ГЕННАДИЙ НОВИКОВ


Я возвращаю ваш портрет

Глава 1

Овощные плантации совхоза "Декабрист" раскинулись по соседству с огромным стратегическим аэродромом. Лето было знойным, жара в поле уже утром была нестерпимой.
На плантациях копошились люди. На ближайшем поле "вкалывали" сотрудники НИИ Электроники-интеллегенция выполняла главную свою задачу. Интеллегенция пропалывала лук. Передовая технология конца каменного века и отсутствие компенсирующего энтузиазма, характерного для начала двадцатого века, не позволяли демонстрировать высокой производительности. Конструкторы, сэнэсы, техники и зав.лабы часто, прерывая созидательный труд, подползали к бригадному вагончику, где было немного тени и много холодной воды. Охладившись изнутри и вдохновившись в очередной раз идеологическим шедевром, начертанном на алом кумаче и гласившим: "Волею Партии, руками Народа выполним план завершающего года Пятилетки!" - сотрудники брели обратно, изредка поднимая голову к небу, с гордостью провожая взглядом взлетавшие бомбардировщики. Их гордость не была гордостью "вообще" советского человека за советскую авиацию. Их гордость была конкретна - это их институт в свободное от овощных проблем время разработал для этих самолетов радиовысотомер, за что несколько московских чиновников и их директор получили лауреатов, а главный конструктор высотомера чуть не получил квартиру.
Сегодня главный конструктор не был на плантации, он не трудился со своим коллективом. Сегодня главный конструктор находился по соседству с овощными плантациями совхоза "Декабрист". Он был на аэродроме. В отличном светлом костюме сидел он в красивом Икарусе, который мчался по бетонке к одной из стоянок, куда только что зарулил АН-26. Выйдя из автобуса, он направился к самолету, из которого уже начали выходить пассажиры. В тот момент к трапу самолета подъехала черная Волга, из которой вышел стройный генерал-лейтенант авиации и тоже направился к прилетевшим.
Первым из самолета вышел невысокий плотный полковник авиации, за ним генерал-лейтенант авиации, потом еще несколько полковников и генералов разных родов войск и человек десять мужчин в штатском - всего около двадцати человек. Все пассажиры - примерно одного возраста, все улыбались, радуясь встрече. Друг друга называли по именам: Вовка, Генка, Толька, Левка и т.д.
-Как долетели? Все прилетели?
-Все, все, но могли и не все... Собрались, Козулина нет. Где, что...Узнаем - в полете...
Выходившие из самолета подходили к встречавшим, обнимались, говорили, перебивали...
-Вот познакомься, - полковник представил встречавшему их другу в светлом костюме стройного генерал-лейтенанта, подъехавшего на Волге:
-Командир дивизии, Владимир Васильевич, а это - Коля - наш спец, наш юбком...
-Ну, и ...?
-Что?
-Ты про Козулина ...
-А! Стоим на КП, ждем своего вылета. Вдруг слышим по громкой связи - просит посадки командующий ...
Вскоре смотрим: идут! С командующим рядом ... высокий и на полусогнутых ... Лев! Ну, подошли, я докладываю: Товарищ командующий, выпускники 8-й Саратовской спецшколы ВВС направляются на юбилейную встречу ...
-Все в порядке?
-Да, вот пока не все ...
-Кого же нет?
-Генерал-лейтенанта Козулина.
-Лев Васильевич, командующий обратился к Козулину, подводишь?
-Никак нет. Я успеваю. Сейчас к себе, в Смоленск переоденусь и в Саратов.
-А что не со всеми?
-Да у меня ни одежды, ни документов ...
-А, по-моему, форма нормальная ... А документы? Зачем они генералу?…
Вот так мы его и забрали с собой.
- Ну, что, поехали?
-Мужики, предложение: Давайте здесь сфотографируемся. Это вот кто?
-Это - ТУ-22.
-Вот, давайте на его фоне ... Не часто встречаемся на таком аэродроме ...
-Владимир Васильевич, будь добр, щелкни - Коля передал свой фотоаппарат комдиву.
-Есть, ответил комдив. - Чуть плотнее, внимание ... Не всех видно. Ага! Вот так!
И вдруг в группе один из полковников громко и красиво запел:
Вот так и живем,
И тут же все подхватили
Не ждем тишины ...
Пели с удовольствием и хорошо. Видно часто пели. Выделялся красивый тенор невысокого полковника.
Невдалеке проходил экипаж молодых летчиков, только что севшего самолета. Экипаж с недоумением поглядывал на компанию.
-Что за команда? Генералы ... Комдив наш ... Трезвые ...поют ...
Приветствовать, не приветствовать? А?, командир?
Молодой командир экипажа, оценив обстановку, принял решение:
-Не мешаем вокалу.
... А годы летят, наши годы, как птицы летят,
И некогда нам оглянуться назад ...
...Икарус ехал по мосту через Волгу. Коля излагал подробный план на три дня.
- ...Построение в двенадцать, к этому часу приедет Горецкий.
Форма одежды сегодня - военная, при погонах и кокардах ...
-Коль, да сегодня градусов 40 жары, ты че!
-Ничего, скомпенсируем изнутри адекватной крепостью ...
-Сам-то, глянь, в футболке. Где твой пиджак?
-А не надо было в полковники и генералы выслуживаться. Теперь страдайте. Завтра форма одежды - свободная. А сегодня терпите...
-О, не оставь меня, тебя я умоляю –
тенор так громко и красиво запел, что заулыбались в соседних машинах.
-Вернись в Саратов, вернись молю!
-Браво, браво, Женька!
-Оглушил, черт ...
-Так, минуту внимания. Через сто метров граница Саратова - Коля открыл кейс и под одобрительные возгласы раздал стопки и затем наполнил их коньяком.
-За встречу на родной земле! Пьем а'капелла.
-Это как?
-Без закуски.
-Вперед!
...На красивом двухэтажном здании плакат: "Привет выпускникам 8-ой спецшколы ВВС!"
Тихая обычно улочка постепенно наполнялась мужчинами одного возраста. В гражданском и военном. Из окон десятиэтажного общежития звучала радиола:
… Маэстро
Вы в восьмом ряду, в восьмом ряду,
И тот же зал, и то же место…

Справа от выхода, в тени у стены стоял стол, на котором были разложены огромные альбомы с фотографиями. Вновь подходившие, обнимались друг с другом, здоровались, придирчиво осматривали друг друга, закуривали. Острили по поводу лысин, животов и прочих приобретений возраста. У стола народ с восторгом рассматривал фотографии, помогая, друг другу узнавать на снимках товарищей...
На улочке показался автобус. Выходит прилетевшая группа.
-Привет, Альма-матер!
-Здорово, здорово, Лев, Толька ... А это что за генерал с танками на плечах?
-Не узнаете? Ну, кто первый?
-Синицин? Что ль?
-Точно, Коля Синицин. Проездом, можно сказать, из Абу Даби ...
-Да, он первый раз. А если бы я его не нашел.
-Где ж ты его нашел? В Абу Даби?
-Нет, в телевизоре. Ну, потом ...
-Вовка, а Женька где?
-Увидите.
-Он приехал?
-Приехал, конечно.
Впервые приехавший на встречу, Синицын с трудом и с посторонней помощью узнавал товарищей...
Вдруг кто-то крикнул: - Смотри, смотри!
По улочке молодецким шагом приближался курсант. Синие брюки клеш с голубым кантом, зеленая гимнастерка с голубыми курсантскими погонами, лихо заломленная летческая фуражка с кокардой ВВС.
Разговоры стихли и все, улыбаясь, смотрели как "спец" строевым шагом направился к старшему по званию:
-Товарищ генерал-лейтенант, учащийся Феклистов для участия в юбилейной встрече прибыл!
-Здравствуйте, товарищ учащийся Феклистов!
-Здравствуйте, товарищ учащийся Козулин!
Все окружили "спеца".
-Ну, как настоящий ...
-Только рожа полковничья.
-И живот.
-Это от перегрузок.
-Молодцы, москвичи!
-Толь, где формянку откопали?
-Секрет Генштаба ...


-Коль, ну что? Уже 12 часов.
-Не 12, а без 2-х минут.
В начале улочки показалась черная «Волга». Остановилась невдалеке. Из нее неторопливо вышел высокий, плотный, лысый старик.
-Горецкий! Лев, строиться!
По команде генерал-лейтенанта все профессионально быстро и без суеты построились.
-Товарищ начальник школы, выпускники 8-ой спецшколы ВВС пятьдесят четвертого года выпуска для юбилейной встречи построены. Дежурный по роте генерал-лейтенант Козулин.
-Здравствуйте, товарищи учащиеся!
-Здра жела това начальнишко! - отчеканили "учащиеся" так, что из окон общежития высунулись удивленные лица, привыкшие к тому, что улочка всегда тихая, военных парадов на ней не бывает ...
Горецкий пристально всматривается в улыбающиеся лица бывших учащихся, вспоминая тех ... худеньких и неуклюжих ...
Его глаза молодеют, разглаживаются морщины ...

Глава 2

-Здравствуйте, товарищи учащиеся! - произносит помолодевший на тридцать лет начальник школы. Он стоит перед строем юных учащихся третьей роты, впервые надевшими военную форму.
Рота построена на линейке просторного школьного двора. На заднем плане, рядом со школьным зданием, стоит самолет УТ-2. Слева - большая спортивная площадка: гимнастический сектор с множеством снарядов, прекрасная баскетбольная площадка.
Стояла золотая осень. Из трехэтажного студенческого общежития поет радиола:
У меня есть сердце, а у сердца песня,
А у песни тайна, хочешь - отгадай ...
-Здравье желаю, товарищ начальник школы - не стройно звучит в ответ.
-Товарищи учащиеся, сегодня вы в первый раз надели форму авиаторов ...
Надо заметить, форма на будущих авиаторах еще не "сидела", пока висела. Особенно на пацанах не атлетического сложения ...
В конце строя стоял самый маленький – Санька Евсеев. Так вот, штаны на нем были размера на два меньше, чем нужно, так что они кончались выше щиколотки. Этот недостаток обмундирования компенсировался огромными, размера на два большими, замечательными ботинками, именуемыми ГД. Картину довершала фуражка, остановленная от дальнейшего погружения Санькиными ушами. Козырек, типа аэродром, надежно спасал лицо, да и грудь от коварных солнечных лучей. Но если б кто заглянул, сильно наклонившись, под козырек, то увидел бы он глазенки счастливого человека, Санька в эти минуты был счастлив, впрочем, как и все до одного в третьей роте.
Два месяца тому назад они все выдержали конкурс- восемь человек на место в эту школу. Два месяца они ходили в гражданской одежде. Два месяца над каждым висел дамоклов меч отчисления. Отчисляли безжалостно за провинности, за неуспеваемость...
Сегодня оставшихся "одели", а это значит - оставили, не отчислят. А это, значит, не придется возвращаться в свою деревню неудачником ...
И Санька размечтался, как он в каникулы появится там, в неотразимой летческой форменке ...
-Вольно, разойдись! - услышал Санька и вздрогнул ... Он и не слышал, о чем говорил начальник школы, но, как выяснется позднее, он то, как раз,. и "оправдал доверие ..."
...Санька будет летчиком истребителем, генерал-лейтенантом, командующим ВВС округа... Не скоро, ох не скоро… или очень быстро?
А пока ... Часть ребят столпилась у самолета, чтобы сфотографироваться на его фоне и послать такую замечательную фотографию домой…
Глупые и счастливые позировали они, лихо заломив красивые фуражки на лысых головах.
Другая часть собралась около спортивной площадки и с нескрываемой завистью смотрели на физкультурные упражнения «стариков» первой роты.
А те старались еще и в назидание салагам …
Прекрасная пара акробатов, чемпионы округа, закончив тренировку, направилась к душу. «Верхний», проходя мимо самолета, крикнул, улыбаясь:
-Эй, авиаторы, чем это вы щелкаете? Ну-ка, запечатли! – и с прыжка сделал стойку на плоскости.
Кто-то из авиаторов из зависти съязвил:
-Низковато,
-А где не низковато?
Фотограф взглянул на крышу школы и несмело предложил:
-Вон там, если …
Акробат молча влез по пожарной лестнице на крышу, подошел к углу и на каменном ограждении мягко выжал стойку. Зафиксировал. Внизу толпа завороженно, со страхом и гордостью наблюдала, а фотограф торопился снять.
Акробат встал на ноги, слез с крыши и хладнокровно продолжал путь к душу, спросив на ходу, улыбаясь:
-Фотографию сделаешь?
Этот акробат – Саша К. – будет полковником авиации и будет начальником спортивной подготовки космонавтов. И будет жить в Звездном …
Кстати, в это самое время будущий Первый космонавт планеты Юрка Гагарин был рядом и разминался на баскетбольной площадке, через четверть часа должна была начаться баскетбольная встреча между командами спецшколы и индустриального техникума. В те годы баскетбол был популярен, в городе сильные команды были у спецов, индустриков и суворовцев. И матчи между этими тремя командами проходили непрерывно.
Глава 3

Первый урок был математика. До начала было минут 10. Весь пятый взвод нервничал из-за нерешенного примера, ждали Генку В. – городского. Он влетел в класс и на него обрушились все:
-Семнадцатый решил?
-Решил!
-К доске, быстрей –
Гена торопливо писал, все судорожно записывали.
Избежав таким образом неминуемой двойки, грозившей несчастному, все развеселились, зашумели. В этот момент раздался голос трубы, извещавший о начале занятий. И вдруг в класс вошел преподаватель литературы.
-Встать! Смирно! Товарищ преподаватель, пятый взвод к занятиям готов. Дежурный Голубев.
-Садитесь. Математики сегодня у вас не будет, зато будет два урока литературы.
Конечно, математик Курочкин - не подарок. Двойки просто сыпал, а уж напутавшего у доски казнил на месте:
-Вы, молодой человек, лапти плетете. Вам не место в спецшколе!
Но уж как лютовала русалка Елизавета Наумовна!
За две ошибки тройка за сочинение – это цветочки, а ягодки – разбор сочинений! В начале речи уничтожала всех:
-Вы, будущие офицеры! Ведь в училище и академии не будет русского и литературы. Последняя возможность ликвидировать хоть частично свою вопиющую безграмотность!
И дойдя до точки кипения, она мешала с грязью очередного несчастного, допустившего «неслыханную безграмотность»:
-Весь мир восхищается нашим Пушкиным, но вот Петров с ним едва знаком. Вот послушайте, что он пишет об Онегине. Это он думает, что он пишет об Онегине!… И далее … Фортиссимо!…
Слава богу, школа мужская. Девочки не слышат
…И вот, два урока литературы! Наступила грустная пауза.
С улицы отчетливо доносилось:
Утомленное солнце
Нежно с морем прощалось…
-Дежурный, закройте окно - приказала Елизавета и, обращаясь к классу, добавила: я разделяю ваш траур по этому поводу…
Учитывая ваше настроение, будем сегодня писать сочинение о Печорине …
Она подошла к доске и написала тему.
И начался каторжный умственный труд … Сопели носами, скрипели перьями, некоторые сидели, глубоко задумавшись о печальной судьбе своей, которая не пересеклась с этим произведением.
-Может быть, я в наряде был? – думал мощный атлет на последней парте.
Надо сказать, в спецшколе царил культ спорта. Жили по девизу: стране нужны не только умные, но здоровые люди. Особенно в авиации. В первые же дни пребывания в спецухе самые большие потрясения новички испытывали на спортплощадке, глядя на занятия второй и первой рот. Все хиляки срочно начинали «качать мышцу». За три года все достигали уровня второго, первого разрядов в легкой, лыжах, коньках, гимнастике, акробатике, борьбе…
Было с кем заниматься! Великолепные физкультурники Ибрянов и Щербаков.Оба сложены как боги!

… В обед ЗИС-5 возвращался из города в лагерь на Кумыску, где летом спецы жили в палаточном городке. В открытом кузове сидели несколько офицеров, Щербаков и два спеца – дежурные, ездившие за продуктами. Остановились у дома Щербакова. Тот просил минуту подождать и побежал домой. Прошло пять минут, десять. Жара стояла нестерпимая. Офицеры были в форме. Стали роптать. Когда же, наконец, тот появился, они набросились на него с бранью. Щербаков же, широко улыбаясь, подбежал к машине и прыгнул с земли в стойку на руках на борту! И стоял до тех пор, пока улеглись страсти и офицеры заулыбались. Простили. Конечно, таким мужикам хотелось подражать. И потом, как сидела формянка на «мышцах»!..
Так что в первую очередь - спорт, во вторую – танцы, свиданья, а уж оставшееся время безраздельно отдавалось учебе!
…Наморщив лоб, атлет с тоской смотрел на чистый лист бумаги, стараясь не привлечь внимания Елизаветы. Но она уже тут:
-Все тот же наморщенный лоб и полное отсутствие мыслей!
Урок подходил к концу… На третьей парте сидели Левка и Валька. Друзья еще с гражданки. Веселые ребята. Понимали друг друга без слов. Во всем ухитрялись увидеть что-то смешное, начинали смеяться и уже не могли остановиться.
Вот и сейчас Левка случайно взглянул на Елизавету, она стояла в профиль, у него мелькнула хулиганская мысль, – он провел пальцем по белой стене и потом на черной парте мгновенно изобразил профиль Маркса, Ленина, Сталина и … Елизаветы. Валька взглянул и прыснул от смеха. Левка мгновенно вытер опасную картинку и сделал умное лицо. Елизавета отреагировала мгновенно: Смирнов, Ловцов, выйдите из класса! Это означало – по наряду вне очередь. А если бы увидела картинку? Ведь шел пятьдесят второй….
И тут … о, долгожданная музыка – окончание урока! Сегодня дежурным горнистом был Гребенюк. Только его труба так нежно и звонко пела гимн свободе, под звуки которого народ высыпал на улицу, залитую теплым осенним солнцем и наполненную чудесной радиолой:
Татьяна, помнишь дни золотые -
Тебя любил я, не забыть нам прежних дней…


…Взвод шагал с занятий в интернат. Взвод вел помкомвзвода Витька Бочкарев. Он шел сбоку и всматривался в прохожих, идущих по тротуару навстречу. Вот, наконец, он заметил какого-то лейтенанта и хулиганская улыбочка, предвещавшая коронное развлечение, осветила его лицо. Когда офицер приблизился, Витек вдруг заорал на всю улицу: Взво-о-од! Смир-на! Равнение на! права! – и, чеканя шаг, приложил руку к козырьку, а взвод перешел на строевой шаг. Бедный лейтенант
сначала начинал вертеть головой, искать, где тот большой начальник, которого приветствует строй, а не найдя, останавливался, прикладывал руку к козырьку. Так и стоял, принимая нечаянные почести, пока Витька не скомандует: Вольно!
Это маленькое развлечение повторялось с каждым встречным офицером на протяжении трех кварталов пути.

Глава 4

С наступлением сумерек оживал центр города, точнее квартал одной улицы, причем не самой центральной – проспекта Кирова, а примыкающей к ней улицы Радищева. Со всего города стекалась сюда молодежь. Образовывалось два встречных потока, как в фойе театра в антракте. Называлось это - прошвырнуться по Бродвею. Основные знакомства происходили там. В пестрой толпе выделялись две яркие команды, пользовавшиеся успехом у девочек, между собой соперничавших, но не враждовавших: суворовцы – аккуратные, воспитанные, культурные, во всем примерные, скромные, и спецы – в офицерской летческой форме, которая пленяла сама по себе, невзирая на содержание, от того «содержание» несколько «гусарствовало».
Каждая команда демонстрировала своих подруг, ну, как в фойе, питая внутри клановое чувство – «наши лучше». С суворовцами ходили, как правило, самые прилежные ученицы, а со спецами – самые яркие. Высоким полетом считалось переманить в свою команду красивую девочку. То есть, если в начале вечера некто N «ходила» с суворовцем (тогда «ходит» означало: дружит. Спрашивали: она с тобой «ходит»?), так вот, если к концу вечера, а это около десяти вечера, когда кончалась увольнительная, эта N уже «ходила» со спецом, это была общая победа и этот спец заслуживал общего уважения, хотя преследовал личную, корыстную цель. Эта операция протекала мирно. Вообще, драки были редки и уж точно не жестокие. Кроме того, командиры организовали непрерывные соревнования по многим видам спорта, в результате чего все перезнакомились и конфликты по нецевилизованному сценарию уже не проходили.
Надо сказать, девочки «ходили» со спецами второй и первой рот. Третья рота в мешковатой еще «формянке», да с лысиной из-под «летческой» фуражки (третью роту год стригли «наголо» - военное наследие медицины) не очень могли рассчитывать на успех сами, но зато были активными «критиками», горячо обсуждая между собой, а ходили они «кодлой» по четыре – пять человек, достоинства «наших». Салаги завидовали «гусарам» из второй и первой рот с чубами из под лихо заломленных фуражек с мизерными козырьками (называвшимися «мичманками») и, в то же время, испытывали гордость за старших товарищей, пролонгируя их достижения на свою будущность…

Глава 5

… Утро было теплым и ясным, как бывает в конце сентября. Из окна общежития звучало почти описательно:
Осень, прозрачное утро,
Небо как будто в тумане
Как всегда перед началом занятий народ разминался на спортплощадке. Витька выигрывал уже пятый компот на канате. Пострадавшие жилили: ты не ударил рукой по перекладине! Витька спорил, но проигравших было больше, поэтому ему пришлось выполнить требование народа, он еще раз поднялся по канату, причем с углом, и ударил по бревну ладонью под одобрительные возгласы болельщиков.
Скоро пропела труба и народ неохотно потянулся в классы.
…Прошло несколько минут, но англичанки не было.
И тут Юрка, любивший чем-нибудь хвастануть, небрежно так заявил:
-А англичане не здороваются: Гуд дэй!
-Как это? А ты давно из Ландана?
Юрка за границей не бывал, даже за границей города Саратова, но вчера у его родителей были гости и он услышал, как один из них рассказывал, что видел журнал «Англия», в котором он перевел несколько самых простых выражений.
-Ну, и как твои англичане здороваются?
-Мэйк Манэй! – отчеканил Юрка.
-Чо-о?
-Делай деньги! – небрежно перевел Юрка.
Наступила пауза. А что, думал каждый, это что-то! Надоело: гуд дэй, гуд дэй. Кто-то предложил удивить англичанку своей продвинутой образованностью. Идея овладела массами.
И вот, входит англичанка, дежурный, как положено: Стэнд ап. Эт этэншн …
Англичанка повернулась к классу:
-Гуд монин …
И все дружно и гордо:
-Майк маней!
Англичанка по-английски невозмутимо повторила:
-Гуд монин …
И вновь услышала: Мэйк Манэй!
Англичанка не оценила новаторства и вышла из класса спокойно без упреков и нотаций… Надо сказать учителя вообще не снисходили до борьбы за дисциплину. Положение учителя в спецшколе было привилегированным: хорошая зарплата, бесплатное обмундирование, питание! Никаких проблем с дисциплиной на уроках, никаких встреч с родителями. Весь урок они занимались своим делом!
А дисциплина … Для этого есть командир взвода, командир роты.
…Вечером взвод в полном составе на кухне дружно чистил картошку, весело распевая.
-Сальвотики, дротики …
Родился страусенок комический
С бородавкой на левой ноздре …

В той степи глухой
Замерзал ямщик …
Хоровые песни сменялись сольными. Кто-нибудь говорил: Лев, давай Утесова.
И Лев «давал», не заставляя себя упрашивать:
-Был вечер ясный, был тихий час
Одна луна в тиши ночи оберегала в парке нас…
И в припеве он действительно удачно подражал кумиру:
-Я помню лунную рапсодию
И соловьиную мелодию
Твой голос звонкий, профиль тонкий
Твои мечты, но где же ты?…
Почему так любили петь? Может, потому что хотели летать? А может, потому что не было телеков и видиков?

Глава 6

Брюки - знаменитые спецовские клеши - синие с голубым кантом, так вот гладились они между матрацами. Перед вечером достаточно чуть-чуть утюгом...
На китель - погоны, переделанные из офицерских, свежий подворотничок и все значки на грудь... Но теперь – не садиться! Чтоб стрелки на клешах не испортить. Поэтому на торжественную часть в актовый зал «загонялась» третья рота.
-Вовк, сходи в третий взвод за утюгом,
-А ты гладишь, мои и свои, идет?
-Ладно, идет…
…Вовка, одетый с иголочки, по пути в актовый зал, заходил в третью роту, возвратившуюся после торжественной части из актового зала. Причем, тоже не по своей воле
-Орлы, у кого есть одеколон?
Младшие спешили угодить старшему.
Вовка брал полный флакон и медленно и со вкусом омывал лицо, руки, потом ноги, брюки…. Возвращая почти пустой флакон, успокаивал пострадавшего:
-Твой вклад в дело развития советской авиации неоценим!

…На тихой улочке, перед парадным входом, стояли девушки, пришедшие на вечер. Пускали только приглашенных. Поэтому приглашавший должен был сам ввести свою даму в вестибюль. Там ее встречал лично дежурный офицер. В летческой форме.
Актовый зал, находившийся на втором этаже, был светлым, просторным, с паркетными полами. В углу, слево от сцены, располагался духовой оркестр. Оркестр начинал играть задолго до начала вечера. Его прекрасная музыка была хорошо слышна уже в вестибюле и приятно будоражила воображение гостей и хозяев, создавала возвышенное над обычной реальностью настроение, в котором уже не было места служебным и учебным неприятностям...
Колька вышел наглаженный и начищенный на улицу. Все взоры устремились на него. Это не смущало. В их глазах он видел положительную оценку. А радиола сверху пела:
Не уходи, тебя я умоляю
Слова любви тебе я повторю
Пусть вечер у дверей, я это твердо знаю
Но все ж не уходи, тебе я говорю
Вышел он чтобы встретить не свою девушку, - у него ее еще не было, - друг, игравший в оркестре, попросил встретить его подругу.
-А как я ее узнаю? - спросил Колька.
-Не ошибешься, самая красивая брюнетка, зовут Рита.
Как раз не ошибиться было трудно - почти все брюнетки и все красивые - "Других не держим!".
-Кажется вот эта, - решил Колька, - Нет, вон та еще лучше. А! Ну конечно, вот она!
Невысокая, стройная, жгучая брюнетка с модной мушкой на щеке.
Колька направился к ней, открыл, было, рот, чтобы спросить: Вы Рита?
Она улыбалась навстречу улыбкой Лолиты Торес ... Вдруг сзади он услышал:
-Лиля, привет, пошли! - и мнимая Рита мимо Кольки упорхнула к встречавшему ее Толику К. Легкая досада и зависть посетили сердце Кольки, провожавшего их взглядом.
-Вы Коля?
Он обернулся. Перед ним стояла высокая брюнетка и улыбалась. Колька растерялся. Рита действительно была красавицей. Довольная эффектом она сама взяла его под руку. Он вздрогнул от неожиданности - никогда еще он не ходил с дамой под руку.
Так они вошли в вестибюль.
Дежурный офицер - боевой штурман, красавец и умница старший лейтенант Кузнецов поздоровался с Колькиной дамой, одарив ее согласно этикету, а может не только по этикету, шикарной улыбкой, и провожая их взглядом, подумал: в математике пока не силен, а в естествознании ориентируется правильно!
Колька был так смущен, ему хотелось сказать: -Да это не... Это Генка просил встретить...
Они поднялись на второй этаж. Актовый зал был великолепен - просторный, залитый светом и наполненный чудесной музыкой. По паркету скользили юные "гусары" и раскрасневшиеся воздушные "гимназистки". Колька не знал, что делать, пока освободится Генка.Танцевал он пока слабо и поэтому стеснялся. Но Рита спросила: - Пойдем танцевать? - и взяла его за руку.
Танцевала она прекрасно, - так изящно наклоняла красивую головку, откидывала ее, заливаясь смехом, - ей было весело. Колька слабо ей соответствовал. Лишь бы не споткнуться и не закружиться, думал он. – Выручай, вистибулярный аппарат!
Народ стал обращать на них внимание. Ее стараниями их пара хорошо смотрелась, точнее, все смотрели на ее красивую фигурку, прекрасные смеющиеся глаза, видевшие успех.
Когда музыка смолкла и они, провожаемые взглядами, шли к стеночке, Кольке очень хотелось продлить удовольствие ... Но оркестр грянул Па де Спань, чего Колька совсем не умел. Тут же подлетел Женька, заядлый танцор. Теперь Колька с завистью смотрел на танцующую пару. Теперь ему не хотелось, что бы оркестр закончил играть на этом танце. Пришлось бы отдать Риту Генке. На его счастье был еще один танец, причем - Рио-Рита - и он еще раз испытал удовольствие от близости красивой девочки и внимания зрителей.
Когда оркестр устал, заиграла радиола. Пришел Генка, Колька стал скучать у стенки, хотя раза два Генка сам предлагал ему потанцевать с Ритой, что он и делал с большим удовольствием и некоторой грустью...
От нечего делать Колька зашел в радиорубку к Вовке, который был старостой физического кружка и "лично" крутил пластинки. Колька просил поставить
Рио-Риту.
Вовка пообещал, но сказал, что на очереди у него совершенно новая пластинка, которую привез и подарил школе лейтенант-истребитель, бывший выпускник спецухи, приезжавший в Саратов в отпуск. Пластинка называлась "Чубчик" в исполнении в то время запрещенного Лещенко. Как только зазвучали первые аккорды, в рубку влетел командир взвода старший лейтенант К.:
-Лесов, что "Чубчик"? Степкин Чубчик?
-Да, а что?
-Побегу танцевать, моя жена обожает Лещенко...
Чубчик еще звучал, когда в рубку вошел другой офицер - комсорг Ч.:
-Кто поставил эту пластинку?
-А что случилось? - спросил Вовка
-Сними немедленно! Ты знаешь, что он запрещен?
-Как это "запрещен"? Я ничего не знаю. Пластинка обычная, как и все.
-Лесов, завтра ты ответишь за это ... вылетишь из школы!
И комсорг выбежал из комнаты... Вскоре зашел улыбающийся, довольный К.
Вовка рассказал ему про комсорга. К. помолчал, потом сказал:
-Так, Вова, завтра у начальника школы прикинься Ваней, ты из села, в музыке не разбираешься, берешь пластинки подряд и ставишь. Понял?
Назавтра Вовка так себя и вел, а старший лейтенант К. добавил:
-Да у него вообще "медведь на ухо наступил"
Сошло…

…Под конец вечера, когда друзья остались на время одни, Генка вдруг спросил:
-Тебе Рита нравится?
Колька почувствовал, что у него горят уши.
-Да, я ...
-Ясно, дарю!
-?
-Она моя соседка, мы с ней дружим с детства, но она не хочет ходить со мной, грустно сказал Генка - Пусть уж другу достанется...
-А, как же ...?
-Ты ей нравишься, я спрашивал.

Глава 7

... Географиня ... Еще точнее - графиня была высокой, статной, красивой женщиной с надменным взглядом прищуренных близоруких глаз. Королевская неторопливая походка. Поворот головы, как событие. Владела французским. Фамилия - Бетипаж.Она жила в Париже, в этом все были уверены. Причем, без всяких оснований.
... Она медленно выбирала по журналу фамилию, низко склонившись над столом. Потом выпрямилась, приняла обычную гордую осанку и огласила имя жертвы.Колька шел к доске сильно расстроенный не тем, что не учил, а тем, что дала сбой его логическая схема, по которой он выбирал урок, к которому надо было учить. Логика такая. Если, например, вчера вызывали, то она думает, что он думает, что его не спросят, и не учит. А он учит. Она вызывает его, а он выучил. Логика! Ну, дальше можно пару недель не учить. Через две недели - это период опроса всего взвода - приходится опять учить каждый урок, пока не спросят... И так далее.
На позапрошлом уроке вызывала. В соответствии с теорией он выучил следующий урок. Она вызвала. Теперь по теории, законные две недели. И вдруг, она вызывает его в третий раз подряд! То ли разгадала его логику, то ли из-за близорукости не заметила предыдущих пятерок.
Географиня всегда слушала ответ, откинув красивую голову назад и закрыв глаза. Была робкая надежда, что она спит и просыпается, когда учащийся громко заканчивал, как было положено: Учащийся N ответ закончил!"
Экономика штата Оклахома. Колька начал рассказывать все, что он знал из области экономической географии. Послушать его, выходило, что в Оклахоме добывали медную руду, алмазы, нефть и уголь, а также заготавливали много древесины, особенно сосны. Сельское хозяйство основывается на зерноводстве, но скотоводство тоже развито... Колька старался говорить не громко и без пауз. Монотонно. Ура, географиня молчит. Значит, спит. Добавив выделку пеньки и тяжелое машиностроение, Колька бодро завопил: "Учащийся N ответ закончил!"
Географиня открыла глаза и изрекла:
-Много говорил, красиво говорил. Садитесь, оценка два.

Так и жили спецы. В эйфории бездумной молодости, вечной весны, торопя слишком медленно приближающееся без сомнения светлое будущее, где исполнится щемящее желание летать! Летать!
Как медленно тянулось время. Как медленно тянулось время!

Глава 8

Двухэтажная казарма стояла в поле на окраине Павлодара. Это строение лучше назвать бараком. Внутри не было даже водопровода. Двухэтажные железные кровати на весь этаж. После спецухи она казалась тюрьмой. Ею по существу и была. Никаких развлечений, ни увольнений. В город не пускали, на всякий случай. И то сказать, были к тому все основания. В городе жили сосланные чеченцы. Поножовщина не была событием. Да к тому же Павлодар вдруг стал центром освоения целины. И наезжали туда еще те кадры … Курсантам приходилось ломать приклады, когда, помогая милиции, пытались навести должный уровень нравственности в общежитиях этого «контингента», про который на московских вокзалах снимали восторженные репортажи.
…Осень, зима, весна – беспросветные занятия в «тербате»: строевая муштра сменялась зубрежкой, которая в свою очередь для смены умственной нагрузки сменялась рытьем траншей для водопровода глубиной четыре с половиной метра.
Спецы все сносили, считая, что так и надо – «закаляться в трудностях» ради светлого и заветного – полетов!
…Дисциплина была жестокая. Особую борьбу начальство вело за сухой закон…
И все-таки накануне Нового года Толику удалось раздобыть бутылку водки. Он закопал ее в снегу, за казармой. И вот тридцать первого в полночь Толик, Колька, Женька и Левка по одному, чтоб не привлекать внимания, вышли на улицу под предлогом «нужды» (а «удобства» были во дворе) и собрались в поле у заветного сугроба. Разлили «ледяную» в прихваченные стаканчики для бритья и поздравили друг друга с Новым 1955-м, пожелав, друг другу летных успехов в этом году…
Вернулись в казарму в хорошем настроении. Вся рота слушала музыку, музыка эта была каждый вечер одна – заезженная пластика «Лолита», присланная с «воли» в продовольственной посылке. Каждый вечер после отбоя, когда офицеры, наконец, расходились по домам, заводили радиолу и лежа слушали единственную «Лолиту» по много раз, уносясь в грезах в ту счастливую пору спецовской вольготной жизни…

Весь май – сплошные экзамены: тактика ВВС, авиадвигатели, самолеты, самолетовождение, теория и техника полета – всего полтора десятка дисциплин и самый главный, без которого в небо – ни ногой – история КПСС.
И вот, наконец, все сдали! И что? Ни бала, ни банкета! Вспоминали выпускной в спецухе! Ах, какой это был бал! Какие девочки! Какая музыка! И водка была – кориандровая, и даже - «Победа», на которой «подкатывали» к спецухе после фуршета на Радищевской. Да, что там. Теперь это казалось сном. А здесь – ни бала, ни паркета, только комната парт политучебы. Вся красная от призывов…

К середине июня всех перевели в авиационный полк. Теперь уже не рота, взвод, отделение, а эскадрилья, звено, экипаж! Красиво! Разве сравнить: «Рота подъем!...» - и вставать неохота на эту дурацкую зарядку в кирзах бежать…
Другое дело - старшина эскадрильи командует: «Эскадрилья! Подъем! – ласкает слух, так и хочется побежать на зарядку, которой, кстати, в эскадрильях и не было.

По экипажам делили по алфавиту. Правда, братьев Голубевых развели по разным экипажам. На всякий случай.
Вскоре выдали летное обмундирование: комбинезон, шлемофон, планшет на длинном, длинном узком кожаном ремешке – одетый через плечо, он шикарно болтался на уровне колен. И, наконец, тончайшие лайковые перчатки! Видок, конечно, летческий»! И, конечно, первым делом – фотографироваться! И срочно фотографии – домой и девушкам: на память из и т.д. – не важно – главное – подпись: летчик – курсант такой-то.
Началась наземная подготовка к полетам. Какая прелесть эти занятия! Каждый экипаж занимался в своей деревянной беседке на свежем воздухе. Инструктор по прозвищу «Мигарь», потому что уже летал на МИГах, стоял в центре беседки, а курсанты сидели по периметру. Инструктор держал в руках алюминиевый макетик ЯК-18-го и, объясняя технику выполнения маневра, показывал, как самолет реагирует на действия летчика. Вообщем – детский сад, дети в песочнице...

И вот, наконец, долгожданный день! Четыре года – три в спецухе и год в тербате страдали: когда же, наконец, кончатся эти Пьеры, Онегины, теоремы, законы Бернулли, фронты окклюзии и прочие препятствия? И вот, дождались! Тридцатого июня первый в жизни полет. Вывозной, ознакомительный. Одет парашют – идти с ним неудобно… Пристегнут, подключен шлемофон. Во! Теперь отлично слышно инструктора. Что-то он говорит? А! ларингофоны застегнуть! Есть!
-Запускай!
Так, а где этот тумблер? Вот он. Есть. Ну, дальше. Ноги на педалях, левая рука на – газе, в правой - ручка…
-Держи, но не крепко. Запоминай движения.
-Понял.
-Ну, поехали… Плавно увеличиваем обороты. Еще, еще…
Тысяча девятьсот. Плавно отпускаем тормоз. Поехали. Смотри на скорость.
-Сто двадцать. Плавно ручку от себя, правой ножкой держим курс, так… Отрыв.
Плавно ручкой прижали. Метр. Скорость? Так, теперь плавно ручку на себя. Отлично. Убирай шасси. Докладывай.
-Шасси убраны, зеленые погасли, красные горят.
-Так, смотри, первый разворот. Вот так, выровняли по горизонту. Высота?
-Триста.

Позже, на КП, когда следующий курсант полетел с инструктором, механик самолета, старшина сверхсрочник, спросил:
-Ну, как? Понравилось?
-Отлично! – ответил Колька, а сам стал вспоминать, что понравилось.
Вспоминал, вспоминал и ничего не мог вспомнить, кроме сплошной занятости все шесть минут полета: скорость, горизонт, обороты, шасси, щиток, радиообмен. Все время при деле. И вдруг теперь он почувствовал, да, только сейчас, когда успокоился, он вдруг почувствовал, что он л е т а л, и самолет подчинялся его движениям. И он вспомнил голубенькое озерцо внизу, про которое ему что-то говорил инструктор. И в эти минуты, когда он об этом раздумывал на КП, наблюдая за полетом товарищей, он почувствовал, как какое-то новое чувство самодовольства наполняет его. Четыре года он имел только летческую форму и вот теперь появилось маленькое содержание. Как часто он слышал на улице: -«Вон, смотрите, летчики идут!» И всегда его охватывало чувство неловости. Вдруг кто-то спросит - «Как там в небе?» Вот теперь все законно. Да, они летчики! Ну, то есть не летчики, конечно, но уже летают и за ручку держатся. Так что с тридцатого июня они будут носить летческую форму с полным основанием.
Вдруг ему вспомнились прекрасные вечера в спецухе. И как его друг Женька, прекрасный тенор, ну просто Лаптев, пел на вечерах неаполитанскую песню, в которой есть слова:…я видел небо…
Девочки в зале были в восторге, сейчас бы сказали: тащились от такого сочетания красивого голоса и соответствующей формы.
А Колька тогда думал: не видел, не видел …
И его распирало от желания запеть: я видел небо!
В этот момент его кто-то дернул за рукав.
-Ты оглох? Мигарь зовет, беги, в зону летишь …

Глава 9

Стояло жаркое казахстанское лето. Полеты начинались очень рано, по холодку, поэтому отбой объявлялся в восемь вечера, когда солнце еще палило нещадно.
Чтобы уснуть в раскаленной казарме, нужно было в умывальнике намочить простыню, лечь под нее и попытаться уснуть за десять минут, пока она высыхает.
Даже если успеешь уснуть, долго спать невозможно, нужно повторять процедуру.
Настоящий сон начинался заполночь, когда степь слегка выхолаживалась. И вот в три часа, когда наступал настоящий сон, вдруг слышался противный голос дневального:
-Эскадрилья, подъем!
Никакого действия первый возглас не оказывал. Сны продолжались, теперь только это «Эскадрилья, подъем!» причудливым образом вплеталась в картины сна.
-Эскадрилья, подъем! – от души старался дневальный, разгоняя и свой сон, и испытывая удовольствие от своего злодейства.
На помощь приходил дежурный офицер:
-Кто там еще не слышал? Старшина эскадрильи! Через пятнадцать минут - построение на завтрак!
В конце концов, движение начиналось. Затопали по лестнице. В трусах и кирзовых сапогах курсанты тянулись в поле к умывальникам. Обратно топали уже значительно бодрее.
Самые проворные уже натягивали на трусы и майку летный комбинезон, обували сапоги и, взяв шлемофон и планшет на длинном ремешке через плечо, шли в столовую. Никаким построением, конечно, не пахло. Позавтракав, курсанты торопились залезть в кузов крытых брезентом студебеккеров досыпать. Когда все собирались, машины отправлялись на полевые аэродромы километров за тридцать.
Можно было еще час покемарить в трясучем студебеккере. Приезжали на место, когда занималась заря. К этому времени туда офицеры пригоняли и самолеты. Быстро разворачивался КП, выкладывался посадочный знак и полеты начинались.

…Сегодня по плану у Женьки – зона. Он надел парашют – плечевые ремни были великоваты, зато подходили всему экипажу. Но, даст бог, прыгать не придется. Усевшись в кабину, он подрегулировал педали по длине своих ног, изогнувшись для этого в «три погибели», и приступил к запуску…
-Я тридцать первый, разрешите взлет, – запросил Женька по рации.
-Тридцать первому взлет разрешаю, – услышал он руководителя полетов.
Женька начал взлет. Так, отмечал он мысленно, обороты…, тормоз…, побежали…Так…, шестьдесят, восемьдесят, …, сто двадцать … ручку от себя … и правой ножкой … так. … Сто тридцать.… Летим. … Чуть прижать. … Нет, повыше, а то как бы коровка не встала. … Это уже было где-то …
Так, сто сорок, ручку на себя … Нормально … Шасси убираем. Зеленые погасли, красные горят. Разговаривая сам с собой, Женька взял курс на зону и только теперь в первый раз обратился по СПУ к пассажиру. В качестве балласта и наблюдателя всегда летал кто-нибудь из товарищей. Первое время отбоя не было от желающих, свободных от своих полетов. Через месяц – не уговоришь, - когда сам работаешь – одно, а пассажиром … болтаешься, сопли ловишь.… Но приходилось летать, чтоб с тобой летали.
Пассажиром летел Колька. Женька своеобразно набирал высоту – разгонялся на прямой, делал горку, опять разгонялся и делал горку…
-Че ты дергаешься? – спросил Колька по СПУ. Плавный подъем быстрее!
-Ничего ты не понимаешь. Так быстрее.
-Да это легко теоретически показать…
-Теоретик! А мы – практики, и Женька опять «рванул» ручку на себя.
В зоне Женька работал резко, часто на ходу менял план.. Разогнался было на петлю, но увидев, что скорость двести шестьдесят, решил сделать полупетлю, но в верхней точке траектории сработал рулями не точно – самолет повернулся не на 180 градусов, а на двести пятьдесят и стал падать как коряга. Выведя машину из кривого пике, Женька спросил:
-Ты понял, что я сделал?
-Ага! А что хотел?
-Че хотел, че хотел. Чего-то красивого … Полупетлю хотел.
-Кривопетля получилась. … Топай домой, время.
-Не торопись, сейчас заделаю боевой. … Опа!
-Видал? Учись, теоретик!
…При заходе на посадку Женька промахнулся немного, около Т сесть не получалось, а на второй круг не солидно, тогда он крикнул по СПУ:
-Тормози!
Колька открыл фонарь и поднял руки…
Плюхнулись с небольшим перелетом, комэска Еськов хулиганства не заметил. В этот раз.

Глава 10

…Юрка, Колька и Вовка ехали после отпуска в Кировобадское училище. На вокзале проводить собрались те, кто уезжал позже и в другие училища. Родственников на вокзале не было, - потому как не маленькие. С ними попрощались дома. Проводить ребят пришли Люська, Верка и Юлька – самые веселые и верные подруги, с которыми дружили все, а они никого не выделяли. Пока. Поэтому в компании с ними всегда было всем весело. Все ухаживали, не претендуя на эксклюзивность, как сейчас говорят.
…Стояли, курили, острили. Девчонки говорили с ними теперь уже как с летчиками, просили не летать слишком высоко и там … их не забывать. Посторонние пассажиры и провожающие с почтением глядели на юных курсантов, которые, оказывается, уже летчики, а не так себе… птички на петличках.
Вдруг Люська, обращаясь ко Льву, попросила:
-Лео, давай споем наше танго…?!
-Нет, ответил Лев, - давай сначала по теме и, взмахнув руками как перед хором, сам начал.
Пускай судьба забросит нас далеко, пускай,
Ты к сердцу только никого не допускай,
Следить буду строго, мне сверху видно все
Ты так и знай. …
- Наливай! – крикнул Юрка.
Окружающие одобрительно слушали ребят и даже патруль, остановившись неподалеку, стоял не осуждая.
-Давай, давай хрусталь, Вовка, пять минут осталось.
-А патруль?
-Патруль? Они нормальные ребята. Смотри, отвернулись…
-Они же п о н и м а ю т, - еще один звонок и уезжаю я!
И все подхватили:
-Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром горит полночная звезда…


…Училище в Кировобаде располагалось в красивых зданиях, утопающих в вечной зелени… Прекрасный актовый зал… Жизнь напоминала спецовскую – каждую субботу – вечера танцев. Приходили местные дивы, но на саратовских спецов не производили…
В увольнительных в город в первое время было немало курьезов – результат незнания кавказских обычаев.
…Заходят три курсанта в пивную. Подают десять рублей, выпивают три кружки и ждут сдачи. Долго.
-Что вам, ребята?
-Сдачи…
-А сколько вы дали?
-Десять рублей
Продавец подает десятку и, широко улыбаясь, говорит:
-Возьми, дорогой!

…Колька часто по вечерам бывал в лаборатории радиотехники майора Хачатуряна. Тот что-нибудь паял, настраивал и, глядя на экран осциллографа, рассказывал, рассказывал …
-Как-то пригласил меня абориген к себе по какому-то случаю. Аккурат в день зарплаты. Прихожу - за столом, естественно, одни мужчины. Много длинных тостов, но закуска отменная. Разомлели. Вышел оркестрик. Поиграл. Вышел человек с подносом и пошел вдоль стола… Гости бросают деньги. Дошел до меня. Как нарочно, зарплату выдали крупными. Делать нечего, бросаю полсотни. Переживаю, конечно. Что жене скажу? Проходит некоторое время – опять поднос!
Я надеялся, что один раз. Ну, заскучал, конечно. Хозяин заметил, отвел в сторону:
-Что, дорогой? Что не так?
Пришлось ему рассказать про свою печаль.
-Вах, вах! Извини, дорогой. Пойдем.
Заводит в комнату, открывает сундучок:
-Бери, бери, не стесняйся!
Посмотрел я на этот сундучок и … перестал стесняться.
До конца вечера исправно бросал на поднос.
Домой пришел с тремя зарплатами.

Глава 11. На гражданке.

Расставшись с авиацией, Колька вернулся в Саратов и решил поступать в какой-нибудь ВУЗ. Он разыскал спецовского преподавателя физкультуры Ибрянова, который преподавал теперь в автодорожном институте. Ибрянов тут же записал Кольку в ректорский список и сказал, что проблем не будет.
Как то Кольку встретил отец одного спеца. Он работал в угрозыске.
-Куда решил?
-Не знаю, может в автодорожный.
-Ну, думай. Если что, считай, что в институте механизации ты уже студент. Только скажи до 1 сентября.
Никакого «призвания» Колька не чувствовал. Вот авиация – там все ясно. А «институт» – не звучит!
Однажды Колька встретил девушку, которая ходила в спецуху на танцы. Она училась на втором курсе Университета.
-Ты куда решил?
-Не выбрал пока.
-Только не второй физический!
-Почему?
-Там трудно учиться! С утра до ночи сижу! А один у нас на курсе свихнулся…
-Ясно!
Ну, вот теперь ясно, думал Колька! Ей трудно! Но она учится. А он – спец! Летчик! Почти. И потом «университет» – красиво звучит. И непонятно, значит – солидно!
Поступил легко. Невзирая на двухлетний перерыв. Конечно, теперь то он понимал, благодаря высокому уровню преподавания в спецухе. Колька с благодарностью вспоминал преподавателей Шубцову, Курочкина, Новикова, Бергер, Беспалову, Салий, Худякова, Правдина… Он даже порывался найти Елизавету Наумовну, чтобы показать пятерку, которых было всего двенадцать из четырехсот сочинений!


В сравнении с училищем университетская жизнь - сплошная увольнительная. Ни подъемов, ни построений, ни распорядка, ни указаний. Организм быстро не перестраивается и во сне продолжается военная жизнь. Чаще, конечно, снятся полеты.
… Высота большая, аж дух захватывает. Внизу озерцо с блюдечко. Мотора не слышно. Самолет парит, парит и никак не хочет сваливаться в штопор…. Так еще раз… Левой ногой энергично и ручку на себя и влево – все равно – парит, не сваливается. Вдруг впереди посадочная полоса. Выравниваем, выравниваем…. Вот самолет уже должен коснуться – нет, летит, не хочет садиться. Слева промелькнул знак «Т»… летит, летит не садится. Так и летит… пока не проснешься.
Привыкший за пять лет к режиму Колька и теперь вставал рано и в восемь тридцать начищенный и наглаженный являлся в университет. Таких ненормальных как он было с десяток – дембеля и один очкарик медалист. В восемь сорок в аудиторию стремительно входил элегантный профессор и бросив на ходу «здрасте», кидался к доске, торопясь испачкать ее формулами. «Нормальный» студент подтягивался значительно позже начала лекции и восходил на верхние ряды, – там писалась ранняя пуля – «заутреня». Не владевшие теорией мизеров влачили существование на нижних рядах. Это было значительно скучнее, но зато в сессию профессор припоминал их в лицо и их неудовлетворительные ответы относил на свой счет:
- Значит, не сумел объяснить, я же помню, он записывал, - казнился профессор и ставил «удовлетворительно».
Верхних он не узнавал и, со словами «что-то я вас не помню на своих лекциях», со спокойной совестью за те же незнания ставил «неуд».
Из–за боязни отчисления Колька первый семестр прилежно посещал лекции и сидел в нижних рядах. Также с испугу сдал первую сессию на отлично и стал получать повышенную стипендию – триста пятьдесят рублей! «Самашедшие деньги!»
За примерное поведение тут же поплатился, – избрали в ВУЗком. Жизнь наполнилась общественным содержанием. Вечера, самодеятельность, спорт…
Зарождались ВИА. Буквально по решению комитета.
Павла нашли сразу, – музыкант профессионал – окончил музыкальную школу! Для квартета нужны были еще трое. Колька знал три аккорда на гитаре. В спецшколе его научил Женька Лабунский. Наконец нашли еще троих с аналогичным багажом, но один из них, Лешка, предложил исполнять исключительно авторские песни, то есть его сочинения. И тут же напел неприхотливую мелодию. Она сразу понравилась, потому что для своей реализации не требовала больше трех аккордов.
Немедленно приступили к репетициям. Однако слов пока еще наш автор не написал, обещал к 7 ноября успеть, а пока дал «рыбу». Паша разложил мелодию на четыре голоса. Вскоре песня звучала прилично, местами буквально – четырехголосие. Нехватало текста. Автора торопили, он обещал, но муза никак не являлась. И вот, за неделю до вечера – прослушивание комиссией, т.е. парткомом. Спели «рыбу», антисоветчины в ней не было. Дали «добро».
И вот концерт, – а песни нет! Программа утверждена. Нож в спину коллектива. Приняли решение спеть «рыбу», а к следующему вечеру – с настоящими словами. За кулисами страшно переживали,… Объявлен выход: выступает вокально-инструментальный ансамбль физического факультета. Ноги ватные. Паша подбадривает взглядом и решительным вступлением на аккордеоне. Запели, готовые в любую минуту провалиться сквозь землю от стыда. Зал замер… и не свистел. Ободренные, «выдали» четырехголосие, не особенно нажимая на четкое произношение слов «рыбы». Наконец закончили этот позор. Ждали смеха и свиста. Вдруг – овация! Народ скушал «рыбу»!
Теперь выступления новоиспеченного квартета проходили чуть ли не каждую неделю. И автор, конечно, уже не имел время на текст. Пели «рыбу». Привыкли. Нормально. Народ не «возникал». Но вдруг позвонили из радиокомитета и пригласили на запись, – там готовилась передача о вузовской самодеятельности. Но уж тут с рыбой номер не пройдет. Умоляли автора проникнуться ответственностью. Он проникся, поклялся и … ничего не сделал.
Только необразованностью и наглостью можно объяснить то, что квартет записал эту примитивную «рыбу» на радио. В присутствии изумительной Эвелины Рехиной, которая не показывала виду – как ей «нравится» эта билиберда:
Не успокаивай в сердце девичьем грусть,
Сама пришла она, сама уходит пусть …
И вот, только теперь, слушая как «…мальчик хочет в Тамбов…»,
«…чтоб поглядеть, не оглянулась ли она…», Колька понял, что Лешина «рыба» была по сравнению с теперешними хитами просто высокой поэзией.
А тогда…. Тогда! То было время, когда в провинцию наезжали мировые знаменитости: Оборин, Рихтер, Ойстрах…. По-видимому, отрабатывали зарубежные гастроли по принципу: за один Париж – три раза Саратов, два – Тамбов и один – Хачипетовка….
У консерватории встречала толпа поклонников и просто любопытных, страждущих вблизи увидеть людей, которые были за бугром – в загнивающем капитализме. Не иначе, как завербованные…. Знаменитости проходили сквозь толпу, неся впереди себя большие портфели, на ручках которых болтались авиабагажные бирки: Paris, USA … Возможно, из чувства самосохранения – чтоб аборигены не перепутали и не обворовали как своих – ведь по иностранцам другая статья.
Знаменитостям телохранителей не полагалось. Это сейчас, чтоб из поп сделать звезд, в них нужно столько бабок вложить! Вот их и охраняют…
…Зал филармонии был полон. Украинская капелла исполняла а’капелла Реквием Моцарта. Бомонд состоял из любителей – студентов и преподавателей Университета, и профессионалов - студентов и преподавателей консерватории. Первые в концерте отдыхали, наслаждаясь. Вторые, естественно, работали. Худосочные студентки – хоровички кучковались вокруг нескольких партитур. В страшном напряжении они смотрели в ноты и следили за руками дирижера. Так и мотали головками: вниз – в ноты, вверх – на сцену…
-Смотри, обратился Вовка к Кольке, - бедненькие. Мне их жалко. Вот парадокс, кто понимает в музыке, не может ею наслаждаться!
-А это везде, заметил Колька, - специалист не может наслаждаться, – он обречен оценивать!
-Может, они наслаждаются не звуком, а нотой?
-Возможно. Как математик сходимостью ряда…
-Все равно, мне их жалко…. Надо бы их развеселить…
Вовка говорил это серьезным тоном, каким на вечерах читал Маяковского. И голова у него была большая и подстрижена под В.В.. И улыбок он себе не позволял, даже когда очень смешно…. И вот, когда прекрасное многоголосие окончилось, – зал взорвался ….
-Браво! Браво! Браво!
И над этими восторженными восклицаниями вдруг басом с невозмутимой рожей В.В. Вовка требовал:
-Автора!
Колька не мог предать товарища и поэтому вторил тенором:
-Автора!
Хоровички метали молнии, они уничтожали Вовку и Кольку взглядами. А те не «могли сдержать восторга»
-Автора! Автора!
При виде такой непроходимой дремучести студентки готовы были сами провалиться сквозь землю от стыда за земляков….
Когда на сцену вышли, умиленные приемом, художественный руководитель капеллы и дирижер, Вовка хорошо поставленным в драмкружке низким голосом полусклонив голову к Кольке вопросил:
-Который из них Моцарт?
Консерваторские умирали со стыда….
… В гардеробной Вовка и Колька поневоле продолжали играть заявленную роль, рассуждая о концерте, при этом они хорошо слышали, как вокруг ширилась их известность в музыкальных кругах.

Глава 12

Однажды, зимнем днем Колька, одеваясь, чтобы идти в Университет на репетицию квартета, услышал стук в дверь. Открыв ее, он увидел блестящего лейтенанта – голубая шинель, золотые погоны, две звездочки и птички, кокарда на шапке и внутри этого великолепия – Женька! Вот она – воплощенная мечта! Женька улыбался, довольный эффектом.
-Одевайся и пошли!
-Куда? Кто еще приехал?
-Увидишь. Через час нас ждут. Надо еще забежать ко мне. Я полдня всех обхожу.
У Женьки Колька примерил не состоявшуюся для него лейтенантскую форму. Вертелся перед зеркалом и не хотел снимать.
-Хочешь, иди в ней.
-А ты?
-А я в повседневной и Женька достал второй комплект.
Лейтенант и лжелейтенант гордо шагали в центр города. Встречные девушки падали и укладывались штабелями. Вскоре они подошли к родной спецухе – там уже было другое заведение – спецшколы к тому времени закрыли. Друзья постояли перед парадным входом, вспоминая, как в прежние годы вот также приходили в свою спецуху молодые лейтенанты – их старшие товарищи. Их приход всегда оставлял неизгладимое впечатление на спецов, которые с восторгом и завистью смотрели на офицеров – летчиков, мечтая, когда нибудь тоже вот так придти в школу и покрасоваться перед новыми спецами…
-Теперь куда?
-По маршруту.
Через десять минут они уже входили в знакомый дом.… Там уже было полно народа. Человек десять таких же новоиспеченных и чуть поменьше гражданского народа – бывших спецов, теперь студентов ВУЗов.
Как в прежние годы верные подруги Люся, Вера и Юлька готовили шикарный стол – вареная картошка и множество солений. Из деликатесов была колбаса и для дам Вовка через отца, МВД, автомобильный магазин достал коробку шоколадных конфет.
-Ну, первым делом, за самолеты?! – предложил Юрка.
-Подожди, лейтенант, в присутствии старшины не командуй.
Бывший старшина Мальцев, теперь студент политехнического, сказал:
-Первый тост не за самолеты и даже не за дам. Предлагаю выпить за спецуху.
Все с чувством выпили и набросились на яства.
-Кто это надоумил великого кукурузовода закрыть спецухи?
-Как кто, американцы. Говорят, вы милитаристы, у вас дети в военных школах…
А он не нашелся, что ответить.
-Я бы ему сказал…
-Кому?
-Кукурузоводу!
-Кстати, летом он тут был. Ездил по Заволжью, смотрел, как кукурузу растят…
Мне обкомовский шофер рассказывал: едут по полям, вдруг он командует остановиться. Выходит из машины, сорвал травинку и стоит ее разглядывает. Вся кавалькада встала, конечно. Свита бегом бежит к нему. Когда все прибежали и ждут с тревогой, кому сейчас достанется, он изрек:
-Вот, полынь – неказистая травка … и после долгой паузы, – а блохи боятся. –И сунул эту травку за пазуху.
Все дружно рассмеялись.
-Теперь,- продолжал старшина,- предлагаю за дам и за самолеты одновременно, чтоб не было ревности.
Всем понравился тост, главное, старшина, как всегда, на высоте.
-Женька, ты куда?
-В Каунас в ИАП.
-О! А на чем летать?
-На семнадцатых.
-А вы?
-А мы в дальнюю, на чем летать – не сказали. Сильно секретно. Говорят, – уводите.
Колька подошел к Люське.
-Люсь, они о технике, ну их. Давай споем. Нашу, гусарскую.
Люська принесла гитару, и зазвучал давний дуэт.

По обычаю древнерусскому, по обычаю петербургскому
Мы не можем жить без шампанского и без табора, без цыганского…
И все подхватили.
Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные …
На завтра разъезжались в разные концы на службу, испытывая одновременно тревогу и надежду. Расставались легко и весело. И в голову не приходило, что надолго. Не могли они знать, что слетятся лишь через двадцать пять лет. И не все, а некоторые по самой уважительной причине.

Глава 13

Поезд Москва-Каунас мчался по заснеженному перелеску. Женька смотрел в окно и ему казалось, что поезд еле тянется. Он боялся опоздать – вдруг другие приедут раньше и займут все вакансии, а ему не достанется самолета? Похожее было в училище. Курсантов приехало вдвое больше, чем надо. Разделили на два потока. Один летал, другой ждал и выпускался позже на год!
Был полдень. Женька одел спортивный костюм и пошел в вагон-ресторан. Посетителей было мало, он выбирал, где сесть и вдруг увидел красивую блондинку, одиноко сидевшую за столом. Она тоже его заметила, но, как ему показалось, взгляд ее не был призывным. Жаль, что я не в форме, подумал Женька и сел за свободный столик. На ужин приоденусь, решил Женька, только бы она пришла. …
Войдя в ресторан вечером, Женька сразу ее увидел и решил атаковать сходу. Подходя к столику, он не отрывал от нее взгляда. Она, наконец, взглянула на него и улыбнулась. «Цель поражена» – удовлетворенно констатировал Женька и, садясь за ее столик, самоуверенно продекламировал:
-Вы не возражаете?
-Пожалуйста, - продолжала она улыбаться.
Она была действительно хороша и, хотелось верить, не дура. Женька не любил дур даже красивых. Дуры гасили его вдохновение. Женька взял меню и, открывая его, спросил, чтобы как-то начать:
-Что вы посоветуете?
-Прочитать, - мягко улыбнулась она.
Бреет, подумал Женька. Так… Плавно на второй круг…
-А что вы заказали, если это не военная тайна?
-Биточки.
-Ну что ж, рискнем. Отравимся вместе. Представляете? – Картина: он - молодой интересный офицер, она – красивая блондинка. Народ будет жалеть.
-Не будет!
-Вы меня лишаете надежды!
-Перспектива, конечно, трогательная, но я в обед их ела.
-Да?
-Да!
-А с того времени они не могли испортиться?
-А чему там портится?
-? – Женька, поняв, расхохотался:
-А, точно. Мой друг в столовке уронил котлету в чай, а она не тонет. Увидев такое, изумился. «Мясо, ведь, тяжелее воды!?». Подошла на шум официантка. Он ей показывает: «Не тонет!». А она: «Во, фокусник!».
Теперь расхохоталась блондинка. Лед тронулся, Женьку понесло.… Не снижая темпа, он рассказал смешной случай из военной жизни. Она смеялась.
-Кстати, Евгений! – привстав, представился Женька.
-А я не Татьяна, - смеясь, сказала блондинка.
-Конечно, вы - Ольга!
-Нет, я вообще не из девятнадцатого века. Ирина.
-Действительно, где ж у нас в классике Ирины?
-Не проходили …
-Точно, не встречались.
-Ну, наконец-то.
-Что, наконец?
-Встретились Евгений и Ирина.
-А? Действительно. Эпохальное событие. Надо отметить.
-Официант, шампанского! – театрально воскликнул Женька.
-Щас! - смеясь, сказала Ирина. - И ананасов с рябчиками.
Из ресторана они возвращались вместе и дружно беседовали.
Женька шел за Ириной, в каждом тамбуре он выбирал удобный момент, чтобы сблизить отношения. «Уж полчаса беседовали, пора и честь отдать», - вспомнил Женька полкового Ржевского.
Наконец, случай представился. В пустом тамбуре благодаря кривым рельсам Ирину бросило в сторону Женьки. Женька поймал Ирину и не отпускал. Она не вырывалась. Он стал ее целовать. Она не препятствовала, но и не участвовала.
«Живая англичанка», - подумал Женька. Наконец, Ирина мягко высвободилась и сказала:
-Ну, хватит целоваться. Лучше дай закурить.
-Однако, - удивился Женька и полез за сигаретами.
-А ты решил, что перед такой летческой формой не устоять?
-Отчасти. Ведь в обед, когда я был в спортивном, ты же не обратила на меня внимания?
-Просто в спортивном ты не так решителен. Эполеты придают тебе самоуверенности, наглости …

Глава 14

Женька второй месяц служил в ИАП. Таких как он в полку было тридцать три лейтенанта, так что иначе как тридцать три богатыря их никто, от комполка до медсестры, и не звал. Из восьмой спецшколы он был один. Жили в прекрасных условиях – вшестером в трехкомнатной квартире. Утром на служебном автобусе ехали к себе в полк. После завтрака – занятия. Опять занятия! Теория полета, матчасть и МЛ – марксизм-ленинизм. За годы училища они стали уже такими марксистами, что могли бы преподавать в институтах, но, тем не менее, изо дня в день – углубляли, то есть долдонили до отвращения, но чувства свои не выражали, ибо хотелось летать, а испортить карьеру было легко. На занятиях с богатырями бывали и старики, свободные от полетов. Молодых вывозили медленно. Выпускались они на МИГ-15. Молодежь рвалась на перегонки. Каждый боялся отстать, боялся, что не хватит для него или самолета или места в полку. Уезжать из Прибалтики не хотелось.

Богатыри смотрели на стариков с завистью, особенно на тех, у кого кроме иконостаса еще и первый класс. Это ведь были старики, воевавшие на Яках, Лавочкиных…
Зам комэска у Женьки был майор Лунев. Он тоже был боевым летчиком, но выглядел как-то не солидно. На занятиях МЛ острил, как молодые, шутил на перекурах. На теоретических занятиях явно скучал. Вообщем – не образ для подражания. Женька как то подумал, вот попадешь к нему на вывозную и будешь вывозиться полгода…. И попал.
…Настал, наконец, день. Подходят они с Луневым к машине. Встречает их, как положено, техник самолета Лискевич. И начинает Лунев долго и нудно расспрашивать техника о готовности всех систем, о проведенных после последнего полета работах.
-Вот показуха – подумал Женька, это он для меня…
Че говорить-то? Самолет готов? Готов! Ну и вперед.
А Лискевич беседовал и беседовал, а Лунев слушал, задавал вопросы как-то резко, точно и весело. Именно весело. При этом они обходили самолет, Лунев трогал рули, постукивал по триммерам, слушал Лискевича. Наконец Лунев повернулся к Женьке:
-Ну, Женек (Женьку никто так раньше не звал), давай слетаем, познакомимся,
а потом учиться будем,- и улыбнулся какой-то озорной улыбкой.
Женька полез в первую кабину, раздумывая над этим «познакомимся». Кто с кем? Он со мной, или я с МИГ-17-м?
Женька взлетел и, пока шли в зону, ему уже нравилась новая машина. Чувствовалась «моща»! И рулей слушался чутко. Пилотаж у него всегда шел отлично, но сейчас он особенно аккуратно и как-то осторожно делал каждую фигуру, привыкая к реакции самолета. К каждой следующей фигуре тщательно готовился. Каждая выходила чистенько. Лунев молчал. Когда Женька закончил и доложил, Лунев сказал:
-Хорошо, Женек, но можно и поэнергичней – у него хороший характер…
-Давай теперь я порулю немного.
Женька высвободил педали, отпустил ручку. Лунев врубил обороты и, включив СПУ, запел:
-Живет моя отрада, в высоком терему…
Фигуры он выполнял те же, но слитно, то есть переход из одной в другую был непрерывным – получалась одна сложная многоэлементная фигура. Красиво. Закончив каскад, Лунев выровнял самолет и начал разгоняться, чтобы, как подумал Женька, еще что нибудь «замострячить». Вдруг нос самолета задрался вверх, и одновременно упали обороты. Женька не успел испугаться, когда услышал хохот Лунева по СПУ. Самолет «висел» задравши нос. Педали метались по полу, ручка – от борта до борта. Самолет не сваливался! Женька взглянул на приборы: высота пять тысяч, скорость – ноль! Прошла вечность, наконец, ручка метнулась вперед, взревел двигатель и самолет нырнул в пике. Ничего себе шуточки, подумал Женька…
Лет через двадцать, когда Женька будет зам комполка, появится специальная программа полетов на малых скоростях и больших углах атаки. Женька первым освоит эту программу и будет иногда с восхищением и удивлением вспоминать Лунева: с восьмилетним образованием, теории не понимал, чутьем просек такие перспективы! Теперь – это новость. Все новое, это всегда старое. Просто сначала не знают, как назвать. Потом появляются грамотные, придумывают названия и
появляется новость.

Глава 15

Год прошел быстро. Летали много. Женька за год налетал двести тридцать два часа. Другие богатыри не отставали. Женька подружился с Лешкой Крошневым. То же спецом, но из Москвы. Они были похожи: оба среднего роста, крепыши, оба хорошо улыбались и отлично летали. Как все бывшие спецы они были честолюбивы и, конечно, пижоны.
-Видел посадочку? – спрашивал Женька, вылезая из кабины.
-Об чем говорить – ле Бурже, буквально, - отзывался, улыбаясь Лешка. - А слыхал, как я вчера отстрелялся? – напрашивался Лешка на похвалу.
-Ну, старик, конечно, лучше всех, - говорил Женька, и после паузы добавлял. – Я же вчера в наряде был….
Оба готовились получить третий класс. Им повезло, - их учили фронтовики! Асы! И если про молодого летчика говорили:
-Вон, смотри, Петров на девятке заходит…,
то про аса:
-Смотри, девяточка садится, или - смотри, Лунев притер….
Лунев или девятка – это уже все равно, потому что разделять аса и машину неправильно – ас – это как встроенный блок управления, то есть мозг самой машины.
… Как - то после удачного бомбометания Женька с Луневым возвращались на аэродром. Лунев был доволен работой Женьки:
- Нормально отстрелялись – услышал Женька в наушниках веселый голос Лунева. – И, вообще, Женек, ты уж почти что летать умеешь – это из уст Лунева настоящая похвала.
- Поэтому, продолжал он, сейчас я тебе кое-что покажу, а именно: картинку из военной жизни…
Женька почувствовал, как Лунев взял управление. Самолет изменил курс. Через некоторое время Женька увидел впереди пассажирский «ИЛ-14». Женька взглянул на приборы: высота пять тысяч, скорость пятьсот пятьдесят. Приблизившись на километр к «ИЛу» «МИГ» вошел в глубокое пике. Скорость шестьсот, семьсот, восемьсот, девятьсот. Высота две тысячи. Самолет вошел в горизонтальный полет пронесся под «ИЛом» и пошел на петлю. Выполнив половину фигуры, истребитель несся вверх колесами навстречу «ИЛу».
-Он наш! – услышал Женька голос Лунева по СПУ. «МИГ» в таком положении пролетел в десятках метров сбоку от пассажирского самолета, так что Женька увидел лица экипажа и пассажиров.
-Называется: - атака в переднюю полусферу, Женек, - сказал Лунев, перевернув самолет в нормальное положение.
Как же нужно чувствовать машину, чтоб решиться на такой номер, думал Женька, а минуту спустя спросил:
-А командир не заложит?
-Нет, он видел, что сделано аккуратно. Он же летчик. И, наверняка, фронтовик.
… Богатыри возвращались с аэродрома. По случаю получения тремя из них третьего класса зашли в пивную, «именинники» угощали. Взяв, как было заведено, по стакану водки и кружке пива, сели за стол. Среди троих «достигших» были Женька и Лешка. Остальные богатыри зависти не выказывали и, чтоб не коснуться этой нежной темы зарождающегося неравенства, все весело вспоминали веселые случаи из своей далекой, как казалось, курсантской жизни и полетов на «ЯК-18» и «МИГ-15». В той далекой, как казалось, курсантской жизни они были совершенно равны, потому дружба их была легкой, естественной и бескорыстной. И вот теперь все чувствовали приближение времени, когда начинается карьерная гонка. Собственно, старт был дан год назад, когда они прибыли в ИАП. Но сегодня обозначились первые лидеры…. Тем не менее, веселье было неподдельным, разговор становился все более громким и некоторые «богатыри» сильно захмелели, компания становилась пьяной.
И вот в этот момент дверь отворилась и в пивную вошел улыбающийся полковник с красивой полячкой. Полковник этот – легендарный ас, дважды герой, командир полка, в котором служили «богатыри», а вот что за полячка с ним никто не знал. Между летчиками вообще не было принято трепаться на эту тему. Это прививалось еще в спецшколе.
Лешка толкнул локтем Женьку и изрек:
-Смотрится пара, а?
-Ас он и в Африке ас, - с явным одобрением, некоторой завистью и в то же
время с гордостью за командира изрек Женька. Полковник Кретов окинул взглядом компанию, и она ему не понравилась.
– Ни летать, ни пить,- подумал полковник.
Но Кретов тоже был пижон.
-Кружку водки и стакан пива – сказал он буфетчице. Буфетчица налила стакан водки и кружку пива.
-Я сказал: кружку водки и стакан пива.
-Смотри, какой герой, - фыркнула буфетчица.
-Не герой, а дважды герой, - сказал, улыбаясь, полковник, распахнув полу шинели….

Глава 16

По дороге на аэродром в автобусе как всегда острили и смеялись. Женька обычно по дороге исполнял какую-нибудь арию, но сегодня он выглядел несколько озабоченным, – вчера его вызывали в штаб и дали необычное задание. Инструктировал лично ком полка:
-… Вылет в 8-40. В 8-53 вот над этим ориентиром встретитесь с самолетом
из Тбилисного полка. Бортовой номер 11.
-Тоже семнадцатый?
-Да, семнадцатый. Ваша задача: пройти с ним до границы - вот до этого пункта – и когда он уйдет с принижением, ты сделаешь разворот на девяносто и полетаешь вдоль границы минут двадцать. После этого домой. Все ясно? Да, после взлета никакого радиообмена, ни с землей, ни с одиннадцатым.
-Да мы и не сможем …
-Это верно …
Женька понял, что должен проводить разведчика, который будет что-то фотографировать на турецкой стороне. А Женькин самолет должен отвлечь на себя турецкие РЛС….
… Женька смотрел в окно автобуса на вечнозеленые ели… . Они с Лешкой служили в Гудауте четвертый месяц и не могли привыкнуть к благодати…. Летный городок расположен был на берегу моря. Ну, то есть жили в санатории, получали жалованье, да еще летать давали вволю! На новеньких МИГах! Они были уже приличными летунами, готовились на второй класс. Летали на боевое дежурство, правда, пока только днем. А вот сейчас Женьке доверили особое задание….
… После взлета прошло восемь минут. Женька пристально всматривался в горизонт и вот вскоре он увидел, как семнадцатый догоняет его слева. Когда они поравнялись, Женька увидел на борту номер 11. Женька помахал рукой, Летчик ответил тем же и улыбнулся. Женьке показалось его лицо знакомым.
-Толька Кореев – узнал он. – Вот это встреча. Лет пять не виделись. А ведь по слухам – он в Тбилиси. Женька опять махнул рукой, летчик повернулся к нему лицом.
-Нет, не Толька. Трудно узнать человека в шлеме и кислородной маске. Вот досада. Рядом и поговорить нельзя. Женька похлопал себя по плечу и показал рукой на летчика. Тот показал три пальца.
-Старший лейтенант…. Рановато…. Но, может за заслуги? Все - таки в разведке служит, - думал Женька.
Женька в ответ на аналогичный вопрос показал два пальца. Некоторое время они летели рядом и переглядывались, улыбаясь, друг другу. Наконец летчик махнул рукой, показывая ладонью, что он «пошел» и одиннадцатый скользнул вниз, а Женька сделал разворот и полетел вдоль границы. «Помаячил» двадцать минут, надеясь увидеть возвращающегося друга, хотя понимал, что тот будет выходить совсем в другом месте. Уж не там, где Женька старательно «наследил».


Через два года Женька, возвращаясь с полигона, сел в тбилисском полку на дозаправку. Вылезая из кабины, он спросил у встречавшего техника:
-Кореев у вас служит?
-Толик-то? Минут двадцать тому назад зарулил.
-А где его найти?
-Наверное, в город уехал, а нет…. Вон видите зеленый москвич? Он на нем должен ехать.
Женька побежал к служебному зданию, в тени которого стоял Москвичок. Трое офицеров садились в машину.
-Кореев!
Толик обернулся, увидел Женьку.
-Здоров!
-Привет! Как ты к нам? Я слышал, ты в Гудауте?
-Да вот специально устроил заправку, чтобы встретиться. Слышал, что ты в Тбилиси.
-Ну, как ты, женился?
-Да, два года, а ты?
-Я уж три года.
-Дети?
-Уже двое, а у тебя?
-Один, пока, парень. А кто жена?
-Да ты должен знать. Спецовская подружка.
-Лиля?
-Нет, Людмила.
-Людмила?
-Да!
Женька ушам своим не верил. Как? Что случилось? Было давно и всем ясно, что Толик и Лиля… Но задавать вопросы на такие темы не принято у спецов…
-Ну, привет ей огромный. Давно «капитанишь»?
-Месяц, а то давай часика два изобрети. И ко мне, машина, видишь?
-Это вряд ли…
-Давно был в Саратове, кого видел?
-В прошлый отпуск был. Поздней осенью. Колю видел, Гену, Вальку, Вовку, Власа….
-Жалко, собраться все не можем.
-Почему, если постараться, сможем, только саратовцы должны провести большую орг работу….
-А то, давай. Людмила рада будет.
-Жаль, но не получится. Рад, что тебя увидел.
Офицеры сели в машину и наблюдали за друзьями.
-Ну, бывай!
-Давай, привет семье…. Да, Толик, два года назад я сопровождал одного до границы. Очень на тебя похож, я подумал, что ты.
-Что ты. Зачем мне в Турцию?
-Точно не ты?
-Да, что ты!
Толька стал садится в машину и Женька, вдруг крикнул:
-Толик!
Толя обернулся, а Женька похлопал себя рукой по плечу и показал рукой на Анатолия. Толик широко улыбнулся и, садясь в машину, правую руку поднял над крышей, чтоб ее не видели офицеры в машине, и вытянул три пальца.
-Порядок, Толик! – обрадовался Женька.
Все дорогу Толик молчал, переживая встречу с Женькой. Он видел, как удивленно вскинул брови Женька, когда услышал про Лилю. Рана не заживала. И никаких надежд. Слишком глубокая. А Женька – спец. И виду не показал и вопроса не задал! Неверно говорят, что поделишься с другом, – облегчишь душу. Растравишь! Делиться надо радостью…
…Тогда в Саратове… Они дружили два года. Толик заканчивал спецуху, а Лиля поступила в музыкальное училище. На всех вечерах в спецухе она пела. Дивный голос, красивая девушка… Аплодисменты!… Было известно всей спецухе и всему училищу, что свадьба состоится, как только Анатолий закончит училище… И вот Анатолий в голубой с кортиком парадной форме появляется в музучилище…
-Толик! Капитан!
-А? Что?
-Поступило предложение. Ты как?
-Вас же большинство.
И друзья заехали в шашлычную, расположенную в тенистом ущелье…


… Утром Женька получил телеграмму:
-Встречай субботу, поезд 53 вагон 8. Крошнев.
Лешка возвращался из отпуска.
- Значит, женился, - подумал Женька, – один бы не просил встречать.
Уезжая в отпуск, Лешка говорил, что собирается жениться. С невестой они дружат со спецухи. Теперь она кончила институт и препятствий нет.
В субботу Женька достал газик и поехал встречать друга.
И вот, выходит сияющий Лешка с чемоданом и за ним красивая девушка. Но, что это? Женька опешил! Та самая, с которой он познакомился в поезде Москва – Каунас. В прошлый год Женька пытался найти ее в Москве, когда ехал в отпуск. Не сумел.
И вот…. Лучше бы она вышла за незнакомого….
-Вы что, знакомы?!
-Знакомы, когда я приезжала к тебе в Каунас, мы ехали с твоим другом в одном поезде.
-И он успел тебя «закадрить». - смеялся Лешка.
-Ну, вроде того…
-Женька! Саратовские спецы все такие?
-Какие?
-Пристают ко всем красивым девушкам?
-Нет, только к самым красивым.
…Теперь везде они бывали втроем. Их прозвали звеном. Причем командиром была Ирина. Она организовывала все культпоходы и экскурсии…. Женьке все больше нравилась Ирина, вскоре это стало слишком заметно. Лешка ревности не выказывал, но паузы в словах появились. Женька, наконец, понял, что момент принятия решения настал. Он перестал заходить на чай, а в выходные напрашивался на дежурства. Вскоре появилась возможность уехать в отпуск.
В Саратове была холодная осень. Бывшие спецы были заняты работой и молодыми женами. Женька стал ходить по театрам. Однажды в опере встретил Нину, с которой в спецухе по вечерам они «выдавали» танго. Их считали парой. Они стали проводить вместе все вечера. Ходили в театр и в гости к женатым спецам… и в конце отпуска поженились.
… Лешка взял тот же газик и приехал с Ириной встречать молодых. Они были рады за Женьку, но печаль в глазах Ирины мелькнула. Теперь они дружили семьями. Вместе проводили свободное время, встречали праздники, праздновали четыре дня рождения. Через год этих дней стало шесть. В каждой семье родилось по наследнику.

Главы 17, 18, 19, 20, 21

Глава 22

Как-то весной, в конце семидесятых, вдруг обнаружилось, что пролетело более двадцати лет. Первым это открытие сделал Колька. Он позвонил нескольким спецам и те с удивлением подтвердили этот «странный» факт. Засуетились. Собрались в «Липках».
-Как же так, братцы. Неужели двадцать лет!
Послали гонца. После второй обсудили первый российский вопрос: кто виноват? Констатировали, что двадцать лет потратили на женитьбы, разводы, роды, карьеры, квартиры, ремонты, болезни, интриги, пьянки и демонстрации. То есть – не без толку: выбились в начальники, в командиры, в ученые, в партийные босы, в солисты и т.д. И теперь, глубоко погрузившись в быт, службу, производство, почувствовали острую недостаточность душевной свежести, бескорыстного общения, возвращения к живительным и наивным истокам.
После пятой Колька прекратил мемуарные излияния под девизом: А помнишь?..
И в порядке обсуждения второго российского вопроса: «что делать?» изложил четкий план подготовки юбилейной встречи.

Глава 23

…Комполка Белов вернулся с аэродрома домой усталый и недовольный. Последние месяцы это состояние было непреходящим. Не то, чтоб в полку дела были плохи, – слава богу, – без ЧП и на хорошем счету, но навести порядок, какой хотелось бы, не удавалось. И все вроде за, все четко «щелкают»: есть! Но завтра выясняется причина, по которой никак нельзя выполнить и заверенья – завтра устраним! А на завтра – опять причина и очень веская, будто ночами только и ломали голову над сочинением новой…
Для снятия стресса, а так же для профилактики сердечно сосудистой системы полковник достал запотевшую из холодильника, налил стопку и добавил ложечку бальзама. Сразу он не закусывал как научил его егерь на охоте: «пущай пощипит». Он сидел, наслаждаясь ощущением оттаивания души, и вдруг его взгляд остановился на бутылке с бальзамом: «Саратовский бальзам». И сердце его сладко заныло, наполнившись теплом возникших в сознании картин беззаботной, юной, восторженной спецовской дружной жизни…


…Накануне майской демонстрации готовились к параду. Построились. Последним стоял Евсеев. Самый маленький. Командир смотрел, смотрел и решил, что строя он не украшает.
-Евсеев, выйти из строя!
Сашок вышел и встал перед ротой. Командир молчал, подбирая слова.
-Учащийся Евсеев, я тебя освобождаю от участия в параде. – И совсем мягко добавил, – Можешь это время проводить на спортплощадке. Маленький курсант напоминал утенка, выбитого из стаи. Евсеев молчал, все ниже и ниже наклоняя голову. Козырек закрывал глаза. Но уже по плечам было видно, что малыш плачет – как же теперь он один, думал он, привыкли же всегда вместе, вместе – это так хорошо, тепло, уютно и, главное уверенно.
Уверенность человека в коллективе друзей – вот что было стержнем поведения каждого.
Первым отреагировал его помкомвзвода:
-Товарищ старший лейтенант! Может … пусть с нами?
И начался ропот. Почему его отстраняют! Пусть с нами! Товарищ старший лейтенант.
Старший лейтенант и сам понял, что получается не очень.… А главное, жалко мальца. Старший лейтенант решил не замечать слез малыша и, покрывая ропот, скомандовал:
-Отставить разговоры! Учащийся Евсеев, встать в строй!
Стая заступилась за своего…



-Письмо видел? – спросила жена,
-Что? – очнувшись, спросил Белов, - умеет же испортить кайф, подумал он.
-Письмо, говорю! Из Саратова. От какого-то Юбкома.
Белов взял конверт и вынул из него сложенный вдвое листочек с аккуратным типографским текстом.
На лицевой стороне крупно: Прочесть лично!
а внутри: ПРЕДПИСАНИЕ
т.__________________________
В соответствии с приказом нашего Верховного Командования №2 от 20.04.79г. «О всенародном праздновании 25 годовщины окончания 8 спецшколы ВВС» Вам надлежит явиться 22 июня 1979г. к 10-00 в здание 8 спецшколы ВВС г.Саратова.
При себе иметь:
1.Личность и наличные.
2.Фотодокументы, отражающие совместную учебу, а также службу и не службу в отчетный период (1954-1979г. г)
Руководители и близкие жены обязаны содействовать своевременной явке выпускников в указанный день и час.

О невозможности прибыть доложить лично.

Юбком



Утром полковник Белов, как всегда, приехав в часть, стремительно влетел на ГАЗике на бетонку и помчался вдоль стоянок самолетов. «Тушки» стояли ровными рядами, чистенькие, купающиеся в лучах утреннего яркого солнца. Во второй эскадрилье у каждого самолета деловито капошились техники. Эскадрилья запланирована на полет с дозаправкой… Глаза полковника, повинуясь хорошему настроению, видели только хорошее. Стоянки чистенькие, ярко красные струбцыны.на месте, заземление… Завидев ГАЗик комполка, технари вытягивались по стойке «смирно» и приветствовали командира, отдавая честь и улыбаясь.
-Чего это они улыбаются? – думал Белов.
А о его хорошем настроении все узнавали от его водителя, который в таких случаях сигналил фарами: те-тя-каа-тяя! На все случаи были свои буквы морзянки.
Командиры встречали комполка на улице у штаба. Получив сообщение от шофера, они расслабились и потянулись за папиросами, - комполка в хорошем настроении не влетал грозою в штаб, а останавливался перед крылечком, здоровался с командирами – товарищи офицеры, - потом смотрел, щурясь, в небо и лез за сигаретами.
Сегодня, закурив, Белов обратился к своему заму по боевой подготовке:
-Скоро останешься за меня, еду на встречу в Саратов, - и протянул ему «предписание».
Офицеры столпились, читая бумагу и, дойдя до «близких жен», начали хохотать, завидуя комполка. Они, конечно, слышали, что существовали когда-то спецшколы. Но это когда было! И чтоб собрать своих «спецов», разбросанных четвертью века!

Глава 24

Актовый зал показался не таким просторным, как он был в воспоминаниях спецов. Но паркет был тот самый и в хорошем состоянии, хоть танцуй. На сцене актового зала стоял большой концертный рояль. Дело в том, что в здании спецшколы теперь размещался музыкальный факультет пединститута…
Спецы рассаживались в зале. Николай пересчитал стулья за столом президиума и один отнес в зал. Когда преподаватели и начальник школы заняли свои места, оказалось, что все стулья заняты. Кто-то пытался принести стул из зала, но Николай остановил его жестом и продолжал стоять рядом со столом президиума. Когда наступила тишина, Николай сказал:
-Вот мы, как много лет назад, заняли свои места… С этой минуты юбком приостанавливает свою видимую руководящую деятельность.
После этих слов Николай прошел в зал и сел вместе с товарищами.
В президиуме замешательство длилось несколько секунд и после короткого совещания начальник школы, улыбнувшись, встал:
-Товарищи учащиеся! От имени преподавательского состава я приветствую вас – наших выпускников в стенах родной всем нам восьмой Саратовской спецшколы ВВС!
Раздались дружные аплодисменты.
-Всем нам дороги и памятны года, проведенные в этих стенах. За время существования с 1940 по 54 год мы подготовили четырнадцать выпусков. Школу закончили около полутора тысяч молодых людей, которые пополнили ряды военных авиационных училищ и академий. Выпускники первых трех лет, окончив училище, участвовали в воздушных боях Великой Отечественной …
В стенах спецшколы молодые люди, благодаря дружной и профессиональной работе преподавательского коллектива, получали хорошую теоретическую подготовку, что явилось залогом успешной учебы в училищах и академиях.
Свидетельством отличной подготовки наших выпускников является и тот факт, что наши выпускники, избравшие не военную карьеру, без труда поступали в ВУЗы и становились в последствии инженерами, учеными, преподавателями… Но главное, конечно, это то, что спецшколы выполняли задачу в подготовке кадров для летных училищ…
«Кадры» с почтением слушали своего бывшего начальника школы, вспоминали школьные дни, приятные минуты которые были связаны и с этим залом…
…- Но главное, что давали спецшколы – они воспитывали в молодом человеке честь … чтобы слова «честь имею» именно это и означали….
Когда начальник школы закончил свою речь, в зале поднялось сразу несколько рук.
-Слово для выступления имеет полковник, - начальник школы сделал паузу, вспоминая фамилию.
-Учащийся Петров, - вставая, назвался полковник и, выйдя к президиуму, продолжал:
- Я двадцать пять лет готовил свою речь…Если бы спецухи не закрыли, я бы имел возможность сказать эти слова раньше. Эти слова – слова благодарности нашим спецовским преподавателям. Ведь когда мы учились мы, мягко говоря, не стремились к вершинам знаний, мы торопились в небо, к штурвалам, считая все науки лишь препятствием на пути реализации мечты. Но как мы не упирались и не уклонялись, наши преподаватели сумели «обогатить» нас глубокими знаниями. Так сказать, невзирая… То, что эти знания глубокие, мы поняли уже при поступлении в академии и институты.Товарищи наши преподаватели, примите же нашу, может быть, запоздалую благодарность, - полковник склонил голову и смолк. Наступила тишина, которая через мгновение разорвалась громом аплодисментов. Специ встали, полковник вернулся на место, аплодисменты продолжались. Преподаватели были тронуты, но Горецкий встал и, подняв руку, прекратил этот процесс, не давая ему перерасти в «долго несмолкающие, переходящие…» и предоставил слово преподавателю математики Шубцовой.
-Нам всем приятно, что, благодаря инициативе вашего выпуска, мы смогли сегодня встретиться. Все мы с добрыми чувствами вспоминаем годы работы в спецшколе. Тогда мы имели возможность видеть близкие результаты своего труда, потому что каждый год спецшколу посещали молодые лейтенанты – недавние наши выпускники.
Сегодня в этом зале мы видим, так сказать, отдаленные результаты своего труда. Судя даже только по количеству звезд на ваших погонах можно считать этот результат отличным. Это и является для нас высокой оценкой, ибо успехи ученика – вот высшая похвала для учителя…
…Спецы выступали один за другим. Преподаватели помогали начальнику школы соблюдать очередность выступающих и вспоминать их фамилии.
-Когда я получил предписание, у меня не было вопроса: ехать или не ехать. Я стал разгребать свой летний график. Когда моя жена узнала, что я отказался от зарубежной командировки, она не выдержала:
-Что тебя так тянет туда? Я не понимаю!
А я не мог и себе объяснить, я ей просто сказал: Я еду! Все!
-Ну, тогда возьми меня с собой.
-А вот это не могу. В предписании ясно сказано про «близких жен»… Но обещаю перед Юбкомом поставить вопрос. И вот сейчас я, кажется, сформулировал ответ на вопрос жены. Начну с Александра Сергеевича: «что минуло, то будет мило». Но надо уточнить наше «минуло». Это сотня пацанов, собранная мечтой летать и живущая дружной семьей в атмосфере единоустремленности и бескорыстия. Эта атмосфера единомыслия и бескорыстной дружбы не уехала с нами. Она осталась здесь в Саратове, в этих стенах. Бегут годы. Человек с возрастом приобретает опыт, мудрость, но лучше не становится. И организм начинает испытывать дефицит душевности. Вот поэтому такое стремление погрузиться в атмосферу мальчишеской беспечности, бескорыстной спецовской дружбы. А она, эта атмосфера, оживает, можно сказать, материализуется, когда мы собираемся вместе…

-А я вот что вам хочу сказать, товарищи спецы. То, что закрыли спецухи, это глупость, но то что здесь музыкальный факультет – это справедливо. Ведь эти стены в спецовские времена так пропитались музыкой наших вечеров, танцев, нашего оркестра! Здесь пели и будущие солисты оперы, и будущие солисты неба. Ибо сказано: «рожденный летать не петь не может!»
Вообщем, ну, я вам спою… Посвящается преподавателям литературы, учившим нас грамотному письму…
Первое письмо, первое письмо
Тайну сердца открывает вам оно…
Дверь в зал приоткрылась, студенты с удивлением наблюдали такое торжественное собрание.
Появилась патлатая личность неявновыраженного пола в джинсах. Личность спокойно прошествовала к роялю, несколько секунд соображала тональность и начала аккомпанировать. Солист воспрял! Получился дивный номер. Личность оказалась отличным канцентмейстером. Когда Женька закончил петь, раздались аплодисменты студентов, заполнивших актовый зал. Студенты были в восторге от вокала полковника в летческой фрме.
-Скажите, пожалуйста, где вы учились?
-В спецшколе ВВС.
-ВВС? Это вокал … сольфеджио? Там учат петь?
-И танцевать…


По пути на Кумыску автобус остановился невдалеке от рынка.
-Минуту внимания! – объяснил Колька – Можно перекурить, пока мы сбегаем на базар подкупить продуктов – зелени там всякой…
-О, за это я берусь, - вызвался Вовка Лукьянов, - кто со мной?
-Я готов, - сказал сидевший рядом с ним Лев Козулин, - только я не понимаю в этом…
-А тебе не надо понимать, таскать будешь.
-Это нам по плечу…
-Это по генеральским плечам…
Через полчаса друзья возвращались нагруженные овощами.
-Во, смотрите – генерал – овощевоз!
-Овощенос!
-Нет, самолет его как называется? Ракетоносец, значит генерал – овощеносец!
…Березовая роща на Кумыске, казалось, не изменилась. Такое же солнце, сочная зелень и разливавшийся трелями, несмотря на конец июня, соловей, предпочитавший вокальное исскуство семейному счастью.
Спецы бродили среди берез, вспоминая и споря: где стояли их палатки. Но вот где была кухня, все помнили твердо.
-Вот здесь был грибок – пост номер два. Вот и тропинка на девятую дачную, а эта дорога на пруд, куда бегали по утрам на зарядку. Километра три, кажется…

-Старшина, пора строиться…
-Рота, слушай мою команду…
Полковники и генералы, и «штатские» четко выполняли команду бывшего старшины, а ныне главного инженера саратовского авиазавода.
-Товарищ старшина, второй взвод в количестве пятнадцати человек на торжественную линейку построен. Помкомвзвода, генерал-лейтенант Козулин…
-Напра-а-аву! Шагам марш!
Пестрый, но четкий строй шагал по березовой аллее… И вдруг тишину разорвал звонкий и мощный голос:
Там, где пехота не пройдет
И бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица.
И вся «рота» - около полусотни «разномастных» мужиков, уже забывших и вдруг, мгновенно, по команде этого мощного звонкого голоса своего товарища, вспомнивших знакомое только военным состояние торжественности и восторженности, братства и мощной силы вспыхнувшей единой души, - рванула во всю мощь легких:
Пропеллер звонче песню пой,
Неся распластанные крылья.
За вечный мир, в последний бой
Летит стальная эскадрилья
И после первой строчки общей песни произошло превращенье, – они стали самими собой. То есть мальчишками, в миру скрывающими свою сущность… за погонами и галстуками… В горящих глазах готовность к бою и озорству, подвигам и безрассудству. И слезы на щеках, и комок в горле…

Спортсмен-ориентировщик, бежавший невдалеке, замер, пытаясь дать адекватное объяснение невиданному зрелищу… Взрослые мужики, наполовину в гражданском, совершенно серьезно и, видимо, добровольно занимаются строевой подготовкой! На всякий случай спортсмен не решился приблизиться к странной компании.
-А, может, фильм снимают? – спортсмен повертел головой, но камер не обнаружил. – Черт-те что! Партизаны?! Тридцать пять лет в лесу,- думал вконец расстроенный ориентировщик…
В глубоком лесистом овраге, как и много лет назад, бил родник….(Продолжение следует)