Памяти моего отца
Зусмана Израиля Борисовича


9 мая 1945 года. Война окончена. Живой. И можно бы домой. Жену, детей, родных увидеть, о встрече с которыми мечтал все бесконечно долгие годы войны. Но снова гремит канонада. Еще не исполнен союзнический долг на Дальнем Востоке. Долг. Всю жизнь мы обязаны оплачивать чьи-то долги. В том числе и ценою собственной жизни.
И вновь война. Ночь. Передышка. В землянке взвод минометчиков. Помощник командира взвода старший сержант Израиль Зусман лежит на нарах. Сердце щемит грусть. Вновь одолевают мысли о родных. Так хочется прижать к груди жену, детей. Какие они? Как им там, без меня? Дети наверно уже совсем большие...
И в тиши землянки зазвучала песня. Старший сержант запел. У него был красивый голос. Он пел старую еврейскую песню. На языке идиш. Она разрывала ему душу и вырывалась наружу со всей страстью любящего сердца. В ней была и печаль, и щемящая тоска, и надежда, и всепоглощающая любовь. Песня стихла. Бойцы не спали. Боясь нарушить тишину, никто не шевелился. Красивая печальная мелодия и незнакомый, но певучий язык растопили сердца. Молодой паренек, из под Пензы, тихонько сказал: «Товарищ старший сержант, спой еще... по своему».
И снова набежали воспоминания. Но на сей раз о том бое, который все те, кто лежал сейчас в землянке, пережили пару дней назад. Бой был вроде как бой. Были и похуже, были и получше. Но в самый разгар боя в окоп, напоминающий воронку от бомбы, где был миномет, упал снаряд. Огромный миномет перевернулся, бойцов засыпало землей, земля вздрогнула так, как будто произошло сильное землетрясение. Когда пыль немного улеглась, бойцы увидали хвостовое оперение неразорвавшегося снаряда. Час этих бойцов и моего отца, бывшего с ними, еще не наступил.
Воспоминания стали уплывать, как будто туман окутал землянку. Отец уснул. Уснул тяжелым, как вся солдатская жизнь, сном.
На следующий день был трудный бой. Дрожала земля. Взвод минометчиков своим огнем поддерживал атакующую пехоту. Грохот мин и снарядов, свист пуль, крики и стоны, все слилось в одно целое, название которому – атака. Месиво, в котором, кажется, никто не уцелеет. Вот упал боец. Он был из «стариков». Ему, как и отцу, было тридцать девять лет. Они были старшими во взводе и часто вместе вспоминали свои родные места. Отец ему рассказывал про Ростов и Таганрог, Кременчуг и Мариуполь, а тот про свой цветущий любимый Узбекистан. Им было, чем поделиться. У обоих остались жены, дети, тоска по которым и тревога не оставляла их все годы войны. И неважно, что узбек очень плохо говорил по-русски и очень мало понимал из того, что говорил ему отец, а отец не понимал его, когда тот, волнуясь, переходил на узбекский, им было хорошо. Их души сливались в те нечастые мгновенья воспоминаний. Тяжело раненный узбек лежал на чужой земле. Жизнь, за которую они, не щадя себя, боролись изо всех сил, покидала его. Тихим слабеющим голосом он все время говорил. Говорил всего лишь два слова. Отец слышал их: «баранчук» и «кызымка». И вот он затих. Навсегда. Уже после войны, рассказывая дома об этом эпизоде войны, о том, что накрепко засело к нему в душу, он сказал: «не пойму, почему перед смертью этот человек вспоминал своих животных». А моя сестра, которая немного знала узбекский язык, ведь мы больше года прожили в Ташкенте, ему ответила: «Папа, «баранчук» по-узбекски – это сын, а «кызымка» - это дочь». Так вот и узнал бывший старший сержант, что в свой предсмертный час звал своих детей этот породнившийся с ним за годы войны узбек.
А бой между тем продолжался. Минометчики остались без связи. Все попытки ее наладить, оканчивались неудачей. Шквальный огонь не давал возможности поднять голову. Несколько ребят погибли. Пехота без поддержки минометчиков залегла. Подошла очередь ползти с катушкой проводов пензенцу. Передавая катушку, отец посмотрел на паренька и увидал его глаза. Это были глаза мертвеца. Парень знал, что сейчас погибнет. И отец понял, что так и будет. Повесив на свое плечо катушку, отец отодвинул бойца, вылез из окопа и пополз. Связь была восстановлена.
После войны этот паренек в течение нескольких лет писал отцу в Ростов письма, в которых передавал приветы и поклоны от всей деревни, и говорил, что он каждый новый день начинает молитвой.
Этот русский паренек всю жизнь молился за старшего сержанта Израиля Зусмана.

23 февраля 2008 г




ВОЙНА ОКОНЧЕНА...

Война окончена...
И папа снова с нами.
Чуть незнакомый и родной.
Как мы мечтали вечерами,
Что он с войны придет домой.
Забылось все:
И голод, и бомбежки,
Скитанья по чужим углам.
О, Боже! Счастья дай немножко!
Отец разделся, я увидел шрам...
Припал к отцу, к груди прижался,
И тихим голосом спросил -
Не удержался -
Ты ранен был? А мы не знали,
Мы этой встречи долго ждали.

Отец молчал не находя слова,
Лишь чуть поникла голова.
Возможно, слышал крики, стоны,
Как шли в атаку батальоны...

Давно нет папы. Много лет
Прошло, минуло, пролетело,
И голова уж поседела,
А я все жду, все жду ответ.

21 февраля 2008 г