А папа у меня эльф. Из Арденского леса. Он не может приехать, у него визы нет, - надо быть идиотом, чтоб задавать подобные вопросы! Видит же, что Вилена пришла одна.
- Ммм… Ты уж маме сообщи… Сообщите… Чтоб она была готова, - врач взглянул в историю болезни снова. – Отчего, вы говорите, лечили девочку в местной больнице? Грипп? Да, это типичная ошибка многих, кто не сталкивался… С этим…- врач перекрестился, и Виленка почувствовала нарастающее раздражение к нему.
- Метастазы? - злым голосом поинтересовалась она у старичка. Тот кивнул, отворачиваясь.
Всё-таки дело не только в перегаре, позлорадствовала Вилена, покачиваясь на подошвах кроссовок в ожидании, пока врач выберет нужный из кучи рентгеновских снимков.
- Вот… Опухоль, видишь… И от неё дорожки вокруг… Даже, если б вы сразу обратились, мы бы вряд ли помочь смогли. Неоперабельно… Да и проморгали… Коллеги. Теперь только ждать… Ей не больно, вы не волнуйтесь… Лекарства у нас есть, мы ей уколы делаем, она кричать больше не станет. А вот с санитарками у нас проблема … Сестрёнка-то твоя… Под себя ходит… Приплатить бы санитаркам за уход за лежачей…
- Сама поухаживаю, - сжалившись над врачом, совершенно запутавшимся в местоимениях и всё больше стеснявшимся собственных слов, отрезала Вилена, вышла из кабинета заведующего детским отделением областного центра онкологических заболеваний и молча пошла по длинному больничному коридору.
В палате, как всегда, пахло хлорамином. Всё-таки санитарки ухаживали за больными, сколь мала ни была их зарплата. Лайанка лежала на кровати, по подбородок укрытая серой, но чистой больничной простынёй, а молодая санитарка в толстых резиновых перчатках упихивала в эмалированное ведро грязные пелёнки. При виде девушки она обрадовано разогнула спину и стала перечислять:
- Памперсов ей надо купить. И салфетки влажные. И бельё из дома принести…
- Зачем? - равнодушно обронила Вилена, усаживаясь на свободную кровать и стягивая кроссовки.
- А я не обязана её ворочать по десять раз на дню! И белья у нас в больнице нет столько, чтоб лежачих в чистоте содержать! Да и стыдно – лежит в неглаженном, некрахмаленом…
- Ей всё равно. Она не чувствует. Я уберу потом, оставьте, - Вилене хотелось спать, однако заботливая санитарка, старше её всего на несколько лет, но желающая продемонстрировать своё превосходство, не унималась.
- Деньги-то у тебя есть? А то родственников здесь не кормят. Своё из дому приносить всё надо, государство средств не выделяет даже на больных…
- Я справлюсь, - довольно резко оборвала болтушку девушка, разворачиваясь к ней спиной и вытягиваясь на незастеленной кровати. Ужасно хотелось спать. Мытарства последних недель угнетали, и конца им не было видно. Прошлую ночь Лайана ни секунды не спала, выгибаясь и крича от боли в плацкартном вагоне поезда. Попутчики давили в себе возмущение и затыкали уши, пытаясь уснуть. Пару раз до Вилены доносилось ворчание, а усатый проводник сказал даже, изображая сочувствие, что «девочке удобнее было бы в купе. Если вы доплатите разницу в стоимости билетов, я сам договорюсь и помогу вам перенести её». Вилена показала доброхоту средний палец и потом в течение получаса слушала лекцию попутчиков о невоспитанности современных молодых людей. Впрочем, ей не было дела до слов усача – единственной заботой её было, чтоб Лайанка не захлебнулась рвотой и не упала с полки. Тогда Вилена ещё не знала, чем больна сестрёнка. Месяца три назад, когда у неё внезапно поднялась температура и начались судороги, никто ничего не понял. В местной горбольнице девочку сначала лечили от простуды, потом от гриппа, потом от воспаления среднего уха, потом предположили, что на фоне лекарств у малышки развилась эпилепсия. И только сегодня пожилой врач расставил всё по местам. Виленка лежала с открытыми глазами и смотрела в стену. Спать она не могла. То, что лежало на соседней кровати, не чувствовало боли и не понимало слов, но ещё три недели назад было пусть больной и капризной, но такой родной Лайанкой. Прерывистое дыхание пугало Вилену. Ей казалось, что, стоит ей заснуть, дыхание тут же смолкнет. Она встала с кровати, смяв задники у кроссовок, надела их на ноги и, шмыгая по полу, отправилась относить в прачечную пелёнки и покупать памперсы.
Вернувшись с покупками, девушка обнаружила, что Лайана уже не спит. Это не обрадовало её – сестра не реагировала ни на слова, ни на ласку, ни на окрики. Всё это было использовано неоднократно за эти страшные семнадцать дней. Может, мама смогла бы придумать, как общаться с мелкой, но у мамы самой проблемы. Однако кормить «существо» - называть младшую иначе Вилена не могла, боясь расплакаться, осознав, что это её сестрёнка лежит недвижимо на кровати – было необходимо не менее пяти раз в день. Вилена приступила к неприятной процедуре. Взяв принесённый из буфета творожок – тот самый, который рекламируют по телевизору, купила, хоть денег почти не осталось, а младшей теперь всё равно, чем питаться – старшая сестра вооружилась ложкой и больничной наволочкой вместо салфетки и приступила к кормлению. Плохо, что глотать Лайана уже дней десять не могла, и большая часть рекламного творожка оказалась на наволочке. Обтерев сестрёнке губы, Вилена попыталась замыть пятна под краном. От этого они стали только ярче – рекламная смесь вишни, творожка и черешни была явно дополнена каким-то едким красителем. Но это мало волновало Вилену. За последние месяцы она слишком много пережила, чтоб расстраиваться по пустякам. Развесив наволочку для просушки на почти холодной батарее («вы принесите обогреватель, а то у нас плоховато топят»), она застелила свою кровать пересушенным и оттого измятым до шрамов больничным бельём – чёрт с ней, с наволочкой – плюхнулась, промяв сетку, и заложила за голову руки.
Проснулась она ранним утром от того, что в палате зажгли свет. Хрипы, доносившиеся с кровати сестры, спать старшей не мешали, но свет в глаза – это мало кто выдержит, не проснувшись... Вилена бросила взгляд на сестру. Её запёкшиеся от неутолимой жажды потрескавшиеся губы шевелились, и хрипы перемежались странными словами… Невольно прислушавшись к бреду, Вилена уловила в нём ритм, и через некоторое время ей показалось, что он сложился в странную считалку: «Лаэн, меейн, тои, вьен – тень скользит по коже стен... Мео, вьен, Лайана, бьон – выпьет тень рассветный сон… Вени, Вайя, войли, лэн – чёрное, черней чем тень, Лаэн, меейн, тои, том – до рассвета входит в дом»… Лайанка бредила не впервые, но сегодняшняя считалка показалась Вилене более осмысленной, чем все те слова, что вылетали изо рта сестры за последние три недели. Она взглянула с тайной надеждой в лицо сестры – но нет… Чужие глазки смотрели перед собой в пространство, ничего не видя, а спутанные тёмные волосы, прилипшие ко лбу, делали выражение лица девочки жестоким и странным. Вилене показалось, что даже зубы сестры хищно блеснули во рту.
–Ты похожа на кикимору. Такая же злобная и бестолковая…
Зашедшая за бельём санитарка мрачно покачала головой на слова старшей сестры, попутно сдёрнула с батареи наволочку и вышла из палаты.
-Она всё равно ничего не понимает и не чувствует, - сама себе объяснила Вилена, присаживаясь на кровать. – Да, существо? Ты кикимора? Из какой же ты, интересно, сказки?
-Скккаска… Хочу скасска…
Вилена вскрикнула и зажала рот обеими руками, после чего выбежала из палаты и бросилась к кабинету заведующего отделением. Кабинет был закрыт на замок, и блестящий ключ с качающимся на колечке номерком торчал в замочной скважине. Девушка ждала возвращения доктора минут пять, а потом с минуту сбивчиво объясняла, что сестрёнка сказала осмысленную фразу и тянула его в палату. Однако доктор в палату не пошёл. Мягко разжав пальцы вцепившейся в халат Вилены, он отпер кабинет, и уже на пороге отрицательно покачал головой.
-Это невозможно, к сожалению. Ты говоришь, она просила рассказать ей сказку? Расскажи… Хуже… Хуже уже не будет. Извини…
И он плотно закрыл дверь, оставив Вилену в коридоре. Ей оставалось только вернуться в палату. Запрокинув голову вверх и глядя в потолок, старшая сестра медленно шла по коридору, пересчитывая квадраты на потолке. Ей не хотелось возвращаться в маленькое помещение, в котором эхом отталкивались от стен хрипы младшей. Переборов себя, она вошла в палату. Сестра лежала, всё так же широко раскрыв глаза. Радужка вокруг зрачков, помутнела, а сеточка кровяных прожилок сделала белки глаз почти красными. Вилена присела на кровать умирающей и осторожно погладила тоненькие пальчики сестры.
-Сказка, говоришь? Я расскажу тебе сказку, маленькая. Сейчас…
И, в последний раз бросив взгляд в потолок, она слегка охрипшим голосом начала свой рассказ…
Глава 1.
В далёком-далеком лесу, где ежи бродили, протаптывая тропинки вдоль подёрнутого ряской лесного озера, где лисички росли на полянках жёлтыми букетиками, а полевые мыши не прыскали в стороны от хруста веток, а только недовольно косили глазом на бурелом, жила-была кикимора. Беспечная и не ведающая забот, она просыпалась к полудню, лениво шлёпала босыми ногами по жёлтым еловым иголкам, приятно щекочущим пятки, сдернув с ветки паутину, гонялась за бабочками, а на закате пекла на углях пойманную в озере рыбу и смотрела на ярко-розовые облака.
Была кикимора коренастой и невысокой, широкое плоское лицо её украшали небольшие глаза бутылочного цвета, спутанные чёрно-зеленые кудри цвета старой ёлки на ощупь напоминали проволоку, а огромные ступни и ладони часто были перемазаны сажей костра. Словом, как все кикиморы, была она безобразно уродлива. Но некому было сказать лесняшке об этом. Ежи и мыши о красоте имели довольно смутное представление, а грибы вообще были малообщительными. Кикимора не имела привычки умываться по утрам и расчёсываться, глядя в зеркало озера. Хотя бы потому, что кикиморы никогда не расчёсываются, любимым украшением в волосах считают цветок репейника с ярко-фиолетовой бахромой, а тёмную кайму под ногтями не вычищают неделями, полагая прекрасным маникюром.
Однажды кикимора увидела русалку. Зелёные волосы рыбохвостой красавицы были распущены и, словно зеркало, отражали солнце, отливая серебром, а запястья были украшены браслетами из водорослей. Крошечные серебряные колокольчики, украшавшие пояс русалки, мелодично звенели при каждом движении гибкого тела.
- Зачем тебе пояс, русалка? Ты ведь не носишь одежды! – удивлённо спросила кикимора, и хохот русалки был ей ответом.
- Этот пояс привлекает внимание мужчин, глупенькая… Надев его, я свожу с ума любого из них, ведь я выгляжу ещё более раздетой, чем просто нагая…
С этими словами русалка нырнула в глубину озера, и только хвост её плеснул по воде, оставив круги.
С той поры кикимора потеряла покой. По всему лесу искала она звенящую цепь, чтобы надеть её вместо пояса и стать похожей на русалку. Не найдя, она покинула лесную чащу и подбиралась всё ближе к поселениям и проторенным дорогам. Неделями сидела она в кустах, настороженно наблюдая за редкими путниками. Однажды мимо проезжал обоз, в котором везли на плаху заключённого. Ноги его были изранены камнями и скованы железными позвякивающими от движения телеги цепями. У кикиморы загорелись глаза, и лёгким движением она запрыгнула на повозку.
- Отдай цепь. Мне она нужна.
Заключённый рассмеялся, показав крепкие ещё зубы, но невесёлым был его смех.
-Возьми сама, коли хочешь. Я железного слова не знаю.
Кикимора дотронулась до цепи, пробормотав заклинание быстрого бега времени, и несколько звеньев оков узника рассыпались ржавой пылью. Тот немедленно спрыгнул с телеги, превозмогая боль в затёкших ногах, и откатился в кусты. А кикимора, сбросив тряпьё, служившее ей одеждой, нацепила на пояс кусок цепи и подняла подбородок, вспомнив, как горделиво держала голову русалка. Теперь она чувствовала себя такой же красивой, как и рыбохвостая. Плавно протянув руку, она дотронулась до плеча возницы. Тот повернул голову и увидел перед собой уродливую лесняшку. Вместо восхищения своей красотой она прочитала в его глазах ужас, и в злобе исцарапала ему лицо, пытаясь выдрать глаза, обманувшие её ожидания выражением в них. Возница стегал лошадей, как безумный, пока маленькая кикимора не спрыгнула с повозки на пыльную дорогу и не спряталась в колючий куст боярышника. Захлёбываясь первыми слезами в её жизни, она плакала до той минуты, когда услышала треск веток рядом с ней. Повернув злую красную от слёз мордочку на звук, она увидела каторжанина. Тот мозолистой ладонью утёр её слезы и подал ей свою порванную ударами бича и заскорузлую от пота рубаху, оставшись лишь в ветхих холщовых штанах. Кикимора с ненавистью оттолкнула его руку, но рука беглеца не дрогнула. Он сам накинул рубаху ей на плечи, а потом помог зеленовласке подняться, и они рядом пошли по лесной тропе.
Там, где совы ухают по ночам, с удовольствием прислушиваясь к эху своего «угу», где качается на ветру сонный тысячелистник, где водятся толстые непуганые суслики, живёт в шалаше бродяга со своей семьёй… По ночам он ворошит горящие угли костра и с нежностью смотрит в бутылочного цвета глаза любимой жены. А в колыбельке с удовольствием ужинает пяткой толстый малыш, чьи зелёные волосы на ощупь напоминают проволоку.
-И жили они долго и счастливо… И умерли в один день… Тьфу, пропасть. Хочешь знать, как на самом деле закончилась твоя история? На следующее утро на берегу озера нашли глупую русалку, задушенную железной цепью. И звон серебряных колокольчиков был ей траурным маршем.
Кажется, Вилене всё-таки удалось снова уснуть…
Глава 2.
-Мамочка, просыпаемся… Больную на живот переворачиваем, а то у неё пролежни будут… И в верхней одежде на кровати не валяемся…
В голосе только что сменившейся медсестры не слышалось особенного энтузиазма. Вилена, качаясь после сна, встала с кровати сестры, в ногах которой провела вчера остаток ночи, и, смяв задники кроссовок, пошаркала к умывальнику. Медсестра, не особенно, кажется, ожидающая, что её послушаются, подошла к кровати Лайаны и сама начала переворачивать её на живот.
-Все цепочки, кольца и другие украшения, мамочка, оставляем в камере хранения, - всё тем же бесстрастным тоном сообщила она Вилене, завершив процесс, и пересыпала на тумбочку длинную серебряную цепь с крошечными колокольчиками.
-Это не моё, - попив из-под крана и стягивая с себя свитер для проведения утренних водных процедур, заметила Вилена.
-И не моё. Мне чужого не нужно. Часа через полтора переверни её на спину и позови меня, я капельницу поставлю.
Медсестра вышла из палаты, а Вилена, передумав переодеваться – в палате было прохладно – надела обратно свитер и задумчиво обмотала вокруг руки цепь. Странно, откуда она могла взяться…
День тянулся, как прилипшая к подошве жвачка. Лайанка почти всё время находилась в состоянии болезненного сна, когда она начинала стонать, Вилена звала медсестру, и та молча делала девочке укол, после которого больная затихала. Больше делать старшей сестре было особенно нечего. Она помыла полы в палате, несколько раз без особого успеха покормила и напоила водой больную, сменила её памперс, поворочала с боку на бок, как было велено, побродила, словно лунатик, по пустынному коридору, поспала. К полуночи больничная тишина стала невыносимой, Вилена уселась на подоконник палаты, пересыпая цепь с колокольчиками из ладони в ладонь. Блеск серебра завораживал, и на ум приходили сказки о волшебных зеркалах и о ведьмах. Лайана не шевелилась, но слова доктора о том, что хуже от сказки девочке не будет, не давали Вилене покоя. Она поджала под себя одну ногу и начала рассказывать слышанную когда-то давно историю так, как она её помнила.
- Молодой очень худой человек в чёрном сидел на стуле и смотрел в окно. Он был безумен – и знал об этом. Роскошная комната была его тюрьмой, а в восхитительные вина из герцогских подвалов добрые слуги добавляли прописанные доктором успокоительные капли, которые так портили вкус напитков. Безумный герцог был одним из тех, кто попал под власть Ведьмы - Зеркала, заставляющей свои рабов совершать странные и страшные поступки, жечь дома и убивать невинных людей. Говорят, она будила в людях самые потаённые страхи и желания. Но герцог ни на секунду не пожалел о том, что навсегда стал её верным слугой… Он закрыл глаза и погрузился в воронку сновидений.
…Ты снова стоишь у зеркала, мой герцог. Что видишь ты в нём? Серебряное шитьё на корсете или изгиб амальгамы? Змейку татуировки в вырезе платья или паутинку, свисающую с потолка твоей одинокой комнаты? Пятнышко на паркете от пролитого тобой вина – помнишь, как в досаде бросил в проклятое стекло бокалом – или капельки запекшейся крови из пальчика, уколотого шипом одной из твоих серебряных роз? Ведьма – зеркало лишь отражает то, что ты хотел видеть. И нет её вины в том, что ты выбрал не то отражение…
Мальчик снова бежал сквозь подземные коридоры. Ему часто снился этот странный сон, будто он пробирается сквозь лабиринты чужих снов, то огненные, то наполненные едким болотным газом, то скользкие от слизи гигантских улиток, то искрящиеся ледяными искрами инея… И каждый раз в конце дороги он оказывался в разных местах… То он юношей он падал в пахнущую июлем траву и хохотал, когда лёгкие пальчики невидимки ловко заплетали в косы высокие травы вперемешку с его русыми волосами, так, что он не мог оторвать головы от земли, а потом переставал смеяться от того, как нежно они гладили его губы… То мужчиной шёл в бой, яростно сражаясь и убивая, и умирал в тысячный раз, понимая, что этот раз не последний, видел красную кровь в своих седых волосах и думал только о той, чью прядь волос хранил на груди… То мальчиком подглядывал за купающейся ровесницей и испытывал злое удовольствие от того, как она краснеет, обнаружив его присутствие… Тысячи снов, тысячи образов для странника по снам… Сегодня он должен был попасть в волшебный лес и познакомиться с легкомысленной нимфой. По следам её верного слуги - единорога он в образе мальчик и бежал сейчас. Он уже видел впереди ярко-зелёную поляну, усыпанную нежно-голубыми васильками, на которой пасся питомец нимфы, и предвкушал очередной беззаботный сон со сладким вкусом верескового мёда на губах и замиранием сердца от скачки на единороге. Но тут нога его запнулась о корень, которого никак не могло здесь быть, потому что мальчик его не придумывал... Он лишь на секунду отвлёкся от миростроения, чтоб взглянуть под ноги – и за эту секунду корень, послуживший досадной помехой его бегу, вырос, вывернулся наизнанку, превратившись в тёмную воронку, и поглотил странника по снам.
Открыв глаза, мальчик обнаружил, что он лежит в огромном зале, на стенах которого висят тысячи зеркал, а рядом с ним сидит черноволосая женщина, заботливо ощупывая его колено. «Ты не ушибся, малыш?» - сказала она заботливо, и мальчик узнал этот голос. Его он слышал, когда невидимые руки ловко плели косички из стебельков травы и прядей волос, этот голос шептал молитву вслед уходившему на бой мужчине, его звонкое возмущение раскатывалось по берегам сонной реки и отдавалось в ушах мальчишки. Он протянул руку, но женщина отстранилась, помогла ему подняться и обвела рукой стены. «Выбирай», - сказала она голосом, в котором росой на провисшей паутинке переливалась печаль. Мальчик взглянул в одно зеркало, потом в другое. В каждом из них он видел отражение женщины в чёрном. Женщины, девушки, старухи смотрели на него с той стороны стекла, и у всех было ее лицо. Разные наряды, причёски, украшения и шрамы не уменьшали сходства отражений с женщиной, а только подчёркивали его. Но самого мальчика не было ни в одном из зеркал. «А почему я не отражаюсь в зеркалах?» - спросил мальчик, потянув женщину за подол… Она только грустно улыбнулась. «Ты должен узнать это сам. И сам выбрать единственное зеркало среди тысяч прочих». Мальчик кивнул, глядя, как завороженный, на зеркало, рядом с которым лежала осыпавшаяся серебряная роза, и шагнул к нему…
Не стоит сердиться на меня, странник по снам. Кто виноват, что ты выбрал не меня, а лишь мою тень? И кто виноват, что ты теперь стоишь по ту сторону стекла, а я, кусая губы, смотрю на тебя с этой стороны?..
Вилена не заметила, в какой момент в палате возник высокий хмурый мужчина. Судя по всему, он слушал её сказку с самого начала, и явно не пришёл от неё в восторг. Слегка ссутулившись, он мерил шагами палату и. кажется, искренне удивлялся, что, сделав три шага, вынужден разворачиваться на пятках, потому что она заканчивалась. Прогулявшись таким образом раза четыре, он оставил эту идею, сделал шаг вправо и уселся на кровать Вилены. Сидеть ему, видимо, было неудобно, поэтому он улёгся на кровать и закинул за голову руки, как недавно это сделала Вилена. Но мужчина уже спал, и только мерно вздымалось серебряное шитьё на груди. Вилена не посмела тревожить его сон и, перебравшись с подоконника на кровать к сестре, свернулась калачиком у неё в ногах и провалилась в беспокойный серый рассветный сон. Сон без снов…
Глава 3.
-Скажите, а у вас есть доктор мужчина, такой высокий, ходит весь в чёрном?
-У нас мужчина на всё отделение один, заведующий. Он в халате ходит. Что, кстати, доктор говорит, когда девочке получшеет-то?
- Говорит, больше недели не протянет…
Санитарки, заглядывающие прибраться в палате, обычно не задавали подобных вопросов. Эта, видимо, была новенькой… Вон как рванула из палаты. Увольняться побежала, не иначе. Врачи в палату не спешили. За день несколько раз пришлось разыскивать медсестру, когда приходило время делать укол морфия, по гулким коридорам. Вилене несколько раз чудился силуэт высокого мужчины то справа, то слева, но каждый раз она убеждалась в своей ошибке.
- Лаечка… Лай… Пить хочешь? Давай, я тебе попить дам… Салфеточка вот, смотри, какая красивая… На ней тётя с белой рубашке нарисована… Это привидение. Хочешь сказочку, Лай? Про привидение?
Это случилось в сонном годке на юге Англии. Из одного старого дома каждую ночь стали слышаться странные звуки. Там кто-то плакал, выл, звал на помощь на разные голоса… Жители близлежащих улиц боялись даже днём ходить мимо этого дома, а уж ночью и подавно на пушечный выстрел не приближались к нему. Но однажды ночью возле этого дома оказался бродяга, за которым гнались полицейские. Выбор его был небогат – либо ближайшим утром познакомиться с мастером-палачом, который отрубит ему правую руку за кражу краюхи хлеба из лавки булочника, либо войти в тот дом, куда боялись заглянуть даже матёрые воры, хотя поговаривали, что в доме этом хранятся несметные богатства. Бродяга сделал свой выбор, не раздумывая – он протянул руку к массивной медной ручке двери и шагнул в тёмный провал двери. Он ожидал попасть в тёмное тесное помещение прихожей – именно такой представлялась ему передняя комната старого заброшенного дома. Однако оказалось, что в доме всего одна комната, просто огромная, и не такая тёмная, как можно было предположить – в окне без занавески ясно видна была полная луна, освещающая полную пыльных предметов мебели залу. Как раз напротив окна висело зеркало, в котором отражалась луна. Путник подошёл к зеркалу и некоторое время в неясном лунном свете пытался понять, что не так в его отражении. Только спустя несколько минут, в течение которых тишину в доме нарушал только шорох вездесущих тараканов, бродяга понял, что смутило его. Зеркало было кривым, но так искусно сделанным, что смотрящий в него не сразу понимал, почему его отражение протягивает ему не ту руку, которой он пытался прикоснуться к нему, а противоположную. Заинтересованный странным эффектом, незваный гость приблизился к зеркалу. Его удивило, что, в отличие от всей остальной мебели, зеркало пыльным не было, только нижняя рейка рамы была испачкана чем-то липким. Путник протянул руку и дотронулся до сухих комочков. Это оказалась смола, что очень удивило сбежавшего от правосудия мужчину. Он выпрямился, недоумевая, кому и зачем понадобилось наступать на раму, и с удивлением увидел смутную очень высокую фигуру в белом позади своего отражения. Это была совсем молодая девушка. Бродяга хотел обернуться, но девушка предупреждающим жестом остановила его и поманила вглубь зеркала. Неожиданно для себя путник шагнул следом за ней и очутился в комнате – точной копии той, которую видел только что. Девушка продолжала манить его, пока пятясь и отступая, не довела до двери во вторую комнату, не замеченную путником первоначально. Всё так же, не поворачиваясь спиной к бродяге, она открыла дверь в комнату и указала внутрь неё кивком головы. Как заворожённый, бродяга двинулся было следом за ней, но вдруг взгляд его упал на туфельки девушки, торчащие из-под подола пышного белого платья. Туфли на каблуках были измазаны той самой смолой, которую он видел на раме, но не это привлекло его внимание, а то, что ноги девушки не доставали до пола несколько дюймов, отчего она казалась выше ростом. Подняв глаза, бродяга словно только сейчас заметил чёрные круги под глазами девушки и странное застывшее выражение лица. Рванувшись из последних сил, он обернулся и рванулся к проклятому зеркалу. Но перед ним вместо пустой рамы, сквозь которую он собирался пройти, было толстое искажающее реальность стекло. Из последних сил бродяга ударил по нему всем телом и упал без сознания в мелкие брызги осколков. Ранним утром, когда крики и ужасные стоны из странного дома не стихли, полицейские отважились войти в помещение. На полу сидел окровавленный бродяга с безумным выражением лица. Его хотели увести, но он с отчаянным мычанием указывал полицейским на стену прямо перед собой. Видно было по следам окровавленных пальцев, как он пытался сорвать со стены обои. Кто-то заметил, что под слоем штукатурки видна деревянная дверь. В надежде на легендарные сокровища дома любопытные горожане сорвали со стены обои и, отбив штукатурку, вошли в дверь. Но, к их разочарованию, в комнате не было сокровищ, только кровать, на которой лежал полуразложившийся труп девушки в белом платье, в груди которой торчал стилет. Тут-то и вспомнили горожане историю молодой девушки, случившуюся 20 лет назад – красивая и ветреная, она бросила своего жениха, сбежав прямо из-под венца с молодым лесничим. Но вскоре тело застреленного лесничего было найдено в болоте, жених её уехал навсегда из города, а о девушке никто больше ничего не слышал до этого дня. Бродягу забрали в Бедлам, а дом заколотили досками, а потом и вовсе снесли. И в памяти людей осталась только легенда о призраке девушки в старом доме…
- Самый подходящий рассказ для умирающей девочки. Где ты слышала эту глупую историю? Как типично для людей – выдумывать подобное… Послушать тебя, так призраки только и могут, что указывать место своего захоронения да жалобно завывать. Причём все истории почему-то происходят в Англии и в 18 веке…
Прошедшая сквозь стену девушка не была похожа ни на привидение, ни на мёртвую. Такая вся из себя пышечка. Только вот запах, пришедший следом за ней…. Вилена вспомнила, как давно, в детстве, она ездила в деревню и копала там с местными девчонками дождевых червей для рыбалки. От незваной гостьи пахло так же. Но Вилену ничего уже не удивляло… Она укачивала на руках впадающую в забытьё девочку и с жалостью смотрела на её покрытый холодной испариной лоб. Запах дождевых червей выветривался, заменяясь привычным запахом лекарств и хлорки…
Глава 4.
-Она лежит с открытыми глазами… Она даже спит теперь с открытыми глазами…
Вилена, раскачиваясь на стуле, сидела в процедурном кабинете. Дежурный врач, женщина с нервными тёмными глазами, сочувственно слушала её, сдерживая зевоту. Вилена вытерла тыльной стороной ладони воспалённые глаза и раздавила в блюдечке с окурками сигарету.
-Пойду я…
- Ложись, здесь поспи… Что ж ты себя мучаешь, не отходишь от неё? Теперь уж делать нечего… - и почему самые доброжелательные собеседники всегда говорят вовсе не то, чего от них ждёшь? Вилена слегка поморщилась и помотала головой.
-Не, я там… Я уже привыкла…
И, шаркая растоптанными кроссовками, она побрела по коридору.
-Лайан, ты почему глазки не закрываешь? Разве ты ящерица, чтобы спать с открытыми глазами? А, может, ты дракон? Хочешь сказку про дракона, детёныш? Какую чушь я несу… Почему она совсем не закрывает глаза, почему??? Слушай мою сказку, малышка…
В пещере раздавался только стук капель – с лёгким звоном падали они в ледяную чашечку. Прозрачная вода колыхалась под ладошкой пожелавшей напиться девушки. Сбившаяся с пути домой жительница горной деревушки забралась в пещеру в поисках ночлега. Теперь в свете полной луны, неверное отражение которой хрустко ломалось в гранях горного бокала, она пила ледяную воду. Стыли зубы, и мечта о тепле и уюте дома не грела уже душу усталой путницы. В царстве мрака, холода и безмолвия уютный дом казался сказкой, позабытой детской сказкой, о которой знаешь только, что слышал, и не можешь вспомнить ни слова. Девушка встряхнула головой, боясь уснуть – слишком много раз видела она, что бывает с неосторожными путниками, уснувшими в ледяных объятиях гор, чьи негнущиеся тела иногда привозили в деревню на закрытых повозках. Чтобы не спать, она решительно окунула руку в воду по самый локоть, плеснула в лицо пригоршню воды и снова опустила руку в воду. Ледяной шип вонзился в безымянный палец, ойкнув, девушка вынула руку из воды. Две тёмные капли крови медленно набухли на подушечке пальца, сорвались и растворились в прозрачной воде, и в дымке на дне возник силуэт – маленькая ледяная ящерка стремительно вынырнула и уселась, сверкая рубинами глаз, на ледяной кромке чашечки. Словно во сне, девушка протянула руку, и ящерка бесстрашно скользнула к ней на ладонь, цепляясь крошечными острыми когтями. В самом сердце девушки зазвенел ксилофоном мелодичный вопрос: «Здравствуй. Зачем будила? Чего ты хочешь?» «Я не будила тебя, ящерка», - удивлённо сказала девушка. «Я уколола палец, и кровь моя капнула в воду». «Что ж, вольно или невольно, но ты сделала ледяного дракона своим рабом. Загадывай желание, смертная, и отпусти меня». «Разве ты дракон? Драконы огромные, а ты совсем малютка», - удивлению девушки не было границ. Вместо ответа ящерка расправила крылья за спиной, казавшиеся раньше лишь прозрачной складкой на теле из матового льда, и взлетела к потолку, не пошевелив ни мускулом. Там она превратилась в огромное облако ледяного тумана, потом крупной каплей отражающей тайны тысячелетий воды повисла на сталактите, тяжело ударилась о каменный пол и рассыпалась на тысячу водяных брызг. Девушка зачарованно наблюдала, как брызги, словно шарики ртути, сбежались в неглубокую выбоину на камне и снова обрели форму. На полу сидело удивительно красивое существо, похожее на варана, и поблёскивало бусинками кровавых глаз. «Загадывай желание, смертная», - в голосе дракона не чувствовалось раздражения. Привыкший ждать тысячелетия, он спокойно ожидал, пока девушка, ошеломлённая происходящим, обретёт дар речи. «Только смотри, не ошибись». Девушка хотела многого – как и все девушки её возраста, она мечтала о богатстве и славе, здоровье и удаче. Ей хотелось добраться невредимой до дома, согреться у огня и поесть горячей пищи. Но отчего-то она медлила, глядя на то, как переливается всеми цветами радуги чешуя на спине дракона. А потом она тихо произнесла совсем не те слова, которые собиралась. Кажется, слова её удивили даже дракона…
Люди рассказывают, что в горном селении живёт женщина. Она одинока, у неё нет детей, и семья её давно умерла. Но даже смерть бессильна перед даром дракона. Каждое утро женщина выходит на берег горной реки и садится на камень. Расчёсывая седые волосы, смотрит она на застревающий в голышах на дне хрусталь воды. Ей кажется, что это маленькая ящерица потягивается на дне, охотится на невидимых рыбок и трётся о её руку треугольной головой с гребнями над немигающими глазами с вертикальными зрачками. Ей чудится, что река всё повторяет ей удивлённо: «Ты хочешь влюбиться раз и навсегда? Как странно… Почему ты не просишь о взаимной любви, о том, чтобы любили тебя, о том, чтобы ты и твой муж жили долго и счастливо? Ты не похожа на других, смертная. Пусть будет по-твоему…» И счастье, застывшее в её глазах, заставляет отшатнуться и поспешить прочь всех посмевших заглянуть в них…
Ты спишь, Лай? Спишь… А глазки так и не закрыла… Дракон так и не пришёл, странно, правда? Только вода из крана перестала капать и затихла… Как будто уснула…
Глава 5
-История, которую я расскажу тебе сегодня, малышка, случилась в январе. Почему именно в январе? Просто сейчас январь, а я не помню названий остальных месяцев… Но это неважно.
Ночь была безлунной, а от копоти и облаков звёзды светили так тускло, что разглядеть их не могли бы самые зоркие человеческие глаза. Однако глаза на лице, обращенном к небу, не были человеческими. Оттого созвездие, которое разглядывал молодой вампир, казалось ему ослепительно ярким.
«Смотри, как красиво», - пробормотал он на ушко своей спутнице, вдыхая запах светлых волос. «Это созвездие летучей мыши… Иногда, когда я смотрю на неё, мне кажется, будто она машет крыльями. Ты когда-нибудь замечала, что звёзды зимой дрожат и пощелкивают? Вчера я видел, как мышь почесала себе за ухом острыми когтями…»
«Ага», - равнодушно обронила девушка с ярким макияжем, даже не взглянув на небо.
Она знала, что созвездие не может почесать себя за ухом. «Отведи меня домой, я замёрзла».
Это звучало, словно приказ, и вампир поморщился – в его не-жизни и так присутствовало достаточно существ, чьи требования ему приходилось выполнять, и подчиняться капризам девушки не хотелось. Однако девчонка упорно отказывалась слышать и, кроме того, вызывала у него раздражение привычкой одну за одной смолить, не затягиваясь, тоненькие сигареты. «Ты лучше голодай, чем, что попало, есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало»… - пробормотал он про себя, но вслух добавил только – «хорошо», - и лёгкой поступью пошёл следом за решительно свернувшей в сторону ближайшего подъезда девушкой. У дверей подъезда он задержался на секунду, попытавшись обнять строптивицу. Но та дёрнула плечом и, стянув с руки перчатку, начала поспешно набирать код. «Ступай, а то тебя мама увидит. Я не хочу с ней полночи объясняться. Я позвоню!» «Хорошо», - снова согласился юноша и, не оглядываясь, пошёл прочь от подъезда.
Путь в сторону жилища занимал у него всего несколько минут, хотя обычный человек потратил бы не менее получаса, пока, проблуждав по проходным дворам, вышел бы к девятиэтажному студенческому общежитию. Но вампир знал пути, и уже очень скоро оказался перед крыльцом общежития, во дворе которого много лет разрушалась старая котельная. Общежитие давно отапливалось газом, все котлы и трубы из котельной ушлые студенты сдали в металлолом, и помещение пустовало, пока в прошлом году не было облюбовано вампиром для своего логова. Единственным недостатком жилища было то, что рядом ходило много еды – ведь охотиться в своём районе не позволит себе ни один вампир.
Юноша пригнулся, собираясь нырнуть в щель, обманчивая узость которой не позволяла даже общежитским крысам думать о посещении его дома. И тут он услышал странную мелодию, которая заставила его выпрямиться и медленно поднять голову в поисках её источника. Верхом на перилах балкона пятого этажа сидела девчонка в джинсах и толстом свитере, растянутом до колен. Именно мотив напетой ей простенькой песенки заставил вампира забыть о вечном голоде и улыбнуться, взглянув наверх.
«На далёком небосводе
Облака за тучей ходят,
И толкаются все в куче
Стайкою ягнят.
А в пещере спит летучий
Мышь, Великий и Могучий,
И во сне он видит тучу
А ещё – меня…
Это я по небу рею
Тоненьким бумажным змеем,
На потеху пухлой туче
И большим ветрам…
Перепончатые крылья –
Змею люди смастерили
Вот тебе гораздо лучше,
Ты Крылатый сам…
Для чего тебе, Крылатый,
Змей бумажный, зверь помятый?
Вон, обрывки дуралея
Полетели вниз…
Только ленточка цветная
В облаках еще мелькает
Повяжи её на шею -
А потом проснись…»
Как неизменно случалось в таких случаях, забавная девчонка тут же почувствовала его взгляд и непроизвольно дёрнулась. С её ноги упала синяя матерчатая тапка и шлёпнулась на асфальт рядом с вампиром. Певица укоризненно посмотрела на ногу в толстом вязаном носке и скорчила возмущённую гримасу. Затем она посмотрела огорчённо вниз на тапку, словно примериваясь, не удастся ли ей достать её прямо с балкона. Видимо, решив, что не стоит и пробовать, она приветственно помахала рукой вампиру.
«Принеси мою тапку, пожалуйста. Тапку. Она там где-то упала… Я теперь босиком!»
В подтверждение своих слов она помахала юноше уже ногой, и тот поднял тапку с парапета. «Кидайте, я поймаю!» - самоуверенно заявила девушка, подставляя руки. Помотав головой, вампир сунул тапку в карман куртки и по балконам очень быстро полез на балкон. Девушка стояла на одной ноге, смешно шевеля пальцами другой, и с интересом наблюдала за его путешествием. Добравшись до цели, юноша подал ей тапку и дурашливо раскланялся. Девушка в ответ расхохоталась и присела в глубоком реверансе, держа свитер кончиками пальцев, словно подол юбки.
Вампир не стал говорить ей, что она не могла его видеть – ведь он был укрыт сумраком. Он не сказал ей, что мог просто взлететь на балкон, а не карабкаться по перилам. Не сказал ни в этот вечер, ни на рассвете, когда она вышла проводить его до лестницы в длинной измятой майке… Он не стал внушать ей ложные воспоминания об этой ночи – он знал, что она не позволит себе забыть его… Он выпил лишь один глоток её крови, не боясь, что не сможет остановиться – ведь одно дыхание её стоило тысячи жизней, взятых им до этого… А созвездие летучей мыши задумчиво скребло коготками за ухом в вечном поиске лунной блохи…
- Ой, ржу , не могу… Какие все бабы дуры… Надо же – в таком дерьме отыскать зерно романтики… - на подоконнике сидел худющий мальчишка в очках с острыми клыками, не умещающимися во рту.
- Гарри Поттер, сегодня не твой день. Сказку про волшебников я рассказывала позавчера, поэтому вали отсюда… И окно закрой, дует!
Всё-таки не выдержала… А ведь дала себе обещание сразу же, как только началось, не разговаривать с приходящими. Одной сумасшедшей на семью более чем достаточно.
Кажется, вампир слегка опешил… Потом он легко спрыгнул с подоконника (окно, кстати, всё-таки прикрыл) и направился к кровати Лайаны. Бесцеремонно перегнувшись через Вилену, он заглянул в лицо лежащей неподвижно младшей, прицокнул языком и сел рядом с девушкой.
-Ей остался один день. Она не здесь. Не обманывай себя. Ты рассказываешь эти сказки просто, чтобы не молчать. Я тоже не любил тишины. Раньше, когда был человеком. А теперь мне всё равно. В сравнении с вечным чувством голода страх перед тишиной ничто. Хочешь, расскажу, как это бывает на самом деле?
Зрение Он потерял еще, когда был человеком. Да, давно это было, хотя… Так легче прятать глаза, везде есть свои плюсы... Надев очки, Он посмотрел вниз на дремлющий город, через затемненные очки мир казался ему серым, тусклым и неинтересным, таким же, каким казался без очков. Он был голоден, не охотиться 6 месяцев, если бы ему раньше сказали такое, то кроме смеха ничего бы не дождались. А сейчас… Есть хотелось невыносимо. Закрыв глаза Он шагнул вперед,
-Падение с 5-ого этажа смертельно для человека… Где-то я это слышал, смешно… Это они падают, а я так летаю, – подумав так, летевший сразу посмеялся над собой - Я? Хха! Ну и что я под этим имел в виду? Шизофрения прогрессирует, лечиться надо.
Приземлившись на ноги и продолжая смеяться, юноша пошел домой. Идти было недалеко, но Ему нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что Он обычный человек, поэтому Он не спешил… Единственное, чего Он боялся - это нарваться на какую-нибудь подвыпившую компанию, которой нечего делать. Нет, Он не боялся драки, Он вообще уже мало чего боялся. Просто, когда всё начнется, Он уже не сможет себя контролировать, и тогда… Тогда придется поохотиться… Прошлое просто так не отпускало. Сказал же ему Каин, что рано или поздно Он сам придет, похоже, всё к тому и идет. Сколько он еще продержится? Ну, месяц… Ну два… И что это по сравнению с тем, сколько ему еще предстояло прожить? Крохи... Когда-то Ему казалось, что месяц это срок… Много воды с тех пор утекло. Целых 2 года… Интересно получается, 2 года это очень много, а 2 месяца это не срок, вот теория относительности в действии… Перестав себя контролировать Он шел и смеялся как помешанный. Неудивительно, что какая-то компания встала с лавочки и пошла Ему наперерез. Все еще смеясь, Он посчитал - 6 парней лет по 20 и 3 девушки того же возраста. - Хоть бы прошли мимо, – думал он. – Им, наверное, еще рано умирать, хотя… - Эй, парень, что ржёшь как лошадь, время уже поздно, люди, мля, спят, что ты молчишь, а?
В кармане зазвонил телефон:
- Сейчас. Отвечу. И поговорим…
На экране высветилось «Каин», говоря «да» он как в замедленной съемке увидел летящий в его лицо кулак. Сколько дел умел делать Юлий Цезарь? Увернуться от кулака. Ответить на удар. Увидеть, как мир постепенно изменяется. Почувствовать, как из верхней челюсти вылезают теперь уже постоянные клыки, сдвигая остальные зубы (больно, блин!)… И услышать в трубке: - С возвращением в Клан… Приятного аппетита…
- Прикольная у тебя сказочка. Вот только зубки тебе говорить мешают – фефект фикции получается! – рассказ мальчишки разозлил Вилену. Глядя прямо на него злыми глазами, она треснула по костлявому плечу и больно ушибла костяшки пальцев. Вампир перехватил её кулак и поднёс к губам маленькую узкую ладонь.
- Зато с девочками целоваться прикольно. Доказать? Сто пудов, ты никогда не целовалась с вампиром. А ты вообще с кем-нибудь целовалась?
Вилена закрыла глаза.
Глава последняя
- Сказка… сейчас, сейчас расскажу тебе сказку об эльфах, маленькая принцесса. Я вспомнила, Лайанка. Ты слышишь меня, я знаю…
В свете больничного ночника черты обтянутого пергаментом кожи лица Лайаны смягчились, а огромные глаза смотрели в темноту осмысленными черными провалами.
- В тёмном лесу стоял замок, в котором жил одинокий эльф. Каждое утро он поливал цветы на клумбе перед домом и выходил гулять в лес по тонкой тропинке, которую мог отыскать лишь он один. От посторонних взглядов замок был надёжно укрыт непроходимым колючим тёрном. А на опушке тёмного леса стояла покосившаяся избушка, где жила молодая девушка. Была она хороша собой, а родители её давно умерли, и поэтому некому было отвести её к другим людям. Девушка жила, не зная печалей и не испытывая радостей, и никто не говорил ей, что надо жить иначе. Совёнок, подобранный ей в лесу был её единственным собеседником, а других жильцов в маленькой избушке не было. Однажды утром девушка пошла за водой к ручью. У ручья она увидела эльфа, который стоял и ловил форель. «Какая красивая рыбка», - прошептала девушка, глядя на трепещущее серебристое тело. «Возьми её себе. Я не ем рыбу», - и эльф бросил рыбку девушке прямо в подол длинного платья. Рыбка затрепыхалась там. Девушке жаль было маленькую форель – она быстро погибла бы на воздухе. Она взяла рыбку в руки и выпустила её в ручей. «Извини, я напрасно лишила тебя добычи, я не могу удержать её в руках», - сказала она, с улыбкой глядя в прекрасное лицо эльфа. «Лгунья», - улыбнулся в ответ эльф, и руки их, опущенные в ручей, встретились. И вода замирала, огибая сплетённые пальцы, стараясь не нарушить счастья двоих… Прошло время, у эльфа и девушки родилась дочка, а спустя несколько лет ещё одна. И не было на свете детей прекраснее, чем рожденные в любви девочки, унаследовавший лучшие черты от матери и отца. Вот только мать с рождением второго ребёнка начала стремительно стареть… Недаром только один ребёнок должен рождаться в эльфийской семье. И однажды на рассвете, когда молодая женщина, чей лоб, однако, уже обезобразили первые морщины, а в чёрных волосах заблестела седина, спала, отец запеленал младшую дочь и взял за руку старшую, и отвёл их в мир людей – в домик на той самой опушке, где жила раньше их мать. Там он оставил их, сказав, что так будет лучше. А сам пошёл к жене и поцеловал её лоб – и тот стал высок и красив, как прежде. Он погладил её волосы – и седые пряди пропали. Только будить он её не стал, и так и спит она в замке, укрытом терновым кустарником, долгие годы. Ибо знал эльф, что никакая красота не заменит человеческой женщине её детей. Но и отдать любимую старости он тоже не мог. И с тех пор всё реже появлялся он в тёмном лесу. По вечерам эльф всё сидел в замке, глядя на огонь в камине, и смотрел в лицо спящей жены… А на рассвете он ловил в ручье форель. Ловил, чтоб выпустить и посмотреть, как мелькнёт серебристая спинка в прозрачной волне…
- Всё было не так, - раздался глухой голос из угла, в котором, укутавшись в плащ, сидел эльф. – Никто не может заставить живое существо спать много лет. Такое заклинание давно забыто. И не было никакой форели в ручье. И ни один эльф в мире никогда не взял бы в жёны человеческую женщину, ведь эльфийки прекраснее в тысячу раз, и молодость их длится века!
-Я знаю, - спокойно сказала Вилена, наблюдая, как эльф, выбравшись из угла, склоняется над кроваткой Лайаны и накрывает её застывшее лицо простынёй. - Я знаю…
Эпилог
-Сестра, нашатырь. Нашатырь подайте. Бедная девчонка, врагу не пожелаешь такой участи… Ну, наконец-то. Что ж ты… Вы… Так уж. Я предупреждал ведь – дело пары недель… Мать-то из санатория не приехала? Нет… Ну, поможем, чем сумеем… Может, позвонишь матери-то?
Вилена безучастно взяла из руки врача протянутый ей сотовый телефон, нажала кнопку вызова и задумчиво произнесла в трубку, не обращая внимания на сочувственные взгляды врачей:
-Да, мамочка. Здравствуй. С Лайанкой всё в порядке. Они забрали её. Да, мамочка. Папа забрал её домой. Теперь всё будет хорошо…