Я смотрел в окно, а оно смотрело на меня виньеткой морозного узора. Я склонялся над их кружевом и долго изучал тайнопись белых сплетений. Линии были ясны, четки и извилисты. Но я знал, что, если прикоснуться своим дыханием к стеклу, то на нем расплавится все, что написано морозом без меня. Но я не знал, что люди рождаются не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы жить.
И через неровное отверстие от теплого дыхания можно увидеть темноту и одиночество сегодняшнего вечера. Но я не знал, что настоящий узор не тот, который пишется белым пером на черном фоне, а тот - за которым нет черноты. И, если долго смотреть в темную дыру, избавленную от прикосновения мороза, то всегда увидишь только вопрос собственных грустных глаз. У темноты бесполезно спрашивать ответ, так же как невинному свету задавать вопрос о своем будущем. Тебе никто не ответит, пока ты сам не захочешь увидеть.
Но я знаю, что можно прикоснуться горячим дыханием к холодному стеклу, и неровное отверстие с расплавленными краями завтра все равно наполнится потусторонним светом, которого ты ждал бесконечно длящуюся ночь. И извилистые линии твоей руки уже будут написаны белым по белому, а не по черному. И, наконец, пугающая с той стороны стекла темнота превратится в долгожданную радость неосознанных и неразрешимых в прошлом мучений. И я смогу целовать узор твоих ладоней, не оставляя отражения грустной улыбки на холодном глянце равнодушного стекла. И одиночество твоих линий сольется с желанием моих губ.