ЖУРНАЛИСТСКИЕ ПОКЛЯПОСТИ
(А вот был ещё случай…)

Как я попал на гауптвахту


В начале 60-х годов, с образованием 7 классов, я служил в ракетных войсках. Числился на должности писаря, но все три с половиной года выполнял в части обязанности заведующего клубом (фактически на этой должности был капитан), художника-оформителя, киномеханика, механика радиоузла и фотографа. Одновременно пытался сочинять очерки о сослуживцах для большой газеты военного округа.

И вот однажды по какой-то причине в части разразился скандал: «Почему блатной Маленёв не ходит в наряд как другие?». И тут же меня отправили первый раз в наряд – охранять снятые с вооружения пушки, которые были заменены зенитными ракетами. (Такой ракетой майор Воронов сбил американского шпиона Пауэрса).

Пушки были закрыты парусиновыми тентами, на которых можно было лежать как в гамаке. Я и лёг. А проснулся, когда мой карабин Симонова оказался уже в руках у разводящего.

Отправили меня на 10 суток «на губу». Потом пришло письмо из окружной газеты: «За проявленный проступок Вы лишаетесь права печататься в нашей боевой газете».

Однако с гауптвахты меня освободили через три дня. Оказалось, вот что… Уже на носу был праздник Великого Октября, и необходимо было написать лозунги; воинская часть оставалась без радиопропаганды, так как некому было обслуживать радиоузел (включать трансляцию в 6 утра), да и клуб оставался на замке, и солдатам негде было посмотреть кино и поиграть в биллиард. К тому же на высокой сопке задержали какого-то человека с фотоаппаратом, и нужно было срочно проявить плёнку (так и оказалось потом: была сфотографирована наша ракетная часть).

Таким образом, я вернулся к своим прежним обязанностям, без нарядов. И между делом выполнил просьбу командира части (его любимое выражение на построениях было: «Буду выжигать калёным железом!») – сделал копию с картины какого-то средневекового голландца – натюрморт с дичью и лимонами (уж не помню). И дали мне лычку ефрейтора и отпуск домой.

Через два месяца редактор газеты прислал мне письмо с заданием – написать о марш-броске ракетчиков нашей части в пустыню Гоби (это было время Карибского кризиса).


Доярка «испрокудилась»


В середине 60-х годов в редакции районно-городской (город древнее Москвы) газеты работал фотокорреспондент Н.С. А поскольку в ту пору раздрыганную «Победу» выдавали сельхоз-корреспондентам и фотокору на поездку по бездорожьям в колхозы раз-два в месяц, то Н.С. делал в колхозах фотографии на большой запас. И когда нужно было ставить фотоснимок в очередной номер, фотокор садился к телефону и вызванивал нужный колхоз. Всегда неизменным был при этом его вопрос: «Скажите, доярка N у вас ещё работает? Не испрокудилась ещё? Всё нормально, да?».

Но однажды Н.С. дозвониться до нужного адреса не смог (что-то случилось на линии) и на свой страх и риск отправил в номер газеты свой снимок без проверки с трафаретной подписью: доярка такая-то, надаивает столько-то от каждой коровы, общительна с подругами.

И надо же было такому случиться! На другой день звонят из данного колхоза и без подвоха благодарят редактора газеты: «Спасибо, что вы на 40-й день после смерти вспомнили нашу заслуженную доярку!».


«Е.Булычева»

В советское время в редакции горгазеты была установлена ставка гонорара за фотоснимок в 1 рубль. К окладу в 90 рублей рядового корреспондента или фотокора 10-30 рублей гонорара за месяц для фотокора это была неплохая прибавка.

Но в редакции была нездоровая конкуренция – штатного фотокора и нештатного - Евдокии Булычевой, жены зам. редактора - которая подписывалась под снимками как «Е.Булычева» (в действительности её фамилия была БулычЁва, но в то время буква «ё» в печати не употреблялась по вине Хрущёва). Штатного фотокора отжимали от публикаций и чаще ставили снимки «Е.Булычевой».

Пока я был нештатным корреспондентом, то наблюдал за данным положением «издаля». Но когда меня взяли в штат, то я, возмущённый несправедливостью по отношению к штатному фотокору, однажды произнёс её фамилию с присоединением первой буквы, то есть инициала «Е». Таким образом фамилия, начинающаяся с буквы «Е», стала очень неблагозвучной, отчего мужская часть сотрудников стала произносить фамилию «ЕБулычевой» с нескрываемым удовольствием.

Узнав об этом, жена зам. редактора стала подписываться под снимками по-другому: «Евд. Булычева».


Эх, «Вася»!

Однажды областной газете потребовалось уточнить для печати техническую деталь производства на одном крупном предприятии. Я звоню в приёмную, долго не берут трубку. Вдруг слышу в трубке:

- Да, Вася Мазов. Слушаю.

- Вася, ты кто? Мне нужен директор!

На том конце провода трубку бросили.

Оказалось, что фамилия директора была Васемазов, чего я тогда ещё не знал и на слух воспринял отзыв директора как раздельные имя и фамилию. Пришлось лично идти на предприятие и извиняться.


«Кадры решают всё!»


А в этой редакции многих, если не всех без исключения, журналистов обучал тонкостям профессии заместитель редактора Георгий Н., отдавший своей профессии и данной газете всю свою жизнь до самых седин. И, разумеется, он пользовался у нас абсолютным авторитетом и уважением.

Но однажды, без какого-либо объяснения, в редакции появился неизвестный человек. Редактор, походя, буркнул сотрудникам: «Назначен к нам заместителем редактора». Как же так? У нас никуда не делся Георгий Н. Но каждое утро новичок появлялся в редакции и молча притуливался сбоку моего стола. Формально получалось в редакции два заместителя редактора.

Корреспондент партотдела нашей газеты принёс из горкома КПСС такое известие: этого новичка, бывшего в каком-то городе секретарём горкома партии, «прокатили» на выборах и теперь пристроили родного партийца к нам в редакцию. Ни один человек его у нас не принял.

Через неделю нашего учителя, профессионала, Георгия Н., десятки своих лет отдавшего газете со дня её основания, по-хамски уволили на том основании, что у него не было высшего образования (меня в начале журналистских шагов взяли в другой газете даже с семилеткой). Новый, непрофессионал, был с высшим образованием, но написать не умел самой простой заметки, и мне приходилось их переписывать заново. Недели через две, помня анекдот о юнге, которому велели наточить якорь, я ему по своей должности вежливо приказал: «Сходите, пожалуйста, в типографию и принесите линотип для очередного номера». Вернувшись, он смотрел на всех исподлобья; изрыгает мне: «Я вам запомню!».

Линотипа из типографии мне он так и не принёс, потому что линотип – это сложный громоздкий станок для отливки набора целыми металлическими строками, какими в ту пору пользовались все газеты без исключения. Об этом новый заместитель редактора не имел понятия.

Отомстить мне отставной партиец не успел, потому что меня через обком партии тогда же пригласили на работу в другую область.


«Тады алё!»

Время 16-45. Время ещё рабочее, и я надеюсь уточнить одну деталь, чтобы с утра отправить исправленный материал в очередной номер. Звоню в очень важное учреждение. Отвечает женщина скороговоркой «Никого нет!» и кладёт трубку.

Раз уж никого нет, ещё в рабочее время, то я звоню снова, чтобы предупредить о необходимости утреннего звонка, но слышу всё то же и не успеваю вставить слово.

Тогда я кручу диск телефона в третий раз и, чтобы опередить женщину, мгновенно выпаливаю: «Это из редакции газеты!». И вдруг слышу в ответ: «Из газеты-ы? А-а-а… Ну, тады алё, тады алё».

После этого дежурная или уборщица меня выслушала и записала, что требовалось газете.


«Балалайка» или «Мандолина»?

Меня уже в редакции предупреждали: «Третий секретарь горкома (по идеологии) на тебя года два зуб держит за то, что ты её балалайкой называешь!». (Кто-то уже доложил. Но, действительно, нельзя же в редакции проводить беседы по калькам выступлений, предназначенных для производственных коллективов. Вот у меня и вырвалось однажды – «Мандолина!», но кто-то перепутал с балалайкой).

И вот, видимо, срок подошёл – канун XXVII съезда КПСС. К нам пришла она, Александра Васильевна, рассказать, что это такое. И начала снова примитивно, примерно такими же словами, как говорил персонаж Пуговкина 15-суточному алкоголику в известной кинокомедии о Шурике: «Когда космические корабли бороздят…». Когда я отвлёкся и перевёл взгляд на статью, которую держал в руках, чтобы выправить и отдать в набор, партсекретарша уязвила:

- У вас тут только Маленёв всё знает о партсъезде. Может, Вы нам и споёте, Павел Артемьевич, если я балалайка!», - вырвалось у неё, видимо, накипевшее.

Я отнекиваться не стал, только уточнил:

- Я не говорил, «балалайка». Кто-то переврал. Я сказал «мандолина».

После этих моих слов Александра Васильевна вспыхнула, не закончив доклад, закрыла папку и молча вышла. Надо отдать ей должное: я не замечал преследований с её стороны. Но, возможно, потому что должность, которую я занимал, может занять не каждый пишущий журналист, а с многолетней специфической практикой.


Журналиста подвёл Генсек Компартии США

Однажды один из крупнейших в Советском Союзе заводов, численностью работающих более 30 тысяч, посетил Генеральный секретарь Коммунистической партии США (CPUSA) Гэс Холл. Редактором газеты, издававшейся на данном заводе, был мой хороший знакомый А.И.

Во время вёрстки газетного сообщения о важном для коллектива завода событии в типографском наборе одна отлитая металлическая строка со словом «Холл» у метранпажа потерялась. К сожалению, она оказалась концевой! И текст заканчивался в опубликованной информации словом «Гес» (в то время эта фамилия писалась как через «е», так и через «э»). И у многих читателей непроизвольно возникала ассоциация с кровавым соратником Гитлера Рудольфом Гессом. Скандал!

Журналиста спас от раздачи высокопоставленный знакомый партийный работник.


Как журналиста украли

Нормальный был журналист в этом старинном городе, на правом берегу Волги, – заведующий промышленным отделом газеты В.Н. Молодой, полный. Он не мог прожить без стакана ни одного дня. И бзик у него был такой: выпивал не днём. Покупал четвертинку водки на ночь, ночью вставал и выпивал.

Тут необходимо сказать, что в городе был полузаброшенный, запущенный парк, в котором с давних, ещё послевоенных, времён стояли огромные, высоченные, гипсовые изваяния женщин в купальниках и с вёслами.

Однажды мы пришли на работу, а В.Н. нет. Вскоре звонят к нам в редакцию из одного медицинского учреждения и просят прийти к ним родственников В.Н. Поясняют: «Журналист В.Н. в 4 часа утра влез на женщину с веслом и полчаса, как муэдзин на минарете мечети, оглашал город криком «Меня украли!».

Как оказалось, его смогли снять с плеча женщины только пожарники с помощью своей лестницы, а как он забрался туда сам при своей тучной комплекции – осталось загадкой даже для пожарников.

(Рис. из свободного доступа).