Эдуард Петрович проснулся в свой 60-й день рождения с детским ожиданием чуда. Сколько он себя помнил, каждый день рождения начинался с этого замирания сердца, сладкого нытья в животе и улыбки. Опять же сколько он себя помнил, никогда никакого чуда не происходило. Даже в детстве. В начале своей жизни, проснувшись утром, он шарил под подушкой в поисках невероятного сюрприза или заглядывал под кровать, ожидая увидеть там коробку с железной дорогой или самокат. Ему снилось, что он нашел внутри шифоньера потайную дверь на пиратский корабль, и он просыпался с перхваченным дыханием и размытыми воспоминаиями сна. Потом это все прошло.

Вот и сегодня. Размеренно тикают бабушкины часы на стене, отмахивая маятником минуты его дня рождения. Квартира тиха, чисто прибрана, все вещи на своих местах , ничего лишнего, все правильно и симметрично, в общем - никакого чуда и в помине.

Он сидел у окна на кухне, смотрел вниз на тысячу раз виденные макушки деревьев, дорожку через двор к автобусной остановке и пил чай, вкус у которого не менялся уже последние лет сорок.

Он съездил на городское кладбище на могилу родителей, единственных близких ему людей в огромном городе. Вечером его ожидал ужин в маленьком кафе на главном проспекте города и расслабленная прогулка-возвращение в свою блочную многоэтажку.

А сейчас он поднимался в покачивающейся кабинке колеса обозрения в городском парке.
Кабинка в виде хлипкого ковшика от экскаватора металлически поскрипывала, покачиваясь на теплом ветру, и поднималась все выше и выше, вот она уже над близкими кронами лип и тополей, и вот уже весь город был как на ладони, и даже облака казались ближе, чем дома и улицы с копошащимися фигурками людей.

На самом верху в лицо ему плеснуло теплой волной ветра, поседевшие волосы взметнулись и заполоскали, словно вымпелы на флагманском корабле.

Ему показалось, что и сам он, вцепившись железной хваткой в раскачивающиеся ванты, висел над морской бездной, оглядывая грозный горизонт...

Ковшик натужно скрипнул в местах крепления к колесу и, подрагивая, пополз вниз, вяло и скучно приближаясь к земле.
Эдуард Петрович поправил волосы. Оставался еще один подъем, но ему почему-то расхотелось, и он решил про себя «ну, хватит». Однако поперечная железяка, служившая турникетом, заела и никак не поднималась. Он раздраженно плюхнулся на сиденье, и его снова медленно потащило наверх.
Снова миновали макушки деревьев, снова приоткрылся горизонт. И тут колесо встало.

Эдуард Петрович огляделся. Внизу засуетились какие-то люди: то задирали головы, то убегали-прибегали бестолково и смешно. Несколько посетителей аттракциона, оказавшись у самой земли, поспешили сойти и сейчас стояли, задрав головы и показывали на него рукой.

Вверху над головой неожиданно заскрипело и послышалось: «О, Господи!» Голос был женский и испуганный.

- Гражданка, вы не беспокойтесь, - Эдуард Петрович обратился к раскачивающейся кабинке над головой, - сейчас нас опустят .
- Спасибо, - снова женский голос, - вы уверены, что это будет скоро? – было заметно, что женщина боится, но старается держать себя в руках.
-Ну пару минут нам придется проболтаться в воздухе, - он постарался придать голосу уверенность, - вы бы пока полюбовались видом города с птичьего полета. Правда красиво?
-Наверное, - голос показался ему глухим и потерянным.
-Гражданка, - он забеспокоился, все ли с ней в порядке, - вам не плохо?
- Меня зовут Зинаида Николаевна и мне плохо, вы угадали, - голос был совсем тихий.
- Меня Эдуард Петрович, - отрекомендовался он в ответ.
-Эдуард Петрович, у вас нет валидола?- спросила Зинаида Николаевна
Эдуард Петрович пошарил в кармане и нащупал металлический туб с валидолом.
-Есть! - он радостно вскинул руку, сжимая лекарство.
-Спасибо, Эдуард Петрович, - совсем уже тихо поблагодарила Зинаида Николаевна.
-А как я вам его передам?- спросил Эдуард Петрович.
Ответа не последовало.
-Эй, Зинаида Николаевна! – он испугался, - я вас умоляю, не молчите!

Снова молчание в ответ. Только ветер тоненько посвистывал в ушах. Он оглянулся. Узенькая, рассчитанная на двух пассажиров, кабинка раскачивалась на ветру, меланхолично поскрипывая. Она крепилась к трем штангам, которые смыкались над головой пассажиров, и в этом месте фиксировалась на блоке к несущей самого колеса. Несущая часть колеса представляла собой металлические рельсы, скрепленные между собой железными поперечинами. Все это было выкрашено грязно-голубой краской, которой красят деревянные грибки на детских площадках: унылый и немаркий цвет.

«Что это я, совсем с ума сошел?»-задал сам себе вопрос Эдуард Петрович, ставя ногу на край ковшика и хватаясь за штанги над головой. От его неловкого движения кабинка резко подалась в сторону, и Эдуард Петрович с трудом поймал второй ногой накренившийся край. Он выпрямился. Ковшик принял исходное положение, только стал раскачиваться, раскачивая далекую землю под ногами.
«Черт, надо было плащ снять!»- ругнулся он.
Он протянул руку к казалось близкой рельсе колеса. Увы, рука оказалась коротковатой - до цели было еще 20-30 сантиметров. Он медленно и осторожно продвинул одну ногу вперед по скользкому и узкому краю кабины. Та тут же наклонилась, опрокидывая его вперед. Эдуард Петрович непроизвольно выбросил правую руку в поисках опоры и железной хваткой вцепился в рельс колеса.

Налетевший ветер взметнул его седеющие волосы, и они заполоскали на ветру, словно вымпелы на флагманском корабле!

Эдуард Петрович перехватился второй рукой и взобрался на стальные рельсы. Расчетливо и споро, перебирая руками и ногами поперечные железяки, он подтянулся наверх и очутился вровень с верхней кабинкой.

На скамье сидела женщина средних лет, ее руки бессильно лежали на коленях, лицо было бледным, глаза закрыты.

Перебравшись в кабину, он первым делом вложил валидол ей в рот и постарался опустить ее на скамью, чтобы кровь прилила к голове.
Зинаида Николаевна приоткрыла глаза и тихо улыбнулась бескровными губами:
-Здравствуйте, Эдуард Петрович...
-Вам лучше, Зинаида Николаевна?
-Да, да...спасибо вам...-
-Что ж вы со слабым сердцем и без валидола? – мягко выговорил ей Эдуард Петрович
-Да вот...я такая...
-Вернемся, я вот ваших-то отругаю, что они вас без присмотра оставляют!
-Да, отругайте, - Зинаида Николаевна улыбнулась, - непременно отругайте.

Они замолчали. Он держал ее руки в своих ладонях и чувствовал, как они становятся теплее. Узкие ладони и тонкие пальцы. Очень красиво. Длинные ресницы слегка подрагивают. Без макияжа, отметил Эдуард Петрович. Э-э-эх!..

Кабину тряхнуло и она поплыла, подрагивая, вниз.
Зинаида Николаевна выпрямилась, смущенно взглянула на него и снова сказала:
-Спасибо, Эдуард Петрович.
Она поправила волосы и одернула плащ.

Внизу к ней бросились две девушки:
- Мама, мама, что случилось? Ты в порядке?
Зинаида Николаевна, опираясь на руку Эдуарда, Петровича спустилась с деревянного настила на землю, отговариваясь:
-Все, все, все!...Все хорошо. Вот, подышала на верху свежим воздухом.- потом, повернувшись к Эдуарду Петровичу, протянула ему руку.
- Рада была познакомится, Эдуард Петрович, - и улыбнулась.

Он какое-то мгновение подержал ее теплую, узкую ладонь с длинными пальцами и разжал руку.

Когда они скрылись в глубине липовой аллеи, он повернулся к томившемуся у него за спиной технику.
- Эдуард Петрович, - заканючил техник, - то ж не я за электрику отвечаю. То ж Рашид чего-то напортачил, что аж на подстанцию звонить пришлось. А, Эдуард Петрович? Премию не снимайте, Эдуард Петрович, а?
-Премию, говоришь? – переспросил тот. Потом, помолчав, сказал:
-Я этот агрегат вообще закрою! По земле ходить надо, по земле!