Глава СXXVI


Утром 6 июля 1940 года жители Измаила – знаменитой некогда турецкой крепости на Дунае, а теперь базы Дунайской военной флотилии советского Черноморского флота, - вместе с красноармейцами усеяли городскую набережную, чтобы стать свидетелями прибытия флотилии, проделавшей не близкий путь из устья Днепра. Летом 1940 года Бессарабия и Северная Буковина отошли от Румынии к СССР, и теперь советские армия, авиация и флот выдвигались к новому пограничному рубежу. Впереди колонны кораблей, показавшейся из-за поворота реки, шёл флагманский монитор «Ударный», за ним следовали в кильватерной колонне мониторы «Ростовцев», «Жемчужин», «Мартынов», «Железняков». Следом за мониторами, оснащёнными достаточно грозной для речных судов артиллерией, шли бронекатера, сторожевые катера, тральщики и другие лёгкие суда. Наконец голова колонны приблизилась к городскому причалу, и от флагманского монитора к берегу устремился катер командующего флотилией контр-адмирала Абрамова. На берегу контр-адмирала поздравил с успешным завершением похода дивизионный комиссар первого ранга Кулаков. Представитель командующего Черноморским флотом контр-адмирала Октябрьского, главный политработник и член Военного совета флота, он уже несколько дней находился в Измаиле, осуществляя руководство подготовкой к прибытию флотилии. Теперь он мог передать прибывшему контр-адмиралу бразды правления. Обсудив с коллегой вопросы строительства береговых батарей, базирования истребительной авиации и развёртывания средств ПВО, дивизионный комиссар Кулаков пожелал командующему успехов и отплыл на катере-охотнике в Севастополь, на главную базу Черноморского флота.
К ночи катер пришёл в Одессу. Кулаков сошёл на берег и остановился в гостинице. Прежде чем лечь, он вышел на балкон и вдохнул полной грудью свежий воздух, напоённый запахом моря. Лёгкий бриз принёс прохладу, в южном небе высыпали яркие звёзды. Пять лет назад, проходя практику на крейсере «Коминтерн», главном учебном корабле Черноморского флота, слушатель морского отделения Военно-политической академии Кулаков не столько любовался россыпью южных созвездий, сколько запоминал их очертания, привыкая на глазок определять по часам и положению звёзд над морем не только стороны горизонта, но и географическую широту. Окончив в 1936 году Военно-политическую академию, где перед слушателями нередко выступали Киров и Тухачевский, молодой комиссар около года служил на Балтике на подводных лодках – сначала на «Щ-318», затем на новенькой «С-1», - после чего сразу стал военкомом на линкоре «Марат», флагмане Балтийского флота. Спустя два года, когда на флоте, как и в армии, проводилась масштабная перетасовка руководящих кадров, Кулаков был направлен главным политработником на Черноморский флот. Летом 1940-го года он вместе с вновь назначенным командующим флотом контр-адмиралом Октябрьским, прежде командовавшим Амурской флотилией, принял обширное флотское хозяйство. Вместе они исколесили в штабной машине побережье от Севастополя до Туапсе. Возвращались в Севастополь морем. Кулакову эти воды были уже знакомы: курсантом он ходил на «Коминтерне» в Батуми, Феодосию и Одессу. Сразу по возвращении Кулаков отплыл в Одессу, а оттуда выехал на штабной машине в Измаил готовить главную базу Дунайской флотилии. Под жарким солнцем Бессарабии машина тряслась на ухабах грунтовой дороги, поднимая облака пыли. Со стороны Бендер по дорогам брели солдаты разоружённых и распущенных румынских частей. Возвращаясь в свои деревни, хозяйственные крестьяне шли босиком, неся на шее казённые сапоги, перевязанные тесёмками.
Стоя на балконе, Кулаков попытался вспомнить строки молодого Пушкина, когда-то стоявшего здесь так же под южными звёздами, сочиняя стихи в честь прекрасных глаз супруги своего начальника, наместника Бессарабии графа Воронцова.
Рано утром выспавшийся комиссар вышел на катере в море и в тот же день прибыл в штаб флота, где уже полным ходом велась подготовка к большим осенним учениям в районе Поти – Батуми. Учения проводились совместно с войсками Закавказского военного округа. На учениях отрабатывалось взаимодействие всех родов войск в ходе высадки морского десанта. Обнаружившиеся по итогам учений недостатки – нехватка плавсредств для перевозки десанта и слабость морской авиации в сравнении с авиацией «сухопутной стороны», отражавшей десант, – были в значительной мере устранены к лету 1941 года. Комиссар Кулаков к этому времени успел побывать на всех кораблях надводной эскадры контр-адмирала Владимирского и на многих подводных лодках. Флагман Черноморской эскадры линкор «Парижская коммуна», впоследствии переименованный в «Севастополь», пришёл в Чёрное море из Балтийского и почти во всём походил на хорошо знакомый Кулакову линкор «Марат», имея те же четыре трёхорудийные башни главного калибра 305 мм. В состав эскадры входили также новые крейсера «Ворошилов» и «Молотов», старые «Червона Украина», «Красный Кавказ» и «Красный Крым», лидеры эсминцев «Москва», «Харьков» и «Ташкент», одиннадцать эсминцев, четыре канонерские лодки, две бригады торпедных катеров, дивизионы тральщиков, сторожевых и противолодочных катеров. Помимо эскадры надводных кораблей в состав флота входили 47 подводных лодок. В 1939 году Комитет обороны при Совнаркоме СССР вынес решение о резком сокращении строительства больших надводных кораблей в пользу строительства подводных лодок и лёгких сил флота: быстрое развитие бомбардировочной авиации и подводного флота потенциальных противников превращали крупные надводные корабли, в течение столетий составлявшие основу боевой мощи любой эскадры, в чрезвычайно уязвимые мишени. Требовали скорейшего освоения и новые возможности взаимодействия различных родов войск. После осенних учений 40 года на флоте были проведены учения по отработке тактики высадки десантов, поддержки приморского фланга сухопутной армии, нанесения ударов по военно-морским базам противника, ведения боевых действий на морских коммуникациях.
За два месяца до захвата немецкими парашютистами острова Крит Черноморский флот провёл учения по отражению воздушного десанта противника. В районе Севастополя были выброшены парашютные десанты из войск Киевского особого военного округа. В ходе учений прошла проверку на практике система сухопутной обороны Севастополя. Речь, разумеется, не шла об осаде города сухопутными войсками противника – в возможность этого никто не верил, сама мысль о чём-то подобном была политически небезопасной, - но воздушный десант условного противника был успешно отражён на линии инженерных сооружений, законченной к весне 1941 года. Атакующий противник был разгромлен силами корабельной и береговой артиллерии, авиации, морской пехоты и севастопольского гарнизона. Комендант береговой обороны флота и главной базы генерал-майор береговой службы Моргунов и начальник инженерного отдела флота военинженер 1-го ранга Парамонов главный оборонительный рубеж выстроили в 10-16 километрах от города, на расстоянии, исключающем применение противником миномётов и полевой артиллерии по кораблям и береговым службам флота, стоящего на внутреннем рейде под прикрытием береговых батарей. Проведённые в марте учения позволили устранить все слабые места в опирающейся на особенности местности системе дотов, дзотов, проволочных заграждений и минных полей и оптимально разграничить секторы обороны. Во главе трёх секторов и двух самостоятельных боевых участков сухопутной обороны – городского и балаклавского - были поставлены по совместительству командиры флотских береговых частей. Общее руководство сухопутной обороной было возложено на генерала Моргунова, воевавшего здесь в 1920 году с Врангелем и с тех пор прошедшего здесь же все ступени командной карьеры, начав с командира взвода на одной из береговых батарей.
В мае 1941 года на Черноморский флот прибыл с группой офицеров Главного морского штаба первый заместитель наркома ВМФ адмирал Исаков. Без предупреждений, в любое время дня и ночи Исаков, Октябрьский и Кулаков появлялись на кораблях, на батареях, в штабе морской авиации, предлагали командирам на выбор запечатанные пакеты с заданиями на проведение боевых стрельб или отражение нападений противника с моря, с воздуха и с суши, и на месте наблюдали за ходом импровизированных учений. В результате было вскрыто немало упущений, особенно в тыловых частях, и член Военного совета флота комиссар Кулаков на разборе учений гневно клеймил позором всех тех, кто не понимал сложности международной обстановки, благодушествовал, предпочитал отдых работе и сохранял «безобразно мирный настрой»…
С конца апреля на берегу развернулось строительство бомбоубежищ и подземных складов боеприпасов. До этого морские мины, подлежащие погрузке на корабли и катера эскадры, хранились на открытых площадках на берегу: так повелось ещё со времён, когда опасности нападения с воздуха не существовало, и ни одну штабную голову с тех пор не посетила мысль о том, чем грозит городу и кораблям эскадры взрыв такого выложенного как на огородной грядке арсенала.
На середину июня было назначено совместное учение Черноморского флота и Одесского военного округа в северо-западном районе Чёрного моря и на прилегающих участках побережья. Флоту предстояло произвести высадку стрелковой дивизии на плохо подходящем для высадки десанта участке побережья в целях нанесения удара по расположенной поблизости военно-морской базе условного противника. Командование «противника» в свою очередь должно было на практике отработать меры противодействия комбинированному нападению с моря, с суши и с воздуха. Сообщение ТАСС, вышедшее в день начала учений, застало вице-адмирала Октябрьского (он только что был повышен в звании) на борту плавбазы «Эльбрус», следующей из Севастополя в Одессу. По зрелом размышлении, посовещавшись, вице-адмирал Октябрьский, адмирал Исаков, начальник штаба флота контр-адмирал Елисеев и начальник Оперотдела штаба капитан 2-го ранга Жуковский сочли необходимым издать приказ, обязывающий всех командиров соединений, береговых частей и кораблей флота в пятидневный срок проверить боевое управление, планы обороны и развёртывания, графики полётов авиации и распорядок входа и выхода кораблей на рейд на предмет готовности к войне.
В Одессе на борт «Эльбруса» поднялся контр-адмирал Жуков, командир Одесской базы флота. Поприветствовав прибывшее начальство, он доложил, что генерал-полковник Черевиченко, возглавляющий на учениях сухопутные войска Одесского военного округа, прибыть на базу не может ввиду сложной обстановки на государственной границе.
-Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе, - отреагировал на доклад контр-адмирала адмирал Исаков, и все отправились на берег, в штаб округа, где генерал Черевиченко рассказал адмиралам о широкомасштабных передвижениях войск за Дунаем и Прутом и попросил освободить его от участия в учениях. Адмирал Исаков просьбу генерала удовлетворил и отдал приказ приступить к проведению учений, возложив руководство на командующего флотом. Под прикрытием эскадры надводных кораблей, авиации и подводных лодок на западном побережье Крыма был успешно высажен десант. 18 июня план учений был выполнен, корабли вернулись в Севастополь, стрелковая дивизия отправилась в порт грузиться на суда, а адмирал Исаков, оставив флот в состоянии оперативной готовности номер два, спешно отбыл в Москву. Разбор учений и подведение итогов были назначены на понедельник 23 июня.
В субботу 21 июня начальник разведотдела флота полковник Намгаладзе положил на стол командующего запись открытой передачи английского радио, в которой сообщалось об ожидающемся ближайшей ночью нападении Германии на СССР. В Главном Политуправлении, с которым связался по ВЧ комиссар Кулаков, подтвердили, что передачу в Москве приняли к сведению, меры принимаются, и всё, что делается на флоте в последние дни для повышения бдительности и боевой готовности, в Москве приветствуется и поддерживается.
Наступил вечер. Багровый диск солнца погрузился в море, но над западным краем горизонта в небе ещё было разлито закатное сияние. Стоящие на рейде корабли оставались затемнёнными, и только улицы и бульвары Севастополя сияли огнями в наступающих сумерках, наполняясь нарядно одетыми горожанками и уволенными на берег моряками. Особенно многолюдно было у входа в Дом флота, где в этот вечер выступали артисты московской эстрады. Покончив с текущими делами, дивизионный комиссар Кулаков вышел из штаба флота, сел в машину и поехал к жене и детям на загородную дачу. Там уже полным ходом шли приготовления к перенесённому по просьбе главы семьи на воскресенье дню рождения дочери. Подкрепившись заготовленной к праздничному столу спелой черешней, сморенный усталостью комиссар задремал. Среди ночи его разбудил телефонный звонок. Дежурный по штабу флота капитан 2-го ранга Рыбалко доложил, что получена важная телеграмма из наркомата ВМФ, и штабная машина должна прибыть на дачу Кулакова с минуты на минуту. Вскоре машина доставила комиссара в штаб флота. Улицы города уже были погружены во тьму, город был затемнён, только лучи зенитных прожекторов чертили ночное небо над городом и морем и почему-то продолжал светить Херсонесский маяк. В штабе уже собрались офицеры: по гарнизону был дан сигнал «Большой сбор». Вице-адмирал Октябрьский сидел в своём кабинете на втором этаже. Он достал из ящика стола и протянул комиссару телеграмму за подписью наркома ВМФ Кузнецова. В ней содержался приказ всем флотам кроме Тихоокеанского немедленно перейти в состояние оперативной готовности номер один.
- Кажется, англичане не наврали, - сказал вице-адмирал.
- Почему не потушен Херсонесский маяк? – спросил Кулаков.
- Связь с маяком нарушена, туда выехали на мотоциклах связисты в сопровождении патруля.
Перевод в состояние максимальной боевой готовности был на флоте отработан до мелочей и теперь происходил по плану и без суеты. Корабли приступили к приёмке добавочного боезапаса, топлива и продовольствия. Херсонесский маяк погас. Вернувшиеся мотоциклисты донесли, что на линии связи в нескольких местах вырезаны большие куски проводов, и починка, которой занимаются связисты, займёт некоторое время. В кабинете Октябрьского собрались за столом генерал Моргунов, контр-адмирал Елисеев, начальник тыла флота контр-адмирал Заяц, секретарь горкома Борисов, руководители тыловых служб. К половине третьего все корабли, соединения, береговые батареи и морская авиация доложили о переходе в состояние максимальной боевой готовности. На всём Черноморском флоте, включая Дунайскую флотилию, тысячи людей заняли свои посты, корабли эскадры готовы были выйти в море, 625 самолётов морской авиации были готовы к взлёту, к орудиям береговых батарей был подан боезапас.
Около трёх часов ночи с постов наблюдения и связи в районе Евпатории и на мысе Сарыч донесли о подходе со стороны моря большого числа неизвестных самолётов, держащих курс на Севастополь. Начальник штаба флота отдал приказ начальнику ПВО флота полковнику Жилину открыть огонь по неопознанным самолётам. В городе завыли сирены воздушной тревоги. В семь минут четвёртого приближающийся шум самолётов услышали на Константиновском равелине. Телефон на столе дежурного по штабу звонил не переставая; тот отвечал на звонки односложно и сразу клал трубку на рычаг. Наконец он счёл звонок заслуживающим внимания и соединил звонящего с кабинетом командующего. Вице-адмирал Октябрьский поднял трубку, нахмурился и жестом призвал присутствующих к тишине. Звонил командир артдивизиона ПВО, он просил письменно подтвердить приказ на открытие огня по самолётам.
- Исполняйте приказ немедленно. В противном случае будете расстреляны за невыполнение.
За столом все молчали. В это время стёкла в окнах кабинета начали мелко дребезжать и все отчётливо услышали низкий гул моторов. Это были самолёты. Окна кабинета были плотно зашторены. Вице-адмирал и несколько офицеров штаба вышли на балкон. По небу метались лучи прожекторов, гул самолётов нарастал, но небо казалось пустым. Часы в кабинете командующего показывали четверть четвёртого, когда со стороны рейда прогремел первый залп корабельных зениток, следом ударили крупнокалиберные пулемёты и зенитки береговых батарей ПВО. В скрещенных лучах прожекторов из темноты вынырнул фюзеляж большого одномоторного самолёта: он шёл на малой высоте среди чертящих небо трасс пулемётных очередей. Грохот зенитных залпов, умноженный эхом, заглушал шум моторов, затем один за другим, перекрывая все прочие звуки, над городом прогремели два мощных взрыва. Вице-адмирал Октябрьский уже вернулся в кабинет и докладывал обстановку наркому ВМФ Кузнецову. Тот обещал доложить о воздушном налёте на Севастополь правительству и в Генштаб РККА. Судя по реакции наркома, в Москве пока ничего не знали о начале войны и звонок из Севастополя послужил первым сигналом о нападении противника. В это время с нескольких постов наблюдения поступили донесения о замеченных в небе парашютах. В районы, где могли приземлиться парашютисты, немедленно были высланы отряды бойцов, все ведущие к городу дороги были перекрыты, на улицы города вышли усиленные патрули, были взяты под охрану важнейшие гражданские объекты (военные объекты и без того хорошо охранялись). Однако ни одного парашютиста или брошенного на земле парашюта так и не обнаружили.
Налёт на Севастополь продолжался около получаса. В городе имелись разрушения и жертвы. Однако ни корабли, ни военные объекты на берегу не пострадали: здесь плотность зенитного огня была очень велика. Когда залпы зениток смолкли, комиссар Кулаков сел в машину вместе с прибывшим в Севастополь на предстоящий разбор учений командиром Новороссийской базы ВМФ капитаном 1-го ранга Александровым и поехал на улицу Щербака, где был полностью разрушен большой жилой дом. Над Севастополем занимался рассвет. В небе над морем и городом кружили советские истребители. Вокруг рухнувшего дома на улице Щербака собралась толпа. Команды ПВО и моряки трудились на разборе завалов. Выйдя из машины, комиссар Кулаков заверил горожан, что черноморцы отомстят налётчикам за жертвы этой ночи и постараются впредь никогда не подпускать чужие самолёты к городу. С улицы Щербака поехали на Приморский бульвар. Здесь от мощного взрыва пострадало здание санатория и также имелись жертвы. Рядом с санаторием высилась колонна из белого мрамора, увенчанная бронзовым орлом с лавровым венком в клюве, - памятник кораблям, затопленным в дни осады Севастополя англо-французскими войсками, случившейся на исходе царствования Николая I. Затопление российских кораблей стало тогда последним средством не допустить в бухты Севастополя неприятельский флот. Памятник пострадал от взрыва, но колонна устояла. Прибывшие сапёры спустились к морю у подножия колонны. Вскоре один из них подошёл к вышедшим из машины Кулакову и Александрову и показал им осколок металла закругленной формы, очень похожий на фрагмент крышки торпеды. Кулаков и Александров переглянулись: оба сразу вспомнили об операции английских самолётов-торпедоносцев, торпедировавших в ноябре 1940 года на рейде Таранто четыре итальянских линкора.