Хочу извиниться, что мой рассказ не вполне соответствует случившемуся. В жизни голые впечатления, а здесь присутствуют мысли, с линии сюжета сбивают. Трудно и там, и здесь, особый талант нужен, а где взять? Вещь редкая, потому одно беспокойство, а пользы - почти никогда.
«Борюся» - так меня единственная жена называла, а я дурак стеснялся. Сейчас бы не застеснялся, лишь бы любила. А тогда конечно сглупил, думал «всё ещё будет». Как скажет милая «Борюся», так меня и передёрнет, - по настоящему-то я Тихон.
Знакомые хихикали, мне и это не по нраву. Стал над собой работать, чтобы к жизни спокойнее относиться. А тут новые новости. Пришло анонимное письмо от рыжего одноклассника, где он сообщал факты, что милая моя с нашим физруком, Борисом Ивановичем, встречается и время проводит. Мне бы не обращать внимания на идиотов, тем более рыжих, а я после каждого «Борюсика» цепенел, во мне жизнь прекращалась. Как представлю, что в соревновании надо участвовать - ничего делать не могу, ни на что не способен становлюсь. Какая женщина стерпит. Дошёл до того, что стихи стал почитывать, а над некоторыми мог и всплакнуть:
Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить.
Мне бы собаку, побольше которая, чтобы она Борису Ивановичу ногу отъела.
В тот день освободили с работы досрочно. Рядом что-то рыли, сломали электричество, а у нас без света ничего не происходит, даже днём. Иду, радостный такой, сейчас, думаю, незаметно подкрадусь и скажу что-нибудь ласковое.
Дверь хорошо открыл, неслышно. На кухне никого, на столе коньяк и зефир в шоколаде. Вернее, самого зефира уже нет, но пустая коробка пахнет. А коньяка оставалось. Выпил весь, не из желания выпил, для смеха.
Как человек неприспособленный к алкоголю, здорово захмелел, не могу понять куда. Шарюсь по квартире, о тапочки запинаюсь. Две комнаты прошёл - никого. Ещё две - никого. Ещё сколько-то - прежнее отсутствие живых людей. Вспомнил, что в квартире всего две комнаты, оторопел, в небо гляжу, чтобы по звёздам... Узнал потолок, догадался, что в коридоре плутаю. Намочил голову, двигаюсь дальше.
В гостиной никого, в спальне телевизор музыку показывает. Крадусь, дверь головой открыл, как умные собаки делают. А диван высокий, с пола не видно, что там, где ноги лежат, где голова находится. Нога необходимее, чтобы за пяточку тихонько куснуть, соответственно настроению шутливой грубости.
Увидел, стал примеряться, а нога чужая. Во-первых, размер не тот, во-вторых, очень большая, в-третьих - ну совсем не такая (размер не тот). Я почти всё понимал, а что делать, чтобы соответствовать заявленному образу, не соображу. Коньяк мозг тормозит, движению мысли не способствует.
Они меня сначала не видели, а я их видел отчётливо. Но потом меня заметили, а я сделал вид, что не видел их отчётливо, пока меня не замечали. Это нарочно, иначе мне, как «жентельмену», нужно было обоих без промедления задушить.
Молчим, пауза как в театре. Нужно слово молвить, а я всё ещё на четвереньках. Нашёл точку опоры, смотрю сверху, гордо и неприветливо, как буревестник, реплику придумываю.
«И ты Брут?», - цитату вспомнил. Замерли. Как назло, в голову больше ничего не приходит. «Молилась ли ты на ночь?» Он в смятении, она в ужасе. «Этого не забудут», - подумал и ударился обо что-то лицом.
Получился маленький антракт, и нить сюжета слегка потерялась. Про что первое действие? Делают вид, что только пришли. Знаю, что обман, но подробностей не вспомню. То ли топор искать, то ли анекдот рассказывать. Решил говорить околесицу, как сумасшедший Гамлет.
«А что у вас душно, как в спортзале?» Он молчит, она смотрит, я на полу запонку ищу, хотя у меня все рубашки на пуговицах. Аплодисментам дал утихнуть, и снова. «Как приятно прийти с работы, усталым...»
Тут ведь не сами слова важны, а как их произнести. Артист скажет «кушать подано», а у зрителей слёзы на глазах. Я от выпитого в ударе был, собственный голос слышал, поражался загадочной глубиной гласных и зловещей красотой шипящих.
Она молчит, он смотрит, я на потолке трещину ищу и не нахожу, а она есть. Оставалась последняя фраза и занавес. А у меня творческий кризис: паузу держать не могу, лицо сводит. Артисты про такое говорят «зажим». Почти закричал: «Пошли вон дураки!».
Тут Борис Иванович начинает хохотать, а у милой моей так почти истерика. И вот сижу я на полу в этом дурдоме, единственный вменяемый, а в телевизоре начинается передача познавательная про чудеса магии, третий глаз, четвёртое измерение и прочее. Я в теме, с детства обожаю, книг две полки насобирал. Захотелось послушать. Пробираюсь поближе, прислоняюсь к высокой диванной спинке и, под убедительный рассказ матёрого экстрасенса, благополучно засыпаю...
Если бы в тот злосчастный день не выгнал всех вон, если бы нашёл слова человеческие, не подтолкнул к дальнейшему непоправимому. Чего я добился этой выходкой, нетактичным своим поведением?
Борюся и жена моя бывшая ни от кого не прячутся, живут в нашей квартире. Свою он детям оставил, благородный, сволочь. Временно перебиваюсь в пригороде, товарищ пустил на летнюю дачу, но к зиме обещали комнату в общежитии.
Зато теперь, претерпев от судьбы, находясь в перманентной печали, имею стартовый капитал и надёжную предпосылку для написания «шедевральной» книги. Готова половина первой главы, вернее половина половины, но все, кто читал говорят, что текст очень силён.
И вот сижу я на чужой веранде, глядя через расколотое окно в осенний сад, и думаю простую такую мысль: «Как же мне повезло и достоин ли я такого счастья?»