Она приходит в мои сны, сетует на то, что у меня не убрано, и начинает мимоходом наводить порядок в моих стенах. Я едва успеваю следить за её быстрыми движениями, за её руками без маникюра, но такой изящной формы, которая бывает у скрипачек. На вид она не старше сорока иль даже чуточку моложе. Останавливается перед моим письменным столом. Но убрать даже скомканные бумаги не решается, бросает лишь взгляд на лист отдельный, где продолженья ожидают две сиротливые, как дочки, на сон написанные строчки: «По женщине печаль души, по ней // В календаре моих не лучших дней».

Я продолжаю «корректировать» её движения – то плавные, напоминающие танец, то быстрые, похожие на бег. Пытаюсь остановить её тоскующим взглядом и протянутой к ней рукой. Я не знаю, откуда она, как её звать, что заставляет её приходить в мои сны с дуновением тревог, являться ко мне, к моему одиночеству.

Она очень хороша собой, ни на кого не похожа, вобрав, возможно, в себя собирательный образ всех женщин, которых я знал, кому посвящал многие свои стихи и поэмы. У всех пишущих поэтов, как правило, в воображении присутствует идеал — возвышенный женский облик, которым поэт наделяет свою любимую. Ко мне во сне приходит та, которую воочию хотелось бы увидеть. Я продолжаю следить за ней открыто и украдкой. Она не говорит со мной, и я вступить с ней в диалог не решаюсь, пытаюсь лишь представить, какой бы она была хозяйкой в моей полузаброшенной квартире, где пыль на полках с книгами, часах и на забытых срочных адресах, на Грамотах, что в рамках, и дипломах, на хламе неестественности дома.

Женщина, наведя порядок, собралась уходить. Она не говорила, что придет ещё, но я это чувствовал. Она ушла, простившись взглядом, она во мне как будто растворилась разлившимся рассветом… Я пробудился выспавшимся, свежим, не думая о плохом. По комнате плыл запах от волос и женских рук, к чему б я ни прикоснулся. Я по остаткам сна прошёл, как по следам прекрасного чего-то и святого. И к двум строкам, написанным вчера, я две строки уверенно добавил: «Я женщину на счастье, не беду, // Чего бы мне ни стоило — найду!» Я всегда в своей жизни что-то искал: первую любовь и небо за облаками — в юности, подругу сердца и место своё в поэзии — в молодости, самого себя — в зрелости, и парус на двоих с любимой поднять желаю в старости.

Всё было на моем пути — и небо, и разбитое корыто у ветхого скрипучего порога, была любовь, как будто в сини птаха, — всё кануло, разбилось, стало прахом.

Теперь вот одиночество кружит и виражит, планируя на сердце… Соседство с ним — опасное соседство.

Ко мне приходит женщина во сне, сочувствуя и жалея меня, а может, чтоб я не опускал голову и руки свои. Она ещё придёт ко мне, чтоб наяву забыл я одиночество вчистую. Она придёт, чтоб на неё я, преклонив колени, помолился.