ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Ничтоже сумняшеся гл2ч4Висеров

Автор:
После того как утихли раскаты смеха и собравшиеся вокруг закутка люди стали расходиться по рабочим местам, из окна кабинета Михаила Аркадьевича – главного механика завода колонии раздался голос:
- Ильяс, Борис, Алишер и Митрич к Михаилу Аркадьевичу, быстро, срочное дело. Кричал из окна Висеров Камиль Тахирович, старый зэк, дотягивающий десятилетний срок, ближайший помощник главного механика, аферист, махинатор, пьяница, и задира. Короче говоря, зоновский волчара. Когда его посадили за хищение социалистического имущества в особо крупных размерах, ему исполнилось сорок пять лет. Висеров был плотного телосложения, но не высокого роста человек. Монголовидные глаза и темная кожа, выдавали в нем одного из потомков необузданных татарских племен, осевших когда-то в рязанских лесах. В зоне не было мента или зэка, кто не знал бы Висерова. Авторитеты его уважали, так как он делал для братвы много хорошего. Менты его не трогали, даже видя, что тот нарушает всевозможные правила содержания осужденных. Висеров, будучи мужиком умным и хитрым, старался не злоупотреблять относительной зоновской свободой, что давало ему его положение, и не лез лишний раз на рожон, а так же умел вовремя ретироваться.
Камиль Висеров будучи зэком ухитрялся все же продавать станки одного цеха другому и наоборот, получая от начальников этих цехов наличные деньги или водку. Он умел без лишнего шума и суеты смещать со своих постов не угодных ему цеховых механиков и электриков, назначая вместо них других зэков. Он распределял между цехами горюче – смазочные материалы, выдавал работникам молоко, отправлял на учебу в местное ПТУ молодых, но нерадивых зэков, или отзывал их после исправления обратно на работу. Камиль умело влиял на решения хозяина зоны в части поощрения зэков. То есть за добросовестную работу, или порядочную мзду мог помочь зэку получить внеочередное свидание, или во время подсказать, что необходимо сделать, чтобы перевестись на колонное поселение. Все это Камиль делал тонко и не заметно, и большей своей частью, его усилия помогали осужденным. Он никогда никому не приказывал и ни на кого не давил. Он просто советовал. Но игнорирование этими советами воспринималось им как личное оскорбление. Не исполнения советов Висерова для вольного начальства зачастую оборачивались производственными катаклизмами: станки поочередно ломались и простаивали, запчасти для ремонта куда-то исчезали, и никто не мог отыскать их, самые мастеровитые токаря с непонятными заболеваниями ложились в санчасть. И уже некому было выточить мало мальски порядочную деталюшку, короче говоря производственная жизнь колонии медленно, но верно умирала на корню. Сами советы озвучивались в минорной тональности с непременной улыбкой на лице:
- Неплохо было бы, Михаларкадич, перевести Вовку – механика из третьего временно в работяги, не тянет он до механика, бочины порит одну за другой. А на его место воткнем Сашку. Мужик он толковый, восемь классов образования, убивец правда, но где здесь ангелов найдешь. Вы с ним сами перетолкуйте, он вас дожидается. Михаил Аркадьевич обычно соглашался с Висеровым.
- Пусть они сами варятся в своей каше, я не буду вмешиваться в их разборки. Сашка, так Сашка, какая разница. Все равно Камиль на себе эту лямку тащит. А то один раз вмешался, и что хорошего из этого получилось? – резонно соображал главный механик, - Висеров, подавай сюда этого специалиста, убивца несчастного.
После не долгой беседы, которая состояла из одного только вопроса: не татарин ли Сашка, тот был утвержден на место механика третьего цеха. Однажды главный механик грубо вмешался в установленный порядок приема на работу зэков, то есть, минуя согласия Камиля, назначил механиком в первый цех одного зэка, который, как ему показалось, отвечал всем требованиям этой должности. Зато Висеров так не считал. Заварилась такая каша, что Михаил Аркадьевич сто раз проклял себя.
И чтобы потом все возвернуть на круги своя, пришлось перетаскать в зону кучу всякой всячены: конфеты, чай, парварду, сигареты, раздать всевозможные поощрения, вызволить из кичи, не имеющих к производству никакого отношения зэков – корешей Висерова. С той поры - дружить с Висеровым – стал негласным девизом Михаила Аркадьевича Точкина – главного механика завода колонии усиленного режима.
Если хорошо поискать, то в зоне можно было найти осужденных со сроками менее семи лет, однако основная масса зэков имела сроки наказания, гораздо более солидные, чем эта счастливая цифра. Поэтому отношения между осужденными складывались на долгосрочной основе: старожилы помогали друг другу и вели в основном несколько обособленный образ жизни. Однажды Висеров, много лет назад, был переведен в колонию поселение, которая располагалась на территории хлопководческого совхоза, и контингент которой был призван осуществлять сельскохозяйственные работы на полях этого и соседних совхозов. Он пробыл там менее года, и за нарушения режима содержания и пьянство был возвращен, для дальнейшего отбытия наказания обратно в зону.
- Меня там с трактором перепутали, - жаловался он после возвращения Борису, по случаю встречи старого друга приготовил не большое угощение. В колония – поселении, где около года промыкался Висеров, осужденных называли поселенцами. Они пропалывали ряды хлопчатника, или работали мирабами, обеспечивая полив хлопковых полей. Часть поселенцев были устроены в соседних совхозах электриками, строителями, охранниками различных объектов, свинарями, зоотехниками и даже плановиками. Но, в независимости от занимаемых должностей, в субботние и воскресные дни все поселенцы собирались в колонии, и дружно взвалив на плечи кетмени, выходили на прополку хлопчатника. По понятиям начальствующего состава колонии, лучшим отдыхом от трудовых будней, для поселенцев была прополка полей.
- Меня – хищника в особых размерах, с кучей таких же, как и я бедолаг, выводили на прополку, - продолжил, после некоторого перерыва Висеров. Где они такие тяжелые кетмени нашли – загадка, но пока я с этим кетменем доходил до поля, то уже порядком уставал. Я прилег на грядку пока мент с двузубым аршином стал отмерять мне мой участок работы. Когда лежа на грядке, я потерял мерильшика из виду, затем я привстал, потом поднялся во весь рост, гляжу: а тот уже скрылся за горизонтом, но отмерять для меня работу не перестал. И так каждый день.
А когда пришла пора сбора урожая хлопка, то меня привезли на поле и там сказали сказали, чтобы я до вечера собрал восемьдесят килограммов в фартук этой ваты, которая ничего не весит, то я сообщил властям, все, что я о них думаю, правда в этичной форме. И вот через неделю я сижу рядом с тобой и пью чай. Вот так-то Боря: хорошо там, где нас нет. А что здесь твориться, кто на моем месте батрачит, как чувствует себя многоуважаемый Михаил Аркадьевич?
Висеров закидал друга вопросами.
- Все вроде бы в норме, - сказал токарь, - кирюха твой, Ишанака откинулся, Боровой на киче парится – на колесах запалился, Саид-маслокрад на бесконвойку вышел. Хозяин, говорят, большой зэхер затевает, хочет четвертый цех ставить, авиационные бомбы выпускать будем.
- Ну и дурила полковник - замутит всякую хреновину, а нам расхлебывай, - взлетим на небеса с этими бомбами, как думаешь, Борис?
- Да плюнь ты на эти бомбы, пустое это все, начинять не здесь будут. Ты, лучше, подумай, чем заниматься будешь, сейчас на твоем месте Керосинов, тоже маслокрад, мужик вроде бы неплохой.
- С хозяином перетру, а там видно будет, без дела сидеть не буду. А пока немного отдохну от свободы. Слушай, а у тебя в заначке есть что-нибудь толковое, отметить надобно прибытие, как думаешь?
- У меня голяк пока, ты к Витьку нырни, он, кажется, разжился. Надысь мы приложились втихаря с Митричем, да какой-то гадости выпили – до сих пор башка трещит. У Меньхильсона может быть что надыбаешь, только мне не забудь цинкануть, если что высветится. За мной, сам знаешь, не заржавеет. Я пока пойду – пару болвашек выточить надо, извиняй уж, Камиль, дела.
Сей разговор происходил возле токарного станка, на котором работал Борис, убийца своей жены, со сроком в пятнадцать лет. После недолгой беседы с Борисом, Висеров направился было к Витьку, в склад ГСМ, но по пути встретился Митрич возвращавшийся из второго цеха. Он шел к Камилю навстречу с огромным ломом в руках. Узнав Висерова, Митрич отбросил в сторону лом, и раскрыв объятья, бросился к нему.
- Камиль, или мои зенки меня обманывают? - обнимая друга, кричал старик, - если ты толкнул кому-нибудь по-дешевке ракету, то тебя должны были бы на строгач поднять, а не к нам возвращать. Ну пойдем, пойдем ко мне, - нежно подталкивая рукой в спину друга, он привел того в свой закуток. Усадив Висерова на лавку, старик стал кипятить воду в стеклянной банке. – Щас крепачка замутим, посидим, потолкуем, работу в принципе я закончил, оставил пацанов доделать, скоро и они нарисуются.
- А что, по крепче ничего не водится? - хитро прищурив монгольские глаза, прошептал на ухо старику Камиль.
- А ты, что принимаешь? – удивленно поглядывая на собеседника, и разливая по стаканам чай, - засмеялся Митрич, - не перевоспитали, значит тебя там, на поселении, не поставили на путь истинный. И за что им только, дармоедам, государство деньги платит? Ладно, не расстраивайся, дело то, поправимое, только вот с закусью туговато. Ты тут охолонись маленько, а я трошки погуляю. А,ты вот ложись на лавку и покемарь, или затарься в раздевалке и дави клопа в полный рост. Если, что надыбаю – пулей сюда. Митрич исчез. Через полчаса он разбудил мирно спящего в раздевалке Камиля.
– Стол накрыт, господин возвращенец, с этими словами он торжественно снял газету, накрывавшую маленький столик, на котором красовались: хлеб, парварда, куски репчатого лука, две порезанные пополам помидорки и несколько, тонко нарезанных, кусочков колбаски.
- Витек вот-вот подойдет, обмоем, так сказать твое возвращение в родные пенаты, дорогуша ты наш – Камиль. Есть в жизни счастье, есть! От предвкушения выпивки, старик ерзал на лавке и страстно потирал руки. Громкий шум от работающих станков, заглушал слова старика и Висеров многого недопонимал, но суетливые движения Митрича и его постоянное похихикивание выдавали хорошее настроение, значит выпивка была не за горами.
- Шуба! Хозяин! – внезапно раздался предупреждающий зэков, клич. Вошедший было в цех и направлявшийся в сторону поджидавших его товарищей, Витек внезапно остановился и развернувшись, засеменил обратно к дверям. А ведь было чего испугаться: со стороны первого цеха, в сопровождении целой свиты из офицеров, в сторону ОГМа шел начальник колонии – Собинов Василий Николаевич. Войдя цех и пройдя на его середину, он, молча, стал наблюдать за работой станков. Офицеры, встав полукругом, тоже молчали. Немного погодя, оглядывая людей, работавших за станками, он заметил Висерова, сидящего на лавке в закутке у Митрича.
- Камиль, Висеров, а ну ка подь сюда, - улыбаясь, приказал шеф. – Какими судьбами, дорогой, ты вновь оказался у нас?
- Вот возвернули, не сошлись характерами, - понурив голову, подошел к хозяину Камиль.
- А я ведь тебя предупреждал, что не климат тебе будет на поселении, что запрягут тебя, как ломовую лошадь и пахать станут. Говорил или нет? Висеров не отвечая, тяжело вздыхал.
- Ну да ладно, отдохни маненько от сельхоз трудов праведных, и ко мне в кабинет. Скоро монтаж начнется и без тебя не обойтись. Ты ведь рожден для железок, точно так же как и я, а не для кукурузы с хлопком. Офицеры громко засмеялись, хихикнул и Висеров. Затем хозяин дружески похлопав по плечу Камиля, и что-то прошептав ему на ухо, ушел из цеха.
- Кнокает он тебя, Камиль, знает тебе цену, только не верь тому, что прошептал он на ухо – все равно обманет. Не видать тебе УДО, как своих ушей, попомни мои слова. Выжмет из тебя все соки, а на волю не отпустит, - говорил, возбужденный увиденным панибратством хозяина, Митрич.
- А ты, что слышал, как он мне про УДО буровил? Ну, ты даешь старик, тебе в израильском МАССАДе цены бы не было,- присаживаясь на лавку, засмеялся Камиль.
- А чем еще может ублажить душу зэка хозяин, как не обещаниями свободы, раскладывая заблаговременно спрятанную в тумбочку закуску, и доставая из под ветоши бутылку с мутной жидкостью, - говорил Митрич, - нашего брата только на такой крючок и можно поймать. Эх, свобода, свобода, - сворачивая самокрутку и долго раскуривая ее, - продолжил старик, - вот скажи мне, Камиль, плохо тебе было там на поселении? Поди жратвы сколько хочешь, одежда гражданская, бабки с собой таскаешь, шмонов, практически нет, правда на счет выпивки, говорят, строго, но так и здесь не ресторан. Почему вернулся – не пойму. Тем временем Витек, дождавшись, когда хозяин со свитой исчезнет в третьем цехе, прибежал к товарищам.
- Здорово, Камиль, привет, Митрич. Что все успокоилось, отвалили менты? И протянув друзьям в приветствии руку, он уселся на лавку. Со степенностью, соответствующей торжественному моменту, Митрич стал разливать жидкость по пиалушкам.
- У Крокодила надыбал, что за гадость не знаю, надеюсь не сдохнем. Давайте рискнем. За тебя, Камиль, за возвращение.
- Будем все здоровы и за скорое освобождение, - поддержал тост Витек. Все выпили, затем закусили. Выпили по второй, снова закусили. Пустую бутылку тщательно спрятали. Потом Митрич достал из тумбочки бутылку с абсолютно прозрачной жидкостью.
- Это, что? - спросил Витек, облизывая языком губы, - от выпитой гадости сушняк невероятный, у Крокодила разве найдется, что-нибудь толковое.
- Чистейший спирт, НЗ, хранил для особого случая, самодовольно улыбаясь, бормотал захмелевший Митрич.
- Не удобно получается, я то думал, что у тебя один флакон, а здесь море заливанное бухалы. Надо срочно пригласить Бориса, свой братан, - сказал Висеров, - иди Витек подтяни Борьку, он и работу уже закончил, стоит возле станка, париться.
- Да, да, зови Бориса,- поддержал Камиля Митрич. После Бориса пригласили Алишера, потом еще кого-то. К концу рабочей смены добрая половина зэков из ОГМа была в стельку пьяная. Правда все обошлось без разборок и драк. На съеме с работы, всех участников коллективной пьянки, по случаю возвращения в зону дорогого Камиля, кроме его самого, закрыли в прогулочный дворик ШИЗО. На вопросы надзирателей, где достали спиртное, и по какому случаю гуляли, зэки, словно сговорившись, бубнили одно и то же, что они совершенно трезвые и никакого спиртного со времени оглашения им приговора, и в глаза то не видели, а не то, что бы пили эту, разбивающую разум гадость. А то, что со рта пахнет водкой, то это вовсе не водка, а остатки запаха зубной пасты, в которую, не добросовестные работники парфюмерной промышленности, вместо дефицитных импортных компонентов, видимо, вливают наш родной советский спирт. А то, что ноги не держат, то виновата эта сволочная жара. Камиль избежал участи ОГМовских друзей, только потому, что орал на войсковой наряд, что его, хозяин назначил главным спецом по бомбам, и по такому случаю сам угостил его коньяком. Еще он орал, что если его спрячут на кичу, то он откажется возглавить группу монтажников по новому оборудованию, и, в конце концов, сорвется изготовление, столь необходимых родине, бомб, а виноватыми окажутся надзиратели которые, по словам Камиля, мучат его зэковскую душу. Он даже требовал от них бумагу и ручку, чтобы письменно описать все это безобразие, и клятвенно обещал дать ход этой бумаге, которая накажет не сознательных ментов, и лишит их возможности продвигаться по служебной лестнице. Негласная команда хозяина: спецов не трогать, сработала, Камиля отпустили с миром. Наутро протрезвевших в прогулочном дворике специалистов отпустили в промзону, и те, не выспавшиеся в условиях, не соответствующих нормальному отдыху, придя на работу, тут же завалились спать. Главный механик, придя на работу, застал своих ребят, похожих более на участников Куликовского побоища, чем на специалистов, призванных выполнять сложные технические задачи, спящими и разбитыми. Закурив сигарету, и прослушав откровенную исповедь Висерова, он пошел на прием к начальнику колонии и стал ему жаловаться на надзирающий персонал, доведших своим произволом его орлов, до лежачего состояния.
- Василий Николаевич, - начал говорить главный механик, - так дело не пойдет. Они, он имел в виду надзирателей, делают свою работу, а мне нужно делать свою. Как я могу выполнять ремонтные работы, если моя команда проведшая ночь в ШИЗО, сейчас мертвецки спит, замены им у меня нет. Это хорошо, что еще не начался выпуск авиационных изделий. А что будет потом? Вы говорили, что занаряженные в колонию вагоны скоро доставят более двухсот единиц оборудования, где я наберу столько специалистов?
- У нас же ПТУ открыто, Михаил Аркадьевич, вот вам и специалисты, слабо возражал хозяин, - суды начались по кабельному делу, обещали, что электриков будет - пруд пруди., может быть там механиков, технарей, станочников выудим.
- Ах, Василий Николаевич, дай то Бог, а то на наше ПТУ рассчитывать особо не приходится: мастером в нем по обработке металла резанием служит бывший официант городского ресторана. Он там двадцать лет проработал. И выгнали его оттуда за воровство, чуть под суд не отдали. Спасибо, братану своему пусть скажет, тот у него в столице шишка большая. Вот после того и к нам пришел. Чему он может молодежь обучить? Как колбасу тонко резать, или как клиентов обсчитывать?
- Что делать, - продолжил сокрушенно качать головой начальник колонии, - итак за каждого специалиста в управлении чуть ли не до драчки доходит. Да и судят в последнее время одних чабанов, шоферов, спекулянтов и мужеложников. Проверил я: за последнее время ни одного порядочного токаря или, скажем, фрезеровщика не посадили. Куда только смотрят эти следователи и прокуроры? Нет, какой-нибудь рейд по заводам провести, глядишь, надыбали бы, что толкового – хотя бы с десяток, другой технарей посадили, пусть не надолго, пусть по пятерику дали – все равно колониям облегчение, не правда ли?
- Вашими бы устами, Василий Николаевич, да мед пить, красиво вы мечтать умеете. А вот так, придти бы вам в управление и стукнуть кулаком по столу, давай мол специалистов, и все тут. Те, в свою очередь, в прокуратуру: спецы нужны! Там, глядишь, и до ЦК волна докатилась бы, а уж партийцы бы все решили: цельный большой завод, не разбираючи, бах! И на червонец сроку, и все проблемы решены.
- Это не моими устами мед, то пить, а твоими, Михаил Аркадьевич. Ишь, как размахнулся, в союзном масштабе проблему специалистов, одним махом решить захотел, завод на корню посадить. Ай, да главный механик у меня, стратег, а не механик. Так только в свое время, Иосиф Виссарионович решал вопросы: бах, и полстраны и в ГУЛАГ. Теперь времена не те – сейчас посади с полсотни специалистов не за что, так мировая общественность такой вой поднимет, что мало не покажется: возврат мол, к культу личности, страна советов с ума сошла, и так далее, а то, что страна проблемы технические решала, никому и дела нет. Так, что иди к себе, Михаил Аркадьевич, и работай дорогой. Я распоряжусь, чтобы твоих орлов, особо не дергали, но и ты, со своей стороны поглядывай, а, то глядишь, попойка у тебя. Конечно же, я понимаю: Висеров вернулся, радость для всех великая, но так борзеть – тоже нельзя. В общем, утихомирь своих орлов, и давайте работать, дел много, а будет еще больше.
После разговора с начальником колонии, придя к себе в кабинет, Точкин велел Керосинову, как только провинившиеся очухаются, собрать их всех, для профилактики с клизмой. В это время в кабинет вошел мастер второго цеха:
- А наглец ваш Алишер, - ругаясь, шепелявил Андрей Фомич: испачкал куртку, обтер ветошью руки, улыбнулся и надрался, дикий ишак. Какая, однако, дрянь. Главный механик кое- как успокоил Фомича и с миром выпроводил его из кабинета.
- Так им и скажи, - кричал из окна Керосинову шеф,- профилактика будет с клизмой, пускай готовятся, алкаши.
На собрании в кабинете у главного механика, где он обещал всем пьяницам профилактическую клизму, обстановка была по–семейному, теплой. Зэки по очереди делились с Михаилом Аркадьевичем своими вчерашними впечатлениями от выпитого, от прогулочного дворика, о жажде, мучавшей народ, и других нюансах прошедшей попойки и зэковского веселья. Главный механик, по отечески, всех выслушал, слегка каждого пожурил, угостил курящих сигаретами с фильтром и взял с них клятву больше не пить, а если и пить, то только не попадаться на глаза ментам пока не протрезвеют. Те подтвердили свои клятвы ударами ладоней по груди, и по очереди, прощаясь с шефом, разошлись. Зона ждала прибытия оборудования, зона ждала перемен.
В назначенный хозяином день Висеров вошел к нему в кабинет. Начальник встретил его дружелюбно, если не сказать, по приятельски:
- Проходи Камиль, присаживайся. Как отдохнул, есть ли проблемы? Может быть, колбаски или сыру покушать хочешь, говори не стесняйся. А может быть, охота плова отведать, или шашлычком побаловаться. Так ты только скажи, мигом все организуем. Чувствовалось, что хозяин хочет угодить зэку.
- Дела предстоят серьезные, и дел будет много, раз так расчувствовался полковник, - думал Камиль, но вслух произнес: - Спасибо, гражданин начальник, еще не заработал харч, а авансом что-либо брать не привык.
- О каких авансах речь ведешь, Камильчик? Я к тебе по-дружески, а ты все переводишь на коммерческую основу. Слушай, зачем я тебя пригласил: спецов варить, паять, таскать и прочее – мы найдем. Ты нужен мне, как организатор, как специалист поднятия духа народа. Контингент ты знаешь не хуже меня, если не лучше. Разговор с тобой веду открытый – необходимо подобрать команду: человек пять-шесть сварных, и не каких-то там прохиндеев, нужны асы. Так же с десяток орлов, умеющих отличать швеллер от уголка, и не алкашей с трясущимися руками, или анашистов с закрытыми глазами, а нормальных крепких мужиков, педерастов тоже не надо. И тридцать здоровых физически рыл, могущих, если понадобиться, пахать в две-три смены, не нытиков. С паханами я потолкую, они обеспечат тебе зеленую улицу. Питанием твоя команда будет обеспечиваться прямо на месте работы. Хлеба и мяса будет в волю. Сахаром обеспечу, что жопа слипнется. Выпивку не обещаю – делу вредит. Пить будем только с тобой и то по воскресеньям у меня в кабинете. Койку твою велю поставить в кабинете будущего начальника цеха. После того, как первая бомба будет стоять у меня в кабинете, представлю тебя на УДО. Ну, что по рукам?
- Сказать начальству нет – все равно, что мочиться против ветра, - поэтому я говорю да. Когда приступать, гражданин начальник?
- Сейчас же, но только не спеши уходить. Не разрешаю. Сейчас притащат плов, шашлык, пообедаем вместе. Камиль обедал сегодня с хозяином и даже выпил с ним по сто пятьдесят граммов коньяка.
- Что нужно человеку в этой жизни: вкусный плов, горячий шашлык, немного коньяку и, самое главное, человеческое отношение к себе начальства, - рассуждал Висеров, возвращаясь в свой отряд. Как было сказано ранее, начальник колонии, где отбывал срок наказания Камиль Тахирович, был тонким психологом и незаурядным организатором. Он, собрав команду во главе которой встал Висеров, тоже прекрасный организатор, начал грандиозную стройку четвертого цеха и затем монтаж оборудования, которое стало поступать в зону. Сам начальник постоянно находился в гуще событий, позволяя себе лишь изредка и то на короткое время покидать объект, где круглосуточно велись монтажно-наладочные работы, и запуск производственных мощностей. Через полтора года после начала строительства, первая бомба, с еще невысохшей до конца краской, красовалась в кабинете у полковника. Многие, кто работал в ударной бригаде Камиля, вовремя ушли на колонное поселение или досрочно освободились. Многие получали различные поощрения: дополнительные свидания с семьями и посылки. Хозяин старался держать слово, данное перед началом строительства Висерову, Да и сам Камиль во всю пользовался благосклонностью начальника колонии: свидания получалтогда, когда хотел, с харчеванием никаких проблем не было. Но когда разговор доходил до главного для Камиля вопроса, полковник уходил от прямого ответа, смущенно намекая на судью, который якобы и слышать ничего не хочет об освобождении Висерова. Он прямо мне и заявил, что возвращенцев из поселения досрочно на свободу не отпустит, говорил тот Камилю. После нескольких таких разговоров с начальником, Висеров понял, что ему придеться сидеть до звонка.
-- Свобода, свобода, абсолютная свобода. Да где же ты видел эту абсолютную свободу? Не абсолютной то никто не видел, а ты говоришь абсолютная свобода, - Зеуд Борис зажег спичку и сладко затянувшись прикуренной от нее сигаретой, продолжил – вот ты, Митрич когда завалил свою старуху, думал о том, что тебя, заслуженного шахтера, лишат свободы на десять лет? Наверняка – не думал. Или скажем так: ты соизмерял когда-нибудь степень той свободы, которую ты потерял из-за своего преступления, со степенью той свободы, которую ты имеешь сейчас? Нет, не соизмерял. Поэтому ты и понятия никакого не имеешь о свободе, о ее степени. Попробую тебе растолковать проще: когда ты зверски убивал свою сожительницу, то в тот момент ты ни о чем не думал, в тебе, помимо твоей воли, жили злоба и животная ярость. Когда же было думать о последствиях твоего деяния, если в твоем воспаленном винными парами мозгу не было места для трезвой мысли о свободе.
Человечество тысячелетиями мечтает о свободе, хотя те же самые тысячелетия проводит в рабстве и нищете, ибо его устраивает это рабство – меньше забот, думать не надо. А как только человек получает свободу, сразу возникают проблемы: где достать пожрать, во что одеться? Или я не прав? Решая проблему одной степени свободы, мы тут же попадаем под иго свободы другой степени. И встает вопрос: зачем мне эта призрачная голодная свобода, когда есть сытое благополучное рабство? Вот ты, Митрич, сидишь здесь в теплом закутке после того как съел макаронный суп, захавал это дело кашей, запил все горячим чаем и ни о чем не думаешь. Конечно, может быть мечтаешь о том, чтобы Висеров надыбал где водочки и угостил ею тебя. Вот на этом твои заботы и мечты кончаются. А там в далекой и холодной Швеции, пожилой высокий швед в очках, ночами не спит, все думает, как ему правильнее выступить на комиссии по правам человека, чтобы советский зэк, Митрич, томящийся в застенках усиленного режима, имел все необходимое к наступающей зиме, приготовил ли ему хозяин зоны в достаточном количестве макарон, есть ли у Митрича теплый бушлат и ботинки, приносят ли вовремя в зону почтальоны свежие газеты и так далее. А если, что не так, то этот швед такой поднимет лай в ООН, что никому мало не покажется, и после всех дебатов и волнений у шведа, защитника наших с тобой прав поднимается давление крови и наступает инфаркт или инсульт, или, что еще хуже, наступает полная, не поддающаяся лечению, импотенция. А ты раньше, старик, обо всем этом заботился сам, и ишачил с утра до ночи в темной шахте, чтобы иметь то, что сейчас имеешь без лишних хлопот и волнений. Вот тебе и вся разница в степенях твоей любимой свободы. Уразумел, наконец, старый хрыч?









Читатели (848) Добавить отзыв
 

Проза: романы, повести, рассказы