Свидетельство о публикации №2804200476

Настоящим свидетельствуем, что литературное произведение с названием «Француз» было опубликовано на сервере Проза.ру 20 апреля 2008 года. Автор литературного произведения, в соответствии с тем, как было указано при публикации - Николай Губин, Олег Губин.

Адрес интернет-публикации: http://www.proza.ru/texts/2008/04/20/476.html
Публикация литературного произведения на сервере Проза.ру была осуществлена на основании издательского договора, который заключили Губин Николай Иннокентьевич и ООО «Литературный клуб». Сервер Проза.ру является зарегистрированным электронным средством массовой информации, свидетельство о регистрации №77-26765 от 29.12.2006. Авторские права на опубликованное литературное произведение охраняются законодательством Российской Федерации.
Единый номер депонирования литературного произведения в реестре Российского Литературного клуба: 2804200476.


Генеральный директор
ООО "Литературный клуб"

Д.В.Кравчук
20 апреля 2008 г.

________________________________________
данное свидетельство действует в электронной форме, распечатывать его не обязательно
________________________________________

Приложение к Свидетельству о публикации №2804200476 от 20 апреля 2008 – текст опубликованного произведения в первоначальной редакции
Француз
Командировка закончилась, и Данилушкин, выигрывая лишние сутки в Москве, решил подскочить до Лейпцига самолетом. Рейс был удобный, и это позволяло нормально позавтракать, сделать последние дела, и спокойно собрать немудреный командировочный чемодан. И все же звонок диспетчера таксопарка прогремел как гром с ясного неба. Данилушкин засуетился, занервничал, боясь чего-нибудь позабыть, но к подъехавшей машине поспел вовремя. Водитель, спортивного вида паренек, поинтересовался, куда ехать, и бежевая и Волга" с шашечками на борту стремительно понеслась в международный аэропорт Шереметьево -2. Данилушкин по военной привычке спать "про запас" где только возможно, быстро задремал, и не сразу сообразил, о чем спрашивает таксист. А когда понял, стал отвечать с торопливой учтивостью, боясь показаться невежливым.
- В Берлин?
- Нет, в Лейпциг, а оттуда уже поездом, до Наумбурга. Не бывали там?
- Это где соборов красивых много? Нет, но пару раз проезжал из Франкфурта. Красиво там. Как на картинке или в кино.
- Это точно, - обрадовался Данилушкин осведомленности попутчика, Красивее города в Германии я не видел, сплошная красота, брат.
- Работаете там?
- Служу в армии, я - военный.
- Я тоже за границей служил, да только в чужой армии, во французской,
улыбнулся паренек, - целых три года отбарабанил.
- Кепи-блан?
- Они, родные, они.
- Ну и как впечатления?
- Одна реклама, что крутые, а на деле с ВДВ не сравнить, не потянут.
- Что так критично?
- На своей шкуре испытал, вот и критикую, все же до корсиканского парашютиста дослужился. Теперь лапши на уши не навешаешь.
- А чего занесло-то к ним?
- Да по дурости, по молодости. Мир повидать хотелось, деньжат подзаработать, и себя на вшивость проверить тяга была. Вот и прыгнул за борт в Марселе. Оставил записку, чтобы не искали, сам мол объявлюсь, да в одной робе и маханул. Взял только документы да деньги в вакуумном пакете, чтобы не намокли, и поплыл себе к берегу. Туман был сильный, успел уплыть далеко, пока морская полиция не выловила. Сказал, что пьяный за борт выпал, поверили! Они всему верят, ну а когда отпустили в консульство, я и вербанулся.
- Лихо! - искренне восхитился Данилушкин. - Ну и как служба-то у них? У легионеров-то? Небось, большие деньги заколачивают?
- С парашютом напрыгался, под водой наплавался, в Африке повстанцев погонял, в Южной Америке по джунглям набегался всласть, - усмехнулся парень, - а вот денег за три года еле на джип набежало, и то на подержанный. А вообще-то служба у них поганая, чуть что - сразу штраф,
а то и военная полиция нагрянет, а с ней шутки плохи!
- Так и у нас патрули кругом,- парень показался интересным и Данилушкин решил его разговорить, - и почти все - комендантские, тоже не подарок.
- Это не то, - отмахнулся таксист, - там у военной полиции права крутые, особенно в колониях. Так дубинкой отделают, мало не покажется! Это - если хам, а вообще-то у них все на деньгах держится, - рассудительно добавил парень и надолго замолчал.
- Да. Богатая у вас биография, - еще раз осторожно закинул удочку Данилушкин, - поди есть что вспомнить с друзьями-то под рюмочку?
- Вспомнить, да вздрогнуть!- снова улыбнулся парень. Я ведь кроме
легиона еще многое успел перепробовать в своей жизни. Вот говорят,
мол, большой спорт - это деньги и слава. Проверил. Брехня. Это травмы, безденежье, и постоянный поиск спонсора. Или вот рэкет, к примеру. Тоже вранье, мол, смелые и богатые! Сам работал с ними. Это толпа трусов, которые спихивают все друг на друга, и по бедности пьют
в долг, говоря, что им платить западло. Даже в тюрьме посидеть пришлось. Вонь, грязь, зимой - холодно, летом - жара и дизентерия. Никакой тебе воровской романтики - одна проза. Вот разве перегон машин чуть по душе пришелся, так это оттого, что дорогу люблю. А кто не любит, так ему это язва, геморрой, красные глаза, гаишники с бездонными карманами, проколотые шины и боли в пояснице. Такие вот воспоминания. Если кому рассказать из умных людей - книжку писать можно. Я вот и сам пробовал. Две тетради толстых искарябал, а начнешь читать - ерунда какая-то выходит. Не жизнь, а сплошная дурость. Может, таланта нет? Вожу вот тетради с собой в бардачке, может когда - нибудь кого из писателей повезу, так отдам в дело. Не хочу, чтобы на эту удочку еще русские пацаны попадались. Головы-то вон как морочат! Телевизора не включить, газеты в руки не взять - сплошное вранье и оболванивание.
- Так в чем же дело? - почуял удачу Данилушкин, - давайте мне, я - писатель. Хоть и не знаменитость, однако печатаюсь часто. Вот, возьмите на память о нашей встрече, - и он подписал свою последнюю книжку размашистым почерком: " На память от автора".
Парень чуточку притормозил машину и повернулся, наблюдая за происходящим через плечо. Поблагодарил, взял книжку и положил ее на сиденье рядом с собой.
- Сегодня же и прочитаю. Иногда без работы долго стоять приходится.
- Думаю, вам понравится, там многое из того, о чем вы говорили, есть.
И о судьбе русских пареньков тоже. Так что читайте себе, когда свободное время будет.
В аэропорту парень открыл бардачок, достал из него две общих тетради по восемьдесят листов каждая, и, вздохнув, передал их Данилушкину.
- Я тут всю правду, без утайки написал, - смущенно добавил он, так что материал вполне жизненный. А если не понравится, так отдайте любому таксисту, скажите – Французу. Мне обязательно передадут.
- Поглядим, посмотрим, подумаем, - отозвался Данилушкин рассеяно. Мысли его были уже далеко, в предстоящих хлопотах по таможне и паспортному контролю. Сунув тетради в карман, он торопливо попрощался с таксистом, и тут же был проглочен автоматическими дверями аэровокзала.
В самолете, мысленно описав далекую панораму утренней Москвы, он вспомнил про тетради. Раскрыл одну, и уже не мог оторваться до конца рейса. По существу это была банальная история, каких вокруг хоть пруд пруди, но было в тексте что-то особое, подкупающее откровенностью суждений, пусть и ошибочных, какая - то строгость, беспощадная к себе и к окружающим.
" Надо же, сколько воли у паренька! Прямо железный характер…"- думал Данилушкин, проходя Лейпцигскую таможню. В другое время он обязательно запомнил бы все подробности этой процедуры, но сейчас его уже ничто не занимало, и переезд на железнодорожный вокзал прошел почти машинально. Тетради не давали покоя, жгли карман, и он едва дождался нужного поезда. Устроившись в шестиместном купе за небольшим столиком, он снова достал рукопись, и принялся читать уже основательно, не торопясь и не отрываясь на виды за окном, которые знал почти наизусть. К Наумбургу Данилушкин уже вполне освоил материал, и по давней привычке засунул тетради на дно чемодана «на отлежку».
Служебная суета, закрутившая Данилушкина буквально на другой же день, так и не смогла вытеснить из его мыслей простенькие записки московского таксиста, проникшие своей искренностью в самое его существо. Выждав недельку, Данилушкин принялся за обработку материала, стараясь делать это как можно бережнее. Сохранил нетронутыми немудреные вирши и форму записок, сохранил авторский стиль диалогов, и даже оставил без изменения всю ненормативную лексику, резонно рассудив, что всегда успеет от нее избавиться.
И вот что из этого вышло.

Тетрадь первая.

Лагерь легионеров уютно расположился на пологом склоне горы в том месте, где густые заросли плотным ковром накрывали землю, служа отличной маскировкой и надежной защитой от палящего солнца. Слой ветвей и листвы был настолько густым, что солнечный свет абсолютно не проникал к основанию деревьев, и легионеры, зацепив пуанчо под кронами, удачно решили сразу три проблемы. Во-первых, отпала необходимость ставить палатки, во вторых - надежно обеспечивался обзор местности, и в третьих - под прикрытием множества веток вполне можно было обойтись без рытья окопов.
Скрытый наблюдательный пункт разведчики соорудили чуть поодаль, там, где была хорошо видна стекающая на дно горного ущелья извилистая тропа. Именно здесь по заданию командования и должны были фиксироваться все перемещения повстанцев, давно превратившихся в вооруженных до зубов головорезов. Обязанности наблюдателей были просты: заступая на пост, легионеры внимательно следили за поведением людей внизу у реки. Если там начиналось движение по склону вверх, его просто пресекали несколькими очередями, отбивая охоту к продолжению подъема. Если же предпринималась попытка штурма - часовые немедленно поднимали по тревоге весь лагерь, и тогда сверху на атакующих проливался настоящий свинцовый дождь.
Кто были те люди у реки, и зачем им нужно было пройти именно здесь, знать было необязательно. Будь то торговцы оружием, пытающиеся доставить контрабандный товар повстанцам, или сами повстанцы, осуществляющие очередную военную операцию, - легионеры действовали всегда одинаково. Перед ними стояла определенная задача, и они выполняли ее без лишних вопросов.
На пост обычно заступали вдвоем, и пары легионеров обязательно составлялись сержантом с учетом психологической совместимости.
Русский всегда попадал в напарники к русскому, негр – к негру, а таитянец – к таитянцу. Сегодня сержант выбрал русскую пару, и это означало, что бандиты у реки затевали что-то серьезное.
…Игореша посмотрел сквозь листву на затянутое тучами небо, и принялся окапывать свой спальник канавками для стока воды.
Он знал: в дождик вода, устремившись по склону, может за одну минуту промочить спальный мешок. Мучайся потом, сушись!
Рядом расположился Витек, внимательно поглядывая в бинокль на людей у реки. Перед ним на походной горелке варился чай из свежих листиков, которые он уже успел где-то насобирать.
Игорь насмешливо посмотрел на него.
- Не боишься травануться снова?
- Нет, я научился отличать ядовитую листву от нужной.
- Это как?
- Не нужно брать старые листики, растущие у основания, и те, что находятся в тени. В них весь яд. А вот молоденькие, нежно-зеленые, они и есть самое ценное.
- Я смотрю, ты прямо влюбился в эти кусты. Сколько раз уже травился?
- Пять раз, но прикинь. Когда под капельницей лежал, там меня совсем другой приход плющил. Я духов видел. Конкретных таких, как шаманы. С ними говорить можно и хвалить, а вот ругать их нельзя, а то к себе заберут.
- Плотно ты на эту дрянь подсел. Мозг скоро совсем жидким у тебя станет.
- Да ладно тебе. Местные с рождения эту парашу пьют и все живые.
- Ну, они-то пьют ее только два раза в год: весной, когда у духов просят урожай, и осенью, когда благодарят. И все равно половина из них потом на тяжелую наркоту садится, да так, что за дозу родную мать могут продать. Так же кончить хочешь?
- Да ладно тебе. Это так, баловство. Спрыгну, когда край почувствую.
- Ага, так всем кажется. Лучше бы окопался как я, больше пользы для здоровья!
Витек отмахнулся, и продолжил следить за противником, помешивая в кружке свое варево.
Ближе к вечеру бандиты предприняли разведку боем, а с наступлением темноты началась основная операция.
Чувствуя, как возрастает нервное напряжение, Игореша сделал несколько больших глотков варева из кружки Витька. Действие почувствовал сразу: настроение резко взлетело, а чувство самосохранения обострилось до звериного. В темноте он безошибочно ощущал откуда целится в него стрелок, опережал его выстрел на несколько мгновений своим, и быстро менял позицию. Внутри у него что-то радостно пело: «я неуязвим, я супермен, я бог», и музыка ночного боя казалась ему прекрасной. Рядом в таком же состоянии лупил из своего ФАМАСа Витек, напевая французский военный марш.
Вдруг стрельба резко прекратилась, над ущельем повисла зловещая тишина, и стало ясно, что неприятель готовится к последнему броску. Игорь мгновенно решил действовать на опережение. Вытащив две гранаты, он точно бросил их в ложбину, в которой бандиты готовились к атаке. Послышались проклятья и стоны, и бандиты стали беспорядочно отступать. Окрыленные, Игореша с Витьком не жалели патронов, парой работая на звук.
Из–за туч вышла большая круглая луна, ущелье осветилось, и отрабатывать доступные цели стало легче. Наконец, прибыло подкрепление, и лавина огня смела наступавших на самое дно ущелья. Бой стал утихать.
Вернувшись в лагерь, легионеры занялись своими делами. Кто-то чистил оружие, кто-то приводил в порядок одежду, кто-то ковырялся в аптечке, а Игорь с Витьком решили устроить себе торжественный ужин. Разогревая на газовых горелках спагетти в консервных банках, парни весело болтали, обсуждая прошедший бой.
Подошел сержант в сопровождении капрала, и коротко спросил Игорька.
- Ты гранаты бросил?
- Да, мой сержант – ответил Игорь, встав с земли.
Сержант достал из подсумка две гранаты, протянул их ему и добавил.
- Вы хорошие легионеры.
- Да мой сержант, мы же русские.
Проводив оловянным взглядом начальство, Игореша с Витьком весело стукнулись ладонями, чокнулись фляжками и приступили к еде. Больше всего их радовал тот факт, что за эту акцию им на счета ляжет приличная дополнительная сумма «за боевые».
После ужина Витек крепко уснул, но Игорю не спалось. Варево Витька продолжало свое действие, и мысли странным образом рифмовались сами собой, превращаясь в стихотворные строчки. Он принялся их записывать, и за этим занятием ночь пролетела незаметно.
Утром снова подошла очередь заступать на дежурство, и друзья в сопровождении капрала отправились в караул. Едва приступили к смене, бандиты снова предприняли попытку взойти на гору. Однако капрал легко отбил атаку силами двух караулов и увел сменившихся в лагерь.
Через десять минут начался методичный обстрел поста со стороны реки, и легионерам приходилось часто менять позицию. Наблюдая, как пули крошат камни укрепительного сооружения, Витек философски прокомментировал:
- Вот так они и воюют с камнями всю жизнь, папуасы тупоголовые. Куда им до русского легионера, а Игореша?
Игорь презрительно сплюнул, и тема иссякла.
Разогретый в крови опасностью сок варева стал действовать с прежней силой, и легионеры,потеряв страх, вообще перестали контролировать ситуацию.
Когда в секторе Игореши была предпринята новая попытка прорыва, он даже не заметил этого, обдумывая очередную поэтическую строфу. И только когда послышался шорох шагов по камням, он машинально крикнул:
- Альт, ту ла! Ки ву ала? (Стой, кто идет?)
Привычного насмешливого ответа, смачно сдобренного армейскими ругательствами, не последовало, и Игорь понял, что к нему приближается враг. Не высовываясь из укрытия, он поднял над бруствером автомат, и поводил по горизонтали изрыгающим смерть стволом, после чего тут же скрытно сменил позицию.
В то место, откуда он стрелял, прилетела граната и громким взрывом известила Игоря о том, что нападающий жив и здоров, и что его устрашающая стрельба оказалась напрасной. Враз ощутив проснувшийся азарт охотника, Игореша достал гранату и удачно метнул ее в сторону предполагаемого противника. Артиллерийская дуэль завершилась победой, и он торжествующе зарычал хриплыми ругательствами. В этот момент появилось подкрепление, вызванное Виктором по рации, и очередная атака неприятеля была отбита.
Вечером сержант собрал весь личный состав и велел сложить боеприпасы перед строем на плащ - палатку. Пересчитав патроны, он поровну поделил их между легионерами, после чего всех снова распустили. Игорю с Витьком досталось всего по три штуки тяжелых, тускло поблескивающих «маслят». Игорек сел у своего спальника и стал загонять свои три патрона в магазин. Рядом сел Витек и достал фляжку.
- На, глотни.
- Нет уж спасибо. Мне вчера хватило этого прихода. Чуть атаку не проворонил.
- А!! Теперь понятно, почему ты подмогу не вызвал.
- Торкнуло вообще конкретно.
- Уснул что ли?
- Неа, не поверишь, стихи писал.
- Да ну? Изобрази, что получилось.
- Так, ерунда. Я же под кайфом был.
- Ну и че, я вот щас глоток сделаю, и мне твой стих в кайф будет.
Игорь достал блокнот и с чувством принялся за чтение.

Посидим, пацаны, побазарим,
Вставив в зубы последний бычок,
Будет бой, и мы снова оставим,
На щеках недобритый пушок,

Дождь ручьем, мы промокли до нитки,
От усталости валимся с ног,
И грызем шоколадные плитки,
Набираемся сил для дорог,

Нам плевать! Пусть все катится к черту!
Чтоб скорей концу света настать!
Слева скалы, а с права по борту,
Те придурки, в которых стрелять,

Эти гады нам целят в макушки,
Я от этого чувства устал,
Покрошить бы их всех у кормушки,
Чтобы ствол полчаса остывал,

«Кэпи блан» – сколько тайн в этой фразе!
Мир дрожит! От чего? Если б знал,
Сколько лжи в этой манкой заразе!
Не пойму, как сюда я попал,

Все не то, все не в масть, все не в карту,
Черт возьми, разве это искал?
Будто снова уселся за парту,
Но училок тупей - не видал!

В общем, надо линять. Разве мало
Стран других? Бабки в руки - и прочь!
А потом развалиться устало,
На песке, где волшебная ночь!

Где соленые волны ласкают,
Разогретые солнцем тела,
Где ни пота, ни крови не знают,
И где смерть по судьбе не прошла.


Но опять, стиснув зубы от боли,
На мозоль надеваю сапог,
И швыряю белесый от соли,
На загорбок тугой вещмешок…

- Блин, круто братан, почитай-ка еще!
- Я смотрю, тебя твой чаек опять вставил.
- Ага, конкретно. Ты Игорек как хочешь, на запад, на север, мне по барабану. Лично я в Африке останусь. Мне тут конкретно в кайф.
- Тебе, Витек, с этой дрянью завязывать пора. Я вчера сам понял, что это за зараза. Мы их всех тут и колпашим в легкую потому, что они под этим кайфом. Я сам вчера таким сладким был. Как меня не грохнули - до сих пор удивляюсь.
- Ну, так не грохнули же? Значит ровно все.
Вдалеке снова послышались выстрелы, и сержант объявил тревогу.
Бой был коротким и позорным.
Произведя третий одиночный выстрел, Игорь лежал в укрытии и смотрел, как на него бегут вооруженные люди. Его мучил вопрос: «что делать? Отступать как-то стремно. Но если в плен возьмут, то тогда вообще труба. Посадят в яму и будут потом всей деревней ссать на голову. Да пошли они все, я ведь тут не родину защищаю. Пора сваливать».
Он оглянулся и увидел вдалеке фигурки улепетывающих французских легионеров. Усмехнувшись, Игореша резво последовал их примеру, и вскоре догнал взвод. Поддавшись паническому настроению, наемники мчались как молодые лоси, ломая и перепрыгивая кусты, пока сержант не дал команду «Стоп».
Бросив вещмешки на землю, сделали перекличку,- не хватало троих, и в их числе был Виктор.
Сержант, отчаянно ругаясь и размахивая кулаками, громко призывал отсутствующих, но они так и не появились. Поостыв, он снял все свои знаки отличия, взял три последние гранаты и пошел обратно. Всем остальным было приказано ждать.
Развалившись на травке, Игорек одобрительно подумл: «идти одному, с тремя гранатами, на выручку своих солдат, это круто».
Но все оказалось значительно проще.
Вскоре сержант благополучно вернулся, обменяв пленных на боевые гранаты. Вместе с ним пришли только два бойца, прилично избитые, с синяками и ссадинами. Витька среди них не было.
Сержант, встретив взгляд Игоря, опустил глаза в землю. В его руке была граната, на которую менять было некого.
«Вот он и осуществил свое желание остаться в Африке», - отстраненно подумал Игорь, представив как одурманенный варевом Витек озверело отбивается в предсмертной рукопашной схватке. «Лежит себе на травке с перерезанной глоткой и смотрит мертвыми глазам в чужое небо. И все-то теперь ему до печки лампочка, и повстанцы, и доллары, и Россия».
Он еще не знал, что тело полуживого пленного повстанцы ритуально разрезали на куски и развешали на деревьях как устрашение врага и жертвоприношение духам.
Когда легионеры с боем вернулись на блок-пост и увидели то, что осталось от Витька, многих стошнило. Выждав пару минут, сержант тихо дал команду собрать останки погибшего и предать их земле. Часть взвода принялась копать могилу, а остальные, надев противогазы, стали сдирать с веток то, что еще совсем недавно было их боевым товарищем. Над могилой Витька отгремел прощальный салют, и сразу навалилась знойная тишина, сквозь которую можно было услышать, как равнодушно шелестят под африканским солнцем молодые листики его настоящего убийцы. Сочная плоть лжи, заново наполненная страшной энергией человеческой гибели.

Тетрадь вторая.

Мало кто из бывших легионеров не попадал в поле зрения криминальных структур. Как правило, их вычисляли воры в законе, давали возможность хорошо вложить заработанные деньги, а затем потихонечку использовали в преступных целях, целенаправленно, обдуманно и подло спихивая в помойную яму уголовщины. Были, правда, и такие, которые находили возможность самостоятельно зарабатывать на жизнь другими способами. Вот к ним-то и относились два закадычных друга, Француз и Лохматый, с первых же дней возвращения на родину промышлявшие перегоном автомобилей. Дело было не безопасное, и бывшие корсиканские парашютисты всегда брались за выполнение заказа только вдвоем.
Однажды они перегоняли купленный в Финляндии «джип» в одну из азиатских республик. Кто ездил по Казахстану зимой, знает: если застигнет буран в степи, - кукуй на посту неделю, пока не откроют трассу. Нужно было проскочить степь до снегов, поэтому друзья торопились, нигде не останавливались, ели и спали на ходу, сменяя друг друга за баранкой через каждые четыре часа.
Француз проснулся оттого что в машине было накурено, а с переднего сидения слышался женский смех. Он сел, засунул в рот жевательную резинку, потянулся и спросил:
- Где мы уже?
- Да километров двести осталось, - отозвался Лохматый,- вот, девчонку подобрал, чтобы не скучно было!
- Те че, бордюрщицу снял, что ли? Да она же враз тебя на сифилис оформит, а то и на спид! Вот бычье тупоголовое! Да они же о гигиене и понятия не имеют!
- Волков бояться - штанов не снимать, - кротко хохотнул Лохматый и ущипнул девчонку за пухлую щеку.
- Ты мне че обещал, а? - обиделась девчонка. – Мол, когда друг проснется, я отработаю и сойду, а сами хамить начинаете, да? Я и сейчас выйти могу, только кто мне за время заплатит? Я ведь на время работаю.
- Высади-ка ее от греха подальше, Лохматый,- вздохнул Француз, - а то я ей сейчас такую неустойку заплачу - всю жизнь подсчитывать будет!
- Зачем человека обижать? Я ее снял,- я и оплачу, - и резко затормозив машину, он протянул девчонке полтинник.- Держи, рыжая! Остальное по¬том, когда отработаешь. Я по этой трассе часто езжу, а сегодня у меня вишь какое начальство строгое! Девчонка плюнула на полтинник и недовольно хлопнула дверцей джипа. Заглянув через стекло на заднее сидение, выразительно покрутила у виска пальцем, и на всякий случай отскочила на обочину. Лохматый лениво погрозил ей мизинцем, и машина понеслась дальше.
Благополучно сдав машину заказчику, друзья недельку пофестивалили по заведениям азиатской столицы, после чего сняли небольшую квартирку и стали ждать нового заказа. Француз целыми днями пропадал в спортзале, пытаясь вернуть утраченную форму, а Лохматый принялся покорять женские сердца направо и налево, не пропуская ни одной приличной юбки. Однажды он приволок домой двух подруг, в одной из которых Француз сразу узнал знакомую бордюрщицу.
- Ты че, весь дом сифилисом заразить решил? Да где ты ее снова выкопал?
- Ладно тебе, - отмахнулся Лохматый, - никакая она не бордюрщица. На живца на трассе работает. Вот, познакомься лучше, и он назвал имя.
Девчонка была красивая и опытная, и вскоре увлекла Француза настолько, что он стал всерьез добиваться ее расположения. Она особо не возражала, и через некоторое время они стали регулярно встречаться по вечерам, испытывая сильную потребность в общении друг с другом. Вскоре любовная игра переросла в настоящее чувство, и у них начался бурный и страстный роман, наполненный ссорами, слезами и безумными поцелуями.
«Во попал так попал»,- рассуждал Француз,- «намертво приросла! Такая салага, и так в стойло меня поставила. Надо как-то с этим завязывать, да вот как? Ведь сейчас дороже ее для меня и нет никого. Оно конечно, время пройдет и все забудется, но ведь до этого дожить надо, а как выкинуть ее из головы - ума не приложу… А может и не надо выкидывать-то? Может это судьба? Хватит мне таскаться по свету, да и где я еще такую найду? Мы же вроде как созданы друг для друга. Заведем ребятишек, начнем жить по-человечески, как все люди живут, а, Француз?»
Между тем время шло, а работу все не подгоняли. Вслед за ссорами и поцелуями началась чисто семейная жизнь с ремонтами и переездами, несвежим бельем и мятыми халатами по утрам. Глядя на ее растрепанные волосы, Француз понимал, что уже есть все необходимое, чтобы закончить этот неожиданный и сильный роман, но ничего не мог с собой поделать, и все шло своим чередом.
Лохматый, въехав в ситуацию, частенько подшучивал над дружком, внося еще больший разлад в растревоженное любовью сердце.
- Слышь, Француз? Может хватит под азиатов косить? Поехали в Россию! А то мы здесь можем надолго застрять, и так уже на полгода зависли! А все из-за твоей Дездемоны. Отелло ты или нет? Я ей платок подкину, а ты придуши ее подушкой и дело с концом!
- Ой, не ковыряй болячку, Лохматый! - хватался за голову друг,- Мне только об этом сейчас и думать, зависли мы или нет. Пусть само собой отомрет, а там видно будет. Деньги есть, над головой не капает. Куда торопиться? Да дела намечаются неплохие, подождем.
К тому времени у них появились новые друзья, хорошие связи, и они потихонечку налаживали бизнес, связанный с авиаперевозками через военный аэропорт. Однако местные никак не хотели подпускать чужаков к кормушке, и вскоре все закончилось заявлением в комитет национальной безопасности о подрыве боеготовности военно-воздушных сил. Друзьям ничего не оставалось кроме как выйти из дела, спалить обидчикам пару джипов, и плюнуть на весь честный бизнес сразу. К тому же их как–то незаметно втянули в склоку между двумя местными группировками, и жизнь стала осложняться день ото дня. В довершение всего Французу, как залетному, предложили убрать одного из местных авторитетов за кругленькую сумму, а это было уже очень серьезно. Человек, с которым предстояло иметь дело, славился хитростью и коварством, имел большие родственные связи в верхах, и в случае провала мог запросто стереть в пыль не только киллера, но и половину заказчиков сразу.
На сходке Француз запросил две гранаты от РПГ, автомат Калашникова, и на ночь мастерскую со сваркой для изготовления устройства направленного взрыва. Воры все пообещали, но стоимость заказа и сроки исполнения почему-то решили обговорить позже. Почуяв недоброе, Француз стал действовать исключительно в одиночку, никому не доверяя, а Лохматый, с которым они заранее публично рассорились в биллиардной, надежно прикрывал его со стороны. Женщинам отводилась роль крыши, и их в дело не посвящали вообще.
Все шло по плану, но азия есть азия, и у воров где-то произошла утечка, возможно и не случайная. Теперь уже Француз реально оказался перед лицом смертельной опасности, и тот, за кем он еще вчера охотился тайно, в открытую спустил на него целую свору хорошо обученных гончих псов, не знающих ни пощады, ни страха. Лохматый, едва успев сообщить другу страшную новость, вык¬рал из сумочки очередной подруги ключи, очистил ее служебный сейф и тихо растворился в предрассветном тумане, а сам Француз, с первым же самолетом навсегда покинул республику, прихватив с собой маленькую надежду и маленькую фотографию любимой…

…Через недельку, перечитав написанное, Данилушкин решил, что рассказу явно не хватает заключительного эпизода: о нравственных мучениях героя, о его конфликте с совестью и все такое. Он принялся что-то дописывать, но увидел, что вообще выходит не то, почувствовал раздражение, и уже хотел было забросить тетради в стол, да вновь всплыли в памяти серьезные глаза московского таксиста: "Я тут всю правду написал, так что материал вполне жизненный".
« Чистоплюй»,- неприязненно подумал о себе Данилушкин, - «Ох чистоплюй! Да на таких вот пареньках нынче вся Россия держится! Прислони его к делу, где посерьезнее, - накрепко стоять будет, как скала! А я – забросить… Как это он сказал? – «не хочу, чтобы другие русские пацаны на эту удочку попадались». Вот, значит и сам понимает все, а главное - русским себя чувствует! Русским! Хоть и униженным, и обманутым, а русским! И в этом его спасение. Разберется! Мы - русские, с нами Бог! - и он удовлетворенно хлопнул по рукописи ладонью.
Вновь оказавшись в московском аэропорту, Данилушкин долго и безуспешно высматривал среди таксистов знакомую спортивную фигуру. Наконец, выбрал таксиста помоложе, и уже в пути поинтересовался.
- Вы случайно Француза не знаете?
- Игорешу что ли? Кто ж его не знает! Личность известная.
- А нет ли у вас какого-нибудь его телефона? Домашнего, или мобильного?
- Да у него теперь никакого телефона нет, уже год как пропал без вести Француз.
- Как это? Что произошло-то?
- Жена от него сбежала. Женился он на красавице из провинции, а она прописалась у него, бабки вытянула, да и нашла себе клиента побогаче. С горя Француз запил, с работы уволился, а потом завербовался в Норвегию, на нефтяную вышку, да там и сгинул. Такие вот дела…
«Отомстила все-таки»,- подумал про себя Данилушкин, и не найдя что сказать вслух, молча засунул приготовленные было тетради в кейс. Рассказ Данилушкина дописала сама жизнь.
Однако судьба Француза никак не выходила из головы, и, бывая в Москве, Данилушкин обязательно интересовался у таксистов, нет ли о нем какой-нибудь весточки? Таксисты, уже знавшие историю с тетрадями, пожимали плечами и уводили разговор в сторону. Так повторялось много раз, но однажды Данилушкина озарило.
- А о жене его ничего не известно?
- Разное говорят. Ходят слухи, что заказала своего кота и тоже пропала куда – то, да еще с большими деньгами…
Вечером Данилушкин достал заветные тетради, и принялся лихорадочно дописывать что-то на последних страницах. Когда работа была закончена, он перечитал написанное, и с удовлетворением вывел заголовок крупными красивыми буквами:

P.S.

…Однажды Богач, даже не заметив Стрелка, разрушил его семью и вместе с ней надежду на нормальную человеческую жизнь. Однако судьба распорядилась так, что через несколько лет Стрелок и Богач снова столкнулись лицом к лицу, но уже не на линии жизни, а на противоположных концах линии выстрела.
На недавно отстроенной даче Богач, расположившись в уютной беседке на берегу озера, наслаждался обществом красивой Женщины. Он маленькими глоточками пил согретый ладонями французский коньяк, любовался закатом, и довольно мурлыкал себе под нос незатейливую детскую песенку.
На другом берегу скрытый листвой Стрелок поднял винтовку, и в оптический прицел нашел толстые губы, жующие кубинскую сигару. Размяв шейные мышцы наклонами головы, он тщательно прицелился, и указательный палец мягко начал давить на спусковой крючок. Вдруг, словно почувствовав что-то, в объективе появилась Женщина, и пристально посмотрела прямо на Стрелка. Прицел дрогнул, затем медленно скользнул по ее красивой груди, и мягко перешел на жирную фигуру Богача. Женщина снова тревожно взглянула через пространство, и палец на спусковом крючке на мгновение замер, перед тем как дать жизнь горячей пуле. Богач икнул, качнулся назад, и стал медленно сползать с кресла. Женщина испуганно отшатнулась, и в этот момент голова Богача резко откинулась, а и из развороченного затылка на Женщину брызнул дымящийся горячий мозг. Сознание Женщины помутилось, она упала без чувств, и линия выстрела закончила свое существование. Вместе с ударом пули с неба куда-то исчезли все звезды, а черный и блестящий джип Богача разом превратился в похоронный катафалк.
Стрелок, выполнив основную часть своей работы, долго не шевелился, внимательно оглядывая все вокруг. Мысленно проследив линию полета гильз и запомнив место, он стал медленно и бесшумно спускаться с дерева. Достигнув земли, сунул свой инструмент в чехол, вытащил из кармана специальные очки и пошел к тому месту, куда должны были упасть гильзы. Два маленьких цилиндра из латуни, обработанных специальным раствором, светились ярко, и Стрелок быстро отыскал их в траве. Сунув гильзы в карман, он достал пакетик с порошком, отбивающим нюх у служебных собак, и тщательно посыпал свои следы. Затем выбрал нужное направление и быстро побежал, иногда приседая на колено и прислушиваясь. Он хорошо понимал, что где-то рядом сейчас тот, кто теперь охотится за ним, подобно тому, как он сам охотился за Богачом. Приблизившись к спрятанной машине, Стрелок пошел осторожно и медленно, внимательно всматриваясь в темноту. Убедившись в отсутствии Охотника, он снял с капота ветки, сунул их на заднее сиденье и медленно выехал на проселочную дорогу. Затем вышел, достал из багажника специальные грабли, причесал траву и снова рассыпал по земле порошок. Машина с потушенными фарами бесшумно заскользила по проселочной дороге, а на шоссе рванулась вперед с бешеным ревом. Теперь Стрелку обязательно нужно было опередить Охотника и первому добраться до места, где был приготовлен схрон. Там он оставит винтовку, сменит одежду, и отправится дальше, складывая свою жизнь из рваных линий очередных выстрелов, пока ему подобный не поставит на его собственной линии свинцовую точку. И никому до этого не будет абсолютно никакого дела, ибо настоящая жизнь Стрелка осталась в далеком прошлом, и судьба его была только тенью судьбы когда-то общительного и веселого московского паренька.
Но пока Стрелок жив, и снова выиграл раунд, удачно обманув охотника, и с каждой секундой верная машина все дальше и дальше уносит его от смертельной опасности.
Кто скажет, куда он мчит, и что ждет его там, впереди?
Может быть, смерть от пули более удачливого собрата по ремеслу, а может быть и спокойная старость одинокого состоятельного человека, давно живущего без прошлого и без будущего.
Знает об этом только один Бог.



Липецк
2006 г.