Малыш.


Эта история началась во второй половине весны, когда снега сошли мелкими ручья-ми к большой воде, а теплое солнце уже начало прогревать замерзшую землю.
Был у меня приятель в деревне - Мишка Колеев, человек в возрасте, грубый, одино-кий, как и все нынче в деревнях любил выпить, в свое время оттянувший срок за воровст-во. Пару лет назад он начал выращивать коноплю у себя на огороде.
Обычным весенним деньком солнце грело жарко, но холод от замерзшей земли не давал зною воцариться в пространстве. К нему в окно постучал один знакомый и попро-сился войти.
-Привет Михаил – начал гость.
-Ну, здравствуй. За чем пожаловал? Может с чем?
-Вот слышал, урожай у тебя будет богатый, а ты собак вроде любишь, дай, думаю, заскачу, поинтересуюсь.
-Ну?
-Вот тут моя дуреха ощенилась, - из-за пазухи он достал щенка овчарки и протянул его Михаилу. Тот пристально посмотрел в его глаза и спросил:
-Видать породистый выводок вышел?
-Да! Специально в Москву возили, а то, что такую сучку губить.
-Ну и что ты за него хочешь?
-Немного, так пакетик твоего веселого урожая.
Михаил молча кивнул, взял щенка на руки и учтивым жестом намекнул гостю на вы-ход.
-Эх, негостеприимный ты Миша.
-В июне заедешь.
-Ух, ну спасибо. Ты смотри, береги его.
-Сам знаю, не учи.
-Ну ладно, как знаешь, тогда до лета.
Выдворив гостя, Мишка потрепал щенка за ухо, посадил его на диван, а сам отпра-вился к соседке за молоком. Вернувшись, он увидел мокрое пятно на диване и простыв-ший след щенка. Часа два его не было видно, и только когда Мишка сел ужинать, около стола послышалось аккуратное сопение.
-Вот ты где, зассанец, а ну иди ко мне.
Щенок было ринулся в темный угол, видимо, где и просидел последние два часа, но крепкие руки Мишки подхватили его и прижали к груди.
-Ну? Ну, чего ты боишься?
Посмотрев щенку в глаза, он увидел всю осмысленность содеянной провинности.
-Не бойся, первый раз простительно, - успокоил он, - лучше перекуси.
Поставив щенка на стол, он дал ему свободу действия. Щенок неуверенными шагами побрел по столу: сначала он наткнулся на пепельницу и шарахнулся от нее со слезами на глазах, потом его нос угодил в рюмку из-под самогонки, он фыркнул и отпрянул от нее, чем сильно позабавил Мишку, и только в конце он набрел на яичницу с сосисками. Щенок набросился на нее, как будто не ел месяца три, хотя самому отроду было месяца два, не больше. Поглощал он ее фактически не жуя. В это время Мишка налил ему в блюдце молока, поставил рядом со сковородкой и, умиляясь щенком, приговаривал: ”Кушай, кушай мой хороший”. Наевшись, он как-то устало фыркнул, спрыгнул на стул, потом на пол, и сытой походкой направился в свой излюбленный угол.
Всю ночь Мишка провел в раздумьях: “Как же назвать щенка?” Только под утро, ко-гда уже нетемно, но солнце еще не показало из-за горизонта лучи нового дня, что-то ма-ленькое и теплое запрыгнуло на диван и проворно вскарабкалось на Мишку, пристально уставившись на него своими детскими, невинными глазами. У того само собой сквозь смех вырвалось: ”Малыш!” – так его и прозвали.
Малыш был очень умным щенком, он ловил каждый жест, каждый взгляд налету, он угадывал мысли хозяина. Его практически ничему не обучали, не дрессировали, а он мог бы дать фору любой обученной собаке.
Когда я его первый раз увидел, а это была середина августа, он уже был настоящим охотником, от малыша у него осталась только кличка, да детский, наивный взгляд. Наша первая встреча произошла, когда я зашел к Мишке предложить пойти на рыбалку с намет-кой. Малыш недоверчиво обнюхал мои штаны, презрительно фыркнул и удалился в свой угол. Вышел Мишка:
-Привет! Давно приехал?
-Вчера. Как поживаешь? Смотрю, барбосом обзавелся?
-Э-э брат, этот всем барбосам барбос. Ты это, не стой в дверях, заходи, сейчас приезд отметим, – засуетился он.
Мы с Мишкой сидели за столом, разговаривали о делах насущных, а он лежал в углу, лишь изредка поглядывая в нашу сторону. Я взял добрый кусок докторской колбасы и предложил его Малышу - тот как будто меня не услышал.
-Этот за кусок колбасы не продастся, – пояснил Мишка.
-А как тогда мне с ним наладить контакт?
-Никак, он сам решает, кому верить, а кому нет.
Так мы и провели весь вечер, поглядывая друг на друга издалека.
Погода наладилась где-то через неделю после моего приезда, и мы собрались с Мишкой на рыбалку с наметкой. Малыш бежал рядом с нами, не отставая ни на шаг. Пе-ред тем как залезть в воду, мы сели выпить за рыбалку, а он стоял рядом, виляя хвостом и поскуливая в предчувствие того, что его оставят на берегу. Когда мы шли по воде, он дви-гался параллельно нам, не убегая, следил за каждым нашим движением. Не спеша, мы приблизились к одному из самых коварных мест в реке – глубокая яма, а за ней кусты, в которых всегда попадалась большая рыбина.
-Давай, я захожу, ставлю сак, а ты бей не спеша, – скомандовал Мишка
Я кивнул и остановился в ожидании, пока Мишка установит сак.
-Вперед.
Я наготове медленно пошел вверх по течению.
-Давай отсюда.
Я начал бить по кустам, постепенно приближаясь к Мише.
-Стой, что-то есть! - закричал Мишка, поднимая наметку. Он не устоял и начал съезжать в яму под тяжестью сака. Малыш, почуяв неладное, заметался по берегу. От не-ожиданности происходящего я застыл как вкопанный. Не понимая что происходит, смот-рел, как тонет Мишка. Тут меня как ото сна пробудил дикий, собачий вой отчаянья. Я просунул длинную палку в то место, где уже булькали прощальные пузыри. За палку кто-то крепко ухватился, и я потащил. Вытащив Мишку на безопасное место, ужаснулся. Я еще никогда не видел в человеке такого панического страха. Он, как обожженный, выско-чил из воды, минут пять просто бегал и что-то невнятно бормотал. Я подхватил сак и ус-тало вышел на берег:
-Ну что? – поинтересовался я.
-А. Да я. А, не, больше не пойду, не. Спасибо.
Тут он подлетел ко мне, обнял, что чуть ребра не сломал, поцеловал, потом оттолк-нул и опять забегал.
-А-а, ну как это, не ну.
Потом из-за кустов, за которыми он скрылся, раздался крик: ”Я жив!” – а ему вторил радостный собачий лай. Более-менее успокоившись, он сказал: ”Наливай”. Мы закусили.
- Да, а я уж было подумал - конец мне пришел.
-А мне какого? Вот так, ни с того ни с сего.
Долго мы спорили, кто из нас больше испугался, один малыш молчал, и, вдоволь вы-лизав хозяина, боязливо подошел ко мне и лизнул мне руку в знак благодарности. С тех пор он всегда брал угощения из моих рук, и каждый раз когда я проходил мимо их дома, он выбегал мне навстречу и игриво оббивал меня хвостом. Каникулы кончились, мне надо было ехать в Москву учиться, а им оставаться здесь жить.
Где-то в конце осени нет Малыша день, нет два. Где он? Что с ним? Мишка пережи-вал, места не находил, ведь это был его единственный постоянный друг в этом огромном мире, единственная понимающая душа в этой бездушной вселенной. Под конец третьих суток одиночества Михаил услышал скулеж под дверью, он выбежал на улицу, а там на полусогнутых ногах обессиленный Малыш. Поняв всю безысходность ситуации, Мишка взял его на руки и отнес в дом. Со слезами на глазах он смог лишь выдавить из себя: ”Ах ты, дурачок. Ну, где ты лазил? Ты посмотри на себя ”, – и горькая слеза покатилась по его уже далеко не молодому лицу. Занеся его в комнату, поставил на пол, тот, едва передвигая лапы, кое-как добрел до своего угла и лег. Михаил быстро налил ему супа, но Малыш лишь повертел мордой, тогда он поджарил ему его любимую яичницу с сосисками, но же-лаемого результата не последовало: пару раз лизнув, он отвернулся. Через два дня Мишка закопал его на заднем дворе. Это была настоящая утрата для него, он опять остался один.
Я приехал следующим летом. Разобравшись со своим багажом, сразу же отправился к Мишке, договариваться на счет рыбалки. За год он сильно изменился: осунулся, почти весь поседел, а его улыбка потеряла всякую радость и теперь отпечатком утраты отражала постоянную грусть. После третьей рюмки, он начал вспоминать про Малыша, блеск поя-вился в его глазах. Чем больше он выпивал, тем красноречивей рассказывал про него, то плакал, то смеялся, грозился поджечь деревню, махал по воздуху кулаками, было видно, что в душе у него накопилось, а поделиться было не с кем.
Следующим вечером его нашли всплывшим в тихом омуте, на другом конце реки.