БАКЛАН
С утра или в середине дня на угол крыши девятиэтажного дома,
что стоит против моего блочного дома, прямо против моих окон, при-
летает баклан и стоит долго на одной ноге, потом поворачивается в сторону кинотеатра «Вайдила» и кричит. К нему подлетают другие мор-
ские пернатые, он их не пускает к себе, машет крыльями и клюёт –
птицы улетают, тогда он садится, как в гнезде и смотрит на меня, навер-
но, видит меня, сидящего у окна, и хочет со мной говорить, потому что
слетает с крыши дома и садится на осветительный фонарь, стоящий ме-
жду моим домом и девятиэтжкой, и кричит. Это он завёт меня на раз-
говор с собой. Я открываю окно, включаю транзисторный радиоприоп-
риёмник ВЭФ-202 на всю мощность. От громкой музыки баклан слетает
с фонаря и летит через Куршский залив и косу на море. Там рыболовные
суда тралами добывают рыбу. Он надеется от них подкормиться, когда будут поднимать трал со дна моря. Назавтра прилетит снова , будет, как
часовой нести свою вахту или высматривать, чьи суда и под какими флагами заходят в наш порт.
Когда баклан улетает, я сажусь у стола, листаю книгу памяти и думаю об этой птице и себе. Ведь я тоже, как этот пернатый, избороздил
Балтику, разные океаны и моря, ощущаю запахи тех ветров, где я бывал.
Их неповторимый морской вкус снова влечёт меня в бурлящие моря под
горячее солнце и трескучий мороз, в не расходящиеся туманы или фиор-
ды Фарер. Но я уже стар. Такой же старый и этот баклан. И не бывать
мне уже у острова Медвежий, не ходить по улицам Дакара или Луанды,
не загорать под ласковым солнцем Канар. От этих мыслей не падаю духом. Часто обдумываю все возможные варианты, как прожить оставшиеся годы жизни, подаренные мне Богом. Изредка меня навещает
знакомый рыбак, который, как и я не один год бороздил моря и океаны на рыбопромысловых судах ЛИТРЫБПРОМА, добывал рыбу из
морских глубин.
Приходит он, чтобы одолжить литов двадцать на вино. Это – Альфа.
На вид он кажется сучковатым крепышом, а на самом деле хил здоровьем, может, от чрезмерного употребления вина.
В основном он нажимает звонок моей двери рано утром, иногда днём. Смотрю в глазок. Сначала вижу коженную кепку, а потом лицо.
Открываю дверь: «Заходи»,- говорю разочарованно, потому что не очень желал его видеть. Он переступает порог и направляется прямо на кухню, садится на табуретку и говорит: «Извини, что так рано, умираю,
одолжи десятку». Даю десятку, но он просит ещё десятку. Я её не даю. Он делает обиженный вид и уходит.

После его ухода жду прилёта баклана. Появился он вечером, когда
фиолетовые сумерки от заходящего солнца, начали спускаться на маку-
шки тополей, на их серые осенние ветви и бурую траву, окаймляя собой
весь живой мир. Прилетел он не один – видно с подругой. Она, как деву-
шка, возможно, не нашла с ним общего языка как поделить им угол кры-
ши, потому что вскоре улетела.
Через несколько дней снова звонок в дверь. В глазок вижу сначала
Кепку, потом лицо Альфы. Открываю дверь, и, не успев сказать ему захо-
ди, как он зашёл в коридор. Был он измученный, похож на больного. «Что
с тобой?»,спросил я. Он не отвечает,идёт на кухню, садится у стола,потом
начинает рассказ: «Я получил пенсию в банке, шёл к тебе отдать долг, но
по пути зашёл в магазин, купил вина, хотел с тобой выпить, поговорить
о прожитой жизни в морях и теперешней пенсионной. Уже дошёл до тво-
его крыльца, как кто-то сзади сильно чем-то стукнул по затылку. Я упал
и потерял сознание, очнулся в больнице без денег, кошелька и с разбитой
головой. В больнице пролежал две недели. Вот такие мои дела и вот так
наша власть защищает меня пенсионера».
«Да, жизнь – сложный механизм»,- говорю ему я, - бывают ситуации
при которых жизнь становится жуткой. Мы трепещем перед лицом смерти и неизвестностью потусторонней жизни. Наши люди имеют две
крайности в реальной жизни, которые нельзя проанализировать и понять.
Вот хотя бы такие: ещё десяток лет назад, многие люди, в том числе и в
верхах власти, были большие атеисты, безбожники, ломали храмы, церк-
ви, сажали в тюрьмы священнослужителей, а теперь эти же люди стали
самыми большими верующими в Бога, ходят в церкви, молятся, целуют
обслюнявленные иконы, бьют в ней о пол лбом, ездят полежать в гробни-
це Христа, а президенты награждают их орденами. Это – абсурд. Люди перестали доверять властям страны, ибо они не защищают их от посягательств на их дом, имущество и многие из них были в таком положении в каком недавно был ты. Многие из них перестали ценить одни важные ценности, ухватились за другие, которые раньше ничего не
стоили. Рекламируют секс и его составляющие, артисты выходят на сце-
ну с открытым пупком и с кольцом, как у быка в носу. А руководители
страны говорят нам, что они ведут страну по пути демократии. А где этот
демос? Покажи мне в какой стране он сидит в парламенте, правительстве.
Ни в одной его нет, всё толстосумы да кррупционеры. Ещё в древнем Риме, многие власть имущие бросали демократов и переходили к тиранам, ибо их избирал народ в Колизее, как некогда в Великом Новгороде на Вече правителей города. Больше века тому назад Фёдор Достоевский относился к демократии отрицательно и премьер Англии Черчилль считал, что демократия не одна из лучших форм управления государством. Это хорошо мы видим на примере США, самой агрессивной страны в мире и «самой лучшей» демократии».
Мой сослуживец, кажется мне, слушал меня внимательно, потом
сморщился, словно заболел у него зуб, и говорит: «Спасибо за лекцию,
одолжи десятку, а власти разные приходили управлять людьми. Были
цари, короли, императоры, а народ, как был, так и остаётся народом. Он
не может жить без вождя, как стадо баранов. Куда вожак поведёт, туда
стадо и пойдёт, будь он демократ или тиран».
Не получив десятки, Альфа уходит, с грохотом закрыв за собой
входную дверь. Сильный сквозняк открывает оконную раму в зале, бегу
её закрыть, и вижу пернатого на своём месте, людей идущих в сторону
магазинов: молодых и старых, идущих по своим делам, а, может, и за
вином. Жидкость его придаёт людям уверенность в себе, радость и
величие, а может, угнетает и оскорбляет. Те, люди, которые, что пьющие слабы и несчастны, думаю, ошибаются. Сильные – тоже, когда выпьют, живут в мире мутных иллюзий и в плюшевом триумфе.
Баклан сидит и по-прежнему смотрит на меня, словно понимая мои мысли. Перья его взъерошены, он вертит головой, и что-то кричит мне. Я высовываю голову в открытое окно и вижу, что из магазина идёт
мой сослуживец по флоту из кармана выглядывает горлышко бутылки и направляется в сторону дубовой рощи, а я смотрю на свою птицу и кинотеатр « Вайдила». Правда, кинотеатром его можно назвать условно,
потому что с развалом СССР кино в нём перестали ставить из-за малой
посещаемости зрителей и в широкоформатном поселилось несколько магазинов и пивной киоск, возле которого сутками отираются бомжи, пьют пиво, самогон, а клумбы превратили в мусорные свалки. Возле них питаются галки, вороны, кошки.
Идёт дождь. Смотрю сквозь сетку дождя на свой микрорайон и вижу, какой он пасмурный и кажется не ухоженным в эти короткие дни поздней осени. Вереница чаек кружит над его домами, выискивая, себе съестную добычу, и с ними кружит мой баклан, иногда дерётся с ними, отвоевывая себе жизненное пространство. И хоть дождь всё льёт и льёт, а небо закрыто облаками, но я знаю, что там над нами, в вышине,
Есть наше Клайпедское солнце. Оно стремится пробить дождевые облака, чтобы дать чуточку свежего тепла городу, его людям и моей на крыше птице.
92Г.