Глава СXXIX


Выступив по лесным просёлкам рано утром, к вечеру пешие колонны отряда полковника Гаврилова вышли к реке Сула. После прошедших дождей вода в реке поднялась, попытки отыскать брод не увенчались успехом. Посовещавшись, полковник Гаврилов и подполковник Казаков, ставший теперь заместителем командира отряда, решили разобрать бревенчатый сарай на берегу и организовать переправу на плотах. До сих пор отряд не встречал на своём пути противника, и теперь ничто не предвещало беды, когда командиры вышли из леса и направились к сараю, а за ними, едва переставляя ноги от усталости, двинулись гуськом бойцы их сводного отряда. До сарая оставалось несколько шагов, когда со стороны одного из окружающих реку невысоких холмов ударил пулемёт. «Ложись!» - громко скомандовал Гаврилов, бросаясь плашмя на землю. Казаков бросился на землю рядом, укрывшись за пнём. В следующую секунду по пню простучали пули. Несколько минут немецкий пулемётчик не давал никому из залёгшей колонны поднять голову. Затем немецкий пулемётный расчёт забросали гранатами бойцы другой колонны Гаврилова, подойдя лесом с тыла. Когда стрельба прекратилась, подполковник Казаков подполз к командиру. Тот был мёртв. Похоронив полковника Гаврилова и ещё двоих погибших красноармейцев в роще в стороне от реки, подполковник Казаков, принявший командование, повёл отряд лесом в обход прибрежных холмов, чтобы выйти ночью к реке в другом месте и попытаться переправиться на восточный берег под покровом ночной темноты. Вскоре впереди за деревьями послышались лязг гусениц и гул танковых моторов. Высланные вперёд разведчики вернулись с известием, что по просёлку параллельно реке движется на юг колонна немецкой бронетехники. Стараясь не шуметь, отряд Казакова продолжил движение на юг между рекой и немецкой колонной. Предпринятая ночью попытка приблизиться к реке завершилась перестрелкой. На этот раз противник, на которого наткнулся в темноте отряд Казакова, был совсем рядом, отступать под огнём было поздно, и подполковник повёл отряд в атаку. На тяжёлых как свинец ногах он устремился вперёд короткими перебежками, стреляя на ходу из пистолета в сторону противника. Сзади и вокруг него молча бежали, напрягая последние силы, его бойцы. Так он бежал, пока не споткнулся о труп немецкого автоматчика: он рассмотрел его, уже когда упал, в призрачном свете повисшей над берегом осветительной ракеты. Бежать дальше не было сил. В это время стрельба прекратилась: пулемётный взвод противника был уничтожен. Обессиленные бойцы укрылись в глубине леса. Над рекой до самого утра взлетали немецкие осветительные ракеты.
На следующий день сильно поредевший отряд осторожно двинулся дальше на юг. И вновь приблизиться к реке незамеченными не удалось. В отряде подошли к концу сухари. Кто-то предложил разбиться на малые группы и пытаться переправиться через реку поодиночке. «Поступайте как знаете, я вас не держу», - сказал подполковник и побрёл через рощу на юг. Остальные молча поплелись за ним. На следующий день лес кончился. Дальше на юг простирались поля скошенной пшеницы. Чтобы выйти к реке, нужно было перевалить через гребень высотки с большой скирдой соломы на вершине. Высланные вперёд разведчики не обнаружили поблизости немецких патрулей, и отряд двинулся к реке кратчайшим путём. Первым шёл Казаков. Когда до гребня высоты оставалось около ста шагов, впереди, разметав скирду соломы, разорвался снаряд 150-миллиметровой немецкой гаубицы: подполковник безошибочно определил калибр по донёсшемуся издалека звуку выстрела. По команде «Ложись!» все бросились плашмя на землю. Второй снаряд разорвался в ста шагах позади группы. Казаков мысленно представил немецкого офицера-артиллериста, наблюдающего сейчас за ним в бинокль со своего наблюдательного пункта. После первого перелёта и последующего недолёта он теперь должен был дать команду уменьшить вдвое пристрелочную вилку. Подполковник быстро вскочил и, громко скомандовав: «Делать, как я!», - метнулся в сторону и, пробежав сотню шагов, бросился плашмя на землю. В следующую секунду на том месте, где он лежал перед этим, разорвался третий снаряд. От опушки леса, оставшегося позади, отряд отделяло уже полтора километра; гребень высоты был совсем рядом. Туда, за гребень, и побежал зигзагом подполковник Казаков, делая короткие перебежки то в одном, то в другом направлении. Бойцы его отряда повторяли манёвры командира. Командир немецкой гаубичной батареи вошёл во вкус охоты и открыл стрельбу из всех орудий. Когда отряд Казакова скрылся за гребнем, батарея противника дала вдогонку последний залп вслепую и замолчала. Бойцы отряда долго оставались лежать на скошенном поле, переводя дух. Затем короткими перебежками добрались до лесополосы, отделяющей высоту от реки, и уже здесь провели перекличку. Все были налицо, никто даже не был ранен. Весь вечер и всю ночь они пробирались дальше на юг вдоль берега, стараясь уйти подальше от вероятной погони. Утром они набрели на хутор и впервые за много дней подкрепились молоком, хлебом и салом, а с наступлением темноты хозяин провёл их к реке, где в камышах были привязаны две лодки. На них отдохнувший отряд благополучно переправился через реку. Ещё сутки вёл Казаков свой отряд на восток по нейтральной полосе и наконец вывел к советским аванпостам в районе города Гадяч. Здесь окруженцев посадили на грузовики и отправили в Ахтырку, где формировался новый штаб артиллерии Юго-западного фронта. Приехав в Ахтырку, Казаков встретил генерала Парсегова и командиров двух других колонн отряда Гаврилова, разошедшихся в разные стороны на берегу Сулы. Генерал попенял подполковнику за то, что тот не уберёг командира, а потом посадил Казакова пить чай. Во время чаепития в кабинет заглянул генерал Баграмян, с которым Казакова познакомил в конце августа полковник Гаврилов, представляя доклад о подготовке кадров АИР. Баграмян присоединился к чаепитию и рассказал о том, что происходило на фронте, пока Казаков выходил из окружения.
16 сентября Баграмяна вызвал к себе маршал Тимошенко. «Оперативная обстановка продолжает ухудшаться. Сейчас мы стягиваем на Ромны и Лубны все силы, какие можем собрать, включая танковые бригады и кавкорпус генерала Белова. Через несколько дней прибудут 1-я гвардейская стрелковая дивизия Руссиянова и 1-я гвардейская мотострелковая дивизия Лизюкова. Этими силами попытаемся пробиться на запад, навстречу окружённым войскам фронта. Мы отдаём себе отчёт, что разгромить две соединившиеся танковые армии противника скорее всего не сможем, но мы создадим в кольце окружения бреши, через которые смогут уйти окружённые дивизии. Отправляйтесь самолётом к Кирпоносу и передайте ему мой устный приказ: пусть он прикроет небольшими силами левый берег Днепра и под этим прикрытием начинает эвакуировать Киевский укрепрайон, отводя главные силы на тыловой рубеж. Оттуда, вновь выставив арьергард, пусть прорывается на Ромны и Лубны, не дожидаясь, когда мы вытащим его из кольца. Спешите, товарищ Баграмян. На аэродроме вас ждёт скоростной бомбардировщик. И пусть Кирпонос не медлит!». Вылететь в тот же день Баграмяну, однако, не удалось: до самого вечера лил дождь. На следующее утро проглянуло солнце, и бомбардировщик, взлетев с аэродрома под Полтавой в сопровождении двух истребителей, взял курс на северо-запад, перенося через линию фронта генерала Баграмяна, занявшего место в прозрачной башне стрелка-радиста. На подлёте к аэродрому Гребёнка бомбардировщик обстреляли свои зенитчики. Стрельба прекратилась после нескольких выпущенных сигнальных ракет. На хуторе Верхояровка севернее Пирятина Баграмяна встретил сильно осунувшийся генерал Тупиков. Как оказалось, Кирпонос не успел перевести свой штаб в Киев: все дороги в город были перерезаны войсками фон Рейхенау, вырвавшимися с окуниновского плацдарма. Выступившая первой колонна полка связи была перехвачена немцами и уничтожена. Тупиков проводил Баграмяна к Кирпоносу. Тот сначала обрадовался, но когда выяснилось, что Баграмян привёз с собой лишь устный приказ Тимошенко, горько покачал головой и отказался его выполнять, пока не получит подтверждение из Ставки. В ту же ночь подтверждение из Москвы было получено. К этому времени на большой оперативной карте в штабе фронта в Верхояровке, где Баграмян, вернувшийся наконец к исполнению прямых обязанностей, делал пометки, отражающие свежие сообщения с передовой, были одни зловещие белые пятна: информация из войск перестала поступать в штаб Кирпоноса. О 40-й армии было известно лишь, что она продолжает сражаться где-то в районе между Ромнами и Путивлем, обойдённая с обоих флангов частями Гудериана. Обескровленная 21-я армия отбивала атаки с севера и с востока в непосредственной близости от штаба фронта, в районе Прилук. Между её правым флангом и левым флангом 40-й армии зияла 80-километровая брешь, и здесь хозяйничал Гудериан. Слева от 21-й армии держались из последних сил остатки 5-й армии Потапова, прикрывавшей с запада Пирятин. Непосредственно район штаба фронта прикрывали, заняв круговую оборону, части 289-й стрелковой дивизии. 37-я армия прочно удерживала Киев, отделённая от армии Потапова 6-й немецкой армией. Южнее Киева 26-я армия Костенко, загнув левый фланг, держала оборону против 17-й армии фон Штюльпнагеля и танковой армии фон Клейста, прикрывшись с тыла лишь слабым заслоном на случай удара Гудериана со стороны Лубн. В этой безрадостной ситуации Кирпонос не опустил рук и поставил армиям задачи на ближайшие ночь и утро. 21-я армия, сосредоточившись к утру в районе юго-восточнее Прилук, должна была ударить на Ромны навстречу 2-му кавкорпусу генерала Белова. 5-я армия, прикрыв арьергардом тыл 21-й армии, должна была оторваться главными силами от 6-й армии противника и пробиваться на восток в сторону Лохвицы. 26-я армия должна была выделить две дивизии для контрудара на Лубны. 37-я армия, выставив заслон по Днепру, должна была эвакуировать Киевский укрепрайон и прорываться в Пирятин, после чего с арьергардными боями отходить дальше на восток следом за 21-й и 5-й армиями. 40-я армия должна была ударить на Ромны с северо-востока, взаимодействуя с корпусом Белова, а 38-я армия – ударить на Лубны с юго-запада.
Эту диспозицию Баграмян должен был теперь передать командармам. Связаться с 21-й армией он не смог. К командарму Кузнецову отправился заместитель Баграмяна полковник Захватаев. Получив приказ Кирпоноса, генерал-лейтенант Кузнецов быстро сделал необходимые распоряжения, сел на коня, другого коня предоставил в распоряжение полковника Захватаева и повёл 21-ю армию на прорыв, следуя со штабом в конном строю позади 66-го стрелкового корпуса. В тот же день, отбросив аванпосты мотопехоты Гудериана, армия форсировала реку Удай, но за рекой была встречена сильным огнём в районе Белоцерковцев и заняла круговую оборону. С наступлением темноты Кузнецов лично повёл армию на прорыв по изрезанной балками безлесной местности. Осветительные ракеты противника превратили ночь в день. Немецкие артиллерия и миномёты обрушили на армию шквал огня. Полковник Захватаев был сброшен с коня взрывом мины и потерял сознание.
Придя в себя, полковник обнаружил, что лежит среди трупов людей и лошадей. Вокруг в свете осветительных ракет расхаживали немецкие автоматчики, добивая раненых короткими очередями. Полковник притворился мёртвым, и автоматчики прошли мимо. Когда вокруг всё стихло, полковник встал и заковылял на восток, к своим.