Горячий дождь.

Ночь утопила в себе город, его улицы, дворы, высокие стройные дома и даже фонарные столбы, которые своим тусклым желтым светом освещали только узкую дорожку из блестящих мраморных камней. По широким разбитым тротуарам мчался прохладный ветер, подбрасывал вверх сухие скомканные листья, и тихо напевал мелодию, всем знакомую мелодию поздней осени. Под привычный ночной покой шел мелкий острый дождь, срывая с деревьев последнюю листву.
По краю дороги не торопливой походкой шел человек, сливаясь с плотными тенями высоких домов. Иногда, казалось, что он исчезает, но, предполагая его шаг, я вновь ловил его образ в освещенных промежутках между домов.
Я наблюдал за ним уже несколько минут, от самого поворота улицы. Он двигался в сторону остановки, на которой я уже сорок минут ждал свой ночной маршрут. Толи из-за того, что была ночь, толи из-за его медленной походки, но я, почему-то подумал, что человек идущий в мою сторону, может представлять для меня потенциальную опасность. И слабое покачивания говорили только о не трезвости его состояния. Когда он встал рядом со мной я отчетливо чувствовал агрессию его взгляда, его мимики, но не всю, а ту которую он не мог скрыть, и которая читалась на каком-то подсознательном уровне.
- Давно стоишь? – спросил он со слабой заинтересованностью. – да где то около часа, - сказал я, грубо округлив минуты ожидания. – ясно… – произнес тогда он, словно что-то для себя тем самым решив.
- время не подскажешь? – спросил он не внятно, но в принципе понятно, съедая окончания, и слова тут же затерялись в слабо освещенной улице. – подскажу. – равнодушно ответил я, задирая длинный рукав своего светлого френча. Маленькую широкую стрелку на двух часах я увидел сразу, но вот большая минутная ни как не отражалась от фонарных столбов. – два часа…- успел протяжно произнести я, разбираясь во времени, как вдруг почувствовал жгучую острую боль в области шеи и затылка головы. Бессилие тут же овладело мной и я, стараясь как можно аккуратней, в полу сознании, в начале упал на колени, а затем опустил тяжелую голову на руки, уже лежавшие на мокром асфальте. Слух заполнился ужасным гулом, шумом и тонким свистом, взгляд затерялся в толстом слое бетона. Всё произошло мгновенно и одновременно. Я почти не почувствовал как порвалась об моё горло моя золотая цепочка, как вывернулись карманы, и как с руки снялись часы, я только чувствовал ужасную обиду за всё происходящее, за всю глупость этой ситуации и громадную обиду за своё бессилие и беспомощность в данный момент. Я попытался повернуть голову в сторону улицы, но тут же свалился на бок и услышал как кто-то не спеша, убегал, отдаляясь всё дальше и дальше от меня. Холодный дождь приводил меня в сознание, и уже спустя пару минут я сидел на холодном мокром асфальте, сжимая свою голову от ужасной боли. Глаза горели, словно кровь выкипала через них, оставляя рванные раны на веках. Периодически я чувствовал, как теряю сознание, буквально на 3-4 секунды, в последний момент, успевая поддерживать равновесие, чтобы не свалится на бок. Вдруг я услышал как, не спеша, подъехал автобус, и этот звук открывающихся дверей было трудно, с чем-либо перепутать. От появившегося волнения головная боль вновь усилилась. И в попытке издать какой-нибудь звук из своих уст, я тут же на мгновение отключился. Автобус стоял не долго, и практически сразу поехал дальше по своему маршруту, мимо длинных аллей, пустующих площадей и моего дома. В тот момент я ненавидел те равнодушные глаза, те взгляды в мою сторону, которые я чувствовал всем своим телом: я слышал дыхание людей, их переговоры, чувствовал их дешевый запах туалетной воды и рыночной кожи. Я пол часа пытался встать на ноги, стараясь не замечать жгучую боль в области затылка и мелкие разряды в висках головы. Глаза было не возможно открыть, так как воздух сразу разъедал их оболочку. Покачиваясь, но стоя на ногах, я интуитивно пошел в ту сторону, куда уехал автобус. Шел очень медленно, спотыкаясь и падая, словно на автопилоте вставал и продолжал идти, осознавая, что другого выбора у меня нет. Какие-то секунды я терял сознание, но продолжал идти и ловил себя на мысли, что иду без сознания, по инерции. Продолжая идти, я почувствовал, что дождь стал теплым и его капли стали намного крупнее, но это не всё. Теплый дождь становился с каждой минутой горячее, пока не стал обжигать мне лицо. Пар, который начал охватывать улицу, затруднял мне дыхание, дышать стало тяжело и больно. Лицо обжигали крупные горячие капли не мыслимого дождя. Я укрывался от дождя своим грязным тяжелым френчем, но это совсем не помогало мне. Мои руки словно варились в воде на медленном огне. Я попытался открыть глаза, чтобы найти убежище, но жжение не давало это сделать, тогда я захотел дотронуться до своего века, чтобы как-то привести их в порядок, но понял, что глаза вовсе не закрыты, они открыты, я почувствовал это! Я просто ничего не вижу! Меня охватил ужас. Я про всё забыл, всё ушло на задний план, я перестал чувствовать дождь, мне стало очень жалко самого себя. Упал на что-то мягкое и в очередной раз, но уже на продолжительное время, потерял сознание…
Перед глазами ничего не открылось, но я понял, что я очнулся. Я слышал шум машин, который явно был где-то рядом, слышал людей, которые роняли несколько слов, проходя не далеко от меня, в общем, я слышал одну из многочисленных улиц моего города. Все время хотелось открыть глаза, но ни как не мог привыкнуть к тому, что они открыты. Выдвигаясь на шум, я оказался в центре одной из улиц, и примерно я представлял, где нахожусь, но где и что, я ни как не мог понять. Было очень трудно узнать родной город на ощупь. Голова продолжала гудеть, и эта боль довольно часто сводила мышцы ног, а иногда и мышцы лица, скручивая его по полам. Я слышал внутри себя свои слова, типа: помогите, вызовите скорую, сообщите моим родным. Но также я слышал то, что у меня получалось на самом деле, это были не внятные слова с ужасным произношением. В одном я был уверен – меня все обходили стороной. Чтобы разобраться в данной проблеме, мне нужно было только увидеть обстановку, и разобраться что и где, и я бы просто дошел до дома. Но я не мог.
И я решил, не знаю, почему… Я выскочил на дорогу, туда, где слышал рев машин. Раздался глухой визг резины…и я почувствовал удар в левое плечо, я чувствовал как предплечье делится на две части с ужасной болью и жжением. Меня откинуло в сторону, в кучу сырых опавших листьев, ударив, обо что-то твердое типа дерева, и я потерял сознание.
И снова звуки города. Я осознал, что пришел в себя. И я был поражен тем, что я все лежу на дороге, вернее на обочине, и никто совершенно не замечает меня. И я сломался. С грязных, открытых глаз, по грязному лицу, потекли грязные мутные слезы, от усталости и бессилия, я чувствовал их леденящую прохладу, и я не верил в то, что все это происходит со мной. Я ждал, когда я проснусь, и все это безумие закончится, и все будет по-прежнему.
Я отполз от дороги и облокотился на стену дома, кирпичного холодного дома. И вновь потерял сознание. Пришел в себя от звона монет, падающих рядом со мной, и снова униженность напомнила мне о себе, разодрав моё самолюбие до самой крови. Я встал и пошел, опираясь о стены домов, все, что я слышал, было словно эхо, мало ясно и отдаленно.
В смысле своих действий я начал сомневаться примерно через два часа, когда за это время ничего не изменилось. Я совершено не предполагал, что никто мне не поможет. Тем более шум городских улиц становился все тише и тише, я словно выходил на какую то окраину, абсолютно потерявшись в своем родном и знакомом до боли городе. Головная боль продолжала жечь мои глаза, но я уже немного привык и мог совладать с нею. Я присел возле чего-то, что напоминало мне ограду моста. Своими грязными руками я снова начал трогать свои глаза, надавливая на них с большей силой, я не терял надежды проснуться. Но я по-прежнему ничего не видел. И тут же плечо напомнило о себе, я совершено забыл о нем, но теперь оно ломало меня каждую секунду и чтобы я не делал, хоть даже дышал, боль только обострялась, пробираясь в глубь моего тела.
Впервые в жизни я задумался о том, что хочу умереть, прямо сейчас, прямо здесь и навсегда. Чтобы раз…и всё! Все мучения позади, эта боль съедающая моё тело оставила меня, в конце концов, в покое. А ветер, который выл у меня в ушах, только звал меня за ограду, где чувствовалось пространство и свобода, природная идиллия и душевное породнение с нею. И я был уверен, что этот поступок избавит меня от всей накопившейся во мне боли, откуда-то я это знал.
Я встал на ограду. Ветер тут же затих, словно боялся взять на себя этот грех.… А ведь и вправду: грех, – подумал я про себя. Я ждал, что меня, что-то подтолкнет, но меня наоборот тянуло назад, может тяжелый грязный френч, а может и невидимые силы, заинтересованные в моем существовании. Я чувствовал перед собой высоту, свежесть высоты, но также я начал чувствовать аромат жизни, моей жизни, запах которой был намного устойчивее любого запаха существующего на нашей планете Земля. Голова закружилась, на мгновение, я увидел перед собой просторы, может я их увидел, но больше это было похоже на собственное воображение, блеклое и невзрачное. Сознание покинуло меня, и я растворился в тишине и в беспамятном мраке…
Голос. Он один такой во всей галактике. Я услышал мамин голос…и открыл глаза. Передо мной раскрылась свежая, ярко-зеленная лужайка, синее небо и теплый при теплый воздух, который обвивался вокруг моего лица, осыпая мелкими частицами лета. На улице было много людей и все мне приятно улыбались и звали присоединиться к ним. Но я никак не мог налюбоваться тем, что вижу, тем, что могу видеть. Рука была мастерски перебинтована и уже почти не болела. Глаза немного опухли, но я точно был уверен, что это очень скоро пройдет и больше такое никогда не повториться.
Но снова голос. По телу тут же пробежали мурашки, замедляя собой мое дыхание. И вдруг, я увидел через дорогу, словно в сером тумане, очертания…разные очертания и довольно размытые, но я точно узнал среди них свой дом, подъезд, окна. А рядом стояли мои родители и моя маленькая сестричка, которая только-только начала произносить более-менее внятные слова. Их фразы были мне не понятны, но я точно знал их суть…и я пошел к ним.
Расстояние сокращалось с каждым моим шагом. В мысли начали врываться отрывки моей жизни, хорошие и плохие. Было очень приятно по-вспоминать и те, и другие. Но с последующими шагами кадры становились тяжелее и не приятнее, что вызвало прерывистое, монотонное сердцебиение. Кадры мелькали перед глазами как вспышки. И вдруг, неожиданно для меня, начали появляться кадры, про которые я совсем забыл, которые были словно выдуманы, но оказывается, они были: эта ночь, остановка, удар, асфальт, горячий дождь, эти люди, дорога, автобус, мост, шум, духи, боль, эта боль.… Стало страшно, страшно это вспоминать. Я шел и видел все это … второй раз.
Продолжая идти, я почувствовал, как рука стала снова болеть, и боль нарастала с каждым шагом, самочувствие ухудшалось в немыслимой прогрессии. Стало появляться небольшое головокружение. И глаза! Изображение начинало тускнеть, мутнеть, и как бы я не старался, но я ничего не мог сделать. В этот момент перед глазами появилось самое страшное воспоминание:… я ослеп, я не вижу. И пройдя еще пару десятков метров, я перестал видеть.
Я начал бежать в ту сторону, куда и шел, но с каждой минутой всё больше сомневался в том, что правильно поступаю. С каждой минутой становилось страшнее. Я остановился. Боль съедала глаза, ломала руку, судорога сводила ноги и повалила меня на землю. И я начал ползти назад. Крик рвался из уст, раздирая глотку, но мгновенно растворяясь в пространстве, как в бескрайней пустоте.
Через несколько секунд, боль ушла, а еще через несколько секунд ко мне начало возвращаться зрение. Я понял, что не смогу пережить еще раз эту боль. Не смогу жить и ничего не видеть, и не быть сломленным этим. Но я вернулся туда, где нет рассвета, заката, солнца, тени, добра, зла и смысла в этих словах. Где нет ничего, но почему-то мне это было лучше тех мучений, которые предлагались взамен. Хотя вышло, что никакой разницы нет.
Боль ломает людей в плену у врага, ломает и сильных и очень сильных. А меня сломала боль в плену у смерти. Но ведь есть такие, кто выдерживает всё, и сбегает из плена, и как сладок тогда и бесценен тот глоток свободы, тот глоток жизни.