ГЛАВА 4



ЧЁРНЫЙ ПЁС ДЛЯ БЛОНДИНКИ



... – Я люблю тебя,– едва слышно, боясь потревожить чуткий сон возлюбленного, прошептала девушка.
Прозрачный серебристый свет полной луны, пробившись сквозь тюлевые занавески, рассыпался по шелковистым светлым волосам Исы и, заглянув украдкой в её голубые глаза, вспыхнул вдруг загадочным сиянием. О, если бы хоть кто-нибудь в тот момент мог видеть её лицо!.. Все воплощения женственности и красоты, которые стремились передать на своих полотнах живописцы разных эпох, казалось, собрались сейчас воедино. Притянутые великим магнитом жизни сквозь тысячелетия, маленькие раздробленные частицы наконец-то нашли себя в одном целом, и таинственная улыбка Моны Лизы увядала и блекла перед неожиданно распустившимся, словно цветок, чудом...
Сегодня Иса была так счастлива, как бывают счастливы только раз... Тихий вздох... Нежное прикосновение сильных рук... Страстный поцелуй, и – глаза в глаза... Всепоглощающий, вбирающий в себя беспредельность и простирающийся на миллионы жизней дальше взгляд двух любящих сердец, признательных и благодарных друг другу за ожидание появления третьего... Таинство свершилось, и теперь Иса каждой клеточкой молодого упругого тела снова и снова переживала минуты наивысшего упоения жизнью...
Сегодня впервые Она и Он стали Одним... А сейчас её мужчина безмятежно, совсем как ребёнок, тихонько посапывал, и на лице его застыла блаженная улыбка... Иса смотрела на него, и ей не хотелось думать ни о чём другом, и, пока было возможно, она гнала прочь невесёлые мысли; ей не хотелось чувствовать ничего другого, и она не допускала к себе настойчивого предчувствия чего-то непоправимого и страшного, пока было возможно...

... Солнечный зайчик бесцеремонно уселся на сомкнутые веки Исы и пощекотал ресницы.
– Пора вставать, любовь моя,– сказал он голосом старшего лейтенанта Оста Окунева.
Веки девушки дрогнули, однако она не торопилась открывать глаза.
– Хочешь кофе?– заботливо поинтересовался тот же голос и, не дождавшись ответа, продолжил:– Сейчас принесу.
Из кухни донеслось громыхание вчерашней немытой посуды и жалобный звон кофейного сервиза, а несколько минут спустя послышалось злобное шипение сбежавшего кофе. Вскоре с двумя дымящимися чашками в руках в спальне появился и сам кофевар:
– Извини, дорогая, я забыл спросить: с сахаром тебе или без?
– Лучше со сливками,– улыбнулась спросонок Иса.
Девушка по-прежнему не открывала глаз, стараясь удержать ускользающие мгновения блаженства, но серая тень мрачного предчувствия уже опустилась на её лицо...
– Пожалуйста, Ваш кофе со сливками, мадам.

... Иса стояла у раковины и механически перемывала скопившуюся в ней посуду, отрешённо глядя на журчащую струйку воды. На ходу поправляя накрахмаленный воротничок, к ней подошёл Ост и обнял девушку сзади:
– Что случилось, любимая?
Иса промолчала.
– И всё же?– тормошил девушку Ост.
Иса перестала драить и без того уже до блеска отполированную чашку, закрыла кран и принялась грызть ногти.
– Мне страшно, Ост...
– Только и всего?– улыбнулся он.
Иса высвободилась из объятий и повернулась к Осту лицом:
– Прекрати, это не смешно.
Старший лейтенант знал и чувствовал, что девушка, действительно, очень напугана – как знал и то, что им скоро предстоит расстаться.
– Что ты боишься потерять?– Ост погладил Ису по голове.
Иса прильнула к возлюбленному, ища у него защиты от пока неосознанной, но приближающейся опасности, и уткнулась лицом в его широкую грудь:
– Ты знаешь... Понимаешь, я боюсь, сама не знаю, чего. Боюсь, как дура, и всё тут. Наверное, я невозможная трусиха, да?
Иса подняла глаза и встретила понимающий взгляд Оста. И он ответил:
– Каждой тревоге есть своё объяснение: тебя страшит разлука, и рано или поздно это неизбежно произойдёт – ведь мы не вечны. Зачем бояться неизбежного?
Ост нежно и в то же время твёрдо отстранил девушку от себя и направился к выходу.
Мысли и чувства Исы сшиблись и спутались. Она в растерянности стояла посреди кухни и от охватившего её волнения не знала, куда деть руки.
– Ост, мне, правда, очень, очень страшно,– Иса нервно закусила губу.
– Я не могу забрать у тебя твой страх, Иса, но ты можешь его отпустить сама – в любое время, когда захочешь...
– Я хочу поговорить с тобой... Я имею право?!..
– Ты имеешь два безусловных права, как и любой другой человек: жить и умереть. Всё остальное происходит только при согласии сторон.
– Что ты имеешь в виду?..
– Постараюсь объяснить, когда вернусь. А сейчас мне пора...
– ... но ведь ты придёшь только вечером... Придёшь?
– Я чувствую в твоих словах хотение обладать мной всецело и нежелание дать свободу тому, кого любишь... Постарайся понять: в небе может парить только птица, имеющая крылья; желание владеть другим человеком обрезает ему эти крылья по самые корни...

С большой неохотой шагала Иса к себе домой по пробуждающимся улицам наряженного к празднику города. Вошла в подъезд. Поднялась на четвёртый этаж. Готовясь дать отпор, с минуту постояла перед дверью. Наконец, собравшись с силами, гордо вскинула голову и вошла в опостылевшую квартиру.
Как она и предполагала, у порога её поджидал взбесившийся папаша. Лысеющая голова, красные после ночной попойки глаза со вздувшимися мешками под ними... Измятый чёрный мундир майора Партийной Полиции выглядел не менее удручающе: заляпанный остатками ночного пиршества и блевотиной, зато с тремя жетонами на груди – из чистого серебра, серебра с позолотой и чистого золота. И на каждом из них вытеснено имя: Оло Гоун (именные жетоны выдавались военным, особо отличившимся перед Вождём и внесшим достойный вклад в Дело Партии). В руке папаша сжимал только что початую бутылку красного вина.
– Где ты шляешься, стерва?!– заплетающимся языком спросил Оло.
Иса, игнорируя вопрос, молча сняла обувь и намерилась пройти в свою комнату, но распоясавшийся Оло преградил ей дорогу: майора Гоуна переполняла и распирала ненависть. Он поднёс бутылку ко рту и ненасытно хлебнул прямо из горлышка, однако вино тут же выскочило обратно, не принятое желудком. Майор надсадно закашлялся и сплюнул на пол полупереваренную пищу.
– Ну, так что, будем в молчанку играть?– заплывшие маленькие глазки злобно уставились на Ису.
– Мне не о чем говорить с тобой,– не отводя взгляда, ответила девушка.
– Врёшь, каналья!! У меня, майора Оло Гоуна, даже камни говорят!!!
– Я не виновата, что тебе попались такие болтливые камни – пусть говорят, а я не желаю. Пропусти.
Иса так зыркнула на Оло, что майор вздрогнул и на мгновение отвёл взгляд, однако тут же вспыхнул, устыдившись, что проиграл дуэль:
– Как ты смеешь обращаться к отцу?! Шлюха!– и Гоун влепил Исе звонкую пощёчину.
Он хотел ударить ещё, но к приходу Исы настолько накачался спиртным, что не удержался на ногах и рухнул на ажурный журнальный столик, стоявший в прихожей. Ножки столика жалобно скрипнули и подломились, не вынеся тяжести тучного обрюзгшего тела. Иса поддала пяткой под рыхлый обвисший зад и, не дожидаясь, пока Оло поднимется, юркнула в свою комнату, заперев дверь изнутри.
Из прихожей слышались возня и злобная ругань: майору Гоуну никак не удавалось подняться.
– Ах ты, паскуда, на кого руку подняла! Погоди, недолго тебе осталось!– угрожающе прохрюкал Оло и зашёлся жутким смехом.
Иса в изнеможении осела на пол и прислонилась спиной к двери. Тот, кто называл себя её отцом, и до трагической гибели её матери не очень-то баловал девушку заботой и лаской, а после... После несчастного случая Оло всячески норовил унизить достоинство Исы, правда, старался сдерживать свои эмоции. Однако в последнее время Оло словно с цепи сорвался, и уж когда напьётся...
– Мама, как я устала...– прошептала Иса, обращаясь к портрету на стене.– Помоги мне, мама...
Роняя и опрокидывая мебель, встречающуюся на его пути, Оло удалось доползти до двери, за которой скрывалась Иса . Теперь девушка отчётливо слышала хрипящее дыхание и чувствовала нестерпимый запах перегара, проникающий сквозь замочную скважину.
– Слушай меня, дрянь. Давно хотел тебе сказать... Молчишь? И правильно, молчи и слушай,– сипел Оло Гоун.– Я давно мог покончить с тобой и выбросить, так сказать, на свалку истории, но ты слишком хороша собой, а хорошими вещами расточительно расшвыриваться, не так ли?
Майор сёрбнул из горлышка и продолжил:
– Я очень выгодно продал тебя, хм... Совершил, так сказать, выгодную сделку. Ты ещё не знаешь, но дней эдак через пять... может, через десять,– неважно, через сколько, но... ты станешь наложницей моего дорогого шефа. Будешь теперь генеральшей, ха-ха. А вздумаешь ерепениться, так твоему любимому сосунку тут же придёт конец,– Оло омерзительно срыгнул.
– Ты не знаешь, где он и кто он,– огрызнулась Иса.
– Пока не знаю,– хихикнул Оло.– Пока. Но рано или поздно я его найду. Не понимаю, как тебе удаётся ускользнуть от моих агентов, но они тебя всё равно выследят, рано или поздно... Хочешь, обрадую? Я ведь уже вычислил район, в котором твой сопляк живёт.
Сердце Исы тревожно забилось. Нет, не обмануло её предчувствие...
Оло между тем продолжал издеваться:
– А хочешь услышать, зараза, что я получу взамен?– майора поглотило чувство упоения, близкое к экстазу.– А взамен я получу новые погоны. Так что можешь меня поздравить, совсем скоро я стану под... – ик!– полковником...
Оло замучила отрыжка. Изо рта вместе с отторгнутой пищей и вином полетели слюни и сопли.
– Чтоб ты подавился и сдох!– в бессильной ярости выкрикнула Иса и, бросившись на кровать, спрятала голову под подушку.
Оло никогда раньше не видел её слёз; тем более Иса не хотела, чтобы он услышал, как она плачет...
– Я ещё не закончил,– давясь слюной, прохрипел из-за двери Оло.– С сегодняшнего дня ты никуда не выйдешь без сопровождающего, даже на работу!.. Йе-хе-кхе-хе-хрр... От меня, погань, ещё никто не уходил!
За дверью раздался клокочущий дьявольский смех.

... Иса приоткрыла дверь своей спальни и, осторожно выглянув наружу, осмотрелась по сторонам: сейчас ей меньше всего хотелось столкнуться нос к носу с вечно брюзжащим папашей. Никого не видно... Тишина...
"Всё в порядке, можно незаметно улизнуть. После вчерашней буйной оргии моё быдло наверняка в отрубе",– крадучись, Иса направилась к выходу. Хочешь, не хочешь, а на работу идти надо; тем более Иса дорожила своим местом – многолюдным и оттого интересным,– и ждала от него чего-то особенного, что способно было бы в корне изменить её жизнь, причём в лучшую сторону...
А жизнь день ото дня становилась всё поганее и отвратительнее. Иса прекрасно понимала, что за пьяными издёвками Оло Гоуна стоят конкретные действия, и что сеть, сплетаемая этим жирным пауком, скоро опутает её с головы до ног, и...
"Что тогда?! Бросить всё к чёртовой матери и бежать, бежать! Бежать... А куда? Найдут и поймают... Нет, не поймают, я им не дамся... А как же Ост?! Подумать страшно, что будет, если они до него доберутся..."
И Иса верила и надеялась; она ждала чуда, которое, казалось, уже пришло и стоит у порога, только двери открыть не решается. Порой Исе так хотелось крикнуть ему: "Что же ты там торчишь?! Я без тебя погибаю!.."
Через гостиную комнату Иса пробиралась, брезгливо морщась от противного кислого запаха: всюду, где только можно, разбросаны тарелки с остатками пищи, залитыми вином и водкой; помимо того, части трапезы, непринятые изнеженными желудками гостей, в нескольких местах растеклись по дорогому персидскому ковру зловонной массой. Господа убрались восвояси вечером, а после...
Оло Гоун поразвлёкся на славу: на гигантской хрустальной люстре, закрывающей едва ли не треть обширного потолка, болтались гирлянды бюстгальтеров упорхнувших ночных бабочек; все стулья оказались перевёрнуты и некоторые из них поломаны, а зеркало шикарного старинного трюмо расколото вдребезги валяющейся тут же красной туфлей на высоком каблуке-шпильке...
Иса с омерзением взглянула на открывшуюся ей картину, и горло её сдавил тошнотворный спазм,– девушка едва сдержалась, чтобы не обрыгаться тут же. Зажимая рот рукой, Иса бросилась в ванную комнату, как вдруг в углу захрустела стянутая туда вместе со скатертью посуда... Иса невольно обернулась.
На девушку уставились холодные немигающие глаза Оло Гоуна. Иса хотела расхохотаться огородному пугалу в лицо: на голове папаши красовались изукрашенные вишенками и дольками лимона чёрные трусики отработавшей своё проститутки, а ненасытная заплывшая морда размалёвана губной помадой разных цветов... Иса улыбнулась, а вот рассмеяться у неё так и не получилось: её парализовал страх.
Сквозь бессмысленный пьяный взгляд Оло Гоуна явственно читалась животная ненависть выползшего из преисподней чудовищного монстра. Иса беспомощно застыла на месте, приклеившись к полу, и судорожно искала в памяти слова спасительной молитвы... и у неё ничего не выходило. Взгляд демона между тем высасывал из девушки энергию жизни, и она чувствовала, как слабеют и становятся чужими её ноги, как наливается свинцовой тяжестью всё её тело, как жилы вместо крови наполняются некой липкой слизью... Но как только разрозненные слова начали складываться в заклинание, которому Ису успела научить мать, глаза Оло сразу остекленели и подёрнулись мутной пеленой. Обрюзгшая туша майора завалилась обратно в угол, с хрустом подминая под себя уцелевшие при падении со стола тарелки, супницы, бокалы... Жирная свинья в чёрном кителе и далеко не первой свежести приспущенных кальсонах несколько раз хрюкнула и забылась тяжёлым пьяным кошмаром.
Не помня себя, Иса пулей выскочила из квартиры и как угорелая понеслась вниз по лестнице. На предпоследней перед выходом из подъезда площадке Иса едва не сбила с ног незнакомую молодую женщину и, не извиняясь, побежала было дальше, даже занесла ногу для следующего шага... и инстинктивно попятилась назад.
Внизу, у самой двери, где стоял бак для пищевых отходов, сидела огромная обожравшаяся крыса. Толстенная крыса от своей чрезмерной полноты казалась ещё безобразнее, чем обыкновенные её сородичи. Шкурка её сыто лоснилась, а чёрные колючие глазки зверька зло вперились в Ису, и взгляд их оказался до того похож на взгляд Оло Гоуна...
И всё же крыса осознавала превосходство человека над собой: видимо, сожалея, что она недостаточно велика для того, чтобы загрызть прервавшую её завтрак девчонку, крыса вразвалку неторопливо заковыляла к норе, волоча за собой здоровенный кусок сыра. Зверёк с трудом протиснулся в тесноватое для него отверстие, но длинный голый хвост довольно долго торчал снаружи. Иса отвернулась, чтобы не смотреть на него – настолько хвост представлялся ей отвратительным, отвратительнее самой крысы,– отвернулась и увидела перед собой молодую женщину, которая до сих пор никуда не ушла.
– Извините меня, пожалуйста,– смущённо пролепетала Иса.– Я не в себе сегодня...
– Не стоит извиняться,– холодно ответила незнакомка.
– Ой, я, кажется, забыла захлопнуть дверь за собой,– немного отдышавшись, спохватилась Иса.
– Не беспокойтесь, её закроют,– сухо отрезала незнакомка и приблизилась к Исе вплотную.
Иса никогда не считала себя глупым человеком. "Баста, приехали,– сообразила девушка.– Теперь и за мной "хвост" тащиться будет". К горлу её снова подкатил тошнотворный комок, только на сей раз сдерживать себя девушка не стала: вся пища, которая хотела выплеснуться наружу, фонтаном вырвалась из желудка Исы и потекла по платью "хвоста". "Вот тебе",– злорадно усмехнулась про себя Иса.
Незнакомка от подобной дерзости на некоторое время потеряла дар речи, а только корчила гримасы и хватала ртом воздух, при этом брезгливо растопырив пальцы.
– Ах ты, дрянь!– наконец разродилась гневной тирадой "хвост".– Ты у меня ответишь за это!
А Исы и след простыл...

"... Только бы успеть предупредить Оста, только бы успеть!.."
Сердце неистово металось в груди пойманной птицей: то рванётся вверх, к горлу, отчаянно трепыхаясь, то вдруг запрячется в самый потаённый уголок и затихнет, как будто и нет его вовсе.
"... Господи, помоги мне! Я хочу, чтобы Ост остался жив!! Хоть нам нельзя будет больше встречаться – ради его спасения!– ты позволь мне, Милостивый, увидеть его в последний раз! Я должна предупредить его, чтобы он не искал встреч со мной, иначе – смерть!.."
Рот пересох, и нестерпимо кололо в боку и груди. Бегом, шагом, ползком – всё равно! В общественном транспорте ещё маловато людей, среди них не затеряешься, и на такси нельзя – выследят, донесут...
– Дура!– ругнула себя Иса и тотчас же отпрянула назад в тёмную подворотню.
По освещённой улице, никуда не спеша и как будто кого-то выслеживая, медленно проплыла машина гражданской полиции.
– Вот балбеска, чуть не попалась...
Много раз проделывала она путь к Осту прежде, но никогда ранее он не казался Исе таким бесконечно долгим, таким угнетающе-безрадостным и таким страшным. Наоборот, ей доставляло удовольствие водить шпиков за нос, а потом, когда преследователи опостылят ей, ловко улизнуть. Ещё бы, ведь Иса с детства изучила здесь каждую щель, знала превеликое множество лазеек и, как заправский конспиратор, всякий раз следовала к месту назначения разными путями. Вся разница лишь в том, что ещё совсем недавно,– не далее, как вчера,– она воспринимала происходящее с нею как игру – пусть и не очень добрую, а теперь... Теперь же, если она сделает неверный ход, то любимого человека Исы убьют, и убивать его будут мучительно долго и невыносимо жестоко... А за что? Всего лишь за то, что Иса его любит...
Девушка прислонилась спиной к прохладной, чуть влажной от предутренней росы стене и немного отдышалась.
– Не расслабляться!– приказала себе Иса, отталкиваясь руками от серого бетона.
... Она уже не обращала внимания на одеревеневшие от напряжения руки и ноги – теперь боль мало беспокоила её. Успеть! Главное, успеть, пока Ост не ушёл на работу, иначе всё пропало! Они убьют его!
– Боже!– ужаснулась Иса пронзившей её мысли.– А ведь за него возьмётся Оло!..
Откуда только силы появились! Квартал, ещё квартал, и ещё один... Оставалось совсем чуть-чуть, и Иса уже решила, что её усилия не напрасны и увенчаются успехом, когда она заметила позади себя собаку.
Здоровенный чёрный пёс не подходил близко, но стоило остановиться Исе, останавливался и он. "Тебе-то что не спится? Голодный, небось,– пожалела его девушка.– Бедный, хозяина, наверное, потерял..."
Иса знала, что беспризорных животных безжалостно отстреливают, тем более, праздник на носу... "Плевать на собаку! Тут человека к стенке поставят и не поморщатся..."
– Брысь!– прогоняя увязавшуюся за ней животину, Иса замахнулась кулаком.– Пошёл отсюда! Кому говорю?!
Чёрный пёс исподлобья посмотрел на девушку, развернулся и, часто оглядываясь, медленно скрылся за поворотом.
Иса нырнула в арку и оказалась в глухом и сумрачном каменном мешке. Успела... Измождённая улыбка промелькнула на искусанных в кровь спёкшихся губах: успела!
Непослушные ноги с трудом донесли Ису до заветного подъезда. Девушка потянулась к отполированному медному кольцу двери... и тут же отдёрнула руку:
– Уродина! Идиотка поганая...
Сзади, всего в нескольких шагах, стоял чёрный пёс и угрюмо взирал на Ису. "Кретинка! Как я раньше не подумала! На нём же радиодатчики..."
Иса опрометью бросилась прочь из западни... и застыла в ужасе: чёрный пёс, преградив ей дорогу, свирепо скалил клыки. Ловушка захлопнулась. Значит, скоро придут хозяева, чтобы вытащить добычу. Всё пропало!..
... Несколько неимоверно длинных секунд стояли они, враг против врага: измученная хрупкая блондинка и огромный, с пеной у рта, злобно рычащий чёрный пёс. Неизвестно, о чём думала собака, глядя на загнанного ею человека... "Господи, не допусти, чтобы они его убили!"– взмолилась Иса.
– Умри же!– в необузданной ярости худенькая девушка кинулась на чёрного пса.
Шансы на победу изначально оказались неравны. Чёрный пёс в мгновение ока подмял под себя хоть и отчаянную, но обессилевшую девчонку. Иса закрывала лицо то одной, то другой рукой, стараясь свободной рукой схватить противника за глотку. Конечно, она могла затаиться, замереть и тем самым сохранить себе жизнь: девушка знала, что выдрессированная собака не тронет неподвижно лежащего человека... Иса не кричала, не звала на помощь, боясь тем самым привлечь внимание к себе, а значит, к Осту. Она брыкалась и лягала чёрного пса под зад, поддавала ему поддых коленями, а тому, казалось, всё нипочём! Он деловито и методично полосовал нежную бархатистую кожу своими острыми клыками, драл её в клочья когтями... В какое-то мгновение Исе показалось, что в одном из окон заветной квартиры промелькнуло лицо Оста... Она ещё сопротивлялась... Нет, её любимый спас бы её!
... Иса почувствовала, как белые острые зубы чёрного пса входят в мягкие ткани её горла, услышала хруст ломающегося хряща и в тот же миг увидела – она успела это увидеть!– как мёртвой хваткой сомкнулись пальцы её рук на шее врага...

... Понемногу Иса начинала чувствовать, правда, ощущения её были так непохожи на те, к которым она привыкла.
Иса плыла в космическом пространстве по серебристой лунной тропе. Там, далеко внизу, девушка видела Землю, а прямо перед собой – Луну, которая звала и манила... Рядом с Исой шёл красивый чёрный пёс – теперь он, виновато виляя хвостом, прижимался к ногам Исы и заглядывал в глаза человека, прося ласки и защиты. Зверь что-то предчувствовал.
Они шли долго, Иса не могла бы даже приблизительно сказать, сколько времени прошло, только оказались странники на другой стороне Луны. Здесь, в Царстве Вечной Тени, лунная тропинка оборвалась, и путешественники остановились: никто из них не знал, куда идти дальше, и что их ждёт впереди.
Они постояли немного, и вдруг шерсть на загривке чёрного пса встала дыбом. Иса не понимала причины его поведения, хотя... Вот до её слуха донёсся странный звук... Странный потому, что здесь, в безвоздушном пространстве (Иса точно знала!) не могло возникнуть никаких звуков, и тем не менее... Тем не менее, девушка отчётливо слышала цокот подков о булыжную мостовую, и звук приближался...
... А потом Иса увидела ЕЁ.
Перед девушкой появилась Смерть: как будто открылись невидимые ворота, и из Ничто выехала всадница, ужасная и великолепная. Она остановилась метрах в десяти от странников и некоторое время их рассматривала.
– Ко мне!– властно приказала она.
Чёрный пёс вздрогнул, прижал уши и заскулил... Разумеется, он не мог не подчиниться, и, в страхе припадая на брюхо, пополз к ногам Повелительницы. Несколько раз он оборачивался, прося у человека помощи и защиты, но Иса, поражённая увиденным, стояла как вкопанная и словно проглотила язык.
– Хороший пёс,– Смерть одобрительно кивнула головой.– Я давно искала себе такого.
Смерть спрыгнула с коня и потрепала пса по загривку, и его плоть сразу начала рассыпаться, превращаясь в лунную пыль, тут же сметаемую космическим ветром.
Иса видела, как сначала исчезла шерсть, затем кожа, после стали растворяться ткани мышц и сухожилий. С каждой секундой пустота пробиралась глубже: вот сквозь образовавшуюся в нижней челюсти дыру вывалился язык, и зазияли провалы глазниц... Иса с интересом и содроганием наблюдала, как запульсировала в пространстве кровь: не сдерживаемая более стенками артерий и вен, она, тем не менее, текла в привычном для себя русле... Последним исчезло сердце. И всё же Иса продолжала видеть чёрного пса, только теперь он превратился в прозрачный мерцающий призрак.
– Здравствуй,– Смерть обратилась теперь уже к Исе.– Ты снова здесь...
– Здравствуй,– заикаясь, пролепетала Иса.
– Немного рановато. Я, пожалуй, обниму тебя...
Иса вздрогнула в ужасе, ощутив физически, как сейчас и её тело рассыплется в прах.
– ... но не так, как его,– Смерть посмотрела на чёрного пса.– Иначе...
И произошло то, что рассудок Исы отказался принимать.
Смерть начала выворачиваться наизнанку. Иса не могла бы объяснить ни словами, ни жестами, как именно это происходит: Смерть как бы проваливалась сама в себя, а изнутри её наружу выходило нечто новое... Так продолжалось несколько секунд. Когда метаморфозы закончились, Иса и вовсе оторопела: прямо на неё смотрела она сама, только та Иса была лучше, красивее, и... та была такой, какой страстно желала быть эта Иса.
– Ты... кто?– после очень долгой паузы спросила девушка.
– Я – Жизнь,– ответила сияющая девушка-близнец.
– Моя жизнь?
– И твоя, и всего...
Иса земная вдруг заметила, что слуги Смерти больше не призраки: перед ней стояли живые белый конь и чёрный пёс!
Иса Небесная лучилась радостью и благоухала свежестью; она была настолько очаровательна, прекрасна и мила, что Иса земная всем сердцем своим возжелала упасть в объятия той, чьим отражением она являлась.
Обе Исы медленно двинулись навстречу друг другу и крепко обнялись. И как только это произошло, сердца обеих заискрились и, слившись воедино, взорвались ослепительной вспышкой света...

... Огромная белая сова, сидящая на груди неподвижно лежащей девушки, таращила свои жёлтые глазищи на приближающихся людей. Они всё ближе, ближе... "Значит, сюда",– и сова, бесшумно взмахнув крыльями, резко набрала высоту и скрылась за крышами домов, стынущих под ледяным ветром. Рассвет не торопился приходить – мрачные серо-сизые, почти чёрные тучи утюжили утреннее небо, не выпуская город из объятий тьмы.
– Странно, откуда здесь эта птичка?– старший из трёх подошедших мужчин недоумённо проводил взглядом ночную гостью.– Что делает летом в городе полярная сова?
– Может, проголодалась,– гыгыкнул тот, что помоложе.
– Балда, это же не ворона! Совы по помойным бакам не шарятся. И что делать ей в городе, когда в тундре сейчас полно леммингов? Здесь дело нечисто. И звонившего не определили... Инопланетянин нас вызвал, что ли?
Двое подошли совсем близко к распростёртому на земле телу. Старший присел рядом и наклонился пониже.
– Батюшки-светы!..
– Что такое?– третий подошёл с другой стороны лежащей девушки и опустился на колени.
Густая спёкшаяся жижа, толстым липким слоем покрывшая шею и грудь, скрюченные одеревеневшие пальцы и невероятно огромная – для такой небольшой, в общем-то, девушки – мутная бордовая лужа, источающая терпкий запах крови. Из близлежащих подъездов понемногу сонно выползали перепуганные рёвом сирены любопытные жильцы.
– Я знаю её отца, несколько раз приходилось откачивать...– обречённо ссутулившись, седой врач передвижной реанимационной амбулатории обвёл грустным взглядом своих товарищей.– Этого он нам не простит...
– Чего этого?!– истерически взвизгнул молоденький медбрат.– Того, что мы приехали по вызову к трупу его дочери?! Я её, что ли, ножом по горлу чикнул?!
– Не скули!– зло одёрнул его второй медбрат, на висках которого едва засеребрилась седина.
– Тебе хорошо так говорить!– не унимался первый.– У тебя уже дети есть, а я ещё даже бабу не трахал!!! Су-у-ки-и-и!..
От молоденького вдруг нестерпимо понесло смрадным запашком, и штаны его предательски обвисли сзади.
Пожилой врач ничего не ответил, лишь смачно сплюнул в сторону скорчившегося юнца.
– Заглохни, падаль!– неожиданно вмешался водитель, до этого стоявший в стороне.– Не тебя ли я вчера видел в морге, ублюдок?! И запах-то тебе больно идёт!
Молоденький застыл, как вкопанный, и на его перекосившемся от страха и злобы лице проявилась вся мерзость, которую он до сего момента умудрялся скрывать от людей, его окружающих.
Покуда длилась перепалка между медбратьями, врач машинально, следуя многолетней привычке, прикоснулся пальцами к окровавленному запястью. Что?.. Ещё... Ещё раз...
– В машину её, быстро!– не своим, срывающимся и дрожащим от волнения голосом прокричал он.– Капельницу!!
– А с тобой я ещё разберусь, выродок!– рявкнул водитель, хватая за шкирку пытавшегося затеряться в собравшейся толпе зевак прыщавого юнца.– Живо на место, падла, если жизнь дорога!– и здоровенный детина швырнул молоденького медбрата внутрь машины...

... Водителю пока ничего не говорили.
Пугая ранних прохожих, визжали на поворотах тормоза, и истошный вой сирены будил сладко спящие кварталы. Бледное лицо девушки, крепко-накрепко пристёгнутой к носилкам кожаными ремнями, постепенно розовело.
– Одного не понимаю,– врач задумчиво чесал всклокоченную седую бороду, глядя куда-то мимо двоих помощников, начисто протирающих абсолютно неповреждённые руки и шею лежащей в беспамятстве Исы.– Если это не её кровь, кого она умудрилась разорвать на части... и где тогда труп?! Никто ничего не видел и не слышал... И никаких следов!

... Иса почувствовала нудную тянущую боль, растекающуюся по всему телу, и открыла глаза.
Рядом с больничной койкой, на которой она лежала, стояли двое: Оло Гоун, собственной персоной, и давешний "хвост", переодевшаяся в свежее платье.
– Дешёвая симулянтка,– осклабился Гоун.– Думаешь разыграть помешательство, кровью обливаешься... Чтоб сегодня же была на работе! Как штык!!– гаркнул Оло и направился к выходу.
"Хвост" с нескрываемым злорадством швырнула девушке в лицо чистую одежду и презрительно ухмыльнулась.
Иса, негодуя, харкнула в ехидную рожу "хвоста", но смачный жирный плевок не долетел до цели. "Хвост" проворно увернулась и, с удовольствием влепив несчастной звонкую пощёчину, скрылась за дверью.
Несколько минут Иса неподвижно лежала, невидящим взглядом уставившись в потолок, а после, ничего не понимая, начала с удивлением ощупывать свою шею, руки... "Неужели я и впрямь схожу с ума?" И тут, впервые никого не стыдясь (ни больных с соседних коек, ни присутствующей в палате медсестры, ни собственной слабости), Иса безудержно разревелась – громко, навзрыд...

* * *

ГЛАВА 5



ВЕЛИКИЙ ВОЖДЬ И СТАРШИЙ БРАТ



– Ну, что, привёз?– СерГриг нетерпеливо вышел из-за стола, на котором полулежала секретарша с задранной юбкой.
– Привёз,– промямлил АлГриг, он же Младший Брат Вождя Народов.
– Надеюсь, ты её не испортил по дороге?– строго спросил Вождь и тут же рассмеялся своей остроумной шутке: АлГриг, всем известно,– в своём узком кругу, разумеется,– физиологически не мог этого сделать.
Товарищ СерГриг взглянул на секретаршу, удовлетворённо натягивающую трусики, и столь же удовлетворённо застегнул ширинку.
– Иди, подмойся, и на сегодня можешь быть свободна, ты мне не нужна. Но смотри у меня там!– погрозил пальцем Великий Вождь и кровожадно осклабился.
– Товарищ СерГриг, вы ж меня знаете: я, кроме Вас – никому...
Секретарша жеманно надула губки и, игриво виляя помятой попкой, вышла из рабочего кабинета Вождя.
Дверь за секретаршей ещё не успела захлопнуться, а СерГриг уже затрясся похотливой дрожью:
– Ну, веди. Надеюсь, эта мне угодит...
– Я старался, когда выбирал,– заранее оправдываясь, пролепетало существо, именуемое в народе Младшим Братом.
– Ты и в прошлый раз говорил то же самое!– рявкнул СерГриг и с издёвкой продолжил:– Акаде-емик! Доктор наук! А в таком простом деле, как бабу снять, ты – дубина стоеросовая! Лишить тебя к ядреной фене всех твоих званий... к чёртовой матери!– и неожиданно для себя самого Вождь вдруг смягчился:– Не распускай нюни, я всего лишь пошутил. Ладно, пшёл вон, а девку сюда давай!..
АлГриг, расстроено тряся жирными лоснящимися щеками, покорно – задом, задом,– вышел прочь из кабинета.
Отец Народов мнил себя неотразимым мужчиной и впадал в дикую ярость, если женщина ему отказывала. Он вообще терпеть не мог отказов и в гневе способен был изуверски замучить посмевшую сказать "нет" девушку... Впрочем, иногда товарищ СерГриг был добрый (например, как сегодня после шестиминутной разминки с преданной секретаршей) и не убивал сразу, но делал всё возможное, чтобы строптивая женщина сама как можно скорее либо влезла в петлю, либо (о, Вождь умел прощать!) покорно отдалась ему. И та вчерашняя стервочка... Её счастье, что вовремя одумалась, не то пришлось бы принять меры...
От неприятных воспоминаний Старший Брат начинал закипать. Он нервно ходил по пушистому, скрадывающему шаги ковру, когда дверь в кабинет отворилась и на пороге появилась невысокая стройная русоволосая девушка в чёрном элегантном и очень женственном костюме из бархата – девушка настолько хорошенькая, что по отвисшему подбородку товарища СерГрига непроизвольно потекла слюнка. Старший Брат жадно сглотнул: "Сейчас я её раздену... Давненько мне не попадался такой лакомый кусочек!"– и лишь потому, что его только недавно "разрядила" секретарша, а так же из желания пустить пыль в глаза, Отец Народов решил поиграть с красавицей в щедрого рыцаря.
– Ну, что ты там стоишь, дорогая? Будь смелее, раскованнее, не надо зажиматься. Ты ведь знаешь, кто я?
– Конечно, Великий Вождь.
– Замечательно. Так что проходи, располагайся, чувствуй себя как дома,– сладострастно улыбнулся Вождь и широким жестом великодушно пригласил незнакомку к богато обставленному всевозможными яствами и винами обеденному столу.
– Спасибо, я не голодна,– с достоинством ответила девушка и присела на стоящее подальше от стола кресло.
– Тем лучше! Сэкономим несколько минут для более приятного времяпровождения,– облизнулся Вождь.– Можно сразу перейти к делу.
– Какому делу?– брови девушки удивлённо приподнялись.– Разве у меня с Вами могут быть общие дела? Вы – Повелитель, и Ваша роль – управлять государством, а я – кухарка, и здравый смысл подсказывает мне, что моё дело – готовить пищу.
"Больно умная"– нахмурился Вождь. Отец Народов выполз из-за стола и зашагал по кабинету.
– Не будь дурой,– СерГригу надоело играть в благородного рыцаря: слишком уж утомительно и нудно, пусть этим занимаются слабаки, а сильные берут своё, не спрашивая.– Да знаешь ли ты, что тысячи таких вот,– Вождь ткнул пальцем в сторону незнакомки,– нет, даже десятки, сотни тысяч таких, как ты, мечтают хотя бы просто прикоснуться ко мне. Тебе же выпала великая честь, я удостоил тебя внимания лично, я угощаю тебя со своего стола...
– Спасибо за угощение,– вежливо и твёрдо повторила незнакомка,– но я не голодна. Тем более, если Вы хотели оказать мне честь, разве это так делается? Хватают неизвестно зачем и за что посреди улицы, силком пихают в машину...
– Ты что, сопротивлялась?
– Разумеется. И Вам было бы проще приглашать к себе на беседу тех, кто мечтает припасть к вашим стопам, как Вы говорите...
– А ты разве нет? Твоя преданность начинает вызывать у меня сомнения... Ты посмела сопротивляться органам правопорядка... За мной охотятся тысячи вражеских шпионов. И шпионок тоже. И если бы ты оказалась одной из них... Представляешь, какой удобный случай со мной покончить – раз и навсегда! Но жизнь научила меня предусмотрительности и осторожности, и именно потому я жив до сих пор. Я несу людям новый порядок и счастье, я уничтожаю наших врагов – жестоких поработителей и угнетателей человечества, я строю светлое будущее...
– А в этом светлом будущем будет место для меня?– спросила девушка у Вождя.
– В будущем будет место для всех... кто с нами. Ну, а кто против, тому разрешается умереть.
Вождь любовался собой: как он думал, обработка "объекта" прошла на "отлично".
– Ну, ладно, поговорили, и хватит. Раздевайся. Пора тебе узнать, что значит настоящий мужчина! Ну, чего ты медлишь?!
– Вы всегда так нагло ведёте себя с женщинами?!– возмутилась девушка.
– Что?! Да как ты смеешь мне перечить?!– топнул ногой СерГриг.– Раздевайся!!!
Незнакомка испуганно задрожала, но сумела взять себя в руки:
– И не подумаю,– твёрдо ответила она.
– Хор-рош-шо,– прошипел побагровевший Вождь.– Иди. Только имей в виду: отныне за каждым твоим шагом и вздохом будет установлен жесточайший контроль. И всякий мужчина, с которым у тебя хоть что-нибудь будет, подвергнется изощрённым пыткам на твоих глазах. Я вижу, ты вздрогнула... Выходит, у тебя уже есть любимый молодой человек, а это значит, что не далее, как завтра, ты встретишься с ним в камере пыток, только обратно он уже не выйдет! А ты... Ты живи, тварь неблагодарная. Всё! Я сказал!! Ступай...
СерГриг остался доволен произведённым эффектом: плечи девушки ссутулились, гордо вскинутый подбородок опустился, взгляд потух, по щекам катились слёзы... Дело наполовину сделано.
Великий Вождь с благодарностью посмотрел на портрет своего наставника и учителя тов. Сталина: когда по приказу Отца Народов ушедшей эпохи чекисты схватили Якира, то, желая придать расправе законный вид, хотели заставить его подписать бумажку, в которой говорилось, что он, Якир, является отъявленным негодяем, агентом вражеской разведки и врагом народа. После того, как командарм отказался, его стали изуверски пытать, но даже видавшие виды чекисты, знающие толк в пытках и способные выбить любые признания у кого угодно, были поражены: сила духа обречённого на гибель героя Гражданской войны оказалась крепче орудий пыток. Тогда в камеру допросов по совету мудрого Сталина привезли сына Якира и сказали: сейчас мы при тебе калёными иглами выжжем, а затем вырвем глаза твоему десятилетнему сыну... если не подпишешь покаянный лист. Якир подписал, и его расстреляли не как мученика и героя, а как злодея и врага народа...
Старший Брат частенько прибегал к наследию предшественника, особенно, когда хотел сохранить саму жертву – в целях дальнейшего использования – в целости и сохранности. Схема запугивания оказалась очень эффективной – эффективной настолько, что до сих пор ни одна женщина не смогла устоять... Разве что, за исключением трёх повесившихся и одной утопившейся сумасшедших – остальные сказали ему "да"!
– Я могу отменить приказ,– еле слышно зашипел Вождь,– но теперь тебе придётся умолять меня, валяться в моих ногах, целовать мои пятки! Надо будет, и в сраку меня поцелуешь, может быть, тогда я соглашусь подарить тебе несколько минут любви!! Проваливай!!!– Отец Народов гневно вытолкал сотрясающуюся от рыданий девушку в коридор.– А ты, козёл, живо ко мне!
Раболепно протиснувшись сквозь щель в двери, жирная обрюзгшая туша Младшего Брата нерешительно мялась на пороге огромного роскошного кабинета Великого. Не прекращая подобострастно кланяться, презираемое Старшим Братом существо заискивающе заглядывало в рот благодетелю, точно в его священном теле хранился кладезь Истины.
– Жалкие безмозглые кретины!– Старший Брат нещадно хлестал АлГрига по щекам.– Я ведь стараюсь ради их же блага, а в ответ – чёрная неблагодарность!! Быдло!!! Ненавижу... И за что любить этих дерьмовых людишек, скажи мне на милость, любезный братец? Хотите жрать – жрите, наслаждайтесь! Хотите зрелищ – сколько угодно, пожалуйста! Чего им ещё надо?! И не распускай мне тут нюни, сколько раз повторять! Убирайся нахрен с глаз моих долой!
Младший Брат не заставил повторять дважды и бесшумно, несмотря на свою тучность, исчез за тяжёлой дверью.
Вождь ненавидел и презирал брата. Жалкая безвольная тень... Правда, таким АлГриг был лишь перед Старшим Братом; Младший так же был покладист и обходителен с теми, кто находился под покровительством Великого. Во всём же остальном – за исключением, пожалуй, магии и женщин,– Младший Брат перещеголял своего родственничка, и во многом с помощью лисьей хитрости и вероломного коварства АлГрига Отец Народов пришёл к власти и там остался. Именно благодаря козням АлГрига расширялись границы Империи Справедливости и Благоденствия...
Вождь знал и понимал роль Младшего Брата в управлении растущим государством. СерГриг давно бы избавился от опостылевшего братца; к сожалению, пока что обстоятельства складывались не в пользу Старшего.
– Ничего, скоро, очень скоро я выращу тебе замену, и тогда я собственноручно заколю тебя, хряк вонючий!– тихонько пробормотал Великий.– Живи... пока.
Когда товарищу СерГригу становилось плохо, он занимался тем, что проклинал народы, которыми правил. Ещё бы! Где то почтенное благоговение, которого достоин он, идеолог и вдохновитель борьбы за Свободу, Равенство и Братство? Вопрос всё чаще оставался без ответа. Что-то пошло наперекосяк...
Вождь не доверял никому. И никого не любил. Впрочем, нет, СерГриг обожал своего ШуСера, единственного сына, и именно на него возлагал большие надежды. Старший Брат баловал наследника и преемника чем мог, заодно обучая ШуСера управлению Империей... Бывало, заботливый отец и девочками своими делился с сыночкой, лишь бы тот не скучал. Правда, девочки доставались ШуСеру после "знаменитой" отцовской сауны, ну да ничего: подрастёт, оперится, а там, глядишь, и сам научится обстряпывать подобные дела, лишь бы половое влечение сына не уменьшалось. А опасения, причём обоснованные, у папочки были: в связи с травмой и вынужденной хирургической операцией ШуСер потерял правую почку и с тех пор с некоторой прохладцей глядел на женщин. Конечно, все виновные драмы замучены насмерть различными способами, только сыну это не помогло... Да ещё попадаются среди баб такие мрази, как сегодняшняя!
СерГриг попытался утешить себя мыслью о том, что его сын ШуСер – один из лучших в Партийной Полиции: умелый, опытный работник, способный выжать признания во многочисленных заговорах, ну хотя бы даже из камней, составляющих стены камеры пыток. Да что камни! Сами орудия умерщвления трепетали перед достойным сыном Вождя!!!
... Не помогло.
– Подумать только!– взвился СерГриг.– Мне сказала "нет" какая-то дешёвая б...дь!!!
Багровеющее лицо Вождя скривилось гримасой недовольства. День, начинавшийся так хорошо, оказался безнадёжно испорчен.

... Старший Брат тщетно пытался залить вином вскрывшиеся гнойники подсознания, и чем больше он пил, тем больнее бросалась в него память осколками того, что он изо всех сил старался забыть...
... С детства Серёжа Михеев боялся жизни. Причиной тому – страх быть отвергнутым. За отвержением следует наказание. И этот страх отравлял всю его жизнь.
Корни детского страха уходили так глубоко, что СерГриг давным-давно оставил все попытки окончательно освободиться от постоянно гнетущего его беспокойства. Теперь-то Вождь знал, что был подкидышем – пытая мачеху и отчима, заставил их сказать правду о нём... Может, найди он хороших приёмных родителей – говорят, его собственные погибли в чудовищной авиакатастрофе, чему маленький Серёжа, впрочем, не верил,– и судьба всей Империи сложилась бы иначе: понимающие папа и мама могли бы, не издеваясь, ответить малышу на его вопросы... Вопросы необычные: почему он чувствует в себе странные и необъяснимые перемены; почему голоса умерших сотни лет назад людей – которых он знал лично!– воскрешают в его памяти события, которые, согласно здравому рассудку, просто не могли с ним происходить! И мальчик постоянно ждал появления тех, кто знает его; он ждал их приближения, а они не шли...
Медицина и бабки-знахарки оказались бессильны, а приёмные родители, нетерпеливые и недалёкого ума люди, потеряв надежду на излечение подкидыша, стали больно и жестоко его наказывать, чтобы только перестать слушать бредни воспалённого воображения мальчишки... Подвергаясь изощрённым экзекуциям, Серёжа обрёл первый опыт пыток... К боли физической добавлялась боль души. Серёжа чувствовал, что он отвергнут, нелюбим и никому не нужен. Он из чистоты души своей молчаливо кричал: "Зачем?! Я же люблю вас! Мама! Папа! Зачем..."
И жуткая боль в теле, и сдавленный в горле крик... Страх заплакать в голос – тут же ещё скакалкой или шлангом по спине приголубят.
Наказаниям Серёжа подвергался часто, и в редких случаях, когда мальчика не наказывали, для него наступал праздник... Только познав на себе, можно по-настоящему оценить всю "прелесть" выпавших на Серёжину долю пыток. А ведь его наказывали, помимо всего прочего, в присутствии младшего брата. Тот видел всё – видел Серёжины слёзы и унижение... и радовался его боли. Родители сделали так, чтобы родное дитя получало удовольствие от унижения приёмного, и всячески это подчёркивали. Например, если младший брат на прогулке упадёт и заплачет, старшего лупцевали нещадно – за то, что недоглядел. А где же за ребёнком доглядишь, когда сам ещё ребёнок?!
Постепенно маленький Серёжа возненавидел своё имя, ведь, если оно прозвучит, почти наверняка это означает приглашение на очередную порку. Наступило время, когда вместо "Сергей Григорьевич Михеев" заикающийся от страха мальчик смог произнести только "С-сер... Г-григ... Ми-михей..." От заикания впоследствии всё же удалось избавиться, но Серёжу стали раздражать длинные имяреки счастливых людей – его бесило счастье тех, кто способен был произнести имя друга и в ответ услышать своё.
... Серёжа не помнил, почему и как прекратились избиения. В один прекрасный для себя день он обнаружил, что родители ограничиваются моральным унижением, и счёл это за счастье. Однако мастерство душевного садизма отчима и мачехи день ото дня становилось всё совершенней и изощрённей, и спустя некоторое время Серёжа начал подумывать, что порой ему легче было бы вынести боль физическую, которую он научился терпеть, но родители его и пальцем тронуть не смели. А случилось вот что.
Серёжа никогда не имел своих игрушек, разве что младший брат отдаст ему свою, сломанную или просто надоевшую. И мечтой мальчишки был набор солдатиков, на который он любил подолгу смотреть сквозь толстое витринное стекло. Только разделяло Серёжу и его мечту нечто гораздо более толстое: чёрствость и скупость родителей, плюс безразличие к нему самому и его нуждам... И всё-таки Серёжа не терял надежды: случалось, ему везло найти на дороге копейку или пятачок, а однажды и вовсе сразу полтинник попался. Он уже накопил половину суммы, когда, на горе или на беду, судьба свела его с Максимкой.
Родители Максимки, любители выпить, не очень-то заботились о своих детях. Впервые Максимка и его младший брат Коля попробовали водки, когда им было десять и восемь лет соответственно. Вместе со старшей сестрой ходили они вечно немытые и нечесаные, и ободранные донельзя.
Максимка рано смекнул, как извлекать доход из разного рода знакомств, и, несмотря на свой юный возраст, довольно хорошо разбирался, кто, чего и сколько может ему дать, и соответственно распределял своё внимание к тем или иным детям по степени выгоды. А в десять лет Максимка провернул первую в своей жизни денежную аферу, причём была задействована довольно крупная для детей сумма.
Прознав о том, что пятеро мальчишек с его двора мечтают о наборе солдатиков, Максимка распустил слух, будто бы его мама работает на базе игрушек, и якобы у него, у Максимки, дома есть три набора, и мама может ещё принести, если он попросит. При этом юный аферист обещал каждому, кто захочет, добыть такой набор всего за три рубля (в магазине он стоил пять). Ребята сразу заинтересовались рассказом Максимки и попросились к нему в гости, поиграть солдатиками в войнушку. Маленький жулик, сославшись на строгость матери, заявил:
– Мне не зарешают в гости никого водить, чтобы не украли.
– Ну, так ты на улицу вынеси, мы здесь поиграем.
– Нельзя, они ещё в цылофане, и мамка хочет их продавать. Если вам надо, давайте по три рубля, я вам принесу.
У мальчишек загорелись глаза. Ещё бы, ведь каждый из них копил деньги : кто откладывал понемногу со школьных обедов, кто-то мог устоять перед соблазном и не купить мороженое, кому-то родители сами давали для накоплений. В то время на пять рублей можно было безбедно питаться целую неделю, поэтому пацанам представилось очень выгодным предложение Максимки, ведь сэкономленные два рубля – это шесть раз сходить в центральный кинотеатр или десять раз в простой, или купить тринадцать сливочных мороженых... Да мало ли чего можно купить на такие огромные деньги!
И вот затрещали копилки, и потёк к Максимке денежный поток. На следующий день о предложении лжеца услышал Серёжа и робко обратился к жулику с просьбой:
– А можно и мне... набор солдатиков?..
– А деньги у тебя есть?– пренебрежительно скосоворотился Максимка и сплюнул на асфальт.
– У меня есть два рубля восемьдесят девять копеек... Но ты, если хочешь, можешь любого из десяти солдатиков вытащить себе.
– Ладно, давай деньги.
Максимка сунул мелочь в карман, даже не считая. К чему себя лишний раз утруждать...
Прошло три дня, а никто из ребят не получил обещанного. Зато Максимка каждый день обжирался мороженым, набивал битком рот шоколадными конфетами и ни с кем при этом не делился:
– Мне мама не зарешает...
В конце третьего дня к Максимке направилась делегация.
– Ты чего нам солдатиков не отдаёшь?
– Да у меня ремонт начался, а шкаф к стене повернули. Дверки не открываются... вот я и не могу их достать оттуда. Вы подождите немного, пока ремонт кончится.
Дети приняли объяснение афериста на веру и решили подождать ещё дней пять – столько обычно длился ремонт в среднестатической квартире среднестатической семьи.
Однако к концу недели деньги у Максимки стали иссякать – то, что было им собрано, ушло, а жить на широкую ногу очень ему понравилось.
– Мама сказала, что набор будет продавать за три пятьдесят. Несите ещё по полтиннику, и завтра получите своих классных солдатиков.
Дети поверили опять и принесли Максимке деньги. Даже Серёжа, которому за пять минут до нового обещания Максимки посчастливилось найти юбилейный рубль.
– Ты мне был должен, помнишь?– Максимка повертел редкую монету в руках.– Только чичас у меня сдачи нет, завтра отдам. Видишь, одни полтинники?
– Хорошо,– согласился Серёжа: мальчик был счастлив, ведь уже завтра он будет играть солдатиками своей мечты!..
Естественно, что ни завтра, ни послезавтра, ни в любой последующий день никто так и не дождался от Максимки обещанного. И когда Серёжа понял, что его жестоко обманули, решил расквитаться с обидчиком. Он долго сидел у подъезда, дожидаясь, пока Максимка выйдет на улицу. Едва тот появился, Серёжа подошёл к нему, сжав кулаки:
– А ну, верни деньги!
– Если я чичас зайду домой, мама не зарешит выйти...– попытался выкрутиться Максимка.– Завтра...
– Чичас!– передразнил Максимку Серёжа.– Немедленно! Гони деньги, живо...
Серёжа не видел, что со спины приближаются его отчим и мачеха. А вот Максимка их увидел и начал гундосить, всхлипывая:
– Ну, чего ты ко мне пристал? А-а-а... Нету у меня денег! А-а-а!..
– А ну, гад, быстро деньги давай!– и Серёжа ударил Максимку поддых...
... И тут же был схвачен отчимом за шкирку.
Максимка загнулся и заверещал, изображая дикую боль.
– Ах ты, мерзавец, чем занимаешься!– отчим отвесил Серёже подзатыльник.– Ну, погоди, сейчас дома я с тобой разберусь...
... Серёжу жестоко избили. Так его никогда не били ни до, ни после. Весь в кровавых подтёках, он три дня лежал в забытьи и бредил.
– Нам ещё не хватало, чтобы он сдох,– зло процедила сквозь зубы мачеха.
Отчим подошёл к лежащему в беспамятстве Серёже и, нагнувшись над ним, со злостью прошипел:
– Вот, барана кусок! Все дети, как дети, а он...
... То, что произошло дальше, и явилось причиной прекращения телесных наказаний Серёжи, и даже под пытками и страхом смерти приёмные родители не рассказали Вождю о том, что случилось тогда у кровати избитого мальчика.
Не успел отчим закончить ругательство, как Серёжа вдруг резко сел на кровати и открыл глаза. Родителей сию же секунду взяла оторопь: зрачки приёмыша излучали недоброе сатанинское свечение. Мальчик схватил отчима за грудки и грубым мужским голосом произнёс:
– Как вы смеете, недостойные, так обращаться к Хранителю?!
В руках Серёжи появилась невиданная сила: отчим пытался вырваться, но не мог даже пошевелиться.
– Т-ты... к-кто?– испуганно заикаясь, прохрипел задыхающийся папаша.
– Я – Мулдрод! Просите пощады, ничтожества...
Родители от страха рта не могли раскрыть. Тогда Тот, Кем был тогда Серёжа, швырнул свою жертву, и отчим, пролетев два метра, шмякнулся об стену и без чувств сполз на пол.
– Просите пощады, ничтожества...– прошипел Мулдрод.– На колени...
Перепуганная насмерть мачеха рухнула на четвереньки, подползла к кровати и стала неистово лобызать руку мальчика:
– Повелитель... прости... пощади... не губи!..
... И вот после этого случая родители боялись и пальцем тронуть Серёжу, однако они не отказались от привычки морально втаптывать приёмыша в грязь...
Серёжа страдал, мучался, умолял приёмных родителей о пощаде, но в ответ слышал лишь: "Ты такой гадкий! Ты заставил нас волноваться! Мы будем любить тебя, если..."
МЫ БУДЕМ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ, ЕСЛИ...
Разве настоящая Любовь выдвигает условия?! Нет!!!
Но Серёжа, будучи маленьким ребёнком, не знал принципа беспричинности безусловной Любви. Он думал: "Если(!) я не буду делать, как мне велят(!), я буду отвергнут и наказан". Так, постепенно, чувство любви было заменено чувством страха быть отвергнутым; даже страх телесного наказания по сравнению с этим страхом – чушь собачья! Разве мало Серёжу пороли, просто так, потому что у родителей плохое настроение, а ему хотелось побегать, поорать, порезвиться, в общем, дать выплеснуться переполнявшей мальчонку энергии Любви, дающей жизнь ВСЕМУ и ВСЕМ...

... И вот теперь, будучи взрослым, СерГриг, как ему казалось, справедливо, воздавал всем по заслугам и обращался с людьми так, как они того достойны.
Подсознательно Вождь стремился к женщинам, но, встретившись, морально, а зачастую и физически, топтал и унижал их, потому что всякий раз боялся услышать: "Ты плохой, гадкий, и в твоём сердце нет любви! Твоя любовь – это страх быть отвергнутым, вот и наслаждайся своим чувством, урод".
Товарищ СерГриг недолго был женат. Получив сына, Вождь дождался прекращения кормления малыша грудью – Ему хотелось, чтобы сын вырос крепким и здоровым – и отдал распоряжение растворить жену в кислоте. Заживо. И наблюдал за процессом с удовольствием: СерГриг ненавидел жену за её упрёки в том, что он слишком часто подолгу задерживается на работе, а иногда вообще не приходит домой ночевать... Дура! С таким трудом добытую ВЛАСТЬ разве можно променять на женщину, каких – миллиарды?!! Затем, припомнив унижения, Вождь разделался с отчимом и мачехой их же оружием: кормил их пересоленным рисом, с каждым днём давая всё меньше воды, и наблюдал, как они сначала лишились рассудка, а затем и человеческого облика. В таком состоянии СерГриг и оставил их доживать свой век...
Вождю (как всякому мужчине, наверное), хотелось душевной близости и женского тепла, но он боялся себе в этом признаться, ведь обстоятельства всей его теперешней жизни словно кричали с издёвкой: "Все только будут рады, когда ты умрёшь! Ты никому не нужен..."
... Шло время, и под толстым слоем ненависти забылась та Любовь, которая текла когда-то из Серёжиного чистого сердца ПРОСТО ТАК, без всяких условий. Он разучился любить и начал искать возможности избегать наказания, избегать СТРАХА. Сергей Григорьевич преуспел в своём умении настолько, что, когда младший брат Алексей пробил дорогу к вершинам Власти, сумел, сплетя сеть интриг, перехватить инициативу и захватить трон.
И что теперь?! Сидя на престоле, теперь Вождь сам мог наказывать кого угодно и заставить кого угодно трепетать от страха, но он не мог найти нечто, что, как ему казалось, безвозвратно утеряно. СерГриг искал, но раз за разом повторялось одно и то же... Он не заметил, как страх быть отвергнутым, а значит, нелюбимым, смертельным ядом расползся по всему его существу, и невыносимую боль этой отравы притупляло лишь одно – НАСЛАЖДЕНИЕ УБИВАТЬ.

* * *