ГЛАВА 8



НОЧИ ВОСПОМИНАНИЙ. ЭПИЗОД 2



Первый караул прошёл на удивление спокойно. Даже полковника Евдокова никто не видел: то ли испугавшись майора Киллера – ведь тот просил оставить лейтенанта Ланкастер в покое и отменить приказ о трёх внеочередных нарядах,– то ли для обмена опытом партийно-воспитательной работы – как бы то ни было, Бо'Пе упылил в штаб дивизии, оставив полк на попечение своего заместителя.
... Итак, через сутки после полудня, сдав караул и приведя себя в порядок, Ланкастер сотоварищи собрались обсудить план дальнейших действий в противостоянии полковнику Евдокову.
– Я буду спокойна, зная, что за моей спиной лютый враг,– взяла слово Оти.– Лучше так, чем подобный "друг" передо мной... От его присутствия мне очень неуютно.
– Да, действительно,– согласился Орк.– Как говорил классик, "некоторых выгоднее иметь среди своих врагов, чем среди друзей".*
– Насколько я вижу,– сказал Рид,– Бо'Пе конфликтует и сражается не только с нами... По-моему, он кое-что забывает о том, что...
– ..."Не надо бороться со всем миром, оправдывая свои недостатки – можно получить сдачи",**– кивнул головой Ром.
Однако выработать что-либо конкретное друзьям не позволил майор Киллер, который пришёл весьма некстати и уволок лейтенанта Ланкастер для решения совсем других вопросов, а конкретно – придуманный Оти гимн с точки зрения Киллера нуждался в незначительной доработке...
Вернулась Оти поздно, и то майор отпустил её лишь потому, что на следующий день ей опять нужно было заступать в караул... Чуткий сон друзей, потревоженный Оти, не спешил возвращаться, и ещё одна ночь потонула в волнах воспоминаний...

... Накануне, перед заступлением в наряд, сразу после утренней поверки Орк нос к носу столкнулся с капитаном Ли.
– Я вижу, ты настроен весьма воинственно,– заметил капитан.– Не пора ли заключить мирное соглашение?
– С кем?!
– Для начала с самим собой,– предложил Ли, и сделал это настолько выразительно, что Орк почувствовал, будто капитан окатил его ушатом ледяной колодезной воды.
– Чёртова война! Когда она кончится!?– пробурчал Орк.
– Пока у власти такие, как Евдоков, Вождь и им подобные – никогда,– ответил Ли и пристально взглянул на сержанта.
– Но почему, капитан?!– загорячился Орк и подался вперёд.– Когда мы победим...
Ли неожиданно схватил Орка за грудки и сильно встряхнул его:
– Очнись!
Орк вздрогнул и более осознанно посмотрел на капитана, и только тогда Ли отпустил его и продолжил:
_____________________________________________________________________________
*– Ф. М. Достоевский
**– Жюль Ренар

– Как ты думаешь, Орк, зачем Старшему Брату нужен внешний враг? Такая огромная Империя разве может бояться маленькой страны? Чем эти полудикие племена с отсталыми технологиями могут угрожать нам? Где логика? Где понимание? Ответ прост: призывая к борьбе, Старший Брат обращает агрессивные инстинкты людей на врага внешнего, ведь при отсутствии такового все эти Партийцы и так называемые добропорядочные граждане начнут пожирать соратников, грызться и ссориться между собой по мелочам. А всё потому, что они не умеют главного, что дано от Бога человеку – быть Человеком, быть Творцом, быть бескорыстным, любящим существом... В человеке есть Бог, и в человеке же есть зверь, жаждущий крови – и зверю нужен лишь повод, чтобы её пролить. А в этом случае внешний враг очень удобен! Тебя не станут судить за убийство – напротив, убивая, ты станешь героем...
– Не понимаю,– замотал головой Орк,– если Бог создал нас Творцами, то зачем Ему понадобились подлецы, насильники, убийцы... Почему?!
– В каждого человека Бог – который есть сущее – вложил частичку Себя, но не каждый пользуется этой божественной данностью; Творец предоставил человеку полную свободу действий для того, чтобы тот мог наиболее полно реализовать себя, двигаясь по пути постижения... Мать или отец одёргивают своё дитя, если им кажется, что чадо ведёт себя неправильно, а для Бога всё правильно – и жизнь, и смерть, потому что Бог – не тюремщик; и не Бог строит тюрьмы и концентрационные лагеря – их строят люди, убивающие себе подобных... и Бога в себе...

... И Орку вспомнилось, как промывали мозги им, будущим танкистам, в Военном Училище,– до тошноты, до рвоты заливая елеем уши курсантов на политических занятиях. Спасались, кто как мог и умел: кто-то резался с товарищем в "морской бой", кто-то читал не входящие в программу книги, кто-то считал ворон или витал в мечтах.
Лекции читал старший лейтенант Кобец, и был у старлея папаша, который служил в том же подразделении старшиной в должности старшего прапорщика. И сын, и папаша уродились на редкость занудными и мерзопакостными, и гнобили курсантов с наслаждением – привыкайте, мол, к трудностям армейской жизни...
И вот однажды, когда будущие офицеры шли с политзанятий в столовую, на полдороги колонну остановили:
– Товарищи курсанты!– слегка шепелявящий пучеглазый губошлёп старший лейтенант Кобец выпятил грудь колесом и важно прошёлся вперёд-назад перед строем.– Нале-е... во!!! До меня дошли сведения, что до вас не доходит важность политической подготовки! А ведь только морально устойчивый человек может стать хорошим солдатом! Поэтому... Приготовить ранцы к досмотру! Первая шеренга – шесть шагов, вторая шеренга – три шага, третья шеренга – на месте... шаго-ом... арш!!!
И пошло-поехало. У кого находили неуставные книги, или в тетрадях вместо конспектов лекций красовались потопленные корабли – те немедленно получали внеочередной наряд. Старший прапорщик Кобец жирной крысой сновал туда-сюда, и, хрустя снегом, всякому пойманному с поличным курсанту приговаривал, злорадно потирая руки:
– Капец тебе, паря! Сгною!!!
Когда очередь досмотра дошла до Орка, тот, потупив глаза, пробормотал:
– Товарищ старший прапорщик... виноват!– и с видом искренне раскаивающегося грешника достал из ранца на свет божий "Возрождённую Целину" СерГрига.
Глаза старшего прапорщика, и без того выпученные, полезли на лоб:
– Вы видели?!.. Нет, вы видели, товарищи курсанты?!
Привлечённый поднятым папашей шумом сынок поспешил к бате. Улучив момент, Оти, стоявшая близко к сугробу в первой шеренге, утопила в снегу свою "улику" – "Как плавился металл" Островного. Проверяющие отец и сын Кобецы этого не заметили.
– Вот, товарищи курсанты, что надо читать!– старший прапорщик по-отечески похлопал Орка по щеке, а старший лейтенант добавил с пафосом:
– За рвение, проявленное в изучении трудов нашего великого Вождя, гениального писателя товарища СерГрига, ваш товарищ, товарищи курсанты, получает внеочередную увольнительную в город, в отличие от многих прочих, получивших внеочередные наряды! И, хотя "Возрождённая Целина" выходит за рамки программы обучения, данный товарищ,– Кобец сын ткнул Орка пальцем в грудь,– является примером для подражания! Товарищи курсанты, берите с него пример!..
И тут Рид и Ром не выдержали и прыснули со смеху, потому как точно знали, что лежит на дне ранца Орка: придуманная неразлучной четвёркой игра под названием "Капец всему!", главными отрицательными героями которой стали отец и сын Кобецы.
Ром и Рид стояли в третьей шеренге и, возможно, до них не докатилась бы волна досмотра, не засмейся они так некстати...
– Что тут смешного?!– Кобецы коршунами подлетели к близнецам.– Ранцы к досмотру, живо!.. А это ещё что такое?!..
В руках лейтенанта и прапорщика оказалось по экземпляру игры "Капец всему!".
– Так...– побагровел Кобец отец.– Прапор пропускает ход, ведь его "очко" зовёт... Сгною, падлы!!!
– А это что?!– шепеляво верещал Кобец сын, тыча пальцем в игру в том месте, где карикатурные курсанты с тарелками, морща носы, толпились вокруг карикатурного старлея, раздающего черпаком какашки.
Конечная же цель всей игры – воздаяние возмездия товарищам прапору и летёхе Кобецам: и отцу, и сыну, и нечистому духу, сопровождающему их на протяжении всей игры.
– Уроды! Шантрапа!!– шипел шепелявый старлей.– Размажу, и мокрого места не оставлю!
... Близнецов спасло от исключения из Училища то обстоятельство, что незадолго до описываемых событий они лучше всех поразили мишени на стрельбах и быстрее всех преодолели полосу препятствий, за что заслуженно получили значки "отличник боевой подготовки"... Разумеется, после инцидента с Кобецами значков братья лишились, и, получив по три наряда на "минные поля", ломами сдалбливали намерзающие какашки в туалете типа "сортир", об устройстве которого следует сказать особо.
Вероятно, сия гениальная постройка была предназначена для максимального сокращения времени посещения уборной курсантами. Просто рылась глубокая яма, на неё клали железобетонную плиту с четырьмя дырками, по бокам огораживали нестроганными досками и сверху бросали несколько жердей, перекрытых рубероидом. Сквозило в уличном туалете со всех щелей, в том числе нехило поддувало снизу, из "очков", и в свирепые сорокаградусные морозы курсанты предпочитали оставлять "мины" на подходе, нежели морозить своё хозяйство над дырой-приёмником. Вот эти-то "пирамиды Хеопса" и сдалбливали Ром и Рид.
Что касается женщин, то им (в виду немногочисленности) разрешалось пользоваться одноместными туалетами для офицеров и прапорщиков в зданиях "учебки" и казармах Училища. И очень скоро после лишения Рида и Рома звания "отличник" случилось вот что.
На одном курсе с Оти, Орком и близнецами, и даже в одной с ними роте учился некий Во'Ван Косинов: трусоват, туповат и за то нелюбим товарищами. Настало время, и Во'Вану, чтобы не вылететь из Училища, пришлось "стучать" Кобецам на тех, с кем он делил хлеб и кров, но это было после... А поначалу Оти беззлобно подтрунивала над Косиновым, и с помощью своих друзей не раз разыгрывала Во'Вана.
Однажды, на занятиях по радиоделу, Косинов вместо того, чтобы оттачивать мастерство в приёме морзянки, таращился на Ланкастер. Оти в конце концов надоело держать на себе маслянисто-похотливый взгляд Во'Вана, и в голове её созрел план избавления.
Закончив приём телеграммы, Оти встала и подошла к инструктору, прапорщику Налимову, или, как его уважительно называли курсанты, Налимычу:
– Товарищ прапорщик! Задолбал меня Косинов, пялится и пялится!
Налимыч понимающе кивнул:
– Сама справишься, или помочь чем?
– Сама.
– Действуй! Если возникнет необходимость, можешь ссылаться на меня, я поддержу.
Оти поблагодарила взглядом Налимыча и направилась к Во'Вану:
– Что-то сегодня помех много в эфире. Товарищ прапорщик приказал разогнать. Поможешь мне?
Надо заметить, тогда на дворе стояла поздняя осень, и в тот день резкий порывистый ветер взметал в воздух ворохи листьев, вздымая их выше крыши, и по небу ползали пузатые тучи.
– Ну, так как?– Оти кокетливо улыбнулась.
– А что надо делать?– оживился Косинов.
– Надо взять метлу, влезть на крышу и сметать с антенны мокрые листья, а то они создают помехи. Я бы сама справилась, только вот сегодня заколок для волос не взяла, растреплюсь вся...
– О, что ж ты сразу не попросила?! Тебе не надо беспокоиться, Оти, я всё сделаю, как надо!
И Косинов, спросив у Налимыча разрешения выйти, схватил с вешалки шинель, шапку и каску и вывалился из класса.
Ром и Рид тут же учуяли очередную забаву и поспешили к Оти:
– Нам кажется, ты что-то задумала?– поинтересовался один.
– Возьмёшь в компаньоны?– попросил второй.
– Конечно,– и Оти объяснила близнецам примерный план действий.
– Жаль, Орк в наряде пропадает!– вздохнул Ром.
– Вот бы с нами повеселился!– подхватил Рид.
... Раскрасневшийся и растрёпанный Косинов, облепленный с головы до пят мокрыми листьями, явился через полчаса с видом Спасителя:
– Ну, как, народ?!– довольный собой, Во'Ван подошёл к Оти и заискивающе улыбнулся.
– Хорошо!– лучезарно улыбнулась та в ответ.– Такая чистота в эфире – и всё ты! Только, знаешь, ещё... товарищ прапорщик просил принести икс-игреки... настройку проверить. Ты бы мог мне помочь и сходить к соседям?
– С-час, сбегаю!
И Косинов, рад услужить, покостылял к соседям. Тут, правда, требуется небольшое пояснение, "кто такие" икс-игреки.
В соседнем подразделении обучали слухачей-перехватчиков, а попросту – шпионов радиоэфира. Работали слухачи с применением аппаратов РЭС (курсанты произвольно расшифровывали название как "Разведывательная Электронная Система"). Так вот, РЭСы осуществляли приём кодированной радиопередачи и выбивали шифр на двух носителях: на листе бумаги и на перфоленте (такая ленточка с дырочками), а перфокрошка (крохотные бумажные кругляши около двух миллиметров в диаметре) ссыпалась в специальные коробочки по бокам РЭСов. Обычно, перед передачей шифра в эфир шла настройка – многократное чередующееся повторение икс-игрек; естественно, перфокрошка при отбивании любой буквы была абсолютно одинаковой, но вот прозвали её почему-то икс-игреками.
Но Косинов... Бедный Косинов! Он всё и всегда воспринимал всерьёз, ему даже не надо было косить под дурака.
– Ты только побольше принеси!– крикнул вслед Во'Вану Рид.
– Чтобы настройка точнее была!– бросил вдогонку Ром, когда дверь за Косиновым начала закрываться.
И надо же, курсант Косинов услышал дополнения близнецов! Через восемь с четвертью минут с радостной улыбкой, расплывающейся по толстым лоснящимся щекам, Косинов строевым чеканным шагом подошёл к прапорщику Налимову и доложил:
– Товарищ прапорщик, курсант Косинов Ваше приказание выполнил!– Во'Ван тут же вытащил из кармана коробочку от РЭС, доверху набитую перфокрошкой, и, быстро перевернув её в воздухе, высыпал горку бумажных кругляшей Налимычу на стол.– Вот! Слухачи сказали, что у них иксы кончились, одни игреки остались!
Налимыч, мягко говоря, обалдел от подобной дурости: бумажные снежинки, порхая, прилипали к штанам прапорщика и украшали пол класса... Вообще-то Налимыч слыл человеком уравновешенным, но тут он вспылил: поднялся, отряхнул штаны и, щёлкнув каблуками, рявкнул так, что некоторые курсанты подскочили от неожиданности.
– Курсант Косинов, ПОШЁЛ НА ...УЙ!!!
– Й-йесть!– подобострастно и серьёзно ответил Во'Ван и, не уточняя направления – в какую сторону идти?– развернулся кругом и чеканным шагом направился на выход...

... И вот как-то Косинов получил наряд на дежурство по казарме. Помимо всего прочего, в обязанности дневального входило мытьё полов, что Косинов добросовестно и проделал вечером. Правда, когда выливал воду в унитаз туалета второго этажа, забыл вынуть из ведра тряпку, и она утопла под шум сливного бачка...
... А наутро раздался шум совсем иного рода: сержант учебного подразделения воспитывал Во'Вана в затопленном туалете, перемежая свою речь отборной бранью и матом.
– Имбецил!– под конец сержант выдохся и стал выражаться мягче.– Если ты, пузан безмозглый, через полчаса, нахрен, не устранишь запор... Пришибу, инфекция ходячая!– и сержант, шлёпая сапогами по воде, вышел прочь из офицерского туалета.
Курсант Косинов остался стоять среди плавающих какашек, растерянно хлопая белёсыми ресницами. И надо ж такому случиться, именно в этот незабываемо прекрасный момент мимо проходила Оти. Она услышала лишь окончание беседы между сержантом и Косиновым, и всё же обрывка последней фразы для неё оказалось достаточно:
– Я могу тебе помочь,– сказала она Во'Вану, остановившись в дверях туалета.
– Правда?!– обрадовался Косинов.
– Истинно говорю я! Верь мне и слушай сюда: надо взять взрывпакет и бросить в унитаз, а сверху накрыть двумя фуфайками. Когда взрывпакет бабахнет, ударная волна продавит и прочистит всё, что есть в трубах. Точно так!
– А ты правду говоришь?!
– Сама так делала однажды!– не моргнув глазом, соврала Оти.– Я в критический день уронила в унитаз прокладку, а она там где-то разбухла... Пришлось взрывать. И ведь никто не узнал!
Косинов, потрясённый такими откровенными подробностями из жизни женщины, почти поверил Оти:
– И ничего?!
– И ничего.
– Но ведь тряпка больше,– Косинов задумчиво почесал репу.
– Так ты два взрывпакета вместе свяжи, и всё будет о'кей! Только тогда фуфайки сверху чем-нибудь прижми, чтобы не улетели.
– Чем?
– Да хоть сам на них сядь – не пробьёт, они ведь толстые.
– Точно!– просиял Косинов и ушлёпал за взрывпакетами и фуфайками.
Разумеется, когда Косинов вернулся (а как Во'Ван добывал искомое, про то можно рассказать отдельно чуть позже, если время будет), Оти уже и след простыл. Времени, отведённого сержантом на устранение запора, оставалось с каждой секундой всё меньше... К тому же Косинов видел из окна, как вдалеке замаячила фигура старшего прапорщика Кобеца, очень быстрым шагом направляющегося к казарме.
– Блин, капец всему!– засуетился Во'Ван и задрожал осиновым листом: ведь Кобец прибудет в подразделение гораздо быстрее, нежели истечёт отведённое сержантом время!
Косинов впопыхах связал друг с другом два взрывпакета, поджёг шнур, бросил связку в унитаз, накрыл всё это безобразие двумя фуфайками, примостился сверху сам и замер в ожидании...
В то самое время в казарму пулей влетел старший прапорщик Кобец – его живот жутко скрутило, и пределом мечтаний Кобеца отца было поскорее добраться до ближайшего туалета. Ближайшим оказался на первом этаже. И вот старший прапорщик, с виду похожий на шарик содрогающегося желатина, буквально впорхнул в тесную кабинку, с ходу разворачиваясь и на лету срывая с себя штаны... И приземлился Кобец на унитаз в состоянии полной боевой готовности... Старший прапорщик блаженно прикрыл глаза и с наслаждением простонал:
– О-о-о...
И в тот же миг прямо над головой старшего прапорщика с оглушительным грохотом лопнула ветхая канализационная труба, и всё её содержимое вылилось на голову Кобецу!!..
... Вышло как по игре: Кобец оказался в нём... в этом самом... по уши. Вот и не верь потом в предначертание судьбы...
Именно после этого случая Косинов, спасая свою шкуру, стал доносить на товарищей, следить за малейшим подозрительным словом и жестом; единственным человеком, на которого Во'Ван так и не донёс ни разу, оказалась Оти.
Так курсанта Косинова перевели на второй курс. А спустя год, почти день в день, возмездие настигло и Во'Вана.
Курсантов повезли на стрельбище. Обычное, в общем-то, дело. Колонна тяжёлых тентованых грузовиков – по тридцать четыре человека в автомобиле – медленно ползла сквозь город. В кабине каждого находились, помимо водителя, командиры отделений, а командиры взводов ехали в легковых машинах впереди и позади колонны.
Внутри покрытых брезентом кузовов жались друг к дружке нахохлившимися воробьями курсанты. Мороз стоял под сорок, сквозь щели со всех сторон врывался ледяной ветер, и от лютого холода не спасали ни ватные штаны, ни стеганые фуфайки, ни валенки, ни натянутые по самые глаза шапки-ушанки... И надо же, в такую жгучую стужу Орка вдруг приспичило! Сколько хватало сил, Орк терпел, и всё же не выдержал:
– Ребята, мочи нет! Не могу я больше...– корчился он от боли в животе.
– Ладно ты, не стесняйся,– Ром хлопнул Орка по плечу.
– Мы отвернёмся,– сказал Рид.
– Что мне, на пол гадить, что ли?– стонал Орк.
– На, возьми,– Ром протянул другу каску.
– Заместо горшка сойдёт!– хохотнул Рид.
... Через пять минут Орк с блаженным лицом натянул штаны и запнул наполовину наполненную каску под досчатое сиденье. Можно было бы выбросить её вместе с содержимым, да только грузовик шёл последним в колонне,– позади, вихляясь, прыгали по ухабам легковушки с отцами-командирами, которые могли уличить курсантов в разбазаривании казённого добра... Насчёт прочих неизвестно, а товарищу Кобецу только дай повод!
Двадцать минут бойцы, задыхаясь от нестерпимой вони, зажимали носы двупалыми рукавицами... и вдруг воздух стал чист и свеж: на сорокаградусном морозе содержимое каски превратилось в лёд.
Отстрелялись на "отлично".
По возвращении в казармы Орк, не желая прикасаться к каске-"горшку" руками, просто запинал её ногами в "предбанник" (нечто вроде прихожей) и там, на полу, её бросил. Каски-то, они все одинаковые – поди, разберись, чья именно эта?..
... А ночью сыграли учебную тревогу с полной выкладкой. Курсанты, топоча коваными сапогами и бряцая оружием, влетали в "предбанник", хватали с полок каски и, на ходу нахлобучивая их на головы, выбегали на плац строиться.
Последним в "предбаннике" появился нерасторопный Косинов. Касок на полках уже не оказалось, зато Во'Ван заметил одну в углу, лежащую вверх тормашками на полу. В полутьме дежурного освещения и спросонья Косинов не разобрал, что к чему, и, выбежав на плац, напялил на себя каску Орка...
"Предбанник" в казарме отапливался, и всё, что было в каске льдом, растаяло и теперь текло по голове и за шиворот Во'Вану.
– Су-у-ки-и!.. Капец всему!.. Всех заложу, падлы!– чуть не навзрыд скулил Косинов, пытаясь вытереть с себя мгновенно примерзающие на ледяном ветру зловонные потоки.
И лишь благодаря тому, что курсант Косинов не ездил на стрельбище (он как раз в то время ходил "стучать" к командиру), Во'Ван не знал, чья это выдумка с каской, и Орк в тот раз избежал наказания...

... Рано поутру Оти, едва проснувшись, разыскала капитана Ли:
– Учитель, я хочу знать об истоках Знаний, которые ты передаёшь нам.
Капитан улыбнулся глазами, словно ждал этого вопроса:
– Я расскажу тебе историю.
Много веков назад три наставника – мулла, христианский священник и буддийский монах – услышали, что высоко и далеко в горах есть несколько селений, люди которых живут во мраке невежества и просят о помощи. Узнав об этом, все трое стали собираться в путь. А поскольку дорога предстояла дальняя и по горным тропам мог пройти только человек, кроме еды и одежды взяли с собой по одной вещи каждый. Мусульманин положил в котомку инкрустированную золотом и алмазами большую тяжёлую священную книгу – Коран. Христианин взвалил на плечи здоровый деревянный крест – распятие с фигурой Христа. Человек дзен взял с собой любимую статуэтку смеющегося Будды.
Ученики пытались отговорить своих наставников, умоляли остаться:
– Как мы без вас? И зачем вам уходить?– шумели они.– Дорога тяжела и тропы в горах узки, а ущелья глубоки, тем более, начинается сезон ветров и снегопадов!
Мусульманин сказал:
– Я готов умереть за истинную веру! А если кто-то из неверных попытается убить меня, то Аллах поможет мне!– и мулла привязал к поясу кривой меч, похожий на полумесяц, символ мусульманской веры.– И каждый неверный, отправленный моей рукой в ад, зачтётся мне на Небесах! Если же меня убьют за веру, то я попаду сразу в рай!
Христианин ответил:
– Я готов страдать за веру! И если я погибну в пути, то попаду сразу в рай; если же дойду, то каждый обращённый в христианство человек зачтётся мне на Небесах! А от антихристов я с помощью Господа Бога нашего смогу защититься,– и священник поправил на поясе прямой меч, похожий на крест – символ веры христианской.
Человек дзен улыбнулся:
– Дойду я или нет, это всего лишь будет означать, что зимой холодно, а летом жарко, что ночью темно, а утром приходит рассвет. А мой посох поможет мне в пути,– и монах взял в руки отполированную в долгих странствиях палку.– Я буду там и столько, где и сколько необходимо моё присутствие.
Три наставника очень долго шли по горам и ущельям, и вот однажды, на узкой обрывистой тропе, их застала вьюга. К счастью, путникам удалось найти маленькую пещерку-углубление у самого края пропасти; ветер же с каждой минутой усиливался и крепчал мороз.
– Если мы не разведём огонь, то замёрзнем,– стуча зубами, произнёс мулла.
– Да, но у нас нет дров!– дрожа всем телом, ответил священник.
Монах молча достал статуэтку Будды, и одним ударом своего острого ножа рассёк её надвое.
– Что ты делаешь?!– вскричали мусульманин и христианин.– Ты разрубил Будду!!
– Это святотатство!– затряс кулаками мулла.
– Это кощунственно!– воздел руки к небу священник.
– Успокойтесь!– ответил им монах.– Покажите мне, где здесь кровь? Если ваши мозги ещё не окончательно замёрзли, вы увидите, что внутри деревянной статуэтки нет Будды, а если его нет, как я могу его разрубить?– и монах, настрогав щепок, развёл огонь.
Мулла и священник замолчали – им ведь хотелось выставить себя разумными людьми, они боялись показаться дураками. Тем более, свет и тепло пламени отгоняли тьму и холод, а все трое очень замёрзли.
Некоторое время наставники грелись у костра, но вот догорели последние угольки, а ветер снаружи пещерки бесновался пуще прежнего, и лютый мороз вползал в одежду путников. Священник и мулла косились друг на друга. Наконец, не вытерпев холода, христианин сказал:
– Давайте теперь сожжём Коран, как раньше сожгли статую Будды!
– Нет бога, кроме Аллаха, и Магомета, пророка его!– взвился мусульманин и крючковатыми пальцами потянулся к распятию.
Священник схватил свой меч, напоминающий крест, и рукоятью ударил муллу по голове:
– Изыди, нечистый дух!
– Аллах ак’бар!!!– взревел мулла, выхватывая из ножен похожий на полумесяц меч.
Завязалась драка. Мечи выпали из одеревеневших от холода рук при первом же ударе. Тогда священник и мулла впились друг в друга зубами и, повалившись на камни, начали кататься по полу пещеры, осыпая противника проклятиями и стремясь перегрызть горло врагу, и в конце концов оба они свалились в чёрную пропасть… И каждый из них считал, что, разбившись об острые выступы скал на дне ущелья, он попадёт в рай.
А монах развёл огонь, натопил из снега воды и, разогрев лепёшки, сытно поел.
Утром солнце разогнало тучи, и монах, пройдя перевал, добрался к ждущим его людям…

–… И вот, благодаря цепи преемственности, теперь я говорю с тобой, Оти,– закончил историю Ли. А теперь ты ответь мне: зачем человеку разум?
Оти, впитывая впечатления от рассказа Ли, помолчала, прислушиваясь к своим ощущениям, и начала отвечать:
– Ум человека подобно увеличительному стеклу усиливает его красоту: даже будучи малопривлекательным внешне, такой человек обладает обаянием, притяжением… Как Орк, например. И если разум согревается при этом теплом его души, с таким человеком желают общения многие… Я наблюдала в жизни: дураки любят повторять свою любимую фразу: "Не умничай!"– потому что в толпе себе подобных любой дурак сойдёт за мудреца. Дураки панически боятся мудрых людей, так как одно присутствие человека разумного высвечивает всю глупость, гнездящуюся в набитой чепухой дурацкой голове… Поэтому, если кто-то говорит мне: "Не умничай!!"– я отхожу в сторону: отсутствие ума неизлечимо. Дураки опасны тем, что они способны только потреблять и разрушать. Разум нужен человеку…
Сыгравший сигнал построения на утреннюю поверку не позволил Оти завершить ответ. Ли улыбнулся, глядя вслед убегающей Ланкастер: оброненное им зерно проросло и потянулось к свету… И напрямую от сердца к сердцу Ли отправил послание, и Оти услышала:
– Жизнь есть возможность
победить себя:
Когда желанья нет
вставать с постели –
Идти! Через свинцовый
бой дождя,
Через кинжальный свист
лихой метели –
И выстоять! Наперекор
всему
Ты шла, порою ни во что
не веря…
Известно только
Богу одному,
Как ты нашла СЕБЯ
в своей потере…

* * *

ГЛАВА 9



ПРИЗРАК УЖАСНЫЙ, ПРИЗРАК НАДЕЖДЫ



Неровные ломаные буквы выползали из-под пера, складываясь в рваные строчки. Иса отдавала бумаге то, что переполняло её, что казалось жутким, кошмарным сном:
– Иногда я вдруг замечаю одиночество
И чувствую его почти физически:
Я прикасаюсь к нему и осязаю,
Как оно струится по мне,
Просачивается сквозь кожу и изнутри
Раздирает на куски моё тело.
Тогда из горла рвётся крик:
Спасите меня!..
Но я душу его:
Я боюсь кричать громко…
В минуты отчаяния
Мне так хочется стать звездой
И взорваться, сгореть дотла,
Или сжаться в чёрную дыру –
Всё равно, как!
Всё равно, где.
Всё равно, с кем…
Я сегодня пью яд –
Смертельный яд одиночества.
Прощай, мой верный пёс,
Я оставляю тебе мои кости –
Надеюсь, ты будешь счастлив…
Истерзанная, измученная донельзя, изрезанная в клочья, но ещё живая душа тихо угасала.
Иса невидящим взором бестолково пялилась на экран компьютера, глупо и невпопад отвечала на вопросы отлетающих куда-то счастливых людей, брала у них документы и машинально набирала на клавиатуре нужную информацию, пересчитывала деньги, выдавала билеты и сдачу… Аэропорт шумел, кипел, бурлил; тысячеголосый гомон вползшего в здание вокзала серого безликого зверя отражался от высоких сводчатых потолков и оседал на стёклах мутной ядовитой испариной. День умирал: из-под деревьев, из щелей, из мрачных закоулков вместе с надвигающейся тьмой выползала долгожданная прохлада.
Как всегда, при сильном волнении Иса грызла ногти; перед её глазами плыли круги, а между ними из ниоткуда то и дело возникали невзрачные пятна очередных клиентов, которых требовалось обслужить. Получив своё, они исчезали в никуда, на их месте появлялись новые... А посреди предпраздничной суматохи призраком сновало лицо, нет, не лицо даже – голова, отрубленная кровоточащая голова Оста: её пинали, не замечая, на неё наступали, плевали, кидали в неё окурки, об неё спотыкались и, чертыхаясь, как ни в чём не бывало, шли с невозмутимым видом дальше…
Иса понимала, что страшной головы на самом деле не существует, ведь никто из присутствующих на аэровокзале людей не замечает окровавленного куска тела, но девушке от этого не становилось легче – она-то голову видит! И голова видит Ису: губы башки, жутко улыбаясь, время от времени показывают ей выбитые зубы, а глаза… Отвратительные вращающиеся бельма! И зрачки, такие ужасные и чужие,– они не могут принадлежать любимому мужчине и единственному родному и близкому человеку в Исиной жизни!– они, неживые, налитые ненавистью и упрёком за выпавшие на их долю страдания, вонзали в жертву отравленные стрелы отчаяния, парализуя её волю и желание жить. Замутнённый рассудок Исы беспечно наблюдал за гибелью души, уставшей сопротивляться.
"Зачем… Зачем мне всё это? Мне надоело… Всё надоело!!! К дьяволу всё и всех!.. Эй вы, уроды, сегодня я покажу вам дорогу туда..."
– Зачем им понадобилось убивать Оста? Что он им сделал, Господи?!– беззвучно прошептала Иса.
Голова услышала девушку и дико, безобразно захохотала в ответ, изрыгая изо рта чёрные ошмётки спёкшейся крови и осколки зубов. Иса застонала:
– Прости меня, любимый... если сможешь...
Глаза несчастной девушки застила густая пелена; по щеке пробежало что-то мокрое и сквозь полуоткрытые губы попало ей в рот, потом ещё и ещё... Иса не ощущала вкуса горечи своих слёз. И теперь ей было действительно всё равно, что посторонние видят её плачущей. И пусть. Пусть все смотрят. Хоть ненавистный Оло Гоун. Пусть. Сегодня Иса умрёт. Она так решила. Нет, она не станет топиться или вскрывать вены – откачают, заштопают и спасут... Она перережет себе горло, чтобы наверняка. Бритва спрятана в каблуке левой туфли: книги и фильмы о шпионских страстях пригодились Исе как нельзя кстати. Впрочем, можно проглотить цианистый калий – капсула с ядом в правом каблуке. Ублюдки... Все вы, вы, вы и вы – вы все вокруг ублюдки!.. Кто там направляется к ней? Ещё одна гадина, красавчик капитан... Хм, какие странные у него глаза: неправдоподобно зелёные, они сверкали, излучая неземное сияние изнутри... Всё ясно, очередной глюк.
Иса отмахнулась от призрака капитана Партийной Полиции и упёрлась взглядом в застывший безжизненный экран. Она ждала с нетерпением конца смены, чтобы в одиночестве ко всем чертям собачьим покончить с собой!!! Главное, не спешить и действовать осмотрительно, дабы мельтешащие повсюду "хвосты" помешать не успели.
– Не делай глупостей, Иса. Ты уже умирала и вернулась, и тебе придётся воскреснуть снова. Это неизбежно: ты будешь возвращаться до тех пор, пока твой путь не завершён.
Иса вздрогнула и повернула голову на голос: зеленоглазый остановился напротив окошечка кассы и наблюдал за ней.
– Что Вам надо?– заплетающимся непослушным языком пролепетала девушка.
– Ты сама выбрала свою судьбу и изъявила желание идти по этому пути до конца. Надо отдать тебе должное: далеко не каждая на такое решится, и редко кто упустит возможность въехать в рай на чужом горбу...
– Откуда Вы... ты знаешь, что я была ТАМ...– заворожено прошептала Иса.– Я не просила этого подарка... зачем мне жизнь без смерти?
И тут пелена оцепенения с девушки упала, и злые искорки вспыхнули в глазах затравленного, загнанного в угол человека:
– А мне плевать на всё, и на тебя тоже, потому что я...
Капитан покачал головой:
– Нет, Иса, ты не...– зеленоглазый провёл пальцем по горлу,– иначе твоё возвращение потеряет смысл и жертва окажется напрасной: ты ведь думаешь об исчезновении Оста как о самопожертвовании?.. Тебя страшит неизвестность, ты утопаешь в отчаянии, сделав лишь первый шаг к свету. Перестань бояться, на этом пути всегда есть кто-то впереди тебя: если прошёл он, значит, пройдёшь и ты. Даже когда ты останешься в одиночестве – иди! И даже если под твоими ногами разверзнется бездна, отрежь последние нити страха – и сделай шаг! Закрой глаза, и ты увидишь вокруг себя Вечный Свет: нежный, искрящийся, тёплый, переливающийся всеми цветами радуги... И в твоей груди тоже сияет звёздочка – сохрани ей жизнь, не позволь ей погаснуть и кануть во мраке. Знай, у тебя есть единомышленники и друзья, с которыми ты вскоре повстречаешься. Помощь придёт, ты только не сдавайся...
– Это... провокация!– Иса испуганно оглянулась по сторонам.– Беги отсюда, безумец, пока тебя никто не слышит, иначе тебе отрубят голову так же, как ему...
Иса пошарила взглядом по залу, однако головы Оста нигде не обнаружила – она исчезла! В смятении Иса вновь принялась за ногти.
Капитан понимающе кивнул:
– Нельзя ничего отрубить тому, кого нет. Это что касается меня, а что касается Оста – он просто совершил Последний Переход.
Иса начала что-то соображать: разговор с капитаном возвращал её в реальный мир. И тут до неё дошло:
– Откуда ты знаешь его имя?! И что за бредятину ты несёшь?! Кто ты??
– Моё имя тебе ничего не скажет.
– И всё же, кто?
Капитан улыбнулся:
– Важно не имя, важен человек. Я просто Хранитель.
– Ты мой ангел-хранитель?!– глаза Исы округлились от изумления.– А кто тебя послал?– и, смутившись, девушка пробормотала:– Ты знаешь?.. Ты знаешь. Я ведь хотела сегодня покончить с собой.
Иса сгрызла ноготь до основания, но, не в силах справиться с волнением и остановиться, больно прикусила палец и поморщилась. Зеленоглазый качнул головой:
– Постарайся не умирать в ближайшее время. Хорошо? И перестань грызть ногти.
Всё время, пока они беседовали так – ни о чём и о главном,– Иса неотрывно смотрела в глаза, чарующие глаза незнакомца, и вместе со светом, исходящим из них, в девушку вливались спокойствие и вера. Иса потянулась к зеленоглазому капитану всей душой, поверила ему безоговорочно и доверилась безоглядно:
– Хорошо, постараюсь...
– До встречи,– зеленоглазый развернулся и пошёл прочь, не оборачиваясь.
Иса робко взмахнула ладонью в ответ. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не окликнуть его, не броситься за зеленоглазым капитаном вслед, боясь опрометчивым поступком выдать и погубить его... И вдруг Иса заметила, что наперерез недавнему её собеседнику с двух сторон быстро движутся двое в такой же чёрной форме, как и он...
– Боже, Партийцы!– Иса в страхе прикрыла рот рукой, сдавливая крик.
В то же самое время из-за рядов кресел с отдыхающими в них людьми выскочил крепкий румяный карапуз-егоза лет трёх-четырёх и... споткнувшись о чей-то чемодан, малыш пролетел сквозь зеленоглазого и растянулся на полу, попутно опрокинув урну с мусором. Тут-то пацанёнка и настигли двое Партийцев – мужчина и женщина:
– Сынок, нельзя так пугать маму! Ты ведь можешь потеряться, тогда улетим без тебя! Ай-я-яй, нехорошо!
Малец от обиды, что его поймали и не дали побегать, засучил в воздухе ногами и пронзительно заверещал. На капитана же решительно никто не обратил внимания. Как будто его и не было.
Иса успокоилась: видать, и впрямь красавчик-капитан какой-нибудь ангел. "Интересно, а мог бы он ради меня обрести плоть?"– промелькнула в голове юной женщины мысль, от которой она тут же поспешила откреститься: а как же Ост?
А зеленоглазый, шагнув сквозь толстое витринное стекло и стоящих перед ним людей, вышел на улицу и исчез, растворившись в лучах заходящего солнца...
Иса долго сидела с открытым ртом, переваривая только что случившееся, и боялась верить своим глазам и ушам. И всё же благодаря призрачному незнакомцу вскрытие собственных артерий она решила пока отложить: всегда успеется. К тому же в глубине души Иса надеялась, что зеленоглазый капитан возвратится очень скоро и спасёт её, ведь не зря он произнёс "до встречи", а не "прощай"!
Остаток смены Иса нетерпеливо ёрзала на стуле, но теперь её нетерпение имело совсем другую окраску: она жаждала ВСТРЕЧИ! И вдруг, совсем неожиданно, от нахлынувших на неё чувств Ису бросило в дрожь, и, трепеща каждой клеточкой, она взяла в руки обгрызенный карандаш и на обрывке бумаги написала:
– Можно было рука в руку
Идти,
Можно было глаза в глаза
Смотреть.
Только чувство забрезжило
Впереди,
Чтобы кто-то в нём смог
Умереть.

Тайна встала стеной
Меж тел,
Судорогой свела руки
И рот.
Замолчал тот, кто говорить
Хотел;
Но запел тот, кто петь
Не умел.

Любовь!!! Разделяющая бытиё
На время, бывшее до
И после.
Всё прошлое порастает быльём,
Когда весна врывается
В осень.*
... "Хвосты", приставленные Оло Гоуном наблюдать за каждым вздохом подопечной, сладко посапывали на лавочке в глубине тенистой аллеи, а Иса и зеленоглазый капитан уходили от них прочь вглубь парка.
– Как это у тебя получилось?! Раз – и спят! Где ты так научился колдовать?– допытывалась Иса у своего нового знакомого, который с каждой секундой нравился ей всё больше и так сильно, что начал затмевать собой Оста. Угрызения совести по поводу верности возлюбленному, присутствовавшие в душе девушки поначалу, давно растворились в лунном свете без следа: романтическое настроение опьяняло, и, вдобавок, после душной кабинки кассы в аэровокзале свежий ароматный воздух вскружил голову.
"Может, то и не любовь была – просто дружба!– оправдывала себя Иса.– Может, сейчас у меня любовь! Ведь настоящее моё чувство сильнее, чем я испытывала к Осту!"
И всё же, для полного и окончательного успокоения совести Иса решилась на вопрос:
– Скажи, а Ост... умер?
Иса не заметила в темноте понимающе-ироничной улыбки, промелькнувшей лунным отблеском в зелёных глазах капитана. Мужчина повернул голову в сторону девушки и приглушённым голосом произнёс:
– Иса, ты можешь мне ответить, почему люди горюют, если умирает кто-то, порой даже не очень близкий или вовсе незнакомый человек? Печалиться надо, когда человек рождается, ведь ему предстоит жизнь, полная борьбы, испытаний и невзгод, и лишь немногие умудряются стать счастливыми на пути. Большинство же жаждет смерти как избавления от мучений... Жизнь – это смертельное заболевание, передающееся половым
_____________________________________________________________________________
* – стихотворение Г. Алины (Костровой)

путём; иммунитет не вырабатывается, поэтому следовало бы порадоваться за тех, кто наконец-то обрёл в смерти покой и безмятежность, чего им, живым, так недоставало.
_– А Ост?– Иса умоляюще взглянула на собеседника.– Разве... ты меня бросишь одну?! Ведь нет?! Ты же нужен мне, и ты обещал помочь!
Капитан молча продолжал движение вперёд к одному ему известной цели. Иса, разозлившись, схватила зеленоглазого за рукав и с силой дёрнула:
– Нет, подожди! Я прошу тебя, объясни, что происходит... пожалуйста. И скажи мне, наконец, почему я так хочу близости с тобой? Ведь я вижу тебя в первый раз и ещё совсем не знаю, а уже...
Иса осеклась на полуслове, боясь произнести вслух то, чего страстно возжелала душой и телом,– ей пришлось до крови прикусить губу, чтобы сдержаться и не отдаться зеленоглазому капитану тут же, немедленно... и всецело!
"О, Боже!– схватилась за голову Иса.– Что со мной происходит, чёрт возьми?! Ангела-хранителя или Демона-искусителя послал Ты мне?! Что мне делать, Господи?!.."
Капитан покачал головой:
– Ты думаешь, что только укрощая свою плоть ты способна добиться счастья?
– А как же,– ответила она.– Грешники будут гореть в геенне огненной, а праведники попадут в рай... Только... Почему я должна отказываться от богатства, от славы... от секса? Я с таким раскладом не согласна! Или, чтобы стать святой и получить пропуск на небеса, надо быть убогой нищей калекой?!
– Вовсе нет! Нищенством блаженства не добьёшься, а потому я за жизнь во всей её полноте. И, пожалуйста, не называй меня Ангелом – оставь привилегию святости священнослужителям, не то они могут обидеться: они ведь мнят себя святее, чем ты,– ещё бы, служение Богу делает их безгрешными! И даёт им право раздавать титул "святой" особо рьяным из своей когорты – этакое акционерное общество закрытого типа, куда простому человеку нет входа. И при всём этом почти всякий священник считает истинной только свою религию, и только его бог прав... Глупцы! Они судят о том, чего не знают, и лишают людей возможности задать главный вопрос в своей жизни – вопрос отнюдь не о пресловутом боге, которого никто не видел и не слышал. Это вопрос о Смерти, встретиться с которой придётся каждому. Странно ведь, правда: хоть встреча неизбежна, одурманенные священниками разных религий люди пытаются убежать от неё, спрятаться, заслониться богом, которого они выдумали... Только ещё ни один бог, большой или малый, никого не освободил от Смерти: возможна лишь отсрочка, но рано или поздно тебе придётся посмотреть Ей в лицо – тебе, а не богу, в которого ты веришь... Впрочем, можешь позвонить по телефону и договориться с Создателем о своей исключительности: все исходящие в адрес Бога – бесплатно! А вот входящие от Него тяжелы – так пришибёт иной раз, что думаешь: и зачем я, дурак, это просил?!
– Точно!– засмеялась во весь рот Иса, показывая красивые белые зубы.– Но мне вот что ещё непонятно: как Вождь мог прийти к власти и удержать её?
– Одна из главных причин – лицемерие и ложь фальшивых священнослужителей: народ перестал им верить, и этим обстоятельством тут же воспользовались путчисты... А затем, совершив военный переворот, политики правящей Партии ловко подменили общечеловеческие понятия и ценности дешёвыми популистскими лозунгами и ложными целями. Людям – в общей массе – было удобно, что кто-то принимает за них важные решения и берёт ответственность на себя. Народ мало-помалу отучили думать и жить самостоятельно. Почти никто не заметил, как всенародно обещанная демократия постепенно превратилась в тиранию деспота, возомнившего себя богом, а настоящего Бога подвинули в сторону и отвели Ему место где-то на навозной куче... Сознание великого народа поразила и парализовала раковая опухоль тоталитаризма. Те же, кто сохранил способность видеть, либо сами пускали себе пулю в лоб, либо им помогали "раскаяться" выстрелом в затылок в тёмном тюремном коридоре... И накормленная красивыми обещаниями толпа соглашалась с мудрой политикой Вождя... Фанатичный блеск преданности в глазах рабов рождает сталиных и гитлеров. А понимают это слишком поздно, когда кровью приходится платить за прозрение. И потом, попробуй объяснить постоянно сытому рабу, что такое свобода, если тебе порой приходится голодать! Думаешь, он пойдёт за тобой? Скорее всего, раб с оружием в руках бросится защищать своего Хозяина...
– А как же светлое будущее? Разве оно невозможно?!– Иса нервно теребила зажатый в руках платочек.
– Гораздо проще и легче сожалеть о прошлом и грезить будущим, чем жить в настоящем. Только вот жизнь ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС – единственная НАСТОЯЩАЯ жизнь; жизнь в памяти или в мечтах – всего лишь сон...
– Тогда разбуди меня! Прошу!! Пожалуйста, разбуди... Я так устала от кошмаров!
– Хорошо... Доверься и не бойся, тогда тебе не будет больно.
И капитан объяснил девушке, что будет делать. И, хотя предложение было очень странным и необычным, Иса доверилась и согласилась. Как только она сказала "да", в ночной прохладе подул тёплый ветерок, и Иса, опершись на дуновение, легла, воспарив в воздухе, и с неё тут же упали наземь все одежды.
– Расслабься,– сказал ей зеленоглазый,– боль ты чувствовать не будешь.
А дальше капитан взял в руки ножницы и... начал взрезать на Исе кожу: от живота к горлу, на груди, на руках. Крови не было, нет – не выступило ни единой капли! Иса чувствовала, как ножницы входят под кожу, как кожа оттягивается и разрезается... Боль отсутствовала, это правда. А потом капитан начал снимать с девушки старую кожу, и через некоторое время лунные лучи соткали на теле Исы кожу новую – сияющую, упругую, красивую...

... Что было после, Иса плохо помнила. Она не могла и не желала более сдерживаться: притянув к себе капитана, она утонула в феерии слияния двух тел. Затем – оргазмический взрыв и странная вспышка света, перетёкшая из зеленоглазого в её грудь...
И когда Ису разбудил утром посланный на её поиски патруль, она, вопреки обстоятельствам, чувствовала душевный подъём и спокойствие.
"Даже если я сошла с ума,– решила девушка,– всё равно дождусь и скажу ему: здравствуй! Я тебя нашла! И ещё скажу:
– Глаза в глаза: хочу
Растаять, раствориться.
С готовностью лечу
В зрачках душою слиться.

До дна, до глубины,
До тайны всех сокровищ:
Любовью скреплены,
И ничего не скроешь.

А я вскрываю боль
Разлук и расстояний:
Мы встретились, и вновь
Родных сердец свидание!"*

... Орсул, подходя к землянке, в которой бесчувственным мешком вторые сутки валялся Тор, удовлетворённо улыбнулся: знания Хранителя и практические навыки в который раз помогли сохранить человеческую жизнь... И впервые за многие тысячи лет появился шанс собрать все Ключи в Целое!
И ещё Орсул почувствовал и в полной мере испытал вселенскую радость – за Оста, _____________________________________________________________________________
* – стихотворение Г. Алины (Костровой)

совершившего переход НАВСЕГДА...
Напоив Тора из фляжки целительной жидкостью и убедившись, что его жизнь вне опасности, Орсул ненадолго присел отдохнуть, и всего через час стал снова готовиться в путь: ему предстояла очень важная встреча...

* * *