Я проснулся от назойливого телефонного звонка. Не понимая, кто бы мог мне звонить в двенадцать ночи, я выполз из постели. Тихо про себя ругаясь и буквально засыпая на ходу, побрел к телефону. Не знаю, что меня заставило это сделать (наверное, все-таки не унимающийся звонок), но я поднял трубку:
–Ал-ло! – сказал я тоном, дающим понять, что «вы не вовремя».
–Здравствуй, Коля.
Это был Саша, мой лучший друг, голос которого я не забуду, даже если сильно захочу. Но сейчас он не был как обычно веселым и озорным, что-то случилось, и надрывающиеся нотки в его голосе выдавали это
–Извини, что так поздно,- сказал Саша. – Просто… я хочу с тобой попрощаться…
–Ты что, уезжаешь? – спросонья ничего не соображая, спросил я.
–Нет…– он замолчал.
Я терпеливо ждал.
–Я ухожу… из жизни… – после небольшой паузы ответил Саша.
Я понял – дело серьезное. Он не стал бы так шутить, к тому же с лучшим другом:
–Что случилось?
–Она … от меня ушла… Учеба не «катит»… С предками проблема… Ну, не везет мне понимаешь? – Саша готов бал заплакать.
–Если не везет – иди пешком, – попытался пошутить я.
–Это не смешно, Коля. Я уже твердо решил.
– Ну, раз так, то удачи тебе!…– сказал я, «подбодрив» таким образом друга. – Кстати, я тоже пытался это… ну того… В общем ты понял… – я так и не смог выдавить из себя то страшное слово, которое, наверное, сейчас вместе с кровью пульсировало в мозгах у Саши.
Из недолгого оцепенения меня вывел его голос, вдруг прозвучавший в моих ушах, и в котором, как мне показалось, появились нотка интереса:
–И что дальше?
–Что дальше? Дальше я справил (замечу - довольно успешно) восемнадцатилетние и с не меньшим успехом, промотал еще один год своей жизни. А теперь выслушиваю от тебя какую-то чушь и пытаюсь делать вид, что понимаю. – Я начал было, «заводиться», но сразу себя одернул. – Но если ты не очень торопишься на тот свет, я могу рассказать об этом.
–Валяй,– вздохнул голос на другом конце провода.
–Тогда слушай! Это было давно и не правда…– начал я.

…. Мне было 17 лет отроду, но уже тогда казалось, что жизнь моя похожа на большой мешок естественных человеческих отходов. Почему человеческих? Да потому что животные «изваяния» того же смысла намного полезней. А тут чтобы я ни делал, все выходило через место, противоположное голове. Да что тут говорить? В любой компании я чувствовал себя пятым колесом, которое, как правило, не влезает в багажник, а то и совсем забывают в гараже. А личная жизнь напоминала учебник геометрии: то любовный треугольник, то замкнутый круг. Мне надоело просыпаться с диким воплем на устах: «Мама, роди меня обратно!», после которого, на этот раз моя кошка, спавшая со мной на подушке, действительно окотилась, а отец (кстати музыкант - барабанщик) ритмично колотил по стене из соседней комнаты: «Там-та-ра-ра-рам-пам-пам», - и культурно просил меня заткнуться. После очередной утренней водной процедуры в виде стирки постельного белья (на этот раз всего комплекта, потому что моя подушка, из-за недолгих мучений кошки, стала непригодной к дальнейшей эксплуатации) и пятиминутного насилования своего мозга, я осознал, что садистка-судьба поставила меня в положение непрожеванного, но проглоченного картофеля. Я встал перед дилеммой: либо продолжить свой путь, либо… Одним словом, я решил прервать естественный ход пищеварения моей жизни, дабы не оказаться причиной ее несварения и не стать тем, чем в результате становится картофель при попадании в прямую кишку.
По сути своей – я неисправимый эстет, и поэтому уйти из жизни хотел красиво и с достоинством. Сев на диван, я стал вспоминать, какими способами подобные мне люди покидали этот бренный мир, оставляя тем самым без работы наемных убийц. Первое и самое банальное, что мне пришло в голову – это вскрыть себе вены. Но, хорошенько пораскинув своей единственной извилиной, натершейся от кепки, я отказался от этого. Я не считал себя мазохистом и поэтому не смог бы причинить себе боль. Когда я взял бритву, мои руки выдавали такое тремоло, что мне бы позавидовал самый профессиональный музыкант. Даже если представить, что я это сделал, то порез получился бы кривой и некрасивый, а крови было бы столько, что моему отцу пришлось бы драить ванну целую неделю.
Откинувшись на диван, я стал обдумывать следующий вариант, получивший от меня название: «Вот возьми веревку, мыло и плохое все забыто». В принципе, этот способ меня вполне устраивал, но интереса ради я заглянул в лежавшую на полке книгу, в которой описывались различные способы казни. Нашел в оглавлении «Повешение» и открыл нужную мне страницу. Взглянув на иллюстрацию в самом начале главы, я понял, что не имеет никакого смысла мне все это читать, если только не соберусь писать доклад. На яркой красочной картинке был нарисован серо-зеленый висельник, с вывалившимся чуть ли не до пупка языком. Под висельником находилась та самая куча, упоминавшаяся в начале моей истории, аромат которой обычно не вызывает приятных ассоциаций. Думаю, нет надобности говорить, что меня это не устраивало.
Бросив в угол комнаты ставшую ненужной мне книгу, я подошел к окну. Открыв его, я окинул почти счастливым взглядом располагавшийся передо мной пейзаж маленьких домиков, снующих по улицам людей и… серого асфальта под моим окном. Было достаточно высоко, и этаж был замечательный – тринадцатый. На минуту я представил себе, что лечу словно птица, размахивая руками как парой крыльев, почти почувствовал себя Икаром, но… Но даже удовольствие от пяти секунд свободного полета – ничто по сравнению с тем, что должно было произойти в результате: неудобная поза, затекшая рука, сломанная нога, куча мелких осколков черепа и лужа растекшихся по асфальту мозгов. Жуть! Эстетикой и красотой здесь даже и не сквозило.
Я закрыл окно (не очень-то хотелось умирать с насморком) и вернулся к своему «дивану раздумий».
Появилась было у меня мысль утопиться, но пять лет в плавательном бассейне не могли не оставить свой след в моей жизни. Даже если, надев на себя камень, что-нибудь и получилось, то через день-два, неделю всплыл бы я весь синий и опухший, что не отвечало моим требованиям.
Оставалось мне только отравиться. Но и тут оказал свое влияние случай, когда я объелся мухоморов: день помучился, а на следующий - побрел в школу. Отделался довольно легко: всего лишь каким-то там гастритом. Так что мой желудок может переварить и гвозди, если надо будет – таблетки для него – тьфу! Да и не мужское это дело – травиться!
Огорченный тем, что даже умереть нормально не получается, побрел открывать дверь, которая от стука готова была слететь с петель. К великому моему удивлению, на пороге стоял отец. В одной руке он держал торт, в другой маленькую коробочку с бантиком. Поздравив с днем рождением, он сунул мне коробочку и сказал: «На большее у меня не хватило денег. Но и этого, в принципе, для восемнадцатилетия достаточно». Я ответил, что уже привык и перестал надеяться на большее. Но когда я открыл свой подарок и выглянул в окно, под которым красовалась новенькая десяточка, ключи от которой держал в руках, я многое понял. Конечно, я слышал, что судьба бывает благосклонной, но чтобы ко мне – это в первый раз.

Так, почти оптимистично, я закончил свой рассказ. Саша молчал. Я уже начал беспокоиться: вдруг он что-то с собой сделал, пока я разглагольствовал, или того хуже - помер от скуки, слушая меня, но тут услышал:
– Спасибо, друг! Никогда этого не забуду!
Я вздохнул с облегчением:
– Да ладно! Не за что, кушай с булочкой да смотри, не подавись.
– И все-таки, есть у тебя одна дурная особенность: ты из серьезного дела сделаешь комедию, и своим шутовством сбиваешь людей с толку… Ну, пока! – Это было последнее, что я услышал в эту ночь от Саши. Затем – короткие гудки.
Я положил трубку. Возможно, он был прав. Но что было бы с ним, если бы не моя пусть и дурная, но особенность?